Мечта №3 (часть 2)

Два месяца спустя

Филипп Романов миновал самый длинный, пятичасовой отрезок своего пути на суборбитальной высоте и теперь в скоростном кораблике старого образца — своем личном транспорте — мчался ниже линии облаков и изредка поглядывал в экран нижнего обзора. Примечательная местность, над которой он пролетал, заслуживала внимания. Всякий раз, когда мог позволить себе отвлечься, он с искренним восторгом рассматривал ландшафт самой первой планеты, на которую высадилась Вторая колониальная экспедиция — Приемной-1. Та местность, над которой он пролетал — горы сплошь из молочно-белой скальной породы неизвестного до сих пор происхождения и состава, темно-коричневые долины и равнины, местами покрытые обильной местной растительностью — преобразованиям подверглась незначительно, потому сохранила свой первоначальный, дикий и прекрасный, вид.

«На Земле таких белых гор не встретишь. Может ли человек, родившийся и выросший в другом мире, подумать о чуждой ему планете, как о прекрасной?»

— А ведь не зря.., — пробормотал себе под нос молодой мужчина, поправив китель, вероятно, и не заметив, что произнес вслух обрывок своей мысли. Впрочем, слушать его было некому: в своем катере он был один.

Филипп Романов размышлял о том, как же все-таки так вышло, что именно эта планета стала средоточием силы и власти человеческой колонии, потому как здесь жили и работали главные управленцы (официально — Центральный Офис Корпорации, или ЦОК, неофициально — правительственный центр). А еще на Приемной-1 базировалась военная верхушка и Служба безопасности и охраны правопорядка — СБОП, где первым заместителем начальника служил он сам.

Не зря ее, планету эту, негласно именуют Белокаменной. Почти забытое слово; тревожит разум, вызывает тоскливые полуосознанные ассоциации, возвращающие мысли назад, к потерянной Земле.

«Мир во всем мире, — внутренне усмехаясь своей наивности двадцатилетней давности, думал Филипп. — Вот я и на другой планете».

Он и сам не понимал, почему вдруг сегодня ему приснился этот сон. Сон, как он на свое восьмилетие катался на лошади и разговаривал с мамой о других планетах и своих мечтах.

«Вторая была — научиться пилотировать космический корабль. А третья... не помню».

Завидев медленно расползающееся в стороны куполообразное покрытие защищенного космодрома — его здесь ждали — Романов заложил вираж, направив свой корабль на посадочную траекторию. На излете мужчина успел проследить взглядом крытые дороги-туннели для наземного транспорта, одна из которых «указывала» прямехонько на комплекс зданий, принадлежавших ЦОК.

Оглянувшись на свой катер, Филипп Романов снова нервно и слегка недовольно поправил воротничок форменной куртки — негоже появляться перед генеральным директором в неопрятном виде — и выбрал самый медленный из возможных видов транспорта — свои ноги. Слегка тощий, но красиво упакованный в форму офицера Службы безопасности, мужчина шагал твердо, почти неслышно, надеясь за эти тридцать пять минут пешего пути разгадать причину его срочного вызова в Офис с другого полушария планеты.

«До ежемесячного доклада пять дней. Статистика еще не готова. Зачем я понадобился им именно сегодня? — спросил он себя, а потом, устало вздохнув, добавил: — Не жди, Фил, ничего хорошего от срочных вызовов в Офис».

Ширина пешеходной дорожки, покрытой белым асфальтом, позволяла пройти мимо встречного и не заметить его. Но невысокую, облаченную в серый комбинезон, тонкую фигуру приближающегося симбионта Романов увидел издали. Увидел и внутренне напрягся, как происходило всякий раз в присутствии этих существ. Захотелось курить, но Фил знал, что если он потянется за куревом прямо сейчас, на глазах симбионта, то обязательно что-нибудь уронит: либо сигарету, либо папку с документами.

— Черт! — вполголоса выругался молодой офицер — папка все-таки упала, едва инопланетное существо, не обратившее на Романова ровно никакого внимания, поравнялось с ним и, словно и не заметив нервничающего человека, продолжило свой путь дальше.

Это безразличие на фоне собственного волнения еще больше вывело мужчину из себя. Однако, решив, что терять нечего, Филипп Романов таки вытащил сигарету и закурил, сделав вид, что упавшую папку он специально положил на асфальт, чтобы не мешалась.

«И что этот техник делает в таком месте? Один… Шел из ЦОКа? — подумал молодой офицер. — Кажется, на посадочной площадке я видел какие-то корабли… Наверное, он с одного из них…»

— Долго же вы заставили себя ждать, офицер, — пробасил из-за массивного стола представительного вида мужчина в военной форме, спокойно взирая на только что вошедшего в кабинет Фила Романова. — Вас что-то задержало в пути?

— Нет, директор, — коротко, не вдаваясь в подробности, ответил офицер службы безопасности, пробежавшись глазами по стене за спиной высокопоставленного чиновника, по его столу, на миг задержав взгляд на именной прямоугольной табличке, стоявшей почти на краю столешницы, «Романов Людвиг Владиславович».

— Я — заведующий. Называйте меня так, — чуть понизив голос, попросил он своего посетителя.

