Эрика

Илья поставил печатную машинку на пол и прикрыл входную дверь.

- Ага, - из кухни появилась жена. – Опять какое-то барахло притащил.

- Валюш, Володька же бабкин дом продаёт. А это на чердаке было. Пропадёт, жалко… - начал оправдываться Илья.

Валя повела полным плечом.

- Правильно, давай к нам теперь всё тащить! – недовольно сказала она и закрылась на кухне.

- Ничего, тебе она тоже понравится, - пробормотал Илья.

- Чего это хоть такое? – выглянула вновь Валя.

- Пишущая машинка! - с тихим восторгом снял чехол Илья, показывая ценную вещь.

- Мда… Писатель! – хмыкнула Валя, окончательно исчезая за закрытой дверью.

Её любовь к Илье была своеобразная. Крупная, красивая баба с крутым характером, она подмяла под себя робкого и застенчивого Илью. Смотрелись вдвоём они характерно: выпуклая, энергичная Валя и тонкий, сутулый Илья, с мечтательным взглядом и светлым чубом, спадавшим на высокий лоб. Лет им уже хорошо за тридцать, а детей всё не было. Валя по этому поводу очень беспокоилась и бегала по врачам.

Илья работал бухгалтером, всю зарплату отдавал жене, а сам окунался с головой в какое-нибудь увлечение. Валя лишь снисходительно усмехалась.

Вот и очередная его мания – писательство. И был ведь дар, был - первый же рассказ в журнале напечатали. Засел за роман, но забросил. Неусидчивый был Илья.

А как машинку на даче у друга увидел, вспомнил роман свой недописанный, и куча других сюжетов, и планов писательских в голову набежали.

Ночью, когда Валя заснула, засел в другой комнате. Устроился за столом, на столе машинка: "Эрика", сделано в ГДР, округлые формы, матовый тёмно-серый цвет. Пододвинул стул, засунул лист, покрутил ручками. Нажал клавишу.

И ничего не вышло. Точнее, вышло, но криво и неправильно. Каретка шла не в ту сторону, и буквы печатались справа налево. Илья загрустил. Так бы и плюнул на это дело, не любил он сложностей, предпочитал обходить, бросать, сдаваться. Но не сейчас, уж очень в нём сильный бушевал энтузиазм. Машинка манила, блестела выпуклыми буквами. Мысли жгли мозг, и хотелось выплеснуть их на бумагу. И именно через неё, через "Эрику", через смачные щелчки клавиш, через звон каретки... Компьютер не тянул к себе, Илья пошёл бы спать от компьютера, а мысли бы сами собой утихомирились.

Он разобрал механизм - в технике Илья соображал, руки откуда надо росли. Если бы ещё до конца всё доводил… В этот раз доделал. Собрал, уже когда небо стало серым, и заструился рассвет. Вжикнув кареткой, отвёл её влево, чмокнул клавишей.

- Есть! – тихо воскликнул он. Руки заработали. На листе в правильном порядке отпечатывались тёмные чёткие буквы.

Напечатав рассказ на два листа, Илья с удовольствием потянулся и вышел на балкон. Солнце уже встало. В утренних его лучах зловеще нависла чёрная туча, идущая с запада. Илья удивлённо смотрел на странное и тревожное небо.

- Ты очумел совсем? – Валя неслышно подошла сзади и сонно поглядела на мужа. – Не ложился, что ли?

- Да чего-то вот прихватило… - застеснялся Илья. И сразу перевёл разговор. – Гляди, какая туча!

Валя также сонно посмотрела и на небо.

- Да, зонт надо будет взять, - только и сказала она. Ещё раз хмуро взглянув на мужа, ушла с балкона.

***

- Говорят, даже жертвы есть, - сказала Валя. Сидели, ужинали. Точнее, ужинал Илья, а Валя была на вечной диете. Как поддерживала свою крупность и крепость, Илья не знал, так как при нём она ела какую-нибудь морковку или не ела вовсе.

- Да, прямо ураган был, - согласился Илья. Обсуждали прошедшую непогоду: наломало деревьев, помяло машины. Илья отвечал, но сам уже рвался печатать. Весь день бурлил его мозг, додумывая окончание рассказа об урагане. "Эрика" разожгла в нём небывалое доселе желание к писательству.

***

Почувствовал он неладное, лишь после следующего напечатанного рассказа.

"Эрика" его воодушевляла, он бодро шлёпал по клавишам, заканчивая задуманное, не бросая на середине и не утрачивая интереса. За продолжение романа пока не брался, копил энергию. Тренировался на малой форме.

Утром Валя не встала на писк будильника – это был нонсенс. Вечно бодрая, она почти никогда не болела. Как штык в семь утра - собираться на работу. А тут… Илья забеспокоился.

- Что болит? – суетился он вокруг жены.

- Живот вроде прихватило, - удивлялась недомоганию Валя, порывалась встать, но с оханьем падала обратно на кровать. – Ты иди, иди. Я ничего.

Оказалось, не "ничего", а камень в почках. Больница, боль и слёзы. Но Валя была сильная, сказала: "Ничего, врач говорит, не очень большой, скоро сам выйдет. Нормально". Илья её такой тихой никогда и не видел. Не привык он жену жалеть, странное это было чувство.

