Трещина

Уходя, Лера задела сумкой тумбочку. Посыпалось всё с тумбочки на пол, зазвенело. Цокнул плеер Максима. Отлетели какие-то куски. Максиму показалось, что вздрогнула земля. Лера мрачно посмотрела на обломки.

- Давно мечтала это сделать, - и закрыла за собой дверь.

Максим сел на диван, держа в руках сломанный плеер, стал собирать растерянные мысли. Где он упустил, что не так сделал… Как так получилось, что она ушла.

Максим закоренел в своём холостячестве, и, когда, наконец, женился, не сильно изменился. Он сам и не замечал, как ранит жену.

А любовь большая была у них, это да. И друг друга они стоили.

С юношества он нравился девчонкам. Сразу и не скажешь, отчего. Красавцем не назовёшь. Высокий, нескладный, с длинными руками. Тихий, робкий. Но глаза. Девки падали. Отведёт волосы свои длинные, русые и зыркнет вроде как стеснительно. А как ужалит. Сам он не понимал ничего в этом. Ему было дано, а чего с этим делать, он не знал и не думал. Ему турпоходы были интереснее или программирование.

С Лерой очевиднее всё. Длинные ноги из-под сарафана (Максим, если думал про жену, то всегда в сарафане её представлял), волосы тёмные в две косички. Лицо тоненькое, ажурное какое-то, глаза огромные, зеленющие. Высокая, ладная вся, стройная. Парни, конечно, всегда увивались. Некоторые – хоть просто посмотреть. А она нет, не пользовалась. Спокойная всегда, отшивала – рубила с плеча. Задумчивая, себе на уме. Гордая.

Максима будто ждала. Будто и не было никого получше.

Друг друга стоили, чего уж.

Она терпела, он не замечал, думал, всё ладно у них. Вот через пять лет и надломилось, треснуло. Даже и Максим стал подмечать.

А этот плеер несчастный он достал с превеликим трудом, давно гонялся. Отхватил за огромные деньги. Все с мобильника музыку слушают, а него коробочка величиной с толстый блокнот, кнопки здоровенные, крутилка громкости. Но звук аховый. Максим не мог нарадоваться. Лера сначала иронизировала: "А где в него кассеты вставляются?", "Им и убить можно". А потом тихо возненавидела.

Максим сразу наушники хватал, если что. Уходил в музыку от проблем. Чуть Лера заведёт разговор: вечно футболы, походы, велики, лыжи, друзья… ей и места нет. Он сразу в музыку – а? чего? У неё руки опускались. Но терпела, думала, пройдёт.

Не прошло.

Терпение кончилось.

Сидел Максим на диване, крутил в руках обломки. Некуда было сбежать, не работала музыка. "Надо починить", – подумал вяло.

Кое-как слепил. Плеер, собранный, склеенный, заработал. Включился. Трещина во весь небольшой экранчик. Почти вся музыка слетела к чертям. Исчезли треки, прочистилась память. Остались жалкие крохи, из разных папок по файлику, всего штук пятьдесят песен. Как так получилось, Максим не мог понять, да и не очень он сейчас мог думать. С трудом вот собрал остатки воли, на починку плеера хватило. А больше нет. Всё.

Он выдохнул, откинулся на диван. Прислушался к себе. Полегчало, нет?

- Послушаю, что есть, - сказал сам себе.

Надел наушники. Полистал коротенький список. "Во, в самый раз - соль на раны. Полезно, говорят".

Заголосил потёртый Del Shannon. "Runaway".

Дальше было непонятно. Сначала Максим подумал, что насколько он опустился в нелепых страданиях, что чуть ли не галлюцинации его посетили.

Максим будто перескочил в самого себя как раз в тот момент, когда они с Лерой на заре отношений прогуливались в парке. Второе там, или третье свидание.

Бушевал май. Дыхнуло первой жарой. В ноздри било отцветающей черёмухой, орали птицы, народ прогуливался с удовольствием. Максим с Лерой зашли в парк, и там как раз из динамиков Шэннон и звучал. Лера в сарафане том самом и глазищами своими глядит. И вроде не на Максима даже. И выражение лица невинное, спокойное. Но вдруг за руку Максима ласково берёт. Заполыхало сразу внутри.

