НЕ умереть - НЕ сдаться!

Автор:

Сергей Аретинский

Аннотация:

Один из величайших, фантастически-невероятных подвигов Русского солдата первой мировой войны…. Во времена СССР считалось, что царская армия на подобное не способна, но только коммунисты, а посему в наших учебниках истории…? Я не мог поступить иначе, и рад был тоже принять участие в восстановлении исторической справедливости, тем самым, преклонив колени, отдать дань уважения погибшим защитникам Осовца….

Текст:

Не умереть – Не сдаться!

Непобеждённым, воскресшим защитникам Осовца посвящается

Придёт время, когда решишь, что всё кончено – это и будет началом….

Поэтический Эпос

Посвящение

О, сколько Русских! мы побед снимали

Обильной пылью с исторических страниц,

Как мало что-то понимали,

Читая судьбы меж суровых лиц.

Но всё ль подвержено забвенью,

Теченью мысли, иль сравненью;

Погонных знаков…, ли петлиц,

Изорванных под хлорным испражненьем,

Чуть о германские кресты,

Под гомон смертной дурноты…!?

Не каждый школьник знает это,

Не всяк историк признаёт,

Что тут стоит за всем предметом

И призму Истин задаёт.

Но слог сомненья здесь не ищет,

Он все учебники обыщет.

Он смелость рифмам придаёт.

Сквозь павшей сотни, – может, “тыЩи”, –

Всё исторически и в такт,

Возможно было всё не так…?

Российским духом наполняет Ад

Не для дешёвых революций,

Не пеплу Он восстаний рад,

А черни здешних инволюций.

Ещё идёт, пока идёт,

Тридцатый, тридцать первый год

Для вздорно-смутных резолюций,

Какие для Руси колотят гроб.

Они вломились наконец

В “Белевердический” дворец. *1

Что вздор для ранних измышлений,

Иной раз кажется, иль нет…?

Россия лакомей, чем прежний

Демократический предмет….

Как след простылый плодородна,

Для черни сытой благородна,

На протяжении всех лет

Для дураков всё детородна.

Но кто дурак – герой, иль трус,

Быть может, русский или прусс…?

Песнь первая

Польша в Огне

Ведь призрак раненых надежд

Здесь никогда не возрождал мятеж….

Горит, пылает вся Варшава

К средине злого ноября,

Вот рухнет Польская держава,

И все попытки были зря….

Отряды бунта разделились,

Одни в дворец уже вломились,

Другие вкось календаря

К казармам русских…. Вспых мятеж

Без славы, почестей, надежд.

Восстала чернь, в войсках полки,

Пустеет польский арсенал,

Для бунта вовсе не с руки

Всех революций трибунал.

Что русским делать в этой драке,

Вокруг враждебны лишь поляки?

Где ж цесаревич…? В ночь сигнал

Не подаёт злодеям знаки….

А что же русские войска…?

Соединились у дворца….

«Так где же Модлин, где Замостье»? –

Историк дряхлый вопрошал.

Князь Константин уж на погосте;

Бездействьем битву проиграл….

Спасёт ли Вас мятеж, майдан,

В сумбурной вздорности всех стран?

Я также лиру содрогал

Для заговора страшных ран…,

Но тщетны были все усилья

От тьмы безумного бессилья….

Для исторических дилемм

Я упустил всю пачкотню величья

Для нездоровья…, между тем

Мне надо б соблюдать приличья….

Меня не упрекают рифмы снова

Ни на пол четверть, ни в полслова.

Для географии отличья,

Для положения иного

Нам надобно представить наконец

Кем был для немцев Осовец….

Кряхтит “исторья” от натуги,

Границы Польши ко Днепру

Стремят вернуть восстанья слуги.

За русским идолом игру

Ведя свою, дворяне-паны,

Совсем не так, как шарлатаны,

Вновь повинуясь серебру,

Что тяжелит еще кафтаны,

Заменят барщину оброком

До полных выкупов, до срока.

Февраль огнём при Грохове^/

Вот-вот задышит трупным смрадом.

Едва ли помнил о молве

Фельдмаршал Дибич, он отрядам

Своим команды раздаёт,

Из тех, кто жив сейчас умрёт,

Тот, кто с тобою будет рядом….

Быть может, демон жизни ждёт

Сквозь пламень адского огня

Не смерть бесовскую, – тебя!!!

Что ж князь Радзивилл сшит не с лыка,

Кровь льётся здесь со всех сторон,

Поляк и русских, сечь развита,

Несёт увечья и урон….

Ко всем беснующим чертям:

Бойцам, орудьям, лошадям….

Тут павшим не до похорон –

Телам раскрытых по частям.

Славяне в храбрости равны:

Поляки, русские, – все мы!!!

Равны, равны, кто тут оспорит,

Май в Остроленке сей же год

Коней для Дибича пришпорит,

Чтоб прямо бить, а не в обход….

Вот правый берег через Нарев,

Клич для поляк, как государев:

«Ни мысли вздорной на отход»!

И кровью воду вдруг ошпарив,

Не покидая Нарев пост,

Поляки насмерть держат мост.

Огонь же русских батарей,

Под руководством Карла Толль,

Из мяса, струпьев и костей

Усеял правый берег. Боль

Не слышит стоны меж пожарищ,

Где пал последний друг, товарищ,

Что мог держать ещё чуть бой.