«Заведующим» вы зоветесь только на собраниях Совета, — внутренне усмехнувшись, возразил молодой офицер. Он-то знал, что этот человек очень любит, когда его называют именно «директор», а еще лучше, если «генеральный директор».

— Подготовили ежемесячный доклад? — еле заметно вздохнув, задал гендир очередной вопрос.

— Нет, — снова выдал Филипп лаконичный ответ, разглядев в глубине кабинета расположившихся на диванах десятерых мужчин разной степени нахмуренности взглядов. — Рано. Будет готов к сроку. Могу я узнать, почему меня вызвали именно сегодня? На неофициальное заседание Совета Экспедиции?

Важные мужи на диванах зашевелились и стали неосознанно менять позы, уловив, что разговор зашел о них.

— Оно вполне официальное. Внеочередное, — серьезно и даже угрюмо слегка возразил гендир, жестом приглашая посетителя сесть на стул. — И не случайное, офицер.

Филипп понял, что главный чиновник вот-вот перейдет к сути дела.

— В вашем ведомстве в разработке находилось дело, — медленно, подчеркивая каждое слово, проговорил он и сделал паузу, почти против воли поправив итак идеальный манжет форменной куртки. — О трагедии на Заводской-1 два месяца назад.

— Да, — слегка недоуменно подтвердил Филипп. — Оно закрыто. Расследование закончено.

Пока гендир закуривал, офицер службы безопасности кинул быстрый взгляд на других присутствовавших, с интересом слушающих беседу.

— Вы должны его открыть. Снова, — холодно, отстраненно, но, в то же время, очень весомо проговорил главный.

— Расследование закончено, — повторил Романов, старательно скрывая досаду на то, что в его дела лезет посторонний, пусть даже и самый главный человек в колонии. — Основываясь на показаниях главного биотехника и симбионта крейсера «Нирвана»…

— Погибли сотни людей и ни одного техника! Эйсман и этот его… симбионт — единственные, кто выжил в том аду! — почти прорычал гендир, на миг потеряв самообладание. — Офицер, вам не кажется это подозрительным?

Фил побледнел, не в состоянии контролировать свои вегетативные рефлексы. Подробности кошмарного дела еще были свежи в памяти.

— Спятивший симбионт одной из последних партий уничтожил станцию и весь ее персонал. В тот день там действительно были другие техники…

— Именно. Но почему-то за некоторое время до бойни по тем или иным причинам почти все симбионты убрались вместе со своими кораблями с Заводской-1. Те, кто не смог, остались невредимыми и улетели потом.

— Но как обосновать повторное открытие дела? — взяв себя в руки, спросил Филипп. — Ваши слова, директор — всего лишь измышления.

— Не обижайтесь, офицер Романов, — примиряюще, насколько мог позволить низкий тембр его голоса, произнес гендир, вперив в него неподвижный взгляд очень светлых глаз, — но мои подозрения подтолкнули меня к тому, чтобы установить наблюдение за главным биотехником. Скрытое.

«Все хотят быть следователями, — угрюмо подумал Филипп, хмуро разглядывая усталое лицо собеседника. — Всем подавай агентурную сеть, чтоб неладно стало с этими сплетниками».

— У меня появились достоверные сведения о периодических колоссальных тратах энергии этим Эйсманом. Стабильно, раз в неделю. Само по себе это ничего не означает, хоть и подозрительно…

— Он — ученый, — попытался возразить молодой офицер. — Мало ли на что ему нужна эта энергия.

— Из личных апартаментов! Какие такие эксперименты он может ставить в своей квартире?

— Вывод? — растерянно спросил неглупый вобщем-то Фил.

— Окончательные выводы сделаете вы, — безапелляционно заявил военный чиновник. — Предварительный таков: Эйсман пользуется гиперсвязью. Только это может объяснить такой расход энергии. Но внутри колонии такая связь ни к чему, а за ее пределами…

— Могут быть только враги, — закончил мысль директора Фил.

— Вы поняли меня, офицер, — удовлетворенно кивнул гендир.

Взволнованный полученной информацией, Филипп, не заботясь об этикете, встал и прошелся по кабинету, не обращая внимания на собеседника.

«Гиперсвязь. Симбионты. Единственный выживший человек. Тайные переговоры. Техники».

Отогнав то и дело возвращавшиеся к симбионтам мысли, офицер Службы безопасности решительно положил ладони на край стола директора:

— Считайте, что дело уже открыто.

— Оно — приоритетное, напрямую затрагивает безопасность всех людей Второй колониальной экспедиции, — проговорил гендир. — Займитесь им лично, Романов! Докладывайте мне о каждом сделанном вами шаге.

Молодой офицер выпрямился, постепенно осознавая внезапно открывшийся масштаб происходящего.

— Первым делом вы должны провести беседу с биотехником.

— Я вызову его на Приемную-1 сегодня же, — отозвался Филипп Романов.

— Нет. Вы должны слетать к нему сами. Сделайте так, чтобы ваша встреча состоялась в его квартире. Не на его рабочем месте. Я не буду учить вас работать, поэтому полагаюсь на вашу наблюдательность. Даже если разговор ничего не даст, составьте подробный отчет о нем самом, его окружении, обстановке. Он может оказаться невиновным ни в чем, но если все же ему есть, что скрывать, не спугните. Потом жду доклад о поездке.