И всё это Максим мозгом вот теперешним осознаёт. И все детали того вечера, и вот перед его глазами Лера, и вот он сам что-то там говорит и чувствует. Только всё это сквозь призму нынешнего состояния! Ничего он понять не успел, песня закончилась. И выплюнуло его обратно, на диван.

И так это второе (или третье свидание) было натурально, что головой затряс, глаза протёр, осмотрелся кругом.

- Хрень какая-то, - буркнул и пошёл на кухню чай заварить.

На кухне долго не усидел, тянуло к плееру

Включил снова.

Но, видимо, не в этот раз – села батарейка. Голова гудела, тело ныло, делать ничего не хотелось. Максим плюхнулся на диван. Думать.

***

Случай с плеером не выходил из головы, отодвинул печали на задний план. Зудело, хотелось попробовать снова. Только сам аппарат на ладан дышал. То аккумулятор не заряжался, то не включался… таскал Максим его на работу, урывал время, ремонтировал.

Кое-как починил. Только ещё меньше треков осталось, десятка два, не больше.

Захолодало. По тёмному небу гнало рваные тучи-облака, по улице шуровал сквозняк. Ветер отрывал отзеленевшие своё листья, сгибал и подталкивал граждан. Максим шагал быстро. И подгонял его не столько ветер, сколько нетерпение.

Плеер, наушники – всё готово.

Волновался Максим. Задумал он серьёзное покушение на существующее положение дел. Была загвоздка в его жизни, было трагичное раздвоение. И не про Леру, нет. И все мысли о жене отодвигал. Сам уже не знал, почему. Но отодвигал.

Был один из походов. Когда их походная команда уже вошла в силу, когда самые сложные маршруты они ходили без чужих "руководов", и лет им всем было около двадцати пяти.

В тот раз всё шло привычно. Оба экипажа побеждали пороги один за другим, удачно проходили каньоны, двигались в графике. Этот их и расслабило. Пошли дожди, и нужно было переждать паводок, благо резервные дни пока не расходовались. А они так втянулись в этот ритм, что коллективно допустили криминальный просчёт. Чересчур в себя уверовали.

- Ладно, посмотрим всю эту лабуду в деле, - решился Максим и включил плеер.

Кино, "Кончился лето".

Погрузка была в самом разгаре. Приколотые к берегу катамараны лизала неспокойная река. Максим, привязав свою часть поклажи, выбрался на берег. В магнитофоне играла группа "Кино".

- Кончится лето, да не скоро, - глянул Макс на жаркое небо. После дождей прояснилось, и облачка стали похожи на маленькие клочки ваты.

Максим нахмурился, оглядел всю команду.

- Парни, не надо нам сегодня идти, - тихо и нерешительно сказал он. Никто не обратил внимания. Он вдохнул. – Эй! Никуда мы сегодня не идём, слышите?! – вдруг заорал он.

Тут уж все отвлеклись.

- Макс, ты чего? – удивился "адмирал" Игорь. – Сдурел?

А пошёл уже третий куплет, Максим заторопился.

- Парни, чего хотите делайте, но денёк надо постоять! Ну, очень надо! – сменил тон Макс, просяще глядя на ребят. Из колонок зашумело финальными запилами. – Пожааалуйста!

Максим сидел, выключив музыку, и тупо глядел в стену. На лбу выступила испарина.

И чего теперь? Как понять? Пошли они в тот день или не пошли? Что в воспоминаниях? Да всё тоже – отплыли в паводок, в каньоне зарубило, страховка не сработала, и всё, Славяна нет…

Он потянулся к мобильному. Руки дрожали, и унять эту дрожь он никак не мог.

Проверим… А что, собственно, он проверит? Номер Славяна он так и так не удалял. Память о нём. Звонить по этому номеру? Он похолодел.

Пашка! Надо звонить Пашке.

Пашка, лучший друг. Добрый и отзывчивый. Рыхловатый, среднего роста, чуть в рыжину, в очках, но если что, горой вставал. Любил Максим Пашку. И всю его многодетную семью любил. Хотя Таня, жена Пашкина, частенько по мозгам елозила насчёт походов…

Чёрт! Он же на балете со старшей. Сообщение ему тогда:

*Паш, есть разговор*

Отправил и стал ходить нервно по комнате. В приоткрытом окне завывал ветер, в комнате было зябко. Максим подёрнул плечами.