О, Муза, память им подаришь

Сквозь злые, может, языки,

Как смерть о русские штыки!

Прошли всего лишь две недели,

Граф Дибич северней Варшавы….

(Давно мне споры надоели,

в пути ведь даже лиры правы).

Погиб иль умер от холеры,

Бывает так, что кавалеры

Свой долг военный для державы

Вершат в стези как грязно-серый.

Не так ли карме, вопреки,

Такие лезут в должники…?

Герой-фельдмаршал – Ван Паскевич

Прибы^/л инкогнито ль в войска

Совсем не так, как цесаревич –

Брат императора? Пока,

Пока полки чуть в передышке,

Он дух солдат не понаслышке

Узнает здесь наверняка;

Пустой мешок бойцов в одышке, –

Из продовольственных телег

Набить, устроив на ночлег….

Усталая тревога спит,

Чему теперь уже дивиться?

А воин жив и даже сыт;

В бою с ним проще сговориться….

Вот отдохнули здесь славяне:

С Орла, со Пскова, Варшавяне,

И снова в схватке им сходиться

У Пултуска в кровавой бане,

Иль может к Плоцку, там, где Висла,

Пока защита не провисла…?

Стянуть войска на берег Вкры

Скрижинецкий спешит устало, *2

В пылу воинственной игры

Тревога нервы щекотала.

Напасть во время переправы,

Пока с росою спят все травы….

Но хитрость польская отстала,

Презрев военные уставы,

Вся удаль русских…, что-то вроде,

Что не найдёшь в ином народе…

Иван Паскевич быстрым темпом,

Умелым, мастерским решеньем

Мятежникам-полякам – всем там

Своим искуснейшим движеньем

От крови в Висле уклонился

И в левый фланг огнём вклинился,

Всем русским вооруженьем.

Огонь для сечи оживился,

Врагу, чтоб было не с руки,

Круша отряды и полки….

Варшава – буйный, польский сейм

Мятежно-вздорною природой

В “исторьи” прямо чертит фрейм

Пред политической погодой.

Но дух восстанья устаёт

Он полководцев продаёт,

Своих, предательственной кодой.

В груди изменник не умрёт

Не только на страницах пьесы; –

Пока в душе гнездятся бесы!

В смятенье чернь терзает многих:

Пощады детям, матерям

Здесь тоже нет…. Совсем немногих

На милость павшим бунтарям

Судьба бросает на колени,

Чтобы побыть хоть четверть в тени.

В Аду не всем поводырям

Подарят черти бюллетени,

Ведь призрак раненых надежд

Здесь никогда не возрождал мятеж….

Я не могу писать о либералах,

В тень революций, наконец,

Совсем во вздорных кулуарах,

Где род простой уж нежилец.

Паскевич шлёт последнее воззванье,

Победный флаг ассигнованья,

Но Крюковецкий…. Ах, подлец,

Пророчит русским линчеванье.

Что ж жребий брошен для восставших,

Орудья к бою осаждавших.

Непросто всё в знамении свершений,

Невелико пространство для людей,

Вся боль – триумф для сожалений

Под стон отцов и плачь всех матерей….

Варшава пала, умерло восстанье,

Не стал и я томиться в причитанье.

Несправедливо всё для ро^/жденных детей:

Вселенность сфер им дало Истин знанье,

Из чрева матери кричат они Богам,

Но ангел жизни тут же им ударит по устам….

Кто прав был там, кто виноват

Судить не мне, O, мой читатель,

Я для “исторьи” глуховат,

Как в уравненье знаменатель.

К тому ж нам надобно идти,

Ведь время движется к шести.

В литературе испытатель

Провёл все пытки взаперти,

Узнав, что жизнь не так щедра,

Что нет в чести добра и зла.

Песнь вторая

Там, где миру конец,

Стоит крепость Осовец,

Там страшнейшие болота,

Немцам лезть в них неохота.

Из песни защитников крепости

У Бобры, близ Белостока

Вернём рассказ чуть-чуть назад,

Перелистнув слегка страницу,

Напишем что-то наугад.

Едва напрячь свою десницу

И, всколыхнув тревожный ум,

Стихом испачкать вольность дум

Здесь можно много добиться,

Пусть и творить всё наобум.

Что ж, взвейся музой лютой стать

Пора уж смело начинать….

Век восемнадцатый, – не позже,

Близ града Польши Белосток

С пяти десятка вёрст, так что же,

Тянулся с юга на восток.

Хотя постой…. Ещё не время

Нам ставить ногу в это стремя,

Пока истории исток

Геральдикой на той эмблеме

Двуглавых рисовал орлов,

И “русский” слушал богослов.

Что ж после третьего раздела

Упрямой Польши, что вдовице,

Какая кровью загустела,

В местечке, что у Осовице

Стал возводиться укрепленный форт,

Да так, чтоб братом не был чёрт,

Такой как прусский, круглолицый,

Что знает жизнь, ну и комфорт.

Знаком, как будет не с руки

Упасть на русские штыки.

Вот Неман, Висла – Нарев, Буг, –

Здесь к стратегическим давленьям.

На север, также и на юг

К болотным волеизъявленьям

Непроходимым обернётся местность.