«И это называется «не буду учить работать»?»

Промелькнувшая было ехидная мыслишка не помешала молодому офицеру почтительно кивнуть главному чиновнику. Десять важных мужей будто только и ждали согласия офицера Романова, синхронно встав и гуськом покинув кабинет гендира. Филипп проводил их взглядом, не различая ни лиц, ни фигур, мыслями уйдя глубоко в себя.

— Ну как дела у тебя, Филя? Ты что, совсем не пользуешься едой? — вдруг с улыбкой произнес гендир, когда закрылась дверь за последним членом Совета Экспедиции. Время от времени он использовал слова неправильно, не в силах в совершенстве овладеть русским языком.

— Не называй меня так! — мгновенно среагировав на свое имя, произнесенное в ненавистной ему манере, воскликнул офицер. — Отец, просил же!

— Чем тебе не нравится твое имя? Означает «любитель лошадей», — наигранно удивился Романов-старший.

— Каких лошадей? — недоуменно отозвался Фил.

— Твоя покойная матушка очень любила лошадей. Она и дала тебе это имя, Филя.

— Мама? Филя?!

— Ее могила осталась на Земле, и ты — единственная память о ней.

— Ну хотя бы «Фил», папа!

— Ну хватит препираться! — строго проговорил отец, мгновенно включив «гендира». — Когда ты сможешь вылететь?

— Могу сегодня же. Мой катер в исправном состоянии.., — начал было Романов-младший.

— Хлам! — Решительно прервал его отец. — Тебе по статусу положен один из новых симбиотических кораблей!

— Я и этим обойдусь, — хмуро возразил Фил, не желая возобновлять, по всей видимости, застаревший, почти истлевший спор.

— На этот раз — нет. Но прямо сейчас ничего подходящего нет, поэтому полетишь на большом транспортном корабле с другими пассажирами. Но это даже лучше для дела. Ты должен будешь переодеться в штатское и выглядеть как можно более просто. В форме такого не добиться. И лицо у тебя незапоминающееся. С одной стороны, это плохо, а с другой — все на пользу…

— Отец! — умоляюще воскликнул Филипп, потеряв терпение, выслушивая родителя, не обремененного тактичностью. — Ты говорил, что не будешь учить меня работать. Что за корабль-то? На чем я полечу?

— Я не сказал? «Месектет» (в древнеегипетской мифологии, лодка бога Акена, на которой он перевозил души умерших в подземное царство —прим.авт.).

— Ты шутишь? Кто дал космическому кораблю такое название?! — Романов-младший — человек, обладавший сложным, романтично-прагматичным характером, что здорово мешало ему жить — был неприятно поражен.

— Сейчас он как раз находится на ближайшем космодроме, — удивленный излишне бурной реакцией сына, спокойно продолжал гендир. — Будет там еще два дня. Ежемесячный отчет передай второму заместителю. Сам сейчас возвращайся к себе, подготовься, а завтра, крайний срок — послезавтра, прилетай обратно.

Филипп замер, размышляя над тем, как же он не любит летать на симбиотических кораблях. Легкая степень идиосинкразии при приближении любого из этих странных существ — симбионтов — не шутка! Хорошо, если просто все валится из рук. Гораздо хуже — когда начинается паника. Впрочем, настолько паршиво бывает редко.

— А? О чем ты, отец? — очнувшись от своих переживаний, словно только что проснулся Романов-младший, понимая, что совсем не слышал последних слов гендира.

— О деле, о котором мы говорили пять минут назад! — с легкой досадой пояснил главный чиновник. — Ты же почти начальник службы безопасности! От тебя многое зависит! Будь собраннее, Филя!

— Я не просил тебя ставить меня на этот пост, отец! — вдруг разгорячился Филипп. — Многие теперь косо смотрят!

— Пусть смотрят, как им нравится. А мой сын через год-другой станет начальником Службы безопасности и охраны правопорядка. Еще года через четыре, глядишь, уже и генеральным директором Корпорации…

— Всю мою жизнь за меня расписал уже, да? Я что, игрушка для тебя? — с горечью усмехнулся Фил, плюхаясь в кресло для посетителей. — А мне позволено что-то хотеть самому?

— Хоти. Только работа и карьера — это другое. Они не входят в область твоих желаний. Ты не ценишь помощь своего отца сейчас, а я изо всех сил стараюсь удержаться гендиром, хоть на этот пост и выбирают раз в два года из числа членов Совета. Для тебя берегу должность! Поэтому будь благодарен. И исполняй свои текущие обязанности на, считай, подаренном мной месте.

«Да. Я занят важным делом. И я должен во всем разобраться!»

Филипп Романов всегда очень ясно и остро чувствовал свои обязанности, и не так ясно — свои права.

— Я и сам мог дослужиться до него.

— Через десять лет?

— Да ну и что с того? Неприятно, знаешь ли, сознавать, что по службе тебя продвинул папаша!

— Ну так откажись от поста! Брось все, что имеешь! — выпалил Романов-старший и резко замолчал, поняв, что сыну таки удалось вывести его из себя.