А чего я ему скажу? Что спрошу? Жив ли Славян? А если всё это мои… эээ… галлюцинации? Вот чёрт! Не, надо Пашку звать к себе и издалека заходить.

Тут прожужжал телефон.

*Чего хотел?*

*Заедешь?*

*Так поздно?!*

*Оч надо!*

*Макс, никак не могу*

Макс отбросил телефон. Тот ещё пожужжал немного и затих.

Мысли ворошились, наскакивая одна на другую; и стройности никакой не выходило. Думалось и про то, что вроде гром не грянул, Пашка вполне нормально отреагировал; что можно ещё разок "сгонять через Цоя" в тот поход; что можно скакнуть и через другую песню куда-нибудь, есть же… Посмотрел на плеер, стало дурно. Понял, что сегодня уже никак, сил никаких нет.

Набрал всё же Пашке.

- На футбол завтра идёшь? – спросил. По воскресениям они регулярно играли.

- Иду, - ответил Пашка. Неуверенно как-то ответил.

- Ага. Там и поговорим.

Пашка молчал.

- Алё? – сказал Максим.

- Да…

- Ты чего?

- Нет, ничего, - бормотал Пашка. – Ты это… чего, тоже хочешь придти?

- Ну да. Как всегда, - буркнул Максим. Измотанный, он быстро утомился, голова трещала, хотелось спать. Отложить всё до утра. – Ладно, до завра тогда.

- Пока.

***

От метро шли вместе. Максим всё порывался спросить, узнать, но никак не решался. Волновался, сразу першило, ком в горле – не получалось. Да и Пашка был не в себе, что ли. То и дело поправлял очки, на друга не глядел. Так и дошли, не сказав толком ничего друг другу.

Возле поля толпились другие игроки. Разминались, переодевались, похохатывали. Макс остолбенел.

- Славян… - узнал в толпе давнего друга. Стоял, глядел на него стеклянными глазами. Пашка поправлял очки, переводил взгляд с ребят на Максима. Те тоже притихли, заметили их. – Ха! Получилось, значит! - Максим криво улыбнулся. – Получилось, Паштет! – он хлопнул Пашку по плечу, побежал к ребятам.

Мял руку, похлопывал по плечу. Остальные смотрели криво, переговаривались. Славян, в общем, не изменился сильно. Кудри немного поредели, щёки чуть пообвисли, стал ещё массивнее. Но так, ничего. Нормальный мужик.

- Рад тебя видеть, - сказал Максим.

- И я рад, - странно ответил Славян. Окружающие мялись. Вроде улыбались, а вроде и неудобно им как-то было.

- Ладно, парни, чего стоим! Давайте делиться и играть! А то до обеда будем тут тупить, - крикнул бодрый Максим.

Играли. Максим носился бешено, назабивал кучу мячей, отрабатывал в обороне, всех обыграл. Был доволен.

Это потом всё плохо стало. Во время игры он и не заметил ничего. Как закончили, пошёл к сумке водички попить, тогда только увидел.

Лера.

Стоит в плащике незнакомом. Красивая до невозможности. Но какая-то не такая. Другая. Максим ещё ничего не понял, а внутри уже всё оборвалось. Глянула на него, как на чужого, а Славяна в губы поцеловала. У Макса бутылка из руки выпала.

- Я так и знал, что не надо было тебе приходить, - забубнил сзади Пашка.

Максим одурело обернулся на него. Хотелось бежать, разнимать, бить, обнимать… душу рвало, ноги ослабели… Он опустился на колени, упёрся руками в ноги.

- Ага, вот такой ценой, значит? – замотал головой. – Ладно… Ладно! Поглядим ещё! – он схватил сумку, и как был, потный, мокрый, в грязной форме пошёл-побежал прочь от поля.

***

Развил лихорадочную деятельность.