А дома он совсем загрустил, одно спасение – "Эрика". Но, как лист заправил, так и ужалило в мозг. Ведь в рассказе было про девушку на диете, которая попадает в больницу. Хоть и не с камнем…

- А про ураган в первом рассказе было… - прошептал Илья, хватая себя за чуб. Уставился на машинку, в которой призывно белел чистый лист.

Заворожённый, с трудом отлипнув от "Эрики", вышел на балкон, глотнул ночного воздуха.

- Ха! А я вот так! – и кинулся он обратно к столу.

Дрожащими пальцами начал набивать текст.

Напечатав полный лист, откинулся на стуле. Текст был про больницу, про успешное исцеление. С хорошим концом был текст.

- И что вот ты теперь? – ухмыльнулся он.

За стеной, в спальне, раздался звон упавшего стекла.

Илья вздрогнул, в ужасе поглядел на только что напечатанное. В рассказе была незначительная деталь про разбившееся стекло. Илья прокрался в спальню, включил свет – на полу лежали осколки их свадебной фотографии.

- Чёрная, ты, выходит, - непонятно пробормотал Илья, имея в виду "Эрику".

***

После больницы Илья торопился на встречу с Володей. Тот не сразу понял, что за срочность и причём здесь бабуля.

- Чего с Валей? – сразу спросил Володя. В костюме, подтянутый и красивый, только что с работы. Стояли они на бульваре, их обтекал людской поток.

- Камень в почке, - поморщился Илья.

Володя сочувственно покачал головой.

- Понятно… И большой камень? Помочь надо как-нибудь?

- А?... Да я не запомнил, но вроде сам должен выйти. Не, Володьк, всё нормально, спасибо, - улыбнулся благодарно Илья. - Справимся. Я, собственно, по другому вопросу.

- Так, давай только по кофе, хорошо? – Володя потащил друга в кафе.

Илья, в расхристанных чувствах, весь размотанный и нелепый, не сопротивлялся.

- Так чего ещё приключилось?

- Слушай, Володь, а вспомни, как твоя бабушка работала на этой печатной машинке? – видя непонимание в глазах друга, Илья уточнил, - ну, машинку мы с тобой нашли, которую я забрал.

- А! "Эрика" эта старая? – улыбнулся Володя, наконец, понимая про что речь. – Как бабуля работала… Да ничего особенного, ставила и печатала. А чего такое? Не работает? А чего ты хотел, столько лет… Не зря бабуля завещала её выбросить.

- Да вот как раз работает. Только как-то странно.

- В смысле, странно?

- Ну… - смутился Илья, подумал: "И чего я ему скажу…". – Короче, не можешь вспомнить ничего такого… особенного, что ли?

Володя послушно задумался. Отпил аккуратно кофе, прижимая к груди галстук.

- Не, Илюх, не припомню, - сокрушённо покачал он головой. – Хотя постой…

Илья подался вперёд. Володя тёр лоб, старательно вспоминая.

- Вот память дырявая! - развёл он руками. – Чего-то вроде было, а чего именно…

Илья сразу поскучнел.

- А печатали бабулю?

- Да не, какое там…

***

Илья оценил чёрную силу "Эрики", но печатать от этого меньше не хотелось. Скорее, наоборот.

- Не может же быть, чтобы в одну сторону-то, а… - ходил он нервно вокруг машинки. Но печатать не решался.

Валю выписали, всё закончилось благополучно - камень вышел. Илья на радостях вечером напечатал ещё пару страниц. Весёлую сказку для детей. Потом долго прислушивался к темноте, не спал. Слушал и себя тоже. Мир был тих, и, казалось, напечатанная сказка не тронула эту тишину.

Громыхнуло уже утром.

- Маркиз помер! – зашла на кухню Валя, помахивая телефоном. – Только что с мамой говорила.

- Кто? – не понял Илья. Он завтракал.

- Ну, мопс родительский! Молодой ещё ведь совсем… ласковый такой… мама плакала сейчас, - Валя в печали присела рядом.

Илья похолодел. В сказке был пёс. Небольшой такой пёс. Он разговаривал и был весь, как человек. Как человек, он и простудился. Ну, выздоровел, конечно… Только "Эрика" не знала добрых концов, подтолкни только, она сама допишет в нужную ей сторону.

- А от чего помер? – сдавленным голосом спросил Илья.

- Мама, говорит кашлять начал среди ночи, и всё, к утру холодный. Они даже в ветеринарку не успели свезти.

Илья вскочил со стула и побежал перечитывать, что там ещё такого было написано. В глаза ничего больше не бросилось, но тревога не отпускала. И не зря.

Каждое лыко было в строку. И всё почему-то родственникам и близким доставалось. Цветок у него там распустился – аллергия у тёщи началась. Воду герой пролил, трубу у Володи прорвало. И тому подобные гадости.

Илья за день очень утомился от потока неприятных новостей. Разорвал лист – вроде прекратилось.

- Илюш, ты чего такой? – вяло спросила Валя. После больницы она стала вся какая-то медлительная и задумчивая.

- Устал просто, - ответил Илья. Ему очень хотелось рассказать, но как?! Как такую чушь преподать?

Илья не был рисковым парнем, но тут потянуло поэкспериментировать. Неприятности пугали, тут и до трагедии рукой подать – один ураган чего стоил. Но он снова засел за "Эрику". Жена заглянула, пожала плечам и прикрыла дверь.

Напечатал одну