Что для защитников уместность

Гнездится вздорным впечатленьем,

То для врагов без интересность –

Пути туда, где Петербург, –

Тот революций драматург….

О, не трудитесь мысли дерзновенно,

Чтоб рифмой строй стихов перечеркнуть,

Пусть встанут в сферах просто, вдохновенно,

Где можно было б в правде прихвастнуть.

Но чтоб не стыд щетинил лиры пени,

Не ставил строфы снова на колени,

Где строки в “риффах” можно простирнуть,

Забыв об исторической мигрени.

Не всякий друг твоей стезе здесь рад,

Когда глупит, иль судит не впопад….

Проектный ключ в руках кипит

По планам русского генштаба,

Он укрепленья углубит

Во всю задуманность масштаба.

Здесь инженер-фортификатор –

Таланта свой организатор.

В успех все верят и не слабо –

Для прусских войск нейтрализатор, –

Тотле^/бен «Ваныч» Эдуард, *3

Что для строителей стандарт.

Пусть он простит меня за вольность,

Но снова русские сыны

Под неба вздорную крамольность

К знамёнам встали для войны.

Под запах пороха, отваги

Скрипят для турков их же стяги.

Так чья же роль для Сатаны?

Презрейте ж вздорности бумаги,

Они здесь снова не верны:

Ни сердца трепетному стуку,

Ни взору глаз, – контуженному слуху….

Прошла война, сражения проходят,

Всё упадёт в архивы тишины,

В ней всякий день историки находят

Следы ответственной вины.

Ты можешь жить совсем как интроверт

Но ангелов сред нас как не было, и нет.

Таят грехи до смерти наши сны.

В далёкий путь нам выпишут билет

Триумф поступков и венец всей жизни,

Святую воду там уж не разбрызнешь.

Ну, что ж…, слегка мы отвлеклись,

Работы в форте вскоре впечатлились,

Строфа, ты тоже оживись,

Чтоб между строк и рифмы не ленились.

Крассовский принял Осовец,

Он стал для крепости – отец

Для дочери; – сроднились

Как вещий унисон сердец,

Как будто две родных сестры

Меж вод от Нарев и Бобры….

Шёл девяносто первый год,

Воздвиг он свежие валы,

Сквозь призму рока и невзгод

На южном берегу Бобры

В километровых расстояньях

В нечеловеческих стараньях

Родился с этой лишь поры

Для всех последу”ю”щих страданий

Объект под шумный пустослов

С шести неправильных углов.

На двух валах позиции слились

Артиллеристов и стрелков пехотных.

Как часто к нам сурова жизнь

И дымный порох жжёт в кроваво-рвотных

Потоках, связанных с войной,

Что сеет в землю струпья, боль и гной?

Что гарнизон: из трёх стрелково-ротных,

Четвёртая сродни с ещё одной;

Почти совсем как Гётевский миньон –

Артиллерийский батальон.

Окру^/жен рвом, со флангов капониры,

Форт оснащён по правилам войны,

С углов обстрел имеет ориентиры,

Где огневые точки учтены.

А что же с севера, врагов совсем не ждут?

Похоже нет, здесь укреплён редут,

Чертям не к тёще на блины

Со всех креплённых амплитуд,

А с севера, да на восток один

Пятиугольный равелин….

Во внутреннем дворе объекты,

Шаблонна тень архитектур,

Совсем гражданские субъекты

Привычных нам инфраструктур:

Казармы-кухня, туалеты-склады,

Дежурство, разные наряды

Под постоянство коньюктур,

Так заживут теперь отряды.

Им Бог внимает с небосклона

В церкви^/ такого гарнизона….

Таинственность границ – триумф для преступленья,

Тут суть “исторьи” непонятна всем,

Границы государств – не Бога изъявленья,

А естество воздвигнутости стен.

Тут всяческий народ Землицы покрывало

Потянет на себя, как с мира одеяло,

Как падший вор, иль свежий бизнесмен.

Для человечьих демонов всегда дороги мало,

Им жизнь вся грезится как вечный выходной,

Поэтому питаются они и болью, и войной….

Песнь третья

Непобедимые «мертвецы»

Русские не сдаются!

Волна к волне, война к войне….

Меняет жизнь для человеческих подобий

Всё то, что пройдено вдвойне,

Не принимая сгорбленных условий.

Здесь не стандарты для локальных ссор,

Похоже тут весь мировой обзор

Без всех излишних предисловий

Военный начал разговор

В крови людских противоречий

Средь политических наречий.

Формальных поводов к войне

Не счесть историкам и ныне,

Но есть и то, что так всегда в цене

В экономической машине….

Ещё чуть больше трёх кровавых лет,

И революции предмет

Взлетит восстанием к вершине,

Пусть голод всюду, всяк раздет,

Но дышит бунтом Петроград,

И Зимний вскоре будет взят.

…. (Так дайте ж автору полслова,

Он также жив, что здесь такого!!!

Кере^/нский cкрылся за границей,

Укрывшись женскою страницей.

Но по прошествии всех лет,

Уже не помня, да иль нет,

Он в твёрдой памяти сказал

На то, что странник начертал:

«Так можно ль было избежать

Той революции всей стать»?

«Конечно можно», – он там отвечал,

Для “временных” он точно, видно, знал. –

«Вам было надобно убить лишь одного».