Стал долбить Цоем обнажённые нервы. Там, на берегу горной реки куролесил: в один раз кричал Славяну, чтобы тот забыл Леру; в другой, чтобы остались и никуда не плыли; потом и то, и другое… Возвращаясь "домой", звонил Пашке и спрашивал, что слышно про Леру. Тот всегда одинаково смущался, но всякий раз для него один и тот же вопрос был, как первый раз. И каждый раз ответы друга Максима совсем не устраивали.

В его сознании ничего не менялось, как он не кувыркал эпизод в прошлом, его память хранила лишь первоначальные картинки и образы. В ней ничего не стиралось и не добавлялось нового. Он инородным телом вонзался в перекорёженное в очередной раз настоящее, оказываясь в своём кресле, как только завершалась "Кончится лето".

От его метаний становилось всё хуже.

Максим выдохнул: "Надо не наскоком, надо системно".

Взял недельный отпуск, засел дома за наушниками и плеером. Рядом блокнот и телефон. В блокноте делал пометки против песен, по телефону мучил безотказного Пашку.

Стал прощупывать свою память, глядя на оставшиеся песни в проигрывателе. Вот бы куда-нибудь в то время, которое чуть после того похода или перед ним… "Вот если б… не дать познакомиться Славяну и Лере, а?".

Точно!

Как раньше не вспомнил?!

Это было на первом курсе. После первой сессии собрались в общаге. А с Лерой, значит, Славян где-то через месяц познакомился. Была песня, была!

Откапал Би-2, "Сердце". Сдул пыль. "Плэй" – прыжок в прошлое.

Сидят. Пашка юный (все они мальчишки, но Пашка совсем пацан) и, кажется, ещё более улыбчивый, Славян тоненький, и Игорь с шевелюрой… Пьют бурду, орут радостно. Из магнитофона – Би-2 рубит. Никита, чуткий к музыке, презрительно морщится, хочет переключить. Славян не даёт.

Чёрт! Время!

- Славян, пообещай мне! – кричит в шумном угаре Максим. – Слышишь? Пообещай!

Славян налился серьёзностью – эта песня всегда хватала его за душу.

- Давай, братан, всё сделаю! – он хватает Максима за шею, прижимает к себе, кучерявой башкой покачивая в такт музыке.

- Запомни! Никогда! Ни при каких условиях! Не знакомься с Лерой! Понял?! – вырубал слова в грохоте Максим.

- Лера! Понял, братан. Сделаем… - один кивок в череде других был чуть сильнее. - Ты разбиваешь моё сердце…

Макс ещё хотел затвердить, застолбить, но Никита не выдержал, вырубил песню.

Ффух! Успел. Только что успел? Мало ли чего там наплести можно было на студенческой пьянке. Это потом Славян прослыл человеком слова, надеждой и опорой… а тогда?

- Паш, а как у Славяна с Леркой? – звонок другу и безо всяких предисловий.

- С кем? – Пашка, к чудноте друга был привыкший, но всё равно поперхнулся. Удивился, выходит. - С какой ещё Леркой?

- Всё, забудь. Пока, - отбой.

Ну, Славян, ну человек! Пообещал – сделал! Макс улыбался, скинул с души каменюку. Как показалось.

Стоп! Как "какая ещё Лерка"?! А я? А мы… Ааа! - Макс взвыл, отвалился на диван в отчаянии. Вцепился в вихры.

***

Максим бешено шнырял по прошлому, пытаясь нащупать правильный путь, качнуть настоящее в нужную сторону. И портил настоящее всё сильнее.

Тогда он целый месяц он пытался втиснуться в новые реалии. И чуть ли не каждый день вылезали сюрпризы. То какие-то непонятные друзья объявлялись, будто только вчера расстались; то на работе новые обязанности оказывались самыми обычными; то на футболе на него смотрели удивлённо, когда он отдавал пас вместо удара по воротам… И так далее, и всё, в общем, по мелочи. Всё это царапало, шершавило, бередя и без того саднящие раны.

Он пытался найти Леру, но оказалась, что её и в стране-то нет… Да и что он бы ей сказал, будь она тут, если она знать его не знает?

