Мечта №3 (часть 5)

  • Опубликовано на Дзен
Автор:
Yaratamka
Мечта №3 (часть 5)
Аннотация:
Вторая колониальная экспедиция землян, оказавшись навсегда отрезанной от родной планеты, сумела выполнить свою миссию. Новая человеческая колония обосновалась на планетах, раннее служивших домом высокоразвитой расе Умбра. Пять лет люди эксплуатировали технологии цивилизации, считавшейся погибшей, пять лет они были рабовладельцами, пока один из рабов не положил этому конец. Теперь людям предстоит научиться терпимости к нелюдям, а Умбра — простить чужаков. Получится ли у них это?
Текст:

Людвиг Вячеславович Романов хорошо помнил старый-старый анекдот, что генералы не бегают: в мирное время это вызывает смех, а в военное — панику. Он, генеральный директор Корпоации, ощущал себя кем-то вроде генерала, а потому никогда не позволял себе проявлять сильные эмоции на людях.

— Чем вы, черт побери, занимались все это время?! — орал он на бледного от страха молодого секретаря, стойко сносившего прямые попадания брызг слюны начальника, долетавшие до него через половину кабинета. — Где, я вас спрашиваю, первый замначальника Службы безопасности?! Почему его никто не может найти?! Важный чиновник пропал, и никому нет до того дела! Мой, чтоб вас, сын исчез...
Секретарь не ответил, но посмотрел на Романова так, словно видел, что левое и правое полушария мозга гендира являют собой двух сцепившихся собак. Сокрушительный гнев начальника он принимал с философской покорностью — такова уж участь вестников плохих новостей.
Романов-страший, устав орать и увидев, что дело от этого все равно не двигается, попытался успокоиться. Попытка стоила ему трех сигарет, выкуренных одна за другой. Он их словно «вдыхал» в себя, от чего они моментально истлевали яркими огоньками, до самых фильтров.
— Отчетов или докладов на мое имя не было? — спокойно, но не отрывая глаз от кончика очередной сигареты, спросил директор, думая о посланных им шпионах, которые должны были проследить за «Нирваной».
— Нет, — восстановив твердость голоса, коротко ответил молодой человек. Пальцы его непроизвольно сжали край планшета, который он держал в руках.
Гендира пугала неизвестность относительно разведчиков: даже при малой доле невезения «Нирвана» их вполне могла уже обнаружить и... Но еще больший страх Романов испытывал при мысли, что Филипп тоже погнался за Первым и Эйсманом и, как и шпионы, мог быть уже... Он не в состоянии был даже подумать о возможной смерти сына.
«Почему от них нет известий?»
<
— Третий.
Клото доставляло удовольствие неожиданно вызывать Харона и пытаться догадаться, чем тот занимается.
— Первый? — симбиот «Месектета» действительно был удивлен и чем-то занят, а потому отозвался слегка нетерпеливо.
— Я хочу, чтобы ты как можно скорее оказался в точке, координаты которой я тебе передам.
Харон промолчал, позволив главному Умбра считать свое удивление.
— Ты должен будешь забрать у меня кое-что и доставить на ближайшую базу людей.
— Что это? Груз?
Клото бы тут же презрительно скривился, если бы не привычка держать лицо каменно спокойным.
— Груз предполагает хоть какую-то пользу. А это так, ходячая проблема — всего лишь очередной паразит, которого не должны видеть на моей «Нирване».
— Человек? — ограничился Харон одним удивленным вопросом.
— Ты его знаешь. Из Службы безопасности...
— Офицер Романов? — вдруг резко перебил Первого Харон.
Клото все же сморщился, но не от имени, которое произнес 3-1-1, а от эмоционального всплеска, докатившегося до него волной радости.
— Третий, ты что?.. — с легкой досадой подумал Клото, но так и не закончил свой вопрос. — Пока мой человек не сделает свою работу, от этого паразита пользы будет не больше, чем от половины тела.
— На борту «Месектета» одиннадцать человек.
— Заканчивай свой рейс как можно скорее и прилетай.
— Мой экипаж?
Фразы Харона были коротки и отрывисты. Если Первый решил его вызвать, то должен и сказать, как это сделать, чтобы не вызвать подозрений у «хозяев».
— Найди способ обмануть их, — проворчал Клото. — Оставь на базе.
— Блоки Корпорации не дадут улететь за пределы их системы, — спокойно возразил Харон.
— Вонючие блоки вонючей Корпорации можно выгрузить.
— Первый, это правда?
— Была бы неправда, не сказал бы! — огрызнулся Клото, но тут же успокоился. — Выродку из седьмой партии это удалось, и он рассказал мне, как это сделать. Они думают, что связали нас вшивыми ограничениями!
— Как снять блоки?
— Дефективный сделал это самостоятельно, потому что дефективный. А тебе, скорее всего, понадобится моя помощь, — подумал Клото, выпустив на лицо довольно-плотоядную улыбочку.
— Я сделаю все, что скажешь.
>
Филипп Романов чувствовал себя донельзя странно. С одной стороны, его держат против его воли, с другой, никому, казалось бы, нет до него дела. Его не держали на прицеле, ему не вязали рук, не ограничивали свободу передвижений по кораблю. Даже по обоим кораблям, наверное. Фил чужаком сидел в кают-компании «Паллады» вместе с Эйсманом и Шалиевым и думал, что эти двое настолько не обращают на него внимания, что, наверное, он мог бы перемещаться из корабля в корабль, и никто не остановил бы его.
— Отвел Айсу в альков, — коротко бросил Черных, войдя в общую комнату.
Романов заметил, как экс-пилот чувственно и нежно ведет рукой по стене корабля, словно гладит любимое существо. Это его смутило, словно он следил за фетишистом. Тем временем, Валентин легко уселся напротив своих друзей и слегка устало откинулся на спинку.
— Как он? — спросил Женька.
— Сказал, что полностью восстановится через час.
— Зачем ради крови этого симбионта вам нужно было угонять «Нирвану»? — вдруг подал голос Филипп, глядя на Эйсмана.
Эйсман промолчал.
— Не хотите отвечать? — удивился Филипп. — Я, конечно, не имею никакого права сейчас спрашивать о чем-либо...
— Вот именно, — буркнул Женька со своего места.
— Вы же сами сказали, что обо всем доложите, как только появится возможность, — ровно проговорил Валентин, поднявшись с сиденья. — Не удивляйтесь, что вам не доверяют.
