Император плоти

«Император плоти»

«В жизни всего три наслаждения: есть мясо, ездить на мясе и тыкать мясом в мясо»

Не смотря на яркий полуденный свет, ему пришлось изрядно попотеть, чтобы найти вход в клуб «CARNEM». После двух часов блужданий по одинаково грязным, воняющим мочой кирпичным переулкам, Сантьяго был готов сдаться и вернуться в свой отель. Пожалуй, он уже не столько занимался поисками заведения, сколько нащупывал дорогу обратно на основную улицу, однако лабиринт поворотов всякий раз приводил в тупик.

В одном и таких непримечательных тупиков Сантьяго и разглядел искомую вывеску «CARNUM». Она была выполнена из завитков колючей проволоки, прибитой загнутыми гвоздями к растрескавшейся доске ДСП, когда-то покрытой кроваво-красным лаком, теперь почти осыпавшимся. Доска висела над лестницей, ведущей в подвальное помещение обычного пятиэтажного дома. Затененный провал лестничного пролета напоминал беззубый рот мерзкого старика — такая же чернота, вонь и безнадега.

В сомнении, Сантьяго достал из кармана джинсов потрепанный клочок бумаги, который ему вручил бармен его отеля. На листке выведен адрес и название клуба «CARNEM». Все верно, за исключением одной буквы — скорее всего кто-то оказался не слишком грамотен или не придал особого значения такой ошибке. Внизу определенно играла музыка — утробное буханье, похожее на биение сердца, отчетливо ощущалось даже на улице. Сантьяго понимал, что рискует, посещая подобное «неофициальное» заведение, но он потратил слишком много своего времени, чтобы просто так уйти, не взглянув хотя бы одним глазком. Любопытство, а так же долго сдерживаемое желание толкнули его вниз — навстречу темноте и ритмичной музыке.

После первых пяти ступенек он ощутил, как запах нечистот, преследовавший его на улице, сменился ароматами мускуса, дыма какао-сигарет и человеческого пота. Оказавшись внизу на маленькой, запруженной сигаретными бычками площадке, Сантьяго отыскал дверную ручку и приготовился войти в мир неизведанного.

-Решил предаться блуду, сын мой? - голос, звучавший как плаксивый скрип старых половиц, доносился с лестницы. Сантьяго оглянулся к спускавшемуся мужчине, одетому в черное одеяние с белым воротничком священника. Даже остановившись на две ступеньки выше, незнакомец не превышал Сантьяго в росте.

-Я турист — сказал Сантьяго, словно это его как-то оправдывало перед подкравшимся священником.

-Все мы тут немного туристы. — сказал сановник приторным голосом и наклонился к собеседнику. Сантьяго услышал странный шелест, и уверенность тут же вернулась к нему. Звук издавал воротничок, который оказался просто обрывком бумаги, засунутым под ворот черной рубахи, а теперь выбившимся наружу — только невнимательный человек, оказавшийся в полумраке мог принять всерьез такую дешевую подделку. Перед Сантьяго стоял не священник, а какой-то всклокоченный седой старик, косящий под священнослужителя. В глазах обманщика блестели искорки безумия.

Сантьяго непроизвольно поднял правую руку: то ли отгораживаясь от незнакомца, то ли замахиваясь для удара. Старик отстранился, выставив ладони в примиряющем жесте и произнес:

-Забыл снять кольцо, развратник.

Сантьяго посмотрел на свою руку — безымянный палец сковывало тяжелое обручальное кольцо. Он подумал сказать что-то обидное незнакомцу, но тот уже поднимался обратно по лестнице, громко шаркая дырявыми ботинками. Совершенно непонятно как этому безумцу удалось подкрасться настолько незаметно — видимо выполз из какого-то проулка. Злой на внезапно накатившее чувство стыда, Сантьяго попытался стащить «обручалку» с пальца, но у него ничего не вышло.

«Лучше бы это того стоило» - подумал мужчина, открывая дверь. Входя в полумрак помещения, ему пришлось протискиваться между потоками застоявшегося воздуха и порабощающе-однообразной музыки. Просторный подвал освещался редкими светильниками с бардовыми плафонами, отбрасывающими кровавые разводы на обитые лакированными планками стены. Повсюду расставлены обшарпанные круглые столики со складными стульями, по большей части пустующие. У левой стены расположилась залитая белым светом барная стойка. За ней скучающий небритый бармен пытался оттереть захватанные стаканы рваным полотенцем. В дальнем конце подвала установлена небольшая сцена с пандусом, уходящим за грязный бардовый гобелен, изображающий некое подобие кулис.

На протертой сцене вяло и отрешенно мастурбировал теряющий форму качок, одетый лишь в галстук бабочку. Перед ним на складных стульях сидела немногочисленная аудитория: мужчина в деловом костюме, нервно сжимающий пачку влажных салфеток и громко хихикающая пожилая пара — толстяк в кричащей гавайской рубашке и женщина в запятнанной потом розовой кофточке и нелепых солнцезащитных очках.

Обстановка навевала уныние, но Сантьяго не решился сразу же развернуться и уйти. Он прошел мимо задремавшего на стуле борова-охранника и выбрал столик поближе к стене и подальше от освещения. Он чувствовал себя как тот бизнесмен у сцены — сорок-пять лет, лысеющий, теряющий форму и, что самое главное, уверенность. Кто я? Зачем я? Чего я хочу?

В последнее время эти вопросы все чаще заставляли Сантьяго бродить по родному городу в поисках сомнительных приключений, которые никогда не случались. Они же заставили его сказать жене, что он улетает в командировку на неделю, хотя на самом деле это был отпуск за собственный счет. Деньги не были проблемой, все дело в невозможности найти, на что их потратить. Европа в этом случае выглядела более свободомыслящей и сговорчивой, чем напыщенно-пуританская Америка. Тем более, каков шанс встретить знакомые лица в третьеразрядном курортном городишке, затерянном посреди Восточной Европы в межсезонье? Ноль.