Фил, удивленно уставившись на отца, секунд пять просидел неподвижно, потом медленно встал, развернулся и направился к выходу из кабинета. У самой двери офицер повернулся к гендиру и тихо вымолвил:

— Пойду я. Подготовиться нужно.

Странные слова отца быстро вылетели из головы Филиппа, пока он шел обратно к своему личному катеру. Сейчас ему не требовалась отсрочка, поэтому он вполне мог бы воспользоваться каким-нибудь каром, чтобы добраться до космодрома. Но не воспользовался. В салоне машины он бы не мучился от непонятной, легкой и назойливой, тревоги, овладевшей им на крытой пешеходной дорожке, сквозь покрытие которой просвечивала темнота. Нет, туннель был очень хорошо освещен, но за полупрозрачными сводчатыми стенами, переходящими в потолок, уже проглядывал розовато-оранжевый вечер.

При виде своего старого, но знакомого, почти родного кораблика сердце Фила Романова радостно вздрогнуло, а потом так же самостоятельно упало на место: на другом конце посадочной площадки, у самого дальнего от здания порта края, громадной горой из металла возвышался космолет «Месектет» — этакая брутальная изящность, кажущаяся махиной в сравнении с катером офицера.

«Вот на нем я и полечу».

Безнадежность ясно звучала даже в мысленном голосе. Фила перспектива лететь на симбиотическом корабле не радовала. Совсем. Ему все казалось, что корабль наблюдает за ним, следит за каждым его движением одновременно сотней глаз.

«Просто бред какой-то».

Романову вдруг захотелось подбежать к этому космолету и хорошенько пнуть по одной из его опор, просто с досады на то, что какая-то железяка посмела настолько его, офицера Службы безопасности, расстроить, что он забыл о своем долге — со всей тщательностью снова расследовать трагедию на Заводской-1. А для этого «Месектет» был необходим. Желательно, невредимый.

***

Если бы кто-то зашел в кабинет генерального директора минут этак через пятнадцать после его разговора с сыном, то чиновника бы не увидел. Но Людвиг Владиславович Романов был на месте. Проведя в размышлениях и курении трубки эти четверть часа, он полностью скрылся за густой пеленой табачного смога, белого и плотного, даже не заметив этого. А когда все же заметил, недовольно отмахнувшись от эфемерной преграды, потянулся к панели внутренней связи.

Разговор первый.

— Дело по Заводской-1 открыто, — доложил он, когда на его вызов ответили.

— Хорошо, — раздался в ответ сильный баритон. — Надеюсь, ваш человек правильно проинструктирован?

— Вполне. Первый заместитель начальника Службы безопасности неглуп и проницателен.

— Ясно, — несколько секунд спустя донеслось из динамика. — Дали сыну возможность отличиться.

— Это тут ни при чем.

— Конечно. Вы же помните, директор, что вы останетесь в этой должности, только если дело по Заводской-1 будет завершено ко всеобщему удовлетворению Совета?

— Помню, — поморщившись от неприятного напоминания, ответил гендир, устало проведя широкой ладонью по лбу.

— При вас заварилась вся эта каша, вам ее и расхлебывать, Романов. А после мы рассмотрим возможность переизбрания вашей кандидатуры на новый срок.

«Конечно, рассмОтрите, - со злостью подумал гендир. — Куда вы денетесь, когда я преподнесу вам на блюдечке раскрытый заговор?»

Разговор второй.

— Я хочу, чтобы вы вылетели на Заводскую-11 вместе с офицером Романовым, — глухо говорил гендир в микрофон, сделав новый зашифрованный вызов по стационарному коммуникатору. — Если получится, вообще не попадайтесь ему на глаза. Если ему нужна будет помощь, окажите. Но он не должен догадаться о вашей миссии.

— Понятно, — коротко ответили ему и отключились.

Разговор третий (незапланированный).

Едва гендир отключился от коммуникатора, на аппарате снова загорелся индикатор — его вызывали. Секунд пять Людвиг Владиславович Романов смотрел на лампочку. Характер ее мигания — своеобразный код, по которому он мог предположить, кто звонит. Вызов шел от одного из «научников» — так он называл своих людей, работавших (читай, шпионивших) на него в Научном департаменте.

— Докладывайте, — тяжелым басом проговорил гендир, устало прикрывая светлые глаза. — Что у вас?

— У нас тут непонятные нестыковки. Буквально десять минут назад я получил отчет о производстве новых партий симбионтов. Прочитал краткую сводку и...

— Короче.

— Численность выращенных и разбуженных симбионтов не соответствует числу введенных в эксплуатацию. Их гораздо больше.

— Брак, — предположил гендир.

— Согласно этому же отчету, все были качественные.

— Корабли?

— Их подсоединили к кораблям, согласно стандартной процедуре, — человек на том конце понимал гендира с полуслова.

— «Гораздо больше» — это сколько?

— В два раза! Примерно.

— Куда подевалась половина новых техников с кораблями?!

— Не известно. Это данные такого уровня доступа... затребовать их можете только вы.

«Вот так», — мысленно пробормотал директор, задумавшись над новой напастью.