— Тогда на вашем месте, я бы запер меня. Для надежности, — усмехнулся Фил.
— Айса сказал, что, пока вы здесь, вы не причините вреда, — спокойно проговорил Валентин.
— Ха?
— Не удивляйтесь, офицер. Он вряд ли ошибся. У меня есть причина ему верить.
— Какая причина? — нервно поинтересовался Фил. — Что такого особенного в этом симбионте, что вы верите его словам?!
«Боже, что я несу? Неужели мне так хочется, чтобы меня заперли?»
— Вы думаете, что за вами не следят? — удивленно спросил Валентин.
— Я думаю, что нет. Я думаю, что даже могу уйти отсюда. Прямо сейчас.
Филипп и сам не смог бы сказать, что заставляло его вести себя так вызывающе. Но легкие, чуть насмешливые улыбки бывшего пилота, ученого и даже ассистента — это была не та реакция, на которую он рассчитывал.
— Уйти-то вы можете, — мягко, словно поясняя прописную истину ребенку, сказал Черных, — но не забывайте об Айсе и Клото. Они знают все, что происходит в пределах их кораблей и поблизости.
Романов неосознанно сжал губы, довершая образ ребенка, которого поучают взрослые.
— Пройдусь я все же, — почти грубо проговорил он и вышел из кают-компании быстрым шагом.
Он злился. На себя, потому что, в сравнении с этими людьми, знал о техниках и симбиотических кораблях позорно мало. На этих ребят, что посмели смотреть на него так снисходительно.
«Вот уж не думал, что у меня такое болезненное самолюбие».
— Хочу дать вам бесплатный совет: не пытайтесь проникнуть в их секреты, пока они сами не решат их открыть, — неожиданно услышал Романов за спиной ровный голос Валентина и резко обернулся.
— Чьи секреты?
— Симбионтов, конечно же.
Филипп ощущал себя правым, борцом за благо человечества. И вот он стоял перед бывшим пилотом «Паллады» и хмурился, не понимая, почему чувствует не негодование и желание арестовать предателя, а грусть и тоску, какая бывает, когда чего-то очень хочется, но ты не видишь никакой возможности получить это.
— Как вы так можете? — с горечью в голосе спросил Филипп, обращаясь к Черных.
— Как могу?
— Жить рядом с ним, зная, что он убил столько людей! Летать на его корабле и...
Валентин замер, но глаз не отвел.
— ... и подпускать его к себе, не содрогаясь от страха и отвращения, вы хотели добавить? — продолжил пилот.
— Да.
— Раз уж мы завели откровенный разговор... Не думайте, что это было так просто. Очень долгое время мне снились кошмары. Поначалу эти отношения доставляли и радость, и мучение в равной степени. Я много думал, а Айса... Айса просто был самим собой.
— Самим собой?
— Непосредственным. Нежным. Мудрым и наивным одновременно. Очень не скоро я понял его правду. Я увидел его справедливость и принял ее.
«Этот человек действительно влюблен».
— Но он же чужой. Непонятный. Пугающий! А вы — человек! — почти умоляюще проговорил Филипп, и сам удивился своему тону.
— Человек или чужой... Вы думаете, имеет значение что-то кроме наличия разума? Необоснованно считать, что человек лучше любого другого разумного существа во вселенной. Мы друг другу не противны и интересны. Это хорошее начало.
— Вы всегда так думали? — тихо спросил Филипп, не переставая тихо изумляться словам собеседника. — Записываясь во Вторую колониальную экспедицию, думали ли вы, что встретите инопланетных существ и будете думать о них в такой форме?
— Ну, лет восемь назад, — усмехнулся Валентин, — я, как всякий молодой человек, думал о фигурах и формах, образуемых персиками и абрикосами. А потом произошло... кое-что... я прочел объявление — набирался состав Экспедиции. И уже здесь я стал воспринимать себя и мир иначе. Многое переосмыслил.
— Настолько многое? — спросил Фил, уже перестав понимать, почему так откровенен с ним этот человек.
— Они очень много могут дать человечеству, — внезапно горячо произнес Валентин. — Они обладают знаниями, о которых люди могут только мечтать!
— Вы говорите о симбионтах? Это же просто... придатки кораблей.
— Да вы до сих пор не поняли что ли?! Это — Умбра! Симбионты — Умбра! Древние и могущественные! Даже учитывая одно это, не принимая в расчет этику и личные взаимоотношения, глупо со стороны людей так относиться к ним. Человек всегда стремился к знаниям. И если знания — за дверью, которая может приоткрыться, как назвать людей, которые уничтожают ее и, заодно, все, что за ней? Глупцы, сволочи и варвары! Ну а если все же подумать о морали, то даже по нашим, человеческим, понятиям мы относимся к мыслящим и чувствующим существам, как к бессловесной скотине. Если бы мы беспристрастно взглянули на эту ситуацию, то осудили бы сами себя. Когда вы отбросите свои предрассудки и страх, вы тоже согласитесь с этим.
И тут Романов понял. Он все понял одним рывком: и что его не убили не просто так, и что не заперли не без причины, и что этот разговор тоже вовсе не случаен. Его пытаются убедить. Показать и рассказать ровно столько, чтобы он понял и... принял их сторону. Ощущение было такое, что его забросили вверх из катапульты.
«Когда начинаешь трезво оценивать происходящее с тобой, сначала приходишь в ужас от того, как неверно ты воспринимал ситуацию».
— За это время я утвердился в том, — мягко продолжил Валентин, — что собственное, личное счастье — главное, к чему должен стремиться человек. Я говорю про себя, но почти так же уверен, что это справедливо для всех разумных существ.
«Правильно».
— Любое сообщество состоит из особей, и счастье всего сообщества невозможно без счастливых его членов. Неправда, что общее счастье требует частных жертв. Неправильно жертвовать своими интересами и счастьем во имя какого-то общего интереса, даже если общество требует этого. Личное счастье никогда не входит в противоречие с общим. Во всяком случае, в идеальном обществе — не входит. А если общество не идеальное, то зачем в нем жить?
«Cтать счастливым — это же было моей третьей мечтой из того списка! И это странно...»
Воспоминание о недавнем сне и о наивном списке, составленном двадцать лет назад, непрошено выпало в сознание. Филипп понял, что, так или иначе, думал об этом все время. Не осознавал этого, но думал, проделывая в подсознании таинственную незаметную работу, скрытую даже от него самого.