-Что будете пить, сэр? - голос показался знакомым, и Сантьяго повернулся, внутренне готовый увидеть мерзкого старика с лестницы. Однако это оказался молодой смуглый парень с приятным располагающим лицом, сжимающий в руках планшетку для заказов. Волосы на голове молодого человека представляли из себя чернеющий хаос тернового куста, а глаза оказались невыразимо-голубого цвета. Сантьяго невольно залюбовался, забыв про заданный ему вопрос.

-Эй! Вы заказывать будете? - снова спросил парень, нетерпеливо щелкнув пальцами перед лицом Сантьяго. Тот опомнился и пробормотал что-то похожее на «позже», и официант удалился. Мужчина не мог не смотреть парню вслед, любуясь идеальной фигурой, сокрытой под клетчатой рубашкой и обтягивающими голубыми джинсами.

«Проклятье, возможно все не так уж плохо» - мечтательно подумал Сантьяго. Он стал ожидать, когда парень снова подойдет к нему, однако прошло минут десять и ничего не происходило. Со стороны сцены донеслись вялые аплодисменты — бизнесмен вскочил красный как рак и убежал в туалет, на ходу закрывая салфеткой влажное пятно на костюме. Качок развернулся и скрылся за кулисами, виляя бритыми ягодицами.

Уставший ждать Сантьяго помахал бармену и тот в ответ показал большой палец. Вскоре к столику подошла улыбчивая девушка во фривольном платье в стиле пастушки Долли. Лицо девушки покрывало такое количество пирсинга, словно ее использовали как подушечку для иголок.

-Готовы заказывать, сэр? У нас широкий выбор алкогольных напитков, или вас интересует что-нибудь погорячее — все на самый взыскательный вкус. Carnem est carnum.

Упоминание названия заведения навело его на мысль:

-У вас дерьмовая вывеска на входе — сказал Сантьяго, не уверенный как перейти к делу.

-Мы как бы не испытываем недостатка в посетителях, ага. Кому надо, дорогу найдет. Вам ведь не выпивка нужна — сказала официантка, заговорщицки подмигивая. - Она никому не нужна, но выпивают все — для смелости. Вы смелый?

Сантьяго такой разговор возмутил, но он очень не хотел терять остатки гордости перед какой-то пигалицей. Стараясь скрыть дрожь в голосе, он произнес:

-Я хотел бы купить время... с мужчиной. Тот кучерявый молодой человек, что принимал заказы...

-Вы про Тобиаса, ага. Он не продается. Живет в этом доме, наверху, подрабатывает официантом на полставки.

-Вы хотите сказать, что он не гей? Мне показалось, что...

-Этого я не говорила. Я сказала, что он не торгует телом, вот и все.

-Вот как... - пробормотал Сантьяго, маскируя горечь разочарования. Хуже было только смущение от всей ситуации.

-Ага. Ну так я вижу вы не местный. Впервые, да? Многие мальчики днем на работе, приходят около девяти. Сейчас здесь только трое. Морис может принять вас прямо сейчас, а можете заглянуть позднее.

-Дорого? - отчего-то спросил мужчина, хотя уже собирался уйти.

-Янки, ага? Сразу к цене. Пятьсот зеленых за час и по сто за каждые полчаса сверх того. Первый час предоплата сто процентов... И все по высшему разряду, плюс мы скинем полтинник за дневное время и выпивка за счет заведения. - поспешила закончить официантка, увидев сомнение в глазах клиента.

Сантьяго колебался. Это было так... неправильно. Он ожидал чего-то более качественного, хотел увидеть индустрию порока, которая облегчит ему путь, избавит от сомнений, оставив наедине с потайными желаниями и их полноценным удовлетворением. И где-то эта индустрия все еще существовала, но точно не в скучной и банальной реальности, в которой пребывал он. Если бы не обуревавший его вихрь сладкой истомы, чей центр обосновался где-то в районе паха, мужчина уже давно бы сдался и ушел. Возможно, запершись в собственном номере наедине с самим собой и кассетой запрещенного порно он найдет способ успокоить этот безумный вихрь. Но надолго ли хватит такого суррогата? И разве ради этого он пересек океан?

-Согласен — сказал он и облегченно выдохнул.

-Замечательно! Поверьте, вы получите незабываемые впечатления, ага. Идемте.

Официантка провела Сантьяго в самый темный угол, и там обнаружился незаметный проход в узкий коридор со множеством дверей, номера на которых были вписаны внутрь ярко-розовых сердечек. Судя по массивности дверей, они все были оборудованы звукоизоляцией. Даже в полумраке Сантьяго видел, что всё вокруг не в пример чище и основательнее, чем в зале. Даже воздух был свежее и прохладнее, а музыка тише. Возможно ли, что до этого он видел лишь фасад, призванный отпугнуть случайных людей и обмануть представителей закона? Сантьяго ощутил как подрагивают кончики пальцев, и спрятал руки в карманы брюк, заодно оттянув ткань подальше, дабы скрыть намечающуюся эрекцию.

Подведя к двери с номером семь, располагавшейся прямо напротив номера десять, дверь которого была почему-то намертво заколочена досками, официантка впустила мужчину внутрь.

-Комната для... начинающих. Располагайтесь, Морису понадобится от десяти до пятнадцати минут, чтобы подготовиться. Можете пока освоиться, душ принять. Мини-бар под ТВ, код восемнадцать шестьдесят-девять. В шкафу есть набор дилдо всех размеров — вычищены до блеска, мы следим за гигиеной. Еще там есть качели и набор ремней.

Сантьяго, не глядя в глаза, протянул официантке пятьсот долларов и, на всякий случай, показал, что у него есть еще деньги. Он слышал, что в таких местах лучше заранее подтвердить свою платежеспособность, чтобы избежать недоразумений.

Оставшись один, мужчина попытался побродить по комнате, чтобы хоть как-то освоиться, но каждый шаг давался ему с огромным трудом, движения были неловки, словно конечности налились непреодолимой усталостью. Одновременно предвкушая и боясь того, что должно свершиться, он не знал куда себя девать. Поэтому, уже пройдя полпути до бара с напитками, Сантьяго тяжело опустился на уголок двуспальной кровати, застеленной бардовым атласом, сложил руки на коленях, весь сгорбился и затих в таком положении. Тишина комнаты была почти полной из-за звукоизоляции, даже волны музыкальных басов не проникали сюда.