***

— Что это, черт побери, такое? — нечаянно вслух проговорил Филипп Романов, поднявшись на борт «Месектета» и проследовав вдоль светящихся зеленых стрелок-путеводителей.

Он-то ожидал увидеть кают-компанию, какая бывает на каждом корабле, или коридор с дверьми в личные каюты пассажиров, но тут… Перед ним был обычный, не слишком просторный, продолговатый зал, заставленный рядами мягких кресел, с проходом посередине.

— Как в сайлоне бизнес-класса земного самополета оказалься, — проговорил вдруг кто-то рядом с Филиппом. — Вы лейтали н-на самополете?

— Конечно, — буркнул Романов и против воли улыбнулся.

— Всяйкий раз поражевываюсь, какие все-таки совершенские эти ненашенские корабли! А техники тутние — это вообще нечто! Иной раз подумаю, что они есть Умбра.

«Это техники-то — Умбра? Странные фантазии»

Незнакомец говорил даже не с акцентом — просто очаровательно-неправильным, очень выразительным языком. Общаться с ним было даже смешно.

Однако, вскоре Филипп заметил, что невольно стал сравнивать этого мужчину с Романовым-старшим. Молодой офицер подумал о том, что этот человек, достигнув возраста его отца, до сих пор позволяет себе ностальгировать по тому, чего уже не вернуть никогда. По его, Филиппа, мнению это было глупо. Он подозревал, что улыбка у него вышла кривоватая, но его собеседник, кажется, не обиделся, добродушно взирая на замкнутый мирок, где им всем предстояло провести ближайшие четыре с лишним часа в обществе друг друга.

«Что-то не слышал я о пассажирских кораблях. Разве такие уже делают?» — размышлял Фил, медленно идя по проходу между рядами кресел, выискивая местечко поуединеннее. Искать было несложно: вход хоть и располагался позади, над спинками сидений выглядывали макушки, а то и целые головы других пассажиров — этакие маячки, обозначавшие места, куда Романов пошел бы в последнюю очередь. Тут впереди, через два ряда, Филипп заметил достаточное количество свободного пространства и, обрадовавшись, направился туда, думая, что уж теперь-то его сокровенные переживания по поводу транспорта останутся при нем и не будут никем замечены. Но придя на место, он понял, что ошибся. Ряд, казавшийся пустым, был занят: в одном из пяти кресел сидела молоденькая женщина, мгновенно улыбнувшаяся Филу, едва увидела его вытянувшееся от разочарования лицо. Женщина оказалась настолько низкого роста, что была не видна из-за спинки своего кресла. Такую коротышку было даже жалко обижать, а Романов был уверен, что обидит ее, если сейчас развернется и уйдет искать себе другое место.

«Чернокожая. Как же она умудрилась попасть в Экспедицию?» — подумал Филипп, усевшись и попытавшись хоть немного расслабиться. Между ею и собой молодой мужчина оставил два свободных места — достаточная, по его мнению, дистанция, чтобы показать нежелание общаться. А потому он вздрогнул, когда услышал ее неожиданно сочный голос:

— Как здорово, что в колонии появился пассажирский космолет, вы так не считаете?

— Он называется «Месектет». Чему тут радоваться? — молвил Романов, неохотно разжав плотно сомкнутые губы.

— Я не суеверна, — дружелюбно улыбнулась она, повернув в его сторону не только голову, но и весь корпус. — Зато я уверена, что это начало чего-то нового! До сих пор мы перемещались между планетами системы лишь по служебным делам…

— А сейчас вы в гости летите что ли? — поинтересовался Фил, никакого интереса на самом деле не испытывавший.

— Вы поймали меня, — тихо рассмеялась женщина. — Я по делам лечу. На Заводскую-3. Но если раньше я делала это на кораблях, для обычных людей не слишком приспособленных, то сейчас… Подумайте только! Они переоборудовали транспортник! Пройдет всего лишь несколько лет, и они станут выпускать настоящие пассажирские космические лайнеры, которые полетят по туристическим маршрутам! Люди начнут не только работать, но и развлекаться! Вы понимаете, что люди на месте не сидят? Сейчас нам всем не до туризма и отдыха, мы вынуждены выживать. Но это пройдет!

«Да она просто счастлива быть здесь».

— Как вас зовут? Кто вы? — спросил Филипп маленькую негритянку, вглядевшись в ее широкое, некрасивое, но выразительное лицо. В надежде хоть как-то сменить тему разговора, он не смог придумать ничего лучшего.

«Черт! Сейчас ведь она ответит. А потом придется представиться мне. А потом придется поддерживать тягостную беседу. А я вообще не хотел ни с кем знакомиться!»

— Морвенна. Я — положительный девиант! — выдала она и замолчала, улыбаясь одними глазами.

— Что, что? Кто, извините? — поперхнулся Филипп, не ожидавший такого ответа.

— Я — психолог, — пояснила женщина и усмехнулась.

— А девиант?

— Ну, понимаете, люди, в своем подавляющем большинстве — оголтелые ксенофобы. Я же — одна из единиц, кто против симбионтов ничего не имеет. Они мне даже нравятся.