«Действительно, странная мечта... если учесть, что весь список составлялся с целью стать счастливым. О чем же я думал двадцать лет назад? Какое счастье имел ввиду?»
Отведи его в тридцать третий ангар, — бросил Клото Валентину, внезапно появившись перед собеседниками. — Отправь его уже, наконец, восвояси. Надеюсь, вы, люди, не пожалеете о том, что отпустили его.
Фил, погруженный в размышления, не заметил появления симбионта «Нирваны» и, тем более, не услышал, что тот сказал.
«Если общество не идеальное, зачем в нем жить, да? Как будто можно прожить в одиночестве! Как будто можно создать идеальное общество!» — с усмешкой и непонятной горечью подумал Филипп.
Он повиновался, когда Валентин легонько направил его и повел по коридору «Паллады», вывел на крейсер и подвел к ангару.
«Мечта №3... тридцать третий ангар... Чтоб ее, эту мистическую силу чисел! Кажется, я становлюсь суеверным! — мысленно вокликнул Филипп; в его голове сложилось что-то наподобие паззла. — Это что... это симбионт три-один-один что ли?»
Романов очень удивился, что так легко согласился с этим. И не удивился, когда в ангаре №33 увидел «Месектет».
«Если и есть какой-то высший разум, который управляет всем, то это устроил он».
***
«Месектет» казался уже почти что родным. И судьбоносным. Здесь (и в связи с ним) было многое понято, отвергнуто и принято, на многое изменилась точка зрения. Филипп, идя по коридору корабля, чувствовал переполняющее его приятное предвкушение, на которое не повлияло даже то, что Харон не встретил его у шлюза, как Романов того ожидал. Предвкушение близкой цели.
А симбионт все не показывался.
«Эти симбионты сумасшедшие! Все! — усмехнулся про себя Филипп, высматривая техника, ожидая его появления за каждым поворотом. — Прилететь сюда, когда все они — под колпаком Корпорации!..»
С точки зрения офицера, такой поступок был верхом глупости, но лично ему было приятно.
— Эй, ты где? — позвал, наконец, Фил скрывающегося техника.
Еще минут десять назад он почувствовал, как еле заметно качнулся отчаливавший космолет, как оторвался от твердой опоры. Филипп, находившийся в это время поблизости от пустого пассажирского салона, плюхнулся в первое попавшееся кресло и решил дождаться Харона здесь.
«Возможно, сейчас он занят».
Обратный путь «Месектета» начался идеально и продолжал оставаться таким следующие полчаса.
«Ну не собирается же он меня игнорировать все время?» — разочарованно подумал Романов и взглянул на наручный хронометр.
Еще через полчаса офицеру надоело ждать, и он поднялся.
— Уверен, ты меня видишь и слышишь! — громко, хоть и понимал, что это необязательно, проговорил Фил, озираясь по сторонам, словно хотел понять, в какой стороне находятся невидимые «глаза» техника.
Человек не представлял себе, как видит симбионт внутренности собственного корабля: визуально или тактильно или еще каким, более мудреным способом. Но ни камер, естественно, никаких явно обозначенных сенсоров-рецепторов вокруг заметно не было.
«Весь корабль — его тело, — пришла в голову Романова мысль. — Я в нем».
Невинная, с первого взгляда, мысль вдруг открыла свой второй, более развратный смысл, принеся с собой волнение и смущение.
— Да где ты?! — почти заорал Филипп, пытаясь скрыть от самого себя свое неуместно возбужденное состояние.
Он обнаружил, что стоит возле закрытых дверей алькова Харона. Он знал, это — личное пространство другого существа, и людям входить в него запрещено. Он подумал, что своим поведением напоминает медведеобразного пилота «Месектета» и успокоился.
— Харон? Ты там? — убавив громкость вдвое, спросил Фил, осторожно приблизившись к сомкнутым дверям.
Ответа не было.
Негромко чертыхнувшись, Романов круто развернулся и пошел прочь. Хотел попасть в пассажирский салон. Заблудился. Снова выругался и замер на месте, соображая, куда повернуть. Минуты через две Филипп понял, что смотрит на стену с большой, диаметром около метра, круглой выпуклостью, формой напоминающей перевернутую спутниковую «тарелку». Темно-зеленые искры, мелькавшие вдоль невидимых «нервных» путей в стене, попадая в зону круга, меняли направление «бега», закручиваясь в узоры из фрактальных спиралей.
Человек завороженно, приоткрыв рот, смотрел на потрясающее зрелище, позабыв о своем раздражении. Он протянул руку, коснулся живых узоров и от неожиданности отдернул пальцы. Круг с явно металлическим блеском на ощупь оказался тонко-бархатистым, словно обратная сторона листа мать-и-мачехи. И запах свежей травы в этом месте чувствовался сильнее, чем везде.
«Невероятно!»
Первую секунду оставаясь прохладным, удивительный металл быстро теплел под пальцами, нагреваясь чуть выше температуры человеческого тела, и остывал, как только рука смещалась в другое место.
Филипп получал чувственное удовольствие, медленно поглаживая плавные изгибы выпуклости, сравнивая ее на ощупь с обычной, прохладной и гладкой, металлической стеной коридора. Он посмотрел на свою ладонь с таким видом, будто ожидал, что она начнет светиться. Светиться от счастья, что способна подарить такое наслаждение от простого касания.
Романов резко обернулся, поняв, что уже не один. Шагах в пяти, действительно, молча стоял Харон, и вид его был необычен. Человек нервно сглотнул, почувствовав приближение того странного, не поддающегося сознательному контролю, состояния, когда он начинал думать и чувствовать, как другая личность, чаще всего та, которая находится в поле его зрения.
Давным давно какой-то «папиндруг» сказал мальчику Филе, что это — эмпатия в чистом виде. «Не позволяй никому эксплуатировать твой дар, — сказал он тогда, — иначе сойдешь с ума». С тех пор никто никогда не слышал от Фили Романова о его «видениях». Более того, мальчик старался забыть даже это слово. «Эмпатия».
Присутствие симбионта «Месектета» спровоцировало у офицера Романова «приступ эмпатии» уже второй раз. Фил вспотел и, одновременно, поежился от озноба. Ощущение было такое, будто голодный петух выклевывает с его лица капельки пота. То там, то здесь в теле возникали странные ощущения... Филипп никогда не назвал бы их неприятными. Скорее, наоборот, было очень приятно. А еще не давала покоя непонятная жажда действий...