«Скажите Керенский, скажите же, кого»?

«Сквозь блекло-серого, крадущегося дня

Вам было б надобно убить меня»!)

Министр свобод, и в остроумье не откажешь,

Не всякий может тут похвастаться игрой

Той, что не всякому расскажешь,

Пересчитав министров всех на первый и второй.

Тут пальцы на руках устанешь загибать,

Ведь всякий может с правдой выступать,

Будь под ногами даже социальный строй,

Какой опять в шагах переступать,

Ведь в тайных помыслах лихвы

Желанья плоти не мертвы….

Мы снова вздорно отвлеклись,

Но так мутит меня свобода,

Опять мы с музой развелись

И вновь для русского народа.

Достоин большего, чем смута передряг

Наш русский дух, иль красный стяг,

Что стал трёхцветным вдруг у входа,

В груди солдат или трудяг,

Для гула бесов и чертей

Под роды русских матерей….

Для мира шёл второй уж год войны.

В крови беснующих сражений

Любовь и совесть не нужны

Не ради всех произношений?

Будь немец ты, а может русский,

Австриец, турок или прусский.

Пусть встанет всяк для назначений,

Хоть и проход для Рая узкий,

И здесь не все невестины сыны

Рождённы были для войны.

Что ж, прочность крепости надёжна,

Пусть и не всё там учтено,

Удача всё-таки возможна,

Тут не француз с Бородино.

Здесь храбрый стук лихих сердец –

Вот и вся крепость, – Осовец.

Для небылиц не всё ль равно,

Что станет ложью наконец?

В атаках кайзеровской квоты

Вновь захлебнутся немцев роты.

Один пехотный полк…,

С артиллерийских батальонов,

Пусть даже с двух имеется ведь толк

Для сотни боевых аттракционов.

Сапёрный взвод, “двухсотенность” орудий,

Для войн ответственность прелюдий,

Что соблазнятся плотью миллионов

Под линзы здешних фотостудий

В огне воюющих полков

Сквозь объективность игроков.

Блицкриг для немцев провалился,

И вот траншейная война,

Где бой от злости накалился,

Сводя противников с ума.

Вильгельм такого наглеца

Не ждал у фортов Осовца.

Опять атака, стянута струна,

Огню из пекла нет конца,

Сквозь вой картечи в наш формат

Летит по немцам русский мат.

Так разбивается волна,

Игрой в янтарности всех брызг,

Их уж не ждёт вод глубина,

На солнце миг их слишком быстр.

Их сушит зной воздвигнутого АдА.

Должно быть в этом лишь награда

За не “оправданнейший” риск,

А Смерть добыче снова рада,

И брызжет кровь со всех сторон

Под ужин будущих ворон….

Враг укреплял позиции в окопах,

Стянув к траншеям не один резерв,

Создав из рот отряды землекопов,

Где не единожды порвался крепкий нерв.

Воодушевленье падало у немцев на глазах,

Политику кляня на высохших устах,

Из писем всех неверно-падших стерв.

На предавших их души адресах

Они царапали могильные кресты,

Срывая в муках рваные бинты.

И вонь, и смрад, потерянность мгновений,

И не способность к выжженной земле.

Как камень падших преткновений –

Не всяк из них здесь в собственном уме.

Тот, кто к спине твоей своею прижимался,

Кто, кровью исходя, в плечо твоё цеплялся,

Затем упал, забывшись в вечном сне.

А падальщик из крыс над телом надругался.

Тогда ты Бога вспоминал не зря;

На месте павшего ты ж рисовал себя….

Солдат не сдался, умер ли солдат

Под скорбный плачь упавших матерей?

Для всяких войн он важный результат,

Под тень статистики немых секретарей.

Так что же их в бою ведёт вперёд –

Надежда, – их там кто-то ждёт,

Молитвы жён и дочерей.

Врагов, упавших прибавляя счёт,

Они хранят у сердца песнь куплет –

Родных письмо, как свой бронежилет….

Едва ли солнце всколыхнулось

Триумфом сдержанных страниц,

Иль небо в порохе проснулось

Под гул немецких колесниц?!

60 “тяжёлейших” орудий,

Тут мир присел до словоблудий,

И рвутся пальцы из десниц.

Война средь пышных форм и гру^/дей

В бойцов вселяет едкий страх,

И замер слог на бруствера^/х.

Противник тут же оживился,

Найдёт ведь нужный ориентир,

Прицел ещё обобществился,

Вкусив значительный калибр.

И ахнул мир в причудливости мрака!!!

Какая подлая атака –

Палить по фортам из мортир,

Что за дуэль, какая драка

У стен подвалов и углов,

Когда не высунуть голов…?

Два дня фортуна хохотала,

Меняя темп шальной стрельбы,

Но в Осовце лишь львы; – шакалы

Погибли сразу без нужды.

Львам славно в грохот засыпать,

Не спится в тишь и “ёж твой – мать”.

И смерть как если б, да кабы

Согреет порохом склады,

Но остаётся только ждать.

Не мог и я запениться меж строк,

Что гений муз из праздника извлёк….

Усталость всем присуща без остатка,

В войне для боя тишина

Летит из пуль для недостатка,

Зачаровав простые имена.

Так что германцы там решили?

Разведки, вроде, доложили:

«Накрыла “руcсичей” волна”.