— Как это? — с искренним недоумением спросил Филипп, впервые за все время разговора почувствовавший что-то кроме раздражения.

«Такая может свести с ума. И наверняка кого-то уже свела».

— Мы выживаем только благодаря им. Тем более, что они, оказывается, могут быть очень опасны. Чем не повод относиться к ним терпимее? Я надеюсь научить этому людей.

«Толерантнутая?»

— Дохлое дело, — тихо, но все же вслух произнес мужчина. Нет, он вовсе не собирался грубить дружелюбной и словоохотливой попутчице. Просто как-то само вырвалось.

— Вы так думаете? — посерьезнев на миг, спросила женщина, а потом снова заулыбалась. — Я уже больше месяца организую и читаю эти лекции.

— Кому они нужны?

— Ученым. Экипажам кораблей. Они чаще всех контактируют с симбионтами. Знаете, за эти пять недель меня посетили дебильный энтузиазм, горечь поражения, разочарование и смирение с тем, что я все брошу.

— Но вы все еще занимаетесь этим.

— Конечно. Все же — перспективное дельце.

Во время короткой паузы в разговоре Морвенна пристально оглядела молодого офицера и хмыкнула.

— Хотите, я дам вам небольшой совет? Учитесь вести легкую беседу. Учитесь в присутствии собеседника стоять, сидеть, двигаться, жестикулировать: не складывать руки крестом на груди, чтобы несчастный прочел «отвали».

— Хотите, я тоже скажу вам кое-что? — резко проговорил мужчина. — Тот, кто надеется изменить человеческие души, возможно — самый большой в мире глупец.

Филипп Романов и сейчас постыдился бы сознательно обидеть эту женщину, но тут вдруг ясно и отчетливо понял, как же она раздражала его своей неуместной веселостью и поучительным тоном. Он даже почувствовал в ней фальшь, но все же не был уверен, была ли неискренность в ее словах.

— А симбионтов вы тоже ненавидите. Знаете, ходят слухи, что симбионты — это вымершие Умбра. Если это на самом деле так, то ненавидеть их опасно, — утверждающе покивав головой, произнесла Морвенна.

— Я их не ненавижу, — хмуро опроверг Фил. — Я просто непереношу их. Тут не эмоции, а физиология.

«И психика, наверное».

Фил вышел из общего салона, надеясь найти место, где он сможет перекантоваться в одиночестве каких-то три с половиной оставшихся часа полета.

«Не может быть, чтобы на космическом корабле класса «altviol» для пассажиров было отведено только одно небольшое помещение».

Перед ним открылся длинный узкий коридор, освещенный лишь дежурными лампами, достаточными, чтобы просто не натыкаться в темноте на стены. Филипп бывал раньше в длинном коридоре. Не конкретно в этом — в другом. Еще до того, как попал во Вторую колониальную. В детстве. Не очень приятное воспоминание. Мужчина поморщился, но взгляд не отвел. И стоило ему слегка тряхнуть головой, как иллюзия, что тебя неотвратимо затягивает в тоннель, тут же исчезла.

«Здесь же есть где-то пилот? Или помощник пилота, на худой конец?»

Романов, преодолев решительным шагом половину коридора, вдруг притормозил, привлеченный необычным видом стен: темно-зеленые искры то и дело мелькали, как проворные головастики, рисуя прихотливый узор на металлической матовой поверхности. Это было завораживающе и красиво. Фил не любил и почти не летал на кораблях симбиотического типа. Фил даже не заметил, как заулыбался, наблюдая за, на первый взгляд, неупорядоченным метанием искр. Он и не подозревал, что такое зрелище - не редкость, особенно если приблизиться, ненарочно, конечно, к алькову техника.

— Ты не должен здесь находиться, — услышал вдруг Романов и резко обернулся на голос: там, где он находился две минуты назад, метрах в десяти, стоял невысокий парень в странном сером комбинезоне.

«Техник!»

Раздался металлический звук от упавшего на пол предмета — пальцы человека невольно дрогнули, роняя то, что удерживали до появления симбионта.

— Я ищу пилота, — как можно более спокойно проговорил Филипп, стараясь не выдать предательское волнение, мигом овладевшее им при виде инопланетного существа.

Филипп не чувствовал за собой вины, так как по пути сюда не заметил абсолютно никаких ограждений или предупреждающих табличек. Но осознанные эмоции — это одно, а бессознательные реакции — другое. Говорят, контролировать их невозможно.

«Черт! Этот техник! Как мне пройти мимо него?!»

Симбионт стоял неподвижно и, чуть приоткрыв рот, смотрел на человека немигающим взглядом, в котором был отчетливо виден изучающий интерес. Казалось, он будет молчать вечно, непонятно чего ожидая.

«Чего вылупился-то?»

Филипп тоже не двигался; он не представлял себе, как поступить, поэтому просто повторил свои слова:

— Я ищу пилота. Ты — техник? Где твой пилот?

— Ты не должен здесь находиться, человек, — тоже повторил Умбра и чуть сдвинулся с места в сторону Фила.