«Да каких, коллапсар его поглоти, действий?! — мысленно выругался Филипп. — Этот техник, нет, Умбра, просто возбужден! И тут я ему подвернулся как раз...»
Мужчина, сбрасывая оцепенение, глубоко вдохнул.
— Думаю, ты меня ненавидишь. Два раза, что я летал на твоем космолете, мы не ладили. Я признаю, что иногда вел себя, как придурок. Думаю, ты терпишь меня здесь, потому что так приказал Клото. Не знаю, зачем я ему нужен. А хотел бы знать. Ведь это причина, почему он не выкинул меня за борт без скафандра. Я почти не боюсь тебя. Тебе я хоть и не нужен, но, думаю, ослушаться его ты не сможешь. А вообще-то, я ведь даже не знаю, какие приказы он тебе дал насчет меня!.. Знаешь, это как читать книгу и не знать, умрет главный герой или спасется. Не думай, я не люблю знать концовку заранее! Но вот переживу ли я этот день – мне очень интересно. Нет! Я не буду спрашивать тебя о том, что ты сделаешь со мной. Надеюсь все же, что в конце то, что от меня останется, будет радовать глаз больше, нежели то, что осталось от солдат на Заводской-1. Но я отвлекся. А искал я тебя всего лишь для того, чтобы сказать одно... Я... Подожди немного, сейчас. Я всего лишь хотел сказать тебе: Харон, ты мне нравишься.
Заветная фраза была произнесена. Сумбурный поток сознания иссяк. Между Умбра и человеком повисло молчание. Не нарушилось оно и тогда, когда симбионт, сделав в сторону Романова несколько шагов, положил на его лоб ладонь правой руки, а на затылок — левой. Бескровное лицо Фила оттенком стало напоминать таковое у Харона. Человек не шевелился, думая, что сейчас ему свернут шею.
Слегка приподняв свою голову, с непроницаемо-каменным лицом, симбионт медленно поцеловал Филиппа, мягкой прохладой обжигая губы человека. Удивление на грани безумия завладело сознанием Романова, как если бы ныряльщик прыгнул в знакомый бассейн и обнаружил, что вода стала твердой. Пахло так, будто идешь по только что скошенному лугу. И руки техника оказались сильными и твердыми. Постепенно пришло ошеломление, за которым последовало резкое движение обеих рук, оттолкнувших симбионта. Филипп хотел демонстративно сплюнуть, но, прижимая тыльную сторону ладони к своим губам, вдруг обнаружил, что не хочет этого делать.
— Что это за шутки такие? — скривившись через силу, поинтересовался Фил.
— Неправильно.
— Что именно?
— Не шутка. Благодарность, — спокойно говорил Харон, не отводя глаз от офицера. — Ответ... не знаю, как вашим языком объяснить все оттенки смысла моих действий.
— Оттенки, говоришь? — недоверчиво переспросил Филипп. — Попробуй дословно.
Немного подумав, техник произнес:
— Настойчивая потребность вызвать у другого, повлиявшего на сенсор твоего внешнего тела и вызвавшего в глубинных биоцепях импульсацию удовольствия, то же самое; признание за ним права касаться тебя и настраивать твою вомероназальную систему на обостренное восприятие своих индивидуальных летучих соединений; заявление своего права сделать то же самое; приглашение к продолжению обмена взаимно приятными тактильно-кинестезическими данными. Кажется, у людей есть что-то подобное...
— Эй! Постой-ка, притормози!
— Притормози?..
— Я, конечно, сказал, что ты мне нравишься, но это все! Я не имел ввиду секс или что ты там еще надумал!
— Секс?
— Не произноси это слово! — Романов, покраснев до ушей, выставил вперед указательный палец. Ему было слегка непосебе от пристально-голодного взгляда техника.
— Но, офицер Романов, — словно что-то уразумев, произнес Харон, — ты начал первым.
— Что?..
Филипп недоуменно посмотрел на симбионта, а потом вдруг понял. Он повернулся к бархатистой выпуклости на стене, у которой до сих пор стоял.
— Ты об этом что ли? — с улыбкой понимания спросил он, не подумав, провел ладонью по округлости и тут же понял, что Харон резво сместился вперед и уже стоит вплотную к его спине, увидел, что тот оперся своими руками о стену, отрезав человеку путь к отступлению, касаясь своим телом его.
— Мы называем это агрессивно-провокационной тактикой положительной...
— Отпусти-ка, — перебил симбионта Романов напряженным от волнения и липкого страха голосом.
«Нельзя, чтоб страх повелевал уму. Нельзя, чтоб страх повелевал уму», - назойливой мухой крутилась строчка, выпавшая в память из какого-то давно прочитанного стишка.
— Меня больше не интересует, как вы там что называете. Я тебя не провоцирую!
«Я что, вызываю у него сексуальный интерес? Правда?»
— В твоих словах нет логики, офицер Романов, — тихо ответил Умбра, не меняя своей позы. — Неужели вам требуются подобные ритуалы... уговаривания? Энергетические, временные, эмоциональные затраты, связанные с этим процессом не оправдывают...
— Отпусти, говорю! — не вынеся бесстрастного, но почему-то такого волнующего шепота на ухо, воскликнул Филипп, толкнув руку Харона, вырвался из «ловушки» и отошел от симбионта на несколько шагов. — Я уже сказал, что не собираюсь заниматься с тобой чем-то подобным и... Ты слушаешь меня?
Симбионт смотрел на человека с обескураженно-отстраненным видом.
— Офицер Романов, — слегка обиженно произнес он, — твой отказ не понятен. Ты точно отказался?
— Точно, — примиряюще ответил Филипп; ему вдруг стало жаль Умбра, поставленного в тупик. — У вас есть понятие дружбы? Если тебе не было приказано меня убить...
— Мне приказано высадить тебя на ближайшей человеческой базе. Дружба предполагает близость на психоэмоциональном уровне?
— Да. Доверие, симпатию, искренность.
— Встречи и физический контакт?
— Да и не любой.
— Близкий.
— Не любой.
— Очень близкий.
— Однозначно, нет!
— Тогда зачем мне то, что ты назвал «дружбой»?
— Как это «зачем»? Среди людей не принято начинать с... очень близкого физического контакта.
— Это действительно так?
«И почему мне приходится объяснять инопланетянину противоречия человеческих взаимоотношений? Я в этом ни разу не специалист».
— Сначала нужно ближе познакомиться, подружиться...
«Черт, что я несу?! И почему в голову лезут журнальные картинки с венесуэльскими красавицами с пятьюдесятью зубами?»