Примкнуть к винтовке штык спешили

Полки…, штурмующий отряд,

Сомкнул воинственный наряд.

Пошли-пошли, пехота в деле,

Ведь русских в слабость надо взять,

Стволы в мортирах раздобрели,

К ладони липнет рукоять.

Молчат причудливые стены,

Сейчас взлетят для жизни цены….

И вновь ответ под “ёж твой мать” –

Триумф не вывернутой сцены:

«Пошёл огонь, пошёл исправно –

Противник гибнет! Ну, и славно»!

Германец падает к земле

Под вой снарядов и картечи.

Не всяка задница в седле

Готова скрыть фигуры речи,

Чтобы в безумие позиций

Бежать без всяких репетиций

От рукопашной, русской встречи.

Здесь перевёрнутой страницей

В бою немеет верный слог,

Для многих он, как некролог.

Дух немцев снова опускался,

К чертям собачьим перевес,

Числом противник задыхался,

И выпадал из рук эфес.

Будь проклят день и сечь, и рать,

Германцам русских не понять;

Какой в них там противовес,

Им впору, скажем, умирать….

Но бой они вдруг превратили в Ад,

Не смея даже дюйм здесь отступить назад….

Мне чаще неба приходилось

Держать винтовку на руках,

Она ведь тоже зародилась

И в муках, ну и в чертежах.

Ведь убивает не она,

И жизнь здесь в том убеждена.

К чему пред ней истошный страх,

Коль скоро Истина ясна?

Рождён здесь всяк, чтоб жизнь покинуть,

Чтоб возродиться вновь иль сгинуть.

Едва ль немецкий пилигрим

Читал с небес все эти знаки,

И вновь фортуна здесь не с ним

Под фланги русской контратаки.

Назад-назад, скорей назад,

Тут не спасёт широкий зад,

Бегут под натиском служаки.

Дух покидал своих солдат;

Шакалу льстит издохнуть с силой льва,

Пока не встряхнута дурная голова.

И вновь к оставленным местам

И батальоны, и полки,

Чтоб отдых людям, лошадям,

Дать хоть на день, и рваные портки

Со вшами в жарке просушить,

Ну и исподнее зашить.

В траншее снова не с руки

Жизнь чуть на время отложить.

Друзьями будут ли враги?

Ты мне хоть словом помоги….

А что для русских в передышке?

Конечно баня, русский стол,

Я знаю то не понаслышке;

И борщ, и свежий разносол.

Дерёт с нарядов разность шкур

Тот повар, больше балагур.

Кипит восторженно котёл

С под перьев потрошённых кур.

На зависть немцам запахи летят

И едкость пороха конечно подсластят.

Так что сегодня Осовец?

Триумфом дышит нелукаво,

Царь Николай второй – храбрец,

Он награждал героев…, право

Такое возвестит судьбой монарх,

Совсем не здешний олигарх,

Чьи деньги слева да направо

Всей мишурой влетают в прах.

Зачем работу здесь горбатить,

Коль не умеешь с толком тратить!?

А комендант и генерал

переживают за царя,

Хоть и в единственном числе,

Но пишет: «Мы», монарх не зря,

Ведь русских счёт не на нуле.

Пусть кто-нибудь со мной поспорит,

Коней истории пришпорит,

Сокрыв свидетельства в чехле,

Народы этим всем поссорит.

Вождь, не страдая амнезией,

Отождествлял себя с Россией!

Царь форты, церковь посетил,

Отведав удаль, русский дух,

Он об одном лишь попросил….

Но просьба так врезалась в слух

Под все разрушенности стен.

Под рост инфляции из цен,

Что кровью умерших протух

В угоду всех смертельных сцен

И русский; немец, – но солдат

Для политических цитат….

Уехал русский государь,

(Нет, не с улыбкой на устах).

Я перерыл уж весь словарь,

Разбив о мрамор то, что в снах.

Ну, разумеется, царь знал,

Но он и не предполагал,

Что скоро будет на стенах,

Что крепость… Интернационал….

Погибнет вся его семья,

И их спасти уже нельзя….

Осада немцев непрерывно ждёт,

Когда вода с болот промёрзнет,

Когда фортуна упадёт,

Когда же русский дух замёрзнет….

В солдатских ранцах индевел свинец,

Вильгельму нужен Осовец.

Немецкий зад всё также мёрзнет.

Волк ждёт затравленных овец,

С Валькирий ржавые конверты

Он находил в платформах «Берты». *4

Огонь!!! Осадные мортиры

Уж искушают смертный Ад.

Забрызгать порохом мундиры

Готов внушительный снаряд.

Но крепче дух под шквал огня

От ночи до второго дня.

Опять пытает воздух мат:

«Что “Берты”, “Шкоды”, – всё фигня». *5

Истошным воплем глохнет слух,

Но не сдаётся русский дух.

Почти в 400 снарядов

Стучится в крепость всякий залп,

И нет конца боезарядам;

Священник к Богу призывал.

Бежала рифма совершенства

В иной порок из декаденства.

Порой казалось, что финал

Исполнен вздорного блаженства.

А тут ещё аэропланы

Рвут с параллель меридианы….

Всё понимает генеральный штаб

И просит жизнь из 40-ка часов,

Он не жалеет званий и наград,

Ли с рукава некарточных тузов….