Все эти переживания подтачивали силы Максима, он высох и пожелтел. Пашка осторожно заметил: "Хреново выглядишь". На работе косились. Хуже всего было то, что не к кому было податься. Самые близкие люди, они… не то, чтобы перестали быть близкими, но веяло от них неродным. Максим даже испугался сначала. Непривычные фразы и оговорки, чужие жесты и непонятные намёки... И, самое главное, что в них, в самых родных этих людях, он чувствовал непонятную и постоянную нервозность.

А потом плеер начал дохнуть. Нет, он работал, заряжался, проигрывал песни. Только дырка в прошлое затягивалась. Одна песня не "сработала", другая. Дверки времени закрывались. Жить теперь здесь, с испорченным, искореженным прошлым. Максим закатывал глаза, бил кулаком в стену. В сотый раз смотрел на плэй-лист.

Стоп. Вот эта. Эту он ещё ни разу не пускал. Откуда она взялась-то? А! Мама просила ей записать, и дать послушать через этот "необыкновенный плеер" (он тогда и ей все уши прожужжал). Мамина любимая. Только вот у него никаких ассоциаций с этой песней не было.

- Ладно, чего делать-то. Последняя, - Максим надел наушники

***

- Кабы не было зимы

В городах и сёлах,

Никогда б не знали мы

Этих дней весёлых…

Максима обволокло ласковым тембром, и он перенёсся. Только в этот раз некуда ему было прививаться и вклиниваться, наблюдал он всё как бы со стороны: сидит мама с полуторагодовалой сестрёнкой, напевает ей; сестрёнка клюёт носом, сейчас мама её уложит. За окном порхают снежинки, свет от уличного фонаря, разбавленный кружевами тюли, лежит на обоях. В комнате царит добро. Кругом устойчивый, правильный мир. Все проблемы бесконечно далеки, печали в другой вселенной. Струится эфиром мягкое тепло…

Песня кончилась.

Тишина. В голове пустота. Ощущение чистоты.

На полу валялся плеер. Упал опять. Трещина почти развалила его на два рваных куска. Всё, остановите музыку, кина не будет.

***

Пустота оказалась лечебная. Разом всё встало на свои места, вывихнутое прошлое вправилось, распрямилось настоящее. Покорёженные эпизоды приняли прежние чёткие очертания.

Действительность была теперь нормальная, правильная. С печалями и сложностями, но своя. Не было Славяна, заныла старая боль… Но Макс словно оказался на нужной стороне, где такую боль можно и нужно перетерпеть.

Он решил проверить. Досталось Пашке. Друг сидел красный и всклокоченный, терпеливо отвечал. Да, тогда в Саянах всё это случилось… Да в общаге пили… кажется… Да, с Лерой после того похода познакомились… Сейчас не знаю про Леру ничего… она ж от тебя ушла, не от меня…

Пашку он отпустил, взялся за телефон.

- Лер, хорош дурить, возвращайся, - сказал тихо, уверенно.

Она ломать из себя не стала ничего.

- Я уж думала, что ты никогда не позвонишь, - ответила.

Он положил трубку и уселся в любимое кресло. Ничего не бывает окончательно, и он не прыгал от восторга.

Но теперь вот правильно.

Максим будто снова прибрал к рукам вожжи. А может и не снова… может, до этой осени он и не седлал жизнь вообще?

***

За окном лупила капель, кругом наступала весна. Максим не любил март, настроение было так себе. Он лежал на диване, читал книгу. Лера пришла с кухни и тоже прилегла, уложив голову Максу на живот.

- Передохну малёк.

- Отдохни, маленькая, отдохни, - Максим, не отрываясь от книги, погладил её по волосам. Она прикрыла глаза. По фм-волнам запустили Del Shannon, "Runaway". – О! А то давно не было, - Максим разом вспомнил свои осенние приключения, поморщился, как от зубной боли. Отложил книгу. – Лерусь, а ты вот помнишь наше второе свидание?

Лера лежала, не шевелясь, будто заснула.

- Так это ты специалист у нас всё помнить, - тихо ответила она. – Но второе свидание и у меня засело…

Лерин голос спокойно журчал, она вспоминала: "лютый сентябрь… снег почти… чуть ли не в шубе заявилась… где-то в центре в кафе засели… ".

Максим с каждым новым словом каменел, а в глазах нарастало дикое отчаяние.