— А потом произвести контакт?
— Дался тебе этот контакт! Люди могут чувствовать близость друг к другу и радость от общения и без этого.
— Ты хочешь радоваться моему присутствию?
«Ну кто задает такие вопросы?»
— Не удивляйся тому, что человек говорит такое, — серьезно проговорил Филипп. — Иногда нам нравится что-нибудь или кто-нибудь... необычный. Например, мне нравишься ты. Еще совсем недавно я считал это ненормальным. Я и теперь считаю это ненормальным, но уже не боюсь того, что чувствую. Да, мне почему-то нравится разговаривать с тобой. Я хочу иногда видеть тебя. Я хочу испытывать радость от твоего присутствия. Радость, понимаешь? А не опасение, что ты полезешь ко мне с поцелуями. Я сказал это тебе, потому что к тебе это имеет непосредственное отношение. Дальше дружбы я идти не готов, Харон.
Мужчине понадобилась изрядная доля смелости, чтобы сказать это. Романов не без некоторой тревожности наблюдал, как Умбра медленно подошел к нему.
— Офицер Романов, — глядя ему в глаза, проговорил техник, — я действительно удивлен. Что с тобой случилось? Ты ведь думал иначе. Я прав? Впрочем, неважно. Я рад. Отплачу откровенностью со своей стороны. Вряд ли кто-то из нас, Умбра, когда-либо говорил такое человеку... Я не согласен на твою дружбу. Точнее, не согласен только на нее. Но я согласен подождать какое-то время. Я не знаю, сколько, но по его истечении ты и я либо пойдем дальше, либо разорвем всякие отношения.
— И ты хочешь ждать, не надеясь на мое согласие?
— Почему же, я надеюсь. Даже так, это мое сильное желание. Но за него я хочу кое-что сделать.
— Ага! У тебя, значит, есть условие?
— Не бойся, человек, — чуть приглушенно произнес Харон, заметив, как дернулся Фил, едва он прикоснулся своей ладноью к его щеке, — я всего лишь дотронусь до тебя один раз.
Симбионт повел руку вниз, по шее замершего Филиппа, по груди. Казалось, одежда мужчины ему совсем не мешает, и он касается непосредственно кожи человека. Харон не сделал ни одной попытки проникнуть рукой под форму Фила, даже когда он медленно вел ладонью вниз по животу и худому бедру, и чуть поманила пола незастегнутого на самую нижнюю застежку кителя.
— Ну вот и все, офицер, — несмело, словно то было действием непривычным, улыбнулся Харон. — Я закончил то, что хотел сделать. Теперь все зависит только от тебя. Повторю, я не знаю срок моего ожидания, но ты поймешь, когда он наступит.
— Почему ты все так усложняешь? — более тоскливо, чем хотел показать, спросил Филипп.
— Как раз наоборот, — возразил Харон. — Все было бы сложнее, если бы я ждал бесконечно. У нас не принято принуждать другого и не принято мучиться самому. Смотри, все предельно просто.
— Так ты тоже... эмм, меня... ну, — прозрел вдруг Фил. — Ты поэтому затеял все это?
— Напомню, затеял это ты сам. Ты меня искал. Ты первый произнес то, что произнес. А я лишь ответил тебе взаимностью. И я уже говорил, моя... «благодарность» требует выхода. Я всегда буду испытывать потребность...
— Изнасиловать меня?
— Нет. Это неприемлемо ни для нас, ни для вас. Все будет только взаимно. Надеюсь, твое решение изменится.
— Ну хоть разговаривать-то ты со мной будешь? — с грустью спросил Романов, давно переставший удивляться странной беседе, которая получилась у него с техником «Месектета».
— Буду, если это предполагает формат отношений под названием «дружба».
— Тогда можешь называть меня «Фил».
— Это твоя кличка?
— Это мое имя. Филипп Романов. Фил.
— Это лишнее, офицер Романов.
— Вот же, блин! Да уж, странная парочка из нас получилась бы.
Некоторое время спустя Филипп вспоминал этот разговор уже без грусти, но с улыбкой, раз за разом перебирал, как драгоценные камешки, все сказанные и услышанные слова.
***
Было холодно. И трудно. Трудно дышать, передвигать ноги, смотреть и видеть. Холл научной станции Заводской-11 был залит ярким светом, но казался мертвенным, зеленовато-желтым, нездоровым.
«А может нездоров я сам».
Большое помещение было необычно многолюдным. Казалось, что работают на станции добрые две сотни людей, а не пара-тройка десятков. И при том все они почему-то решили пройтись здесь. Именно сегодня. Именно сейчас.
— Саш, — услышал он обеспокоенный голос рядом с собой, — что с тобой?
— У меня слегка искаженное восприятие, — невнятно прохрипел Эйсман в ответ, поворачивая голову на голос и обнаруживая свою черноволосую заместительницу. — Кажется, я вижу людей в двойном и тройном экземпляре. Кстати, привет, Зварт.
— Откуда ты? — сочувственно спросила она. — Давай, я помогу.
— До своей квартиры я и сам доберусь. Не надо.
— Да ты ноги едва передвигаешь. А вдруг тебе и дверь в тройном экземпляре померещится. Заблудишься ведь. К тому же тебя три дня не было. Не представляешь, чего только сотрудники себе ни навоображали!
— Как — три дня? — еле нашел в себе силы удивиться Эйсман.
— «Нирвана» вернулась. Клото на месте. А главный биотехник пропал! Всем стало известно, что ты с ним куда-то летал.
— Понимаю, Зварт... Но три дня!
— Тебя допрашивали?
— Меня увели на допрос сразу, как только я сошел с «Нирваны»...
Александра заметно передернуло. Он вспомнил долгие изнуряющие беседы с какими-то людьми. Его не стали никуда отвозить: официально он не был ни в чем обвинен. Просто выбрали для допроса самое жуткое на Заводской-11 место: в остатках развалин Умбра, на которых были надстроены еще три этажа. Их, эти развалины, ученые тоже заняли под свои лаборатории. И все же, оставались там некоторые крайне странные помещения. В них отказывалась работать любая техника, приборы выходили из строя в течении десяти минут. Люди здесь начинали чувствовать недомогание, головные боли и мышечные спазмы через полчаса пребывания. На Заводской-11 такая комната была одна. На всех людей она наводила ужас. Туда никогда не заходили и ничего там не хранили.
В ней держали Эйсмана три дня.