Оглушенный сгущающимся безмолвием, Сантьяго ощутил, как у него темнеет в глазах от страха, причины которому он не мог найти. Теперь, когда остались мгновения до обращения мечты в реальность, душа Сантьяго беспокойно металась, не находя покоя.

Звук открывающейся двери заставил мужчину подскочить как разжавшуюся пружину. Он не нашел куда спрятать собственные руки, поэтому сцепил их в замок, чувствуя как те вспотели от страха и волнения.

Морис вошел в комнату, ослепительно улыбаясь клиенту как неожиданному, но желанному гостю. И мужчина занимающийся проституцией мог быть каким угодно в фантазиях Сантьяго, но эти фантазии никак не соответствовали реальности. Крупный мулат за тридцать, лишенный шевелюры, за исключением пятна щетины на нижней губе, что у стилистов презрительно называется «плевок», Морис был одет в синие спортивные трико и ветровку на голое тело.

При виде своего будущего «компаньона по досугу», Сантьяго побелел даже больше, чем был до этого. Он ничего не имел против темнокожих людей, но о сексе с ними никогда не помышлял. Земля начала уходить из-под ног.

Увидев смущение клиента, Морис всплеснул руками:

-Да она, должно быть, прикалывается надо мной — голос у него был громкий, как камнепад.

Чернокожий мужчина быстро подошел к Сантьяго и с легкостью усадил того обратно на кровать, сев рядом.

-Эй приятель, ты смотри, нафиг, не отключайся. Мне только жмуров не хватало для резюме. Ты уж прости что так вышло, шокирующее небось зрелище я для тебя представляю. Щас, погодь.

Морис сходил до мини-бара и принес оттуда бутылочку с водкой, которую открыл и протянул Сантьяго. Тот, особо не обратив внимания на то, что пьет, сделал пару больших глотков и тут же судорожно закашлялся.

-Ты потише, потише. Не воду лакаешь. Вот ведь Надья не соображает что делает, так и сердечный приступ схлопотать можно. Ты уж прости мужик, мне то одного взгляда хватает, чтобы понять — кому пора переходить на шоколадное, а кому еще нужно попрактиковаться. Ты же дальше порносайтов не ушел, как я погляжу.

Сантьяго только печально кивнул. Он даже говорить не мог от того, как быстро испуг сменился смущением, заливающим его краской до самой макушки головы.

-Не могли бы мы... отложить это... мероприятие — еле выдавил он из себя.

-Да не вопрос, приятель. Тут дело чисто добровольное. Спрос — предложение, спрос — предложение, понимаешь? Вот только денег я тебе вернуть не смогу, политика заведения, знаешь ли. Тут Надья реально нас обоих провела, ей ведь за клиентуру процент идет, а вот матчмейкер из нее никакой, это да. Нет, я, конечно, могу пару уроков дать. Как тебе такое? Щас выпьешь, размякнешь немного, мы поговорим за жизнь, что да как, а там, глядишь, и до кондиции дойдешь.

Поникший и как-то враз постаревший Сантьяго лишь помотал головой.

-Можно, я просто уйду?

-Само собой! - воскликнул Морис и помог клиенту встать.

Сантьяго медленно побрел ко входу, шаркая по полу, словно ощупывая дорогу перед собой. Он не знал что гложет его больше — стыд или разочарование, однако он твердо осознавал — хуже уже быть не может.

Когда он уже был готов выйти, Морис вдруг настиг его возле двери и быстро вложил что-то ему в руку.

-Еще раз прости друг, что так вышло. Пятьсот зеленых считай что пропали. Но вот небольшая компенсация за мой счет. Не оригинал, но зато эквивалентно по стоимости моим услугам. Так что давай без обид. Ну и заглядывай потом, когда раскрепостишься немного. - с этими словами Морис выскользнул в коридор, проявив немыслимую для своей комплекции ловкость и бесшумность.

Сантьяго посмотрел себе на ладонь, где теперь покоилась миниатюрная марка раза в два меньше размерами, чем обычная почтовая. На марке можно было разглядеть мужчину славянской внешности в белом костюме тройке, подвешенного за ногу над округлой черной пропастью образовавшейся в кроваво красном кирпичном полу. Мужчина разводил руками в приглашающем жесте и, несмотря на свое затруднительное положение, широко улыбался. Рисунок при всем своем миниатюрном размере был на удивление детализирован, но Сантьяго не мог разглядеть более мелкие его элементы.

-Это что, кислота? - спросил мужчина, но Морис уже скрылся из виду. Убрав марку в карман брюк к роковой записке от бармена, Сантьяго отправился обратно в основной зал заведения. Снова окунувшись в потоки бессмысленной музыки, он понял, что все еще слишком слаб, чтобы идти по жаре обратно в гостиницу. Возможно, перед ним в полный рост возникли первые признаки грядущего сердечного приступа.

Забившись обратно на прежнее место, Сантьяго постарался стать как можно незаметнее. Он затравленно глянул на подошедшую официантку, но это была не роковая Надья, как назвал Морис девушку с пирсингом, поэтому Сантьяго позволил себе заказать пива в закрытой бутылке.

Уже наполовину допив довольно неплохое на не предвзятый вкус местное пиво, мужчина понял, что достал из кармана и теперь разглядывает врученную ему марку. Он слышал, что такие вещи очень дорогие — на бумагу нанесен тонкий слой сильнодействующего наркотика. Кладешь такую марку под язык и отправляешься вслед за желтой субмариной.

Секунду Сантьяго колебался, подумывая вернуться в номер и использовать подарок по назначению, но затем до него дошло, что он не имеет никакого представления о том, как в этой стране поступают с наркоманами. Поэтому он просто смял марку и растер в ладонях, низведя ее до размеров бумажного комочка, который незаметно бросил под стол.

-Зря вы так поступили — раздался насмешливый голос, легко пробившийся сквозь шум музыки.

-А? - только и смог произнести Сантьяго, осознав, что все это время рядом с ним стоял какой-то мужчина в роскошном белом костюме, расшитом серебряной нитью. В руке мужчина сжимал трость из слоновой кости, и все в его облике было белым и белоснежно чистым — рубашка, галстук, жилетка и перчатки на руках. Волосы у мужчины тоже были либо мелированые, либо Сантьяго встретил первого в своей жизни альбиноса.