Мужчина же, заметив перемещение инопланетянина, побледнел и сделал шаг еще дальше по коридору. Осознавать, что ты, пропотевший, с дрожащими коленками и челюстью, отбивающей чечетку, отчаянно пытаешься сохранить дистанцию с нездешним существом, было унизительно. Но тиски ложного стыда быстро отпустили Фила, как только Умбра, медленно, но неотвратимо, стал приближаться. Отчаянно захотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы привести себя в чувство, даже сальсу станцевать…

«Стоп! Просто не делай ничего необычного! — мысленно предупредил себя Романов. — Ты обычно танцуешь перед инопланетянами? Нет. Вот и не надо начинать!»

Симбионт медленно шел, казалось, не замечая состояния человека.

— Я… — попытался было взять себя в руки Филипп, направившись в другую от техника сторону, — я, пожалуй, командира сам найду.

Голова кружилась, во рту пересохло, а мир вокруг казался лишь тесной колбой, заполненной мутноватой жидкостью, в которой ты безвольно болтаешься, а тебя внимательно разглядывают через толстое стекло.

«Что это за видение?!» — холодея подумал человек, протягивая руки вперед, словно касаясь воображаемых стенок изнутри.

Отчаянно захотелось не только избавиться от общества техника, но и вообще обрубить всякие ощущения из внешнего мира, сосредоточившись лишь на своих собственных переживаниях. Кажется, он даже побежал, не надеясь вырваться за пределы стекла. Побежал, прежде чем осознать себя падающим на пол, прежде чем услышать металлическо-человеческий обеспокоенный возглас «Нельзя!», прежде чем прямо перед собой увидеть лицо симбионта. И тут Романов внезапно перестал что-либо чувствовать вообще: он не ощущал хода времени, не слышал своего дыхания и сердцебиения, ничем не пахло, ничто не издавало звука — бытие будто бы замерло, словно маятник в положении равновесия, да так и не продолжило свой путь дальше, нарушив законы мироздания.

— Альков рядом, — спокойно, но твердо проговорил техник, показав пальцев куда-то в сторону. — Ты не должен быть здесь, человек.

Фил не мог выговорить ни слова, он и голос-то симбионта слышал едва. Лишь две пары глаз, светло-серая и темно-зеленая, смотрели друг на друга в упор.

— Закрой глаза, — не попросил даже — потребовал симбионт, словно пробиваясь к разуму человека сквозь пелену панической атаки.

Фил смог только качнуть головой в сторону, отказавшись выполнить требование Умбра.

— Закрой!

Он их закрыл. Закрыл, хоть и опасался, что от этого из глаз брызнут слезы. Но они — глаза — даже не увлажнились.

— Чего ты боишься? — тихо, четко выговаривая каждое слово, промолвил симбионт, не особо выделяя вопросительную интонацию. Он приблизился к человеку, но смотрел при этом не в лицо, а чуть выше головы, спрашивая будто бы и не самого Филиппа, а кого-то прямо над его макушкой.

Несколько мгновений напряженного молчания, за которые Филипп ощутил, как мутным болотцем всколыхнулся в подсознании его самый первый настоящий страх, который он заполучил еще в детстве. Мужчина сделал резкий выдох и короткий вдох:

— Льва.

— Льва здесь нет, — так же четко и уверенно произнес Умбра, не отводя взгляда и не подавая вида, что вообще не знает, кто такой «лев». — Если лев окажется рядом с тобой, ты об этом узнаешь.

— Да.

Прошло не больше десяти секунд, дышать понемногу стало легче. Филипп как будто снял скафандр и с изумлением обнаружил, что вовне есть кислород. И думать тоже стало легче. Будто некая турбулентность в голове пропала, и мысли потекли ровно и гладко. То, что давило на него и угнетало, вдруг исчезло.

«Паника… кажется прошла».

Филипп вдруг очень ясно почувствовал капельку пота на кончике своего носа. Она, эта капелька, и вернула его к реальности: мужчина, поведя глазами по сторонам, заметил, что в вертикальном положении его поддерживают десятка два проводов, змеями обвившиеся вокруг его ног и рук.

«Он не дал мне упасть?»

— Ты что творишь, техник? — Филипп тщетно старался найти в своем голосе хоть одну нотку строгости — сплошная дрожь да заикание. — Отпусти меня!

— Не могу. Ты попытался приблизиться к алькову.

Симбионт просто стоял перед человеком, сложив руки на груди и вперив в него все тот же изучающий взгляд.

— Ты уже не сможешь причинить вред мне-«Месектету», поэтому я не буду причинять вред тебе.

— Да не нужен мне был твой альков! — разозлился Фил и дернулся из «объятий» проводов, впрочем, тщетно. — Я пилота искал! Или его помощника.

— С людьми, управляющими «Месектетом», тебе поговорить не удастся, человек. Они временно выведены из строя некачественной пищей. Ты будешь изолирован здесь до конца полета.

— Техник, представься, чтобы я мог подать на тебя жалобу! — злился мужчина. — Знаешь, чем грозит тебе жалоба человека?

«Не знаю, что он сделал со мной… но от паники не осталось и следа. А ведь я должен ему «спасибо» сказать, а не угрожать».