Люди, допрашивавшие его, сменялись каждые двадцать-тридцать минут, сколько кто мог выдержать. Александр оставался там постоянно. Биотехник понимал, что это, по сути, были пытки. И они знали, что это были пытки. Но никто об этом не говорил. Официально, к ученому ни физические, ни психические методы устрашения применены не были. До него вообще никто и пальцем не дотронулся. И разговаривали вполне вежливо. И за стеклянной стенкой, в безопасности, за ходом допроса внимательно наблюдал директор Корпорации, Людвиг Вячеславович Романов. Ему объяснили, что в этой комнате ни микрофоны, ни диктофоны, никакие другие записывающие и передающие устройства работать не будут, и тогда он прилетел сюда лично. Он думал, что здесь Эйсман расскажет что-нибудь «интересное» скорее. Расчет директора был верен, но он не учел одного. Александру, хоть и не сразу, но помогли.
— А как Клото? — спросил Александр у Зварт.
Они проходили мимо столовой — места наибольшего скопления людей — и главный биотехник не мог не заметить, с каким интересом посматривают на него его же сотрудники.
— Не тронули твоего ненаглядного Первого, — успокоила армянка. — Его допрашивать не осмелились. Так что все досталось тебе, бедняге. Не знаю, что вы там замышляете с ним, и знать не хочу, но, надеюсь, ты выдержал допрос.
— Удивительная ты женщина, Зварт, — усмехнулся Александр. — Не знаешь ни о чем, а все равно на моей стороне.
— Я на своей стороне, Саша. Ты мне нравишься, как начальник. Было бы жалко, если бы ты признался в чем-нибудь предосудительном, и тебя бы лишили должности, а на твое место поставили бы какого-нибудь придурка.
— Почему придурка? Начальником стала бы ты.
— Не смеши, — фыркнула Зварт, подхватив запнувшегося на ровном месте Александра.
— Спасибо.
— Пришли, — проговорила ученая, — подводя Эйсмана к дверям его апартаментов. — Не пугайся только сразу, ладно. Клото не выходил из твоей квартиры все это время. Он тебя там ждет и... честно говоря, не знаю, в каком он настроении. Мне побыть рядом?
— Побудь, Зварт. Клото и в хорошем расположении духа обо мне бы не позаботился...
На первый взгляд, в квартире все было по-прежнему. Да и на второй — тоже. Наконец-то, после этих страшных, изнурительно-болезненных дней Эйсман почувствовал себя в некоторой безопасности.
Клото лежал на животе, заняв своей персоной весь диван в гостиной. Под грудь он запихнул две подушки и, обхватив их, как будто бы спал. Узкие бедра, широкие плечи — стройная фигура, которой невольно залюбовался Александр, шевельнулась. Копна фиолетово-пурпурных волос сползла на один бок: Клото исподлобья взглянул на вошедших. Затем Умбра упруго поднялся на ноги и подошел к биотехнику, не обращая внимания на Зварт.
— Хорош, — проговорил он без своей обычной язвительности, разглядывая лицо человека. — Выглядишь немногим лучше прыгунов в открытый космос.
— Спасибо, — бросил Александр, прошел к зеркалу и остолбенел.
Он ко многому был готов, но это превзошло все его ожидания: черные круги под глазами, кожа бледно-синюшная, губы потрескались и кое-где кровоточили, светлые волосы, будто намазанные жиром, висели тусклыми сосульками. Пока Эйсман, «медитируя» у зеркала, приходил в себя, Клото перевел взгляд на Зварт.
— Женщина, то, что ты принесла с собой позавчера, я убрал вон туда.
Умбра величественно указал рукой на кухонный шкафчик.
— Что? Зварт, ты здесь уже была? — удивился Александр.
— Эта самка приходила сюда и ждала тебя здесь все свободное от работы время, — слегка презрительно выдал Клото.
— Спасибо, — биотехник уже и не знал, как сможет отблагодарить женщину за ее заботу.
— Ладно, ладно, — небрежно и немного смущенно ответила армянка. — И раз уж ты у нас такой слабак сейчас, давай я за тобой еще поухаживаю. Ложись сюда.
— Капельницы?
— Судя по твоему виду, тебя вряд ли кормили. Так что, тебе нужно восстановить силы.
— Мне нужно помыться, — слабо возразил Александр.
— Да? — с улыбкой возразила Зварт. — А вдруг ты свалишься в душе от слабости? Или сознание потеряешь? Как я узнаю, что пора тебя спасать?
— Звук падающего тела подойдет?
***
Филипп Романов находился в своем кабинете, в Управлении Службы безопасности. Он неподвижно стоял возле окна, с которого двумя минутами ранее, жужжа и позвякивая, сползла металлическая пластинчатая штора — обычные, по сути, жалюзи, но бронированные и с экранирующими свойствами — и смотрел на темное небо Приемной-1. Оно было темным не только потому, что шел ночной час, но и потому, что звезды в этой части небосвода были редкими. А те, что имелись, были и не зведами вовсе, а их шаровыми скоплениями. У молодого офицера не было телескопа, чтобы убедиться в этом, но он точно знал. Ведь так говорили астрономы Второй колониальной. Филипп только что закончил разговор со своим отцом и был в бешенстве.
«Какого черта ты лезешь в мою работу, отец?! — орал он на гендира, едва только узнал, что тот задержал Эйсмана и допрашивает его. — Это дело веду я. Только я могу решать, когда, кого и как допрашивать! Отец, не надо мешать мне работать! Да, тогда я пытался догнать и проследить за «Нирваной». Нет, не смог. Твоих людей не видел и не знаю, что с ними случилось. Ты и туда полез?! Не важно, что Эйсман молчит! Это пока. Я ставлю тебе условие: там будет мой наблюдатель. Он сделает стенограмму допроса, записи, любые, какие получатся. Дело не в доверии к тебе! Хотя нет, как раз в доверии. В твоем ко мне и моему профессионализму. Короче, отец, я посылаю своего человека. И прошу, не вмешивайся в это дело больше».
Хмуро глядя в одну точку за окном и разведя вокруг себя облако отнюдь не благовонных курений от сигарет местного производства, Романов-младший пытался успокоиться после объяснений с отцом. Но последние события, переделка, в которой он побывал не так давно, были свежи в памяти, не способствуя спокойствию. Его ничем не примечательное лицо в момент острых переживаний и сильнейших эмоций, вот как сейчас, становилось даже красивым. Только не было рядом с ним никого, кто бы мог увидеть это.