-Можно присесть? - спросил незнакомец и тут же сел на свободный стул, не дожидаясь разрешения. Сантьяго лишь кивнул, уже больше для проформы. - Зря вы растерли ее в руках. Психоактивные вещества могут впитываться даже через кончики пальцев, а у вас руки вспотевшие — значит поры расширены. Скоро почувствуете цену своей ошибке. - мужчина в белом говорил на отличном английском с легким британским акцентом. При этом он не переставал лучезарно улыбаться, оголяя отбеленные до неестественного состояния зубы.

-Вы ведь не из полиции? - с сомнением произнес Сантьяго, стараясь незаметно вытереть ладони о штанины. Незнакомец ему с первого взгляда не понравился, при этом от него не скрылось сходство с мужчиной, которого он видел изображенным на марке.

-Меня зовут Деменитор, к вашим услугам. Читается как А-де-ме-ни-тор, но все пропускают первую букву, так что я уже перестал обращать внимание. Я, как бы это сказать — он картинно осмотрелся по сторонам, выискивая несуществующих шпионов — Я доставляю корреспонденцию. Сечете фишку?

-Торгуете наркотиками — ответил Сантьяго, вкладывая в последнее слово как можно больше негатива.

-Не только ими. Я тут чуть ли не самый крупный поставщик в сфере развлечений.

-Послушайте, давайте проясним. Я не был намерен что-либо употреблять, мне случайно всучили как... как...

-Как компенсацию за не поставленные услуги? - подсказал Деменитор.

-Можно и так сказать. Давайте не будем усугублять. Мне, как американскому подданному, не хочется каких-либо проблем. Я оставил в вашем заведении... оно ведь ваше, не так ли? Оставил значительную сумму, и очень надеюсь, что ко мне никаких претензий предъявлять не будут. - Сантьяго старался звучать убедительно, но чувствовал, что попал в какую-то передрягу.

-Помилуйте, голубчик. Никаких претензий с моей стороны. Допивайте свое пиво и идите куда хотите, я вас удерживать не стану. Просто советую посидеть еще немного, пока все не закончится.

-Пока что не закончится? - сказал Сантьяго, но уже и сам заметил некоторые... изменения в обстановке.

Бокал и бутылка пива на столе прямо на глазах размножились, превратившись в черные и белые фигуры, ведущие самостоятельную партию на многогранной, постоянно раскладывающейся и увеличивающейся шахматной доске. Пол зала покрылся рябью, как непроглядно-черная водная гладь.

По образовавшемуся водоему плавала сцена, на которой танцевали престарелая пара и бизнесмен, ранее убегавший в туалет. Тела людей извивались подобно змеям, переплетались, образуя новое существо с тремя спинами и едиными, слившимися чреслами. Танцуя по сцене, существо стонало в экстазе. Сантьяго, вопреки мимолетному чувству гадливости, теперь с интересом наблюдал за происходящими метаморфозами. Но он все еще понимал, что перед ним просто обман его чувств. В творящемся вокруг буйстве изменений, словно якорь рациональности, восседал Деменитор — неизменный и ухмыляющийся.

-Это же все не реально. Просто наркотик начал действовать — сказал Сантьяго, и ему почудилось, что эту короткую фразу он выговаривал несколько часов.

-Ну конечно, конечно во всем виноваты вещества. Для рационального сознания иначе и быть не может, ведь наркотический бред является гораздо более приемлемой и милосердной альтернативой. Никто в здравом уме не подтвердит, что разворачивающийся перед вами мир реальнее, чем тот привычный и банальный. Сейчас вы видите мир, в котором всё обретает оттенок игры, невинной забавы, где все и вся открыты для экспериментов, не запертых границами реальности.

Сантьяго не мог ответить. Он слышал голос Деменитора, но взглядом наблюдал за Надьей, которая вынырнула из пучины пола абсолютно нагая и теперь тоже устроилась на сцене во фривольной позе, демонстрируя скопления металлических звеньев и грузил, разместившихся у нее между ног. Мужчина испытал на редкость сильную эрекцию. Ему даже показалось, что штаны трещат от распирающего их напряжения.

-Вы меня не слушаете, Сантьяго — укорил его хозяин заведения.

-Ты не можешь знать моего имени... — отмахнулся собеседник. Перед его взором разворачивалась странная картина, где существо из сплетенной тройки посетителей начало поглощать официантку, при этом отрывая от себя части и бросая их в воду.

-Сконцентрируйтесь, Сантьяго! Смотрите на меня! Это все мелочи, развлечение для начинающих. Ваша маленькая неудача с Морисом произошла не от того, что у Вас нет опыта. Просто столь банальное совокупление не для такой тонкой натуры, как вы. Я ведь прав?

Болезненное воспоминание о произошедшем унижении загорелось в груди Сантьяго, просочилось через кожу и поплыло по комнате, становясь неоновой стрелкой, бесстыже указывающей на его эрекцию. Он очень хотел избавиться от этого мерзкого воспоминания, поэтому все же переключил внимание на Деменитора, который продолжал говорить.

-О да, мы с Вами не такие, как остальные. Нам мало действовать в рамках обычных ограничений. Посмотрите сколько преград напридумывало себе общество: мораль, нравственность, религия, семья, подкрепляемые бессмысленными законами, не дающими нам оценить всю прелесть истинного удовольствия. Нельзя трахать кого-то помимо его воли, нельзя вступать в соитие с малолетками, нельзя распространять венерические заболевания. Никакой свободы для истинного ценителя. В сексе пропадает всякое творчество, и он превращается из искусства в банальность! А ведь помимо вымышленных границ дозволенного есть еще и недостатки физиологии, ошибки природы или богов. Почему мой прибор не может быть длиннее моего роста? Или почему у мужчин и женщин разный набор половых органов? Это же несправедливо! А знаете, что еще несправедливо?

Деменитор говорил с пылом настоящего оратора, и серебряные нити на его одежде складывались в описываемые им сцены непостижимого греха. Сантьяго пытался ответить, что не знает ответа на его вопрос, но зубы превратились в застежку-молнию, и замок от нее никак не находился.