Симбионт, до того стоявший с чуть склоненной, будто бы в задумчивости, головой, выпрямился, отчего черные с зеленым глянцевым отливом, идеально прямые пряди его волос качнулись и полностью открыли скуластое лицо. Взгляд неземных глаз холодил непроницаемым спокойствием.

— Харон (в древнегреческой мифологии лодочник, перевозящий мертвые души через реку Ахерон – прим.авт.), серийный номер 3-1-1.

— Тот, кто дал имя тебе и твоему кораблю, — горько усмехнулся Фил, — обладает очень черным юмором.

— Твои угрозы тщетны, — симбионт, казалось, и не заметил замечания по поводу имен. — Я действую в рамках вашей инструкции.

«Да, коллапсар тебя поглоти, это так».

— Повторяю! Я — человек, и ты не можешь…

— Что это? — вдруг со слабым интересом спросил симбионт, подняв с пола небольшой металлический цилиндрик, что выронил Фил чуть раньше. Умбра держал его осторожно, но крепко.

— Фонарик.

Романов, нахмурив брови, не отводил взгляд от своей вещи. Фонарики — вообще любые, электрические — ему нравились. Тяжеленькие, гладенькие — идеально ложатся в ладонь, всегда под рукой, когда нужны. Фил постоянно носил с собой как минимум один. Самый любимый. Этот.

— Для чего он?

— Он светит. Эй! Что ты…

— Одна из человеческих бесполезных вещиц, — равнодушно молвил Харон, тем временем открутив с одного торца крышечку и вытряхнув на ладонь пару батареек «Космос». — А это, видимо, элементы питания.

— Отдай! — гневно воскликнул Филипп. — Фонарик — это вещь! Моя вещь!

— Заряд этого элемента 21,8152%, — спокойно, удерживая батарейку двумя пальцами за торцы, проговорил Умбра; он был уверен, что провода не дадут человеку дотянуться до него. Романова в этот момент можно было сравнить разве что с псом на поводке, которого дразнят костью.

— Харон 3-1-1, — решительно произнес Фил, — не смей забирать мои вещи! Ты не понимаешь…

— Я скажу, — вдруг перебил его техник, — ты — офицер Службы безопасности и охраны правопорядка человеческой колонии.

— Откуда ты знаешь? — обомлел Фил; все-таки персоной он был совсем не публичной.

— Я узнал тебя, — коротко пояснил Харон, а потом, заметив непонимание в глазах человека, продолжил: — Ты уже не помнишь, но два дня тому назад мы встречались на Приемной-1. Ты направлялся в Центральный Офис Корпорации, я шел оттуда.

— Это тебя я видел? — глупо спросил Фил.

— Ты переоделся в другую одежду, но я тебя запомнил.

— Запомнил? Почему?

Вопрос Филиппа повис в воздухе, словно не был услышан. Умбра неспеша собрал фонарик, снова положил на пол, откуда поднял, равнодушно отвернулся от офицера и преспокойно ушел.

«Ну, вот и остался в одиночестве. Как и хотел, кстати».

Злиться на симбионта не было сил. Но было желание: молодой мужчина не мог так просто смириться со своим положением. Однако, вскоре Романов обнаружил, что «висеть» в проводах даже довольно комфортно, особенно если поерзать туда-сюда.

«Они приспосабливаются к каждой моей позе...»

Да и сами по себе провода иногда переползали с места на место, чтобы не доставлять дискомфорта хрупкому человеческому телу.

«Заботливый какой, - усмехнулся про себя Филипп. – Харон, значит?»

<

— Первый, — прозвучал в голове главного Умбра спокойный мыслеголос Харона 3-1-1.

— Что у тебя? — мгновенно отозвался Клото. — Есть подходящие?

— В данный момент на моем борту двадцать три человека, включая пилота и его ассистента. Точно подходит один. Еще один подойдет может быть. Женщина с кожей цвета равнинного грунта отзывается о нас положительно, но использовать ее в нашем деле я бы не стал.

— Почему?

— Она лжет.

— Значит, только один человек — наверняка?

— Да.

— Этого мало, — спокойно отозвался Первый, с нормальными, по его мнению, сородичами общавшийся вполне адекватно. — Но ты не уверен даже в нем?

— Он... Он — один из главных офицеров Службы безопасности и охраны правопорядка. Летит на планету Заводская-11. Я не знаю цели его полета. Она вполне может идти вразрез с интересами Умбра.

— Я понял. Спасибо за предупреждение, — коротко ответил Клото, «отключился» и задумался.

>

Харон — первый из третьей партии — спокойный, но быстрый, сообразительный, но осторожный, вполне мог бы быть Первым. Несмотря на это, Клото его не опасался: 3-1-1 был всего лишь транспортником, его зеленая кровь не давала ему прочих, необходимых для настоящего лидера качеств. И все же, Харон и раньше был важен, а сейчас, когда людишки вдруг решили переделать грузовой транспортник «Месектет» в пассажирский, его ценность для дела, задуманного Первым, возросла в десятки раз.

«Пожалуй, с ним было бы приятно обменяться запахами, — с удовольствием подумал Клото, поудобнее развалившись на диване и сложив ноги на подлокотник; а потом взгляд его упал на Александра, занимавшегося в соседней комнате вычислениями. — Лет через пятьдесят».