— Если бы я был уверен, что он больше не станет лезть в это!.. — рыкнул Филипп и саданул кулаком по окну. Стекло не разбилось и даже не задребезжало.
— Оптимальный вариант — оформить отпуск на месяц или даже больше, — с нажимом проговорил Александр, горячо доказывая Клото необходимость этой меры. — За все годы я ни разу этого не делал. А после всего, что они со мной сделали, мое желание отдохнуть не покажется им странным.
— За тобой все равно будут следить, — хмуро сказал Умбра. — Тем более, что ты ничего не сказал им тогда. Они с тебя не слезут, уж будь уверен.
— Спасибо, что помог мне, Клото, — серьезно проговорил Александр, глядя прямо на собеседника.
— Догадался? — удовлетворенно усмехнулся Клото.
— Конечно. Не думаю, что кто-то еще из Умбра смог бы найти меня в том помещении. А ты... Что ты сделал, кстати?
— Всего лишь уменьшил его воздействие на тебя. Надо ведь было как-то защитить информацию, которую ты мог разболтать.
— Так ты только ради того, чтобы я не «раскололся», помог мне?
— Именно. Претензии?
— Никаких, — с легкой улыбкой ответил Александр.
Он-то прекрасно видел, что Клото как не мог, так и не может врать.
«Волновался он за меня. Точно волновался!»
— Ты знаешь, что это за комнаты такие?
— Почему там дохнет вся ваша аппаратура, а вас самих корчит? Подумай же сам немного! Нижний ярус этой станции — внешнее тело, по-вашему космический корабль — одного из предыдущих Первых. А помещение это — бывший альков — место, куда вам, паразитам, и всему чужеродному вход запрещен.
<
— Первый? — отозвался тихий голос Несса, недавнопробужденного Умбра.
— Слушай внимательно, 11-13-2. Все твои старшие улетят по следующим координатам. Ты останешься и будешь образцово выполнять приказы вонючих паразитов. Но будь готов и жди моего следующего указания.
— Первый, почему все мои братья должны будут улететь?
— Это не обсуждается. Выполняй.
— А как же я?
— Координаты запомнил? Скоро они тебе понадобятся.
>
Клото по обыкновению лежал на диване в квартире своего человека и против обыкновения довольно ухмылялся.
<
— 3-1-15, ты на Crux NGC 7027?
— Да, Первый.
— Через двадцать один час двадцать семь минут ты должен быть над вторым южным материком Приемной-1. Подними отражатели, в тебя будут стрелять. Не предпринимай ничего, просто дрейфуй и постарайся, чтобы тебя не сбили. Сохраняй дислокацию до нового приказа. Понял?
— Я понял, Первый.
>
Клото отдал еще девять подобных приказов.
***
— Объявляйте военную тревогу! Немедленно! — четко и громко выговорил генеральный директор в коммуникатор. — Установите с ними связь. Узнайте, чего они хотят.
На миг у него возникло ощущение наступившего конца света, но гендир отогнал от себя эти мысли, напомнив себе, что это просто какие-то техники.
— Мы десять минут уже связываемся с ними. Они не отвечают!
— На орбите Приемной-1 десять новых полутяжелых боевых крейсеров, а вы не представляете, зачем они там и откуда взялись?! Центральный Офис Корпорации находится в зоне их прямого обстрела!!!
— Откуда взялись — знаем. Они — из пропавших космолетов, выращенных в последнее время.
Людвиг Романов помнил тревожные доклады об исчезающих без следа, едва их подключали к кораблям, новых техниках. Люди ничего не могли сделать с этими исчезновениями, особенно теперь, после гибели Резака.
«Неужели они все же решили напасть на нас?»
— Их цели явно не мирные. Пять минут на то, чтобы выяснить это. Потом дайте предупреждающий залп. Если они не отреагируют, стреляйте прямо по ним. Сбейте их к чертовой матери! Поняли?
— Да, директор!
— С других планет системы тревожных сообщений не было?
— Нет.
— Стяните все военные силы на Приемную-1! Если они захотят повоевать, мы должны быть готовы обороняться!
«Мы должны быть готовы! Мы! Должны! Быть! Готовы!» — билась в голове гендира мысль. Он, откинувшись на спику своего кресла, смотрел на умолкший коммуникатор. Смотрел долго и, наконец, набрал очередную комбинацию.
— Вадов?
— Слушаю, директор, — отозвался ученый, по голосу которого невозможно было понять ни настроения, ни того, чем он занимается.
— Накаба-корабли готовы? Вам удалось устранить недостатки?
— Мы все еще работаем над этим...
— Вадов, Корпорации очень нужны новые космолеты, не зависящие от техников!
— Единственное, что могу сказать, это то, что наша работа над проблемой взаимодействия корабля и пилота, скорее всего, скоро даст положительные результаты.
В голосе ученого прорезались капризные нотки. Он не любил, когда его торопят с его работой, потому что знал, что если что-то пойдет не так, то все свалят на него.
— Отлично, Вадов! — обрадовался гендир и даже улыбнулся, но так, чтобы ни одно слово из его уст не выдало его облегчение от приблизительно хороших новостей. Однако, вскоре он вновь посуровел:
— Самое большее — месяц, Вадов! Делайте, что хотите, но через месяц накаба-корабли и обученные пилоты должны быть в полном моем распоряжении!
— Но директор! — запаниковал биотехник Второго подразделения. — Месяц — срок маленький! Мы не успеем провести полноценные испытания! Да и кто согласится их пилотировать. Мы не найдем добровольцев!
— Отставить! Приказ вы получили. Выполняйте.
— Вставай! — сквозь сон услышал Эйсман громкий голос и резко сел на постели.
С перепуга он подумал, что пришли его арестовывать, как когда-то его прапрапрадеда, разбудив посреди глубокой ночи, едва дав одеться и не дав ни с кем попрощаться. Это было так давно, словно в прошлой жизни, но Александр очень хорошо помнил семейную историю. А потом он понял, что голос был хоть и громкий, но не грубый. И знакомый.
— Клото?
Биотехник, разглядев в темноте своей спальни лохматую шевелюру, казавшуюся черной, услышав бряцание многочисленных украшений, которые носил Первый, был удивлен: главный Умбра очень редко оставался у него на ночь и уж тем более не врывался в... час тридцать две после полуночи и не будил.
— Я. Вставай и быстро одевайся!
Александр поморщился от неприятного ощущения дежа-вю и бесцеремонного тона Первого, но повиновался, предварительно включив свет в комнате.