-Самое несправедливое — это смерть. Эта негодяйка не дает нам идти дальше, не дает почувствовать какого это — умереть во время оргазма, а затем воскреснуть, подобно фениксу из пламени страсти. Она не позволяет убивать и быть убитым ради удовольствия. А ведь удовольствие — главная причина для существования. Оно и есть истинная жизнь. Но я нашел путь, нашел способ обойти все эти запреты. У меня есть доступ к абсолютному удовольствию. Мне просто не хватает одного участника — того главного элемента, что запустит процесс, который никогда не закончится. И этим элементом можешь стать ты, Сантьяго. Дай только согласие, и мир падет к твоим ногам.

Сантьяго чувствовал, что заинтригован. Слова Деменитора рождали в его голове захватывающие дух картины, в которых он принимал самое активное участие. И как только он мог ограничиваться каким-то одним способом удовлетворять себя, когда мир полон объектов для совокупления? Мужчина разлепил губы, снова принявшие прежнюю форму, и произнес:

-Хорошо, я согласен на все. Где твое абсолютное удовольствие?

Деменитор хитро улыбнулся и встал из-за стола, расправляя свой белоснежный пиджак.

-Оно уже здесь. Побежали! — сказал он и припустил в сторону выхода, так что полы его одежды всколыхнулись как крылья.

Сантьяго всего мгновение недоуменно смотрел на удаляющегося владельца заведения, когда мир вдруг вернулся в нормальное состояние, а потолок и стена в районе сцены начали трескаться. В образовавшиеся щели сыпалась кирпичная крошка, освещение предательски заморгало. Никто из посетителей не обратил внимания на происходящее, даже когда часть потолка рухнула на сцену, погребая под собой безучастных зрителей. Сантьяго отбросил свой стул в сторону и побежал к выходу, на пути неловко запнувшись о ножку стола. Уже подбегая к выходу, он обернулся, чтобы увидеть малую часть того, что вызвало обрушение. Это была невообразимо огромная складка чего-то, напоминающего кожу или жировое отложение. Покрытая кучерявыми волосами коричневого и бурого оттенков, она проседала откуда-то сверху, выдавливая потолок, разнося вокруг урчание более громкое, чем грохот разрушений, и источая запах немытого тела.

Сантьяго так бы и остался взирать на плоды собственного сорвавшегося в пике воображения, но рука в белой перчатке схватила его за плечо и потянула вверх по лестнице — на воздух. Освободившись от оцепенения, как от злых чар, мужчина побежал за своим благодетелем, стараясь не потерять из виду белое пятно его одежды, петляя по тем же переулкам, где всего пару часов назад искал клуб «CARNEM». За спиной раздавались звуки новых разрушений, распространяющихся вокруг чего-то огромного и громоздкого.

Спустя несколько минут изматывающего бега, Сантьяго обнаружил себя посреди какой-то опустевшей площадки на естественном возвышении или холме. Деменитор стоял рядом, смотрел в направлении, откуда они только что прибыли, и громко хлопал в ладоши. Сантьяго тоже оглянулся и узрел картину немыслимых разрушений.

Многие здания обрушились под действием немыслимой силы, которая смела все вокруг, превратив в прах и безвозвратно изменив ландшафт. Многокилометровый столб пыли милосердно скрывал под собой нечто, как саван прячет изуродованное тело. Потоки серой и бурой крошки витали в воздухе, образуя гигантское облако, стыдливо прикрывая существо, их породившее. Сантьяго изо всех сил вглядывался в стену пыли, пытаясь проникнуть в тайну обещанного ему абсолютного удовольствия, но не видел ничего. И в то же время он смутно ощущал родство с этой непонятной конструкцией, воцарившейся на месте целого города, словно он был её частью. Рука Деменитора легла ему на плечо:

-Вдохни поглубже запах новой жизни и скажи привет моему творению. Её зовут Илвезэт, и она покажет тебе, что в жизни нет никаких пределов.

Сантьяго втянул воздух, и в этот же момент какие-то клапаны открылись внутри существа — потоки пыли резко поменяли направление и превратились в воздушные реки, устремившиеся вовнутрь того, что под собой скрывали. Мужчина начал кашлять так сильно, словно весь поднятый прах оказался у него в легких. Когда же приступ отчаянного кашля прекратился, Сантьяго оказался лицом к лицу с Илвезэт — Абсолютным удовольствием.

Тварь, некогда побывавшая человеком и переплюнувшая любого языческого бога, объединяла в себе все, о чем можно было помыслить. Неограниченное каким-то одним полом, он и она в одном многокилометровом наслоении плоти, Илвезэт погружало гигантские фаллические щупальца в алые каверны на собственном теле, оплодотворяя себя, удовлетворяя инстинкты обладания, насилия и продолжения рода в одном бесконечном половом акте. Оно боролось с собой, преобладало и покорялось одновременно. Потоки семенной жидкости смешивались с кровью и жиром, превращаясь в реки, текущие как внутри, так и по телу божества. А еще оно плодилось.

Тысячи тысяч опухолей покрывали тело Илвезэт, вздувались в мгновение ока, чтобы тут же исторгнуть из себя струи внутренних вод, несущих целые поколения новых людей. Одни из них тут же попадали в раскрытые пасти и ново образовавшиеся желудки. Другие оказывались внутри изолированных каверн, где росли, учились познавать мир вокруг себя и поклоняться божеству, их породившему. Юноши и девушки этих молодых племен содержались в строгости и чистоте помыслов, чтобы в следующий миг по случайной прихоти судьбы быть принесенными жертву и сброшенными в бездонные ямы. Там, одурманенные парами феромонов, они совокуплялись все со всеми без разбора, одновременно возвышенные и падшие ниже самого дна человеческой природы, не делая различия между живыми или мертвыми, наслаждающимися или вопящими от ужаса. Эти люди, собственноручно вписывали новые строки в фолианты боли и наслаждений. А исчерпав собственную полезность, они шли на убой, и в тени гор их изуродованных тел новые дети творили еще большие бесчинства.

