Два из Трёх

Ароматный запах обжаренных отбивных заполнил кухню, заставив меня сглотнуть мгновенно выделившуюся слюну. Быстро выложив аппетитно выглядевшее мясо на противень, я обсыпал его тёртым сыром и сунул в духовку. Предвкушая предстоящую трапезу, я сладко потянулся, и начал было планировать вечер, как за спиной раздалось негромкое покашливание. Резко обернувшись, я уставился на гостя, не посещавшего меня уже добрых семнадцать лет.

– А я и забыл, какой сегодня день, – слегка растягивая слова, проговорил я, вытирая руки салфеткой, – давненько не виделись. Какими судьбами? Речь и аргументы репетировал?

Гость – сегодня выглядевший как ничем не примечательный брюнет лет тридцати пяти, одетый в синие джинсы с футболкой, смотрел на меня зелёными глазами. Или сверлил меня ими…забавно, что за все годы нашего, так сказать, знакомства, мне ни разу не удалось застать момент его появления. Он всегда оказывался за моей спиной.

– Ждал, когда ты перебесишься, – в тон ответил мне посетитель, оглядывая мою серо-бежевую кухню, обставленную в стиле минимализма, – твои метания по всему миру, ровно как и выходки, заронили в моей душе изрядные сомнения по поводу твоих мозгов.

– Опять твои высокопарные фразы, – с ухмылкой бросил я, достав два бокала вместе с бутылкой, – кстати, не знал, что у такого как ты есть душа.

На мгновенье глаза гостя стали багровыми, будто два факела, но я не обратил на это никакого внимания. Разлив очень хороший коньяк по стаканам, я сел напротив своего визави. Сейчас между нами была лишь тёмно-матовая поверхность стола.

– Ты знаешь, зачем я здесь появился, – не обращая внимания на алкоголь, произнёс мужчина, вызвав у меня очередную улыбку.

– Естественно, – пригубив коньяк, я зажмурился от удовольствия, гоняя напиток по нёбу, – и мой ответ не меняется. Мне от тебя больше ничего не надо. Кстати, удовлетвори моё любопытство, откуда ты знаешь про мои поездки? Ты же почти всегда заперт.

– Раз в год я свободен, – елейным, почти змеиным, голоском ответил мне гость, – и мне не обязательно тратить мгновения своей свободы на свидания с тобой.

– Значит, по моим фотографиям и социальным сетям шаришься? – Весело произнёс я, залпом отправляя остатки коньяка в желудок, – прошу тебя, завязывай со своим высокопарным слогом и лицемерием, меня от них тошнит.

На кухне пахнуло гарью – по-хорошему, мясо надо было бы достать из духовки, но словесная пикировка занимала меня гораздо больше.

– Идти среди участников Бессмертного полка со своей собственной фотографией семидесятилетней давности – это, по-твоему, нормально? Или в новом тысячелетии все стали тщеславными? – Поинтересовался собеседник.

– Страна должна знать своих героев, – запах гари стал уже нестерпимым, но мне был всё равно, – я за нее повоевал, и не единожды. Надо чтить тех, кто сражался за Родину.

– Как интересно ты пользуешься дарованным бессмертием. То убиваешь, то прожигаешь время не хуже современного мажора. Этот дар предназначался не для этого.

– Надо же, – присвистнул я, – от бесконечных угроз, которыми меня поливали чёрт знает сколько лет, мы повернули к проповедям? Не строй из себя морализатора, Джин. Тебе нужна твоя свобода, но её ты получишь не раньше, чем мне надоест жить. Никогда, если ты не понял.

Нетронутый стакан с весьма недешёвым алкоголем полетел в стену – и разлетелся на тысячу осколков. Не шелохнувшись, я продолжал вглядываться в лицо, которое корчилось от яростных судорог – и чувствовал небывалый прилив сил. Передо мной сидело некое существо, очень сильно смахивающее на персонажа из мультика про Алладина. Правда, назвать его добрым нельзя было даже при большом желании.

– Пару лет назад мне стало очень интересно, кем был тот солдат, у которого я забрал твою лампу. Выложив умопомрачительную сумму денег, я таки узнал, что его звали Оливер Морель, и что он провёл немало лет в Карибском море, на остовах Ле-Сент. Думаю, где-то там ему не посчастливилось найти лампу, в которой тебя заточили. Он выпустил тебя на волю, случайно, как мне кажется, а ты пообещал, что исполнишь три его желания. Правда, Джин, ты не уточнил, что случится после. Если честно, до сих пор интересно, как Оливер умудрился оказаться в гуще Бородинского сражения. Как он оказался в том походе? Его место было на другом краю света.

– Он хотел повидать мир, – сквозь зубы произнёс обладатель магического дара, – я выполнил его желание.

– И тебе пришлось выполнять желания нового владельца, – я сделал волевое усилие и заставил себя встать и выключить духовку, – ведь старый умер, погиб, не успев загадать всех желаний. Кто ж знал, что новым хозяином твоей лампы буду я?

– Ты показался мне самым обыкновенным, – горестно протянул Джин, щелчком пальцев распахнув окно, – человеком, даже не осознающим, насколько большое у него в руках сокровище.

– Я понял. Интуитивно. Потому и попросил вечное здоровье и бессмертие. Два желания из трёх, зато какие эффективные.

– Загадай третье желание – выполню, и разойдёмся в разные стороны. Ты – дальше наслаждаться жизнью, я – свободой!

– Искушаешь меня, – разнёсся мой голос по кухне, – в сказках, которые мне рассказывали в детстве, число три всегда было ключевым. Поправь меня, язычник, если я ошибаюсь – после третьего желания, что я потеряю – жизнь или душу?

Ответом мне послужил взгляд, полный ненависти.

– Вот-вот. Тогда, на войне двенадцатого года, мне было страшно. Я хотел жить – и мои желания помогли мне не сдохнуть, как собаке, от первого же ранения, и не околеть на морозе. Я очень сильно не хотел умирать.

– Ты живёшь уже две с лишним сотни лет, тогда как я все эти годы заперт в лампе, откуда могу выйти лишь раз в год, это…

– Мне было нужно немного уверенности в завтрашнем дне, – я показал Джину большой и указательный пальцы, которые были сведены почти вплотную, – совсем чуть-чуть.

– Это несправедливо.

– Исчезни, – с громким хлопком Джин растворился в воздухе, оставив после себя едва уловимый запах каких-то пряностей.

Оставшись в одиночестве, я бросил короткий взгляд на свою фотографию времён Великой Отечественной Войны. Перед глазами промелькнули тени былых сражений, от которых мне стало тоскливо. С грустью уставившись на почти полностью сгоревшее мясо, до сих пор стоявшее в духовке, я понял, что ужин безнадёжно испорчен.

Немного радовало лишь то, что Джину, вновь заточённому в своей темнице на весь следующий год, было ещё хуже.