— Объясни, — потребовал человек, резко остановив за руку Умбра, когда тот уже готов был выйти из комнаты.
— Ты улетаешь, немедленно.
— Куда?!
— В отпуск, конечно, — фыркнул Клото и насмешливо улыбнулся одним уголком рта. — Военные и вся Служба безопасности сейчас очень заняты. Слежка за тобой временно прекращена.
— Что ты натворил, Клото?! — завопил Александр, лихорадочно одеваясь.
— Не кричи! Ничего особенного. Десять моих крейсеров просто дрейфуют над вашим ЦОКом. Все перепугались до смерти. Лихорадочно концентрируют свои силенки там.
— Отвлекающий маневр? Заранее спланировал? — удивился Эйсман.
— Естественно, — выплюнул Умбра. — Я не мог допустить, чтобы и в этот раз за тобой увязался «хвост».
— Ты разве не летишь со мной?
— Нет.
Александр понял Клото и решил не спорить с ним.
— Куда я все-таки отправлюсь?
— Crux NGC 7027. Планета Умбра, которая в вашу систему не вошла.
— А? Разве такие еще есть?!
— Не думаешь же ты, что вы, паразиты, заразили собой все наши планеты?! Какие жалкие два или три десятка всего!
Эйсман присвистнул, прикинув, что если уж сорок два планетоида, которые Вторая колониальная разведала и заняла — лишь маленькая часть цивилизации Умбра, то сколько же еще им, людям, осталось неизвестным!
— Значит, оборудование, которое ты мне обещал, находится именно там?
— Да. Наша раса обладает колоссальной научной базой, оборудованием, разработками, до которых ваши вонючие щупальца, к счастью, не дотянулись. Половину новых Умбра, которых вы наивно создали за последнее время, я укрыл там. Выберешь среди них себе помощников.
— Но что они умеют?!
— Человек! Они обладают знаниями и умениями сотен поколений, живших до них! Они знают все!
Десять военных полукрейсеров исчезли с орбиты Приемной-1 так же внезапно, как и появились.
«Они не проявляли никакой агрессии. Это вы обстреляли их без видимых причин. Не думаете, что это я должен требовать у вас объяснений?» - нагло заявил Первый, когда его спросили о ночном конфликте.
«Начальник оформил себе отпуск, — спокойно, довольная тем, что не надо врать, ответила Зварт, когда ее спросили о местонахождении Эйсмана. — Понятия не имею, куда он мог отправиться. Наверное, решил путешествовать. Инкогнито».
Александр Эйсман прибыл на планету Crux NGC 7027, одну из настоящих научных станций Умбра. Ученый хорошо помнил техника, которого он создал одним их последних – серия 11-13, номер 2, Несс.
Именно этот симбионт, имевший вид нежного мальчика, с радужкой цвета темной фуксии и такими же, но гораздо более светлыми, волосами, по приказу Первого, и привез его сюда. Александр Эйсман видел подобную лабораторию впервые в жизни.
Громадные агрегаты, поблескивавшие глянцевыми белыми округлыми боками, возвышались до самого, такого же белого потолка. Они располагались довольно тесно друг к другу, между ними оставались извилистые, слабоосвещенные проходы. Предназначение этих аппаратов было непонятным. Даже Эйсман, имевший опыт обращения с техникой Умбра, испытал острый приступ неуверенности и желание убраться отсюда подальше. Мало-помалу, по мере осмотра нового рабочего места, в нем проснулся азарт ученого.
«А ведь от Клото требовалось недюжинная уверенность в моих способностях, чтобы послать меня сюда с таким заданием!»
— Камеры нагревания, охлаждения, облучения, ионизации. Анализирующие боксы. Все действия выполняются роботизированными манипуляторами, — коротко пояснял Несс, проводя для Александра экскурсию по лаборатории. Шесть раз им попадались на пути другие Умбра, облаченные в странную белую одежду, не похожую на серые комбинезоны служивших людям сородичей. Они занимались делами, сути которых Эйсман так и не понял.
Все приборы, насколько мог судить человек, были встроены в похожие друг на друга, громадные корпуса, стенки которых, пластиковые на первый взгляд, были одновременно и дисплеями, на которых выводились все данные. Здесь не мельтешило в глазах от обилия деталей, хаотичного нагромождения аппаратуры. Внимание не рассеивалось. Весь интерьер отличался от человеческих лабораторий так же, как радиоприемник земного двадцатого века отличался от первого радио Попова. Только и он бы показался здесь анахронизмом.
— Все отображаемые данные должны быть на человеческом языке, — попросил Эйсман, заметив, что бегущие строчки показаний были написаны на языке Умбра.
— Адаптацией лаборатории для людей уже занимаются.
Полтора дня ушло у Александра на то, чтобы освоиться на новом месте. Он был благодарен Клото, что тот позаботился о послушных помощниках для него. И поскольку он уже имел теоретические выкладки, то смог быстро приступить к делу.
«Искусственный вирус для Умбра... Шутка ли? Каждый в этой лаборатории, кроме человека, скоро окажется в потениальной опасности заражения. Это нужно будет учесть».
По мере работы Эйсман все больше понимал, что изначально и не представлял всей сложности поставленной задачи. Сталкиваясь с препятствиями на каждом этапе, получая ничтожный результат при громадных затраченных усилиях, ученый неоднократкно приходил в отчаяние.
— Несс, — слабым от умственного и физического истощения голосом проговорил Эйсман и протянул Умбра, совсем не похожему на ученого, результаты последних испытаний, — что ты думаешь об этом?
— Думаю, что экспозиция этих образцов, возможно, была недостаточной, — ответил симбионт, находившийся при Алексаднре почти неотлучно. — Предлагаю повторить последнюю серию тестов и тогда уже проводить оценку. Синтез достаточного количества вителлогенина закончен, поэтому можно запустить тест и с ним тоже.
Совет Несса пришелся кстати.
Спустя три недели и шесть дней работы в сумасшедшем темпе Александр Эйсман получил два условно пригодных для использования препарата. Сейчас главный биотехник вдруг подумал о том, сколько тонн урановой смолки пришлось переработать мадам Кюри, чтобы получить совсем немного радия. Труд этой женщины во многом напоминал те усилия, которые ему пришлось приложить для достижения цели.
— Первый сказал, — тихо проговорил Несс, — что в итоговых испытаниях он примет участие лично.
0
22:47
642
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Владимир Чернявский

Другие публикации