Под миллионный гул бомбёжка продолжалась,

То затихала чуть, то с силой воскрешалась

С давно пристреленных углов.

Так в чём душа ещё держалась?

Форты погибших хоронили,

Солдат, меж копоти и пыли….

Но вдруг…, нелепо-шаткий взрыв,

“Большая Берта” задохнулась,

Затем вторая, как нарыв,

В землю^/ промозглую воткнулась.

И ахнул склад боеприпасов,

Как тонны новеньких фугасов.

Опять удача усмехнулась

С под человеческого мяса

И дрогнул бой для всех уставших:

Защитников и нападавших….

Не высыпается ни первый и не второй.

К чему понос для отступлений?

Ведь не для шалости играет бой

В войны десницах…. С преступлений

Здесь жизнь свою тщеславит человек,

Под сенью вздор библиотек

Не видит призрачность сомнений,

Что в плотной думе не скрывает век.

Пусть в метафизике бессилья

Для всяких душ рождаются вновь крылья!

Так может здесь и физики узнают

Тот исторический секрет?

Пусть мысли в рифмах разминают,

С расчётных Истин презирая бред.

Не так ли вопреки законам,

Всем установленным канонам

Исход для жизни оставляет след?

Не пополняя адских легионов,

Бежит от боя, задыхаясь, Смерть,

Роняя кровь на раненую твердь….

Весна пятнадцатого года;

С Прибалтик прорван русский фронт.

Позор для всякого народа,

Где не увидишь горизонт,

Когда с победного похмелья

Полки в порыве отступленья.

Трещит по швам и генный фонд

Так просто и без вычисленья.

Пусть дамы блещут красотою, –

Не каждый выжил после боя….

Что ж вот и август для шестого

Под новый счёт календаря.

Не оставалось им другого,

Ведь всё другое было зря….

Триумф для “руссичей” – венец, –

В кирпич, разбитый Осовец.

Пусть в голове уж нет царя,

Пусть всё решится наконец

Под храп воинствующей сечи.

Уснул обстрел и вой картечи….

Усталый немец ждёт погоды,

Где Смерть наполнит паруса,

Под звон дряхлеющей природы

Для хлора с бромом адреса

Напишет здесь попутный ветер,

Он для истцов опять в ответе.

В войне устали небеса.

Германец пишет на лафете

Для мамы тёплое письмо,

Как будто в Oxford-ском кино: *6

«Сегодня, мама, третий штурм,

Мы десять дней уж ждём погоду,

Ещё чуть-чуть и русских шкур

Мы наберём и к “нову” году.

Они упрямы как ослы,

Но мы разрушили валы.

Наш взвод не верит в ерунду.

Мы все сегодня веселы,

Мы восстановим цвет столетий,

И в это верит каждый третий.

Я знаю, мама, с нами бог,

И свет побед воодушевляет нас,

Для нас конечно свой упрёк

Всевышний возвестит сейчас.

Врагов из выжженной земли

Мы выжимали, как могли.

Так кто теперь здесь против нас?

Мы неба, солнца – короли»!

…. Забыла тень между политик прусских,

Что есть и матери у русских….

А что же русский? На письме

Неровно пишет про погоду,

Что лето спит в календаре, *7

И карты стёрлись о колоду.

Сулит что свежий урожай,

Чем встретит осень милый край,

В селе прибавилось ль народу? –

«Я скоро буду, так и знай,

А огород поправлю сам,

Извечно твой – солдат Иван».

Так кто же ценен здесь для БОГА?!

Ответ не долго накалялся

Для Смерти павших с каталога.

За жизнь ведь всякий здесь цеплялся,

Будь немец русский, ты, иль прусс,

Герой, быть может, или трус,

Ещё невинен, иль влюблялся

И знаешь женщину на вкус?

Забыл иль помнишь запах Смерти,

Как в сумрак души материли черти…?

Все тридцать адских батарей

Под “тыЩи” газовых баллонов,

Здесь для германских дымарей

Хлор встал стеной для легионов.

6-го августа с утра….

Смерть пудрит щёки, им пора….

Для всех полков, дивизионов….

В четыре ровно, что с утра….

(Я вспоминаю не резервы….

Чем стал для русских сорок первый…?)!

Хлор смерть с позиции извлёк;

Туманный смог зелёно-серый.

Он к русским призрачно потёк

Своей паскудной атмосферой:

Пятнадцать метров в высоту,

На восемь тысяч в ширину.

Хлор с бромом стали адской сферой

На 20 метров в глубину

Под сумасшедший сектор газов….

У русских нет противогазов.

Ещё всего лишь пять минут,

И в лёгких хлор уж растворится.

Удушьем смерти изрыгнут

Блевотной кровью павших лица.

И Ад не рвётся на восток,

Ему не нужен Белосток.

Скорее б насмерть отравиться,

Тут антидота бы глоток….

Вот так из раненых фортов

Непокорённых выжимали львов!

Туманность утра не теплеет,

Пророчит ветром всем беду.

Газ ничего здесь не жалеет

В войне к гражданскому стыду;

Трава без устали чернела,

Листва с деревьев пожелтела –

Всё погибало, как в бреду,

Лишь тишь неистово звенела.

Прогнулось всё под окись хлора

В прицеле пристального взора.