Илвезэт было всем: отцом, матерью, их детьми — завершенным кругом рождения и смерти. И Сантьяго, стоя в стороне, тоже был там в каждом мгновении наслаждения агонией и агонии наслаждения. Он жадно впитывал все удовольствия, которые может познать человек, не оглядываясь на жалкие ограничения морали, физиологии или здравого смысла. Не способный больше ждать, свидетель всего, о чем может мечтать человек с самым изощренным вкусом, Сантьяго расстегнул штаны, высвобождая невыносимое давление. Он яростно, до боли мастурбировал, буквально всем телом чувствуя потоки крови, спермы, молока и кала, что текли перед его глазами. В своих ощущениях приближаясь к заветному экстазу, который будет длиться целые века, он не замечал, как увиденные им самые сложно срежиссированные постельные сцены ускользают, замещаясь простым инстинктом. Пропадали лица, слова, методы, действия, исчезал смысл всего произошедшего до этого последнего мига. Все сводилось к ощущениям, рожденным даже не мыслью, а голым инстинктом и элементарным механическим воздействием.

И вот, на исходе миллиона лет, Сантьяго наконец-то кончил. После каких-то мгновений истинного экстаза, волшебство рассеялось. Словно бы мужчина все это время катался на американских горках, и аттракцион внезапно встал, заменяя чувство восторга и эйфории тошнотой и болью внизу живота. Он столько времени потратил, готовясь к этому, что момент оргазма пролетел почти незамеченно. Все усилия пропали втуне. Процесс оказался значительнее результата.

Вселенная запретных удовольствий, сконцентрировавшаяся в теле Илвезэт, как ненасытная шлюха, с прищуром огромных глаз взирала на него, готовая продолжить пир разврата. Однако Сантьяго не просто не мог, он уже ничего не хотел. Не хотел настолько сильно, что все произошедшее до оргазма должно было быть вычеркнуто из памяти, как серия постыдных фотографий, отправленная в мусорную корзину. Но он помнил каждое мгновение похотливого влечения, каждый миг погружения в пучину запретных удовольствий. Вот только воспоминания больше не вызывали и не усиливали эрекцию. Они лишь наталкивали на желание убежать, скрыться, уничтожить себя и всех свидетелей произошедшего мракобесия. Наверное так должен почувствовать себя Бог после конца света. Запутавшимся, уставшим, обозленным и готовым забыться от произошедшего в просторах сна без сновидений. Апокалипсис — это оргазм вселенной, после которого забвение — единственная возможность забыть позор произошедшего.

И предохранители перегруженного чувствами мозга, наконец, сгорели, даруя черноту забвения, в которое Сантьяго ринулся, оставляя за собой ужас и смрад свершенного безумия.

Он очнулся ранним утром посреди горы мусора, метрах в пятидесяти от входа в клуб. Разорванные пластиковые мешки частично погребли его под остатками пищи, туалетной бумагой и использованными контрацептивами. Зловоние почти осязаемой волной вторгалось в ноздри, действуя эффективнее нашатыря. Одежда была на месте, но оказалась заляпана и измазана в грязи, а в районе паха образовалось постыдное темное пятно, еще толком не начавшее высыхать. Вывернутые наизнанку карманы говорили красноречивее любых полицейских отчетов. Сантьяго застонал, пытаясь вытянуть свое затекшее тело из горы отбросов, но едва смог пошевелиться. Он попытался позвать на помощь, но распухший язык не подчинялся, почти не двигаясь в пересохшем рту. Всё что Сантьяго мог — это стонать и плакать.

Именно в таком состоянии спустя пятнадцать минут его нашел Тобиас. Официант возвращался с ночной смены и, увидев мужчину среди мусора, поспешил вытянуть его оттуда, не смотря на протестующие стоны. Вернувшись в вертикальное положение, Сантьяго привалился к стене дома, тяжело дыша и безумно вращая глазами.

Когда Тобиас попытался привлечь его внимание, Сантьяго неловко отшатнулся, а изо рта его донеслись еле слышимые слова:

-Уиидии! Уиидии пииидор!

-И тебе доброе утро, засранец — беззлобно ответил Тобиас — Пойдем, я тебя выведу в свет.

С этими словами он поволок слабо сопротивляющегося Сантьяго в ближайший переулок. Спустя всего пару поворотов, они оказались на оживленной, не смотря на раннее утро, улице. Ошалевший и оглушенный, Сантьяго с удивлением обнаружил, что мир все еще стоит на своем месте, а люди продолжают жить обыденной жизнью, не удостаивая повторным взглядом грязного мужчину и его молодого проводника.

Тобиас провел своего подопечного в какой-то подъезд и почти волоком втащил на второй этаж, где, после короткой заминки с ключами, впустил в небольшую, но уютную квартирку-студию.

В центре комнаты стояло просевшее и обтрепанное кресло. В нем восседал безумный старик, которого Сантьяго видел днем ранее. Он вырезал из бумаги белые полоски и тут же примерял их на шею. Когда вновь прибывшие буквально ввалились в квартиру, он окинул их презрительным взглядом и произнес:

-Сколько бы мусора я не вынес отсюда, ты всегда приносишь новый. Привел очередную девушку с папой познакомиться? Вам, педикам, всегда мало.

-А ты, батя, как всегда, особо важными делами занят. Как на работе? - поддел его Тобиас с иронией в голосе.

-Я всегда в праведном дозоре. Но вот облик свой никак не приведу в соответствие с высшей миссией.

-Ну-ну — отозвался парень, усаживая Сантьяго на стул и подавая ему бутылку с водой. Тот принялся жадно пить, почти давясь слегка теплой жидкостью.

Затем Тобиас достал из верхнего ящика комода прозрачный пакет с каким-то свертком внутри и протянул гостю.

-Что это? - спросил Сантьяго, все еще с трудом осознавая происходящее.

-Это сменная одежда. Может быть слегка великовата, но главное чтобы мала не была, а уж думать о стиле тебе сейчас некогда. Грязную одежду брось в пакет и лучше выброси к чертям. Ванная вон там.

-Но почему ты это делаешь? Я же ничего для тебя не сделал, да и денег у меня нет. - ошарашенно произнес Сантьяго.

-Просто выполняю долг любого доброго христианина — проявляю сострадание и предлагаю помощь человеку в его нужде. Ну, знаешь, отдай последнюю рубаху, подставь вторую щеку — эти дела. В пределах разумного, конечно. Так что будь любезен, как вернешься в отель, заплати консьержу, чтобы он постирал вещи и отправил по адресу, который написан на блокнотном листке в нагрудном кармане рубашки. Деньги не отправляй, все равно не дойдут. Не все отвечают добром на добро, но ты последуй верному примеру. У меня не так уж много средств, чтобы покупать новый набор.

Сантьяго только кивнул, не в его положении было препираться, и удалился в ванную комнату. Дверь за собой он запер на замок. Тобиас только хмыкнул, услышав щелчок, и принялся доставать еду из холодильника.

Его гость мылся довольно долго — не имея ни щетки, ни абразивного камня, он ногтями пытался очистить каждый дюйм своего тела, намного спокойнее перенося высокую температуру воды, чем степень собственного падения. Тобиас уже собирался намекнуть на высокую плату за квоту водоснабжения, когда Сантьяго, наконец, вышел из ванной, с лицом алым, как поцелуй любовницы. Мешковатая одежда с чужого плеча делала его вид жалким и почти комичным, в руках он сжимал пакет с испорченными вещами.

-Ну вот, уже почти похож на человека. Еду не предлагаю, ты все равно откажешься.

Сантьяго только кивнул и медленно сел на стул. При упоминании еды его желудок испуганно сжался.

Даже очищенный от грязи, мужчина выглядел лет на десять старше своего возраста, а чувствовал на все сто. Картины безумного разгула, которому он поддался, стояли перед глазами. И все же, как дурной сон, эти видения были размыты. Детали произошедшего постепенно ускользали, оставляя лишь чувство безмерной гадливости и жалости к себе.

-Таких как я было много? Ты ведь не вчера вещи приготовил? - произнес Сантьяго через какое-то время.

-Заблудших? Время от времени появляются. Отец твердит, что с каждым днем Вас все больше, но все старики так говорят. Я, правда, не всем помог. Некоторые зашли слишком далеко. Один даже хотел меня распнуть, кричал, что узрел свое призвание — карать содомитов. Полиция целый день его по дворам ловила. У Бога интересное чувство юмора.

-Ты видел меня вчера? Кто был тот мужчина со мной, который меня опоил.

-Веришь или нет, но ты вчера один зажигал.

-Я же видел его как тебя, он называл себя Деменитор, говорил, что хозяин заведения, предлагал новые ощущения. А затем он показал мне все эти вещи. Господи помоги, там были женщины, дети, какие-то твари. Что они творили, что все это значило? Мне что, все это привиделось?

Тобиас вздохнул и, пододвинув второй стул, сел напротив гостя.

-Привиделось? И да и нет. Тот, с кем ты вчера познакомился, зовется Императором плоти. Это своего рода городская легенда. Типа, если словишь «бэд трип» от наркоты, то рискуешь встретить повелителя всех человеческих мерзостей, который вскроет тебе черепушку и трахнет прямо в мозг. Я на курсах по психологии слышал, что такие явления и сущности могут повторяться от человека к человеку без серьезных изменений. Типа, коллективный собирательный образ. Это не какой-нибудь искуситель, жаждущий добраться до твоей души. Люди друг с другом и без веры в мистику творили такие непотребства, что ад замерзнет в ужасе. Одни творят, а другие созерцают, как ты вчера. Многие так до конца и не оправляются от встречи с истинной человеческой природой. - с этими словами он покосился на своего отца.

-Ты там не обо мне ли сплетни распускаешь, шлюхин сын? Не лги, не лги пред лицом Господа. - выкрикнул старик, потрясая безопасными ножницами. - Я на путях грешных встретил самого Люцифера, и, несмотря на все его искусы, послал его трахнуть собственную мамочку, потому что у меня есть высшая миссия, и никакие демоны мне не страшны.

Разумом Сантьяго понимал, что старик напрочь сбрендил. Но сложно ли тронуться умом после того, как увидел все эти ужасы? Поэтому, призывы отринуть внутренних демонов уже не казались такими бессмысленными. Что такой молодой парен как Тобиас может знать о человеческой природе, когда он самолично видел всю грязь и низость мира?

-А может твой старик и прав. Мы действительно все грешны, если живем и позволяем такому происходить. Я думал, что правильно поступаю, принимая свои измененные желания, но оказалось, что быть геем — это идти по наклонной в ад.

-Как скажешь, брат. Только ты меня в свой ковчег не заманивай. Из тебя такой же гомосексуал, как из бати священник. То, что ты хотел в попку трахнуться, не делает тебя и остальную толпу неадекватов одними из нас. Будешь мешать все в кучу, кончишь в психушке как тот распинатель, либо в правительстве окажешься среди остальных лживых консерваторов. Так что будь добр, не осложняй жизнь нормальным людям.

-Кого ты называешь нормальным? Ты же гомик! - воскликнул Сантьяго, вставая.

-Так, все! Хорошенького понемногу. Не знаю в чем твоя проблема, может тебя батя в детстве в ванной перекупал, или мама в платья наряжала, но оставь свои гениальные выводы при себе. Желательно за дверью.

С этими словами Тобиас стал выпроваживать гостя из квартиры. Сантьяго слабо упирался, толком не понимая, как ему реагировать на ситуацию. В каком-то смысле его все еще влекло к своему благодетелю, но и чувство отвращения никуда не делось, хоть и постепенно ослабевало.

Уже за дверью Сантьяго остановился и, обернувшись к Тобиасу, проговорил:

-Послушай. Прости, что все это наговорил, мне очень нелегко пришлось. И это лишь моя вина, к тебе никаких претензий у меня нет. Я даже не знаю как тебя отблагодарить. Может сводить тебя куда-нибудь или еще что?

Парень только грустно улыбнулся.

-Гляди, друг. Если ты хочешь быть тру гомосексуалом — будь им. Выкинь к чертям всю свою коллекцию порнухи с молоденькими мальчиками, займись собой, подружись с кем-нибудь. И не забудь объясниться с родными, лучше заранее, потому что процесс это длительный и болезненный. А если просто говно помесить хочешь, то ты не по тому адресу обратился. У меня есть постоянный партнер, и у нас пока все нормально складывается, чтобы все испортить загулами на подобие твоих. Мой тебе совет — будь собой. И, с божьей помощью, ты найдешь счастье.

Сантьяго что-то еще хотел сказать, но Тобиас продолжил:

-Всё, все! Хватит, ты уже достаточно глупостей наговорил. Пришли обратно вещи, потом забудь сюда дорогу и больше не попадай в неприятности. Бывай.

Дверь захлопнулась у Сантьяго перед носом, исключая любые контраргументы.

И он ушел. Ушел не в паломничество с целью отринуть все бренное и исцелить душу, а просто вернулся в свой номер, упаковал вещи и поменял билеты на более ранний рейс, чтобы поскорее убраться восвояси из этой проклятой страны. Некоторое время он раздумывал о том, чтобы подойти к консьержу и попросить отправить вещи домой Тобиасу, но затем решил, что это может его скомпрометировать, поэтому просто выкинул чужое барахло в мусорку.

На следующее утро, уже в самолете, он сел у окна и притворился спящим, накрывшись с головой одеялом. Сидя в темноте, наедине со своими мыслями, он думал, что где-то ошибся. Возможно, ему не стоило рисковать и лезть во всю эту экзотику. Можно было найти кого-нибудь в соседнем городе, кто будет достаточно сговорчив за определенную сумму. Уровень безработицы сейчас довольно высок и просто грех этим не воспользоваться. Порнуху он тоже выбрасывать не станет — слишком много денег в нее вбухано. И откуда только они узнали про коллекцию? Неужели все настолько очевидно? С этим мыслями мужчина уснул, и сны его были безмятежные и свободные от каких-либо ужасов.

Где-то над Атлантикой, у Сантьяго остановилось сердце. Едва заметные конвульсии ничем не выдали его перед остальными пассажирами. Но все то время, пока жизнь покидала отработавшее свой потенциал тело, Император плоти во всем своем великолепии незримо стоял рядом, улыбался и яростно мастурбировал, наслаждаясь каждым мгновением чужой агонии.

24.06.2014г.

Послесловие

Все мы, даже если не осознаем, но в глубине души подозреваем, с чего все начинается. Потенциальное желание, энергия, требующая выхода, инстинкт — все это рождается в наших чреслах. Для этого есть устройство, которое мы называем половыми органами. Это как источник луча, направленный поток частиц, он всегда одинаков, но проходя через призму мозга, через память и опыт человека, луч распадается, образуя разноцветную картинку. Простое желание обретает свою форму, индивидуальную для каждого человека, но схожую по своей природе. В детстве тебя так часто наказывали физически, что ты впадаешь в депрессию, если не чувствуешь себя униженным во время секса? Или ты так любил ходить в туалет «по большому», что не можешь жить без ощущения постороннего предмета в своей прямой кишке? Все может быть и гораздо, гораздо хуже... Или лучше? Кто объяснит разницу? Кто направит луч желания мимо всех тех унижений и шокирующих впечатлений, которые теперь формируют твою сексуальную жизнь? Никто не поймет тебя лучше, чем ты сам. Только жертвы все тех же преступлений против гибкой детской и юношеской психики. Они приняли такую жизнь как должное, они стали ею наслаждаться, отыскивая в потайных уголках чужой души те же самые ощущения, словно вглядываясь в зеркало.

И сколь бы отвратительно не было происходящее, каждый, абсолютно каждый может найти в себе место для понимания, а, возможно, и для принятия такого «альтернативного» процесса соития. Не признаться в понимании, нет. Для многих само деяние лучше, чем признание такого деяния. Потому что признать — значит противопоставить себя обществу, сравнять себя с теми, кого презираешь, даже если сам творишь еще большее низости. Поэтому многие делают или хотят делать, хоть и не сознаются в этом до самой могилы.

А все от того, что любой способ, назови его извращением или нетрадиционной практикой, сводится к источнику желания, к точке, из которой исходит луч. Все сложное всегда низводится до простого. Игры в переодевания и смены ролей сводятся до простого механического воздействия — вперед-назад... вперед-назад... вперед-назад... И так до тех пор, пока наша физиология не получит один единственный сигнал, что настала пора выплеснуть накопившееся давление, излить ту энергию, что заставляла нас творить все эти прекрасные или безбожные вещи.

И вот когда семя изольется: на плодородную почву или абсолютно впустую — луч прервется, энергия иссякнет, и давление, ломавшее и извращавшее обычную житейскую мораль и элементарную логику иссякнет. И мы внезапно очнемся от магии похоти, и будем с ужасом и отвращением взирать на то, что сотворили своими руками, совершенно забыв почему и ради чего это делали. Как насильник, получивший от своей жертвы все желаемое, мы спешим убраться с места преступления, поспешно стираем следы собственного помешательства, обуреваемые смешанными чувствами отвращения и жалости к себе. Мы трясемся от рвотных позывов, сжимаемся в клубок, пытаясь спрятаться от внезапного осознания степени собственного безумия, которому отдались так легко. Смывая с себя засохшую сперму, дерьмо, а не редко и кровь, мы клянемся больше никогда не совершать ничего подобного. Педофилы по отношению к этому молодому миру, перед незримыми присяжными мы обязуемся никогда не опускаться до этого уровня.

И в такие моменты это чистейшая правда. До тех пор, пока иссохший ручей похоти вновь не превратится в бурный поток, обрушивающийся с новой, возросшей силой о наспех возведенные дамбы, чтобы ввергнуть нас в пучины еще большего безумия и мерзости. Человеку свойственно всегда испытывать границы дозволенного, стремиться за любые пределы, даже если это воздвигнутые нами самими пределы человечности и разумности. Человечество с готовностью выпустит потоки грязи, крови и мертвечины, только чтобы подрочить в образовавшийся водоворот мерзости. Если Вы можете представить какую-то низость, некое сексуальное извращение, которое сложно или даже незаконно воплощать, можете ставить все свое состояние на то, что кто-то в этот самый момент воплощает вашу фантазию в жизнь, получая при этом неописуемое удовольствие благодаря и вопреки всему накопленному жизненному опыту и здравому смыслу.