В удушном смраде падал всяк

В кровавом кашле от мокроты,

Воды источник вдруг иссяк,

В объятьях муки загибались роты.

Полки рядились в батальоны,

А отделенья в гарнизоны,

Меняя вздорные широты.

На грамм разменивая тонны,

Что оставалось у границы? –

Не Осовец, а единицы.

«Пусть нет воды, но есть моча,

Исподним, парни, обернём лицо», –

Там кто-то крикнул сгоряча. –

«Мотай вот так, заподлицо».

Кто рвал рубаху на себе,

Другой портянку на гербе....

Иное я б сказал словцо,

Но эта вздорность не в себе;

Не всяк народ рождает мат,

Где точка сразу же – квадрат.

Дышать не становилось легче

Сквозь дымность смога, даже вонь

Не ощущалась вовсе, крепче

Цеплялась за цевьё ладонь.

Из сотни трое поднимались,

Пусть хоть и насмерть задыхались.

Живым из павших сохранялась бронь:

Они теперь за всех сражались.

Дороже пули ли рубля

Для всех лишь мать – сыра земля.

Собой доволен Людендорф,

Он кофе в чашке допивает.

Военный, скажем, “полиморф”,

Такое тоже ведь бывает.

Не односложный генерал;

Он Осовец конечно взял….

Вторую чашку наливает,

И знает свой потенциал.

Бедняга теплится в отваге,

Пока бойцы не побросали стяги.

Германца радует зачистка,

Чтоб день закрыть как боевой.

На то плевать авантюристу,

Пока в исход не кончен бой.

Ряды немецких легионов.

С десяток...? Больше батальонов

Неторопливою ходьбой

(тревожен звон от медальонов)

Ступают вслед за хлорным газом,

Конечно же с противогазом….

(Не брался я за вздорность правды,

За исторический канон.

Бумажность слов для авангарда,

Как муравью нелепый слон.

Историк в текстах накопает,

Что обыватель не узнает.

Где для политики наклон

Всяк правду с пользой выбирает,

Да и свидетель ведь приврёт,

Плевать, что будет наперёд.

Но тут особая задача:

Отдать героям надо честь,

Для них расщедрилась ль удача,

Ли за погибших злая месть.

Едва ли кто-то да ответит,

Пусть и архивы рассекретят,

Но жив здесь я, чтоб эту весть

Готов был всякий, да приметить.

У нас ведь с Дьяволом контракт;

На мой рассказ там было так…).

Вся цепь германских легионов

Сквозь толщу хлорного огня,

Их допускала до кордонов

Противогазная броня,

Глотала мертвенный туман.

Солдат готовил свой карман;

Трофеи – славная фигня.

Что мародёр, ли клептоман,

Ведь вещь поверженных врагов

Добавит к жизни сто очков…?

Вот-вот уже из-под завесы

В “запотеваемых” очках

В противогазных масках ЗЕСа…? *8

Блеснёт блик солнца на штыках.

И крики в ВОПЛЬ!!! кровавой бани:

«В атаку братия – Славяне!!!»!

Мандраж стремительно в полках

Распространился, как в обмане,

Здесь немцу слышался в ушах

Неистребимо-тленный страх.

Восстали все… Зелёный хлор

Победным кличем единиц

Германцам выдал приговор,

И даже здесь среди страниц.

С обвисших скул в шальном свинце

С кровавой тряпкой на лице

Десятки русских… Боль глазниц.

В ожившем, может, мертвеце

Узрел Божественных доспех –

И немец тот, – свой смертный грех.

Эффект сдержал все обещанья,

Из лёгких выплюнув куски,

В не написа^/вших завещанья

Так ощетинились штыки….

Один упал, затем второй,

Возможно ль Аду дать здесь бой?

Винтовки бравые полки

Бросали тут же пред собой.

Спешили, будто падший скот,

И каждый знал, что здесь умрёт.

Остатки жуткой карусели;

Все гимнастёрки наголо….

И русский, немец – все седели

И даже те, кому везло.

Пехота Кайзера бежала:

Друг-друга, – всё перемешала,

Теряя в спешке барахло,

Свои колючки же цепляла

В “переволочных” загражденьях –

Лисой в кальсонных испражненьях.

И артиллерия вздохнула

Для павших, но не мертвецов.

Историй птица вдруг вспорхнула,

Деля безумцев от глупцов….

Их было всех…, не для развода:

Всего лишь два…, всего два взвода,

И для германских беглецов

Там было мало парохода:

В противовесе дурака

Три не пехотных уж полка.

Скрипит “исторья” от натуги,

С пропахшей порохом земли

Уж не скребут скребками слуги

В той исторической пыли.

Среди сегодняшних дельцов

Атака здешних мертвецов

Забыта. Доллары, рубли….

К чему остатки пустяков:

Смерть полуграмотных крестьян,

Каких-то там ещё славян…?

Мы забываем о героях,

Склоняя подвиг в шутовство,

Мы верим лишь в киногероев,

Их принимая в естество.

Спешим для жизни на удачу –

Работа, дом, что есть…, на сдачу

Купить возможно большинство;

Такая жизнь, а как иначе?

Пусть и в семье, но почему

Ты ведь не нужен никому…?

Я чуть отвлёкся, комиссар,

Под гомон здешней пустоты,

Едва устал и верно стар,

А строфы ищут остроты.

Но лир восторженных отец,

Герой оставил Осовец

Не оттого, что для пехоты

Настал трагический конец,

Иль Смерть меняет быстро числа,

А в обороне нету смысла.

Орудья взорваны, постройки сожжены,

Непобедим остался здешний форт,

Теперь домой, здесь стены не важны,

Лишь на душе какой-то дискомфорт.

Бржозовский пишет до царя:

«Мой государь ведь всё не зря,

Примите ж в милость мой рапо^/рт

В светлейший день календаря.

Среди развалин в пепле от пожаров

Под гул смертей, ави-ударов

Уснула сказочным твердыня.

Страшнее мёртвого она грозит врагу,

Она – присяга, словно героиня,

Я лучших слов найти тут не могу:

Там дух и доблесть для защиты,

Мы победили, не разбиты

С полгода, там на берегу,

Форты, как Невские граниты.

Не знай же дальше пораженья,

Врагам ищи уничтоженья.

100

Непобедимый русский дух,

Где славу в свежих поколеньях

Услышит воин тот на слух,

И сфер небесных сопряженья

Наполнят души в Мир сполна,

Где честность – наши имена.

Не спит глагол для предложенья,

Стихом нащупав стремена,

Нет не для красного словца

Защиту вспомнят Осовца…».

Песнь четвёртая

Эпилог

101

Ну, что ещё мне здесь сказать,

Не изогнув предлог в паде^/же,

Чуть-чуть осталось написать,

Ударность слов коверкав реже;

Все рифмы слышат: «Бородинский».

Владимир Карпович Котлинский….

(я слог, наверное, зарежу,

скажи же легче, Аретинский).

Зачем весь вздор для самоучек;

Простой не просто подпоручик.

102

На наше время “лейтенант”:

Обычно молод, к службе строг,

Простейший парень, но талант.

Всего лишь двадцать первый год,

А души взорваны войной,

Ведь это он направил в бой

Свой уцелевший чудом взвод.

Во Пскове будь, читатель мой,

Дать славе почесть не стыдись,

Героям, павшим, поклонись….

103

Уныло странною строкою

Влачусь я снова на удачу.

Листы рифмованной рукою

Нарочно рву, а как иначе:

Среди не павших единиц,

В пылу историй для страниц,

Не ждите слабость, не заплачу;

Октябрь стремился из границ.

Кто белым стал, кто в красный цвет

На короля ложил валет….

104

Не ждёт Россию рыхлый след,

Немало гениев Она родит – героев,

Быть может в Вечность свой билет

Она здесь купит. Тень устоев

Не тяготит восторженность начал,

А исторический журнал

Припомнит имена конвоев,

Что всякий сразу узнавал;

Пусть матерям рожать в тепле,

А мёртвым странникам не засыпать в земле….

Сергей Аретинский, 22 февраля 2017 года 16-23

Примечания: *1 – имеется ввиду Бельведерский дворец Королевского парка — здание, расположенное над обрывом, с красивой панорамой окрестностей. Дворец в стиле классицизма был построен в 1818–1822 годах по проекту архитектора Якуба Кубицкого. В начале XIX века здание было продано русскому правительству, в нем находилась императорская резиденция. Сегодня Бельведер используется для церемониальных целей и дипломатических встреч.

*2 – Ян Скржине́цкий (польск. Jan Zygmunt Skrzynecki; 8 февраля 1787 — 12 января 1860, Краков) — польский генерал, главнокомандующий польскими войскам во время восстания 1830 года.

*3 – Тотлебен, Эдуард Иванович, знаменитый военный инженер, инженер-генерал (1869). Герой Крымской войны 1853-1856 годов и русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Граф (с 1879 года), член Государственного совета (с 1879 года). Генерал-губернатор Одессы и командующий войсками Одесского военного округа (1879-1880), генерал-губернатор Вильны и командующий войсками Виленского военного округа (1880-1882).

*4 – Большая Берта — самая большая осадная пушка времен Первой мировой войны, построенная в Германии; спроектирована в 1904 г., построена в 1914 г. на одном из заводов Круппа в Эссене (Германия). Названа по имени жены Густава Круппа, Берты. 420 мм мортира, изготовл. на з-де Круппа. Масса снаряда ок. 900 кг, дл. ствола 12 калибров, дальность стрельбы до 14 км. Применялась во время 1 й мир. войны для обстрела бельг. укреплений под Антверпеном, Льежем и др …

*5 – немцы использовали специально переброшенные под Осовец четыре осадные мортиры «Шкода» калибра 305 мм. Сверху крепость бомбили немецкие аэропланы….

*6 – в данном случае имеется в виду англ. Oxford — «воловий брод», «бычий брод», произносится [ˈɒksfəd]. Оксфорд известен благодаря старейшему в англоязычных странах и одному из старейших в Европе высших учебных заведений — Оксфордскому университету, по некоторым источникам, таящим за своими стенами несколько нестандартные методики обучения….

*7 – в представленном контексте 6 августа 1915 по старому стилю было 24 июля.

*8 – я здесь забегаю чуть вперёд ЗЕС – Западноевропейский союз, был основан в 1948 г.

В процессе создания Эпоса использованы материалы Википедии и “словари и энциклопедии на Академике” , а также другие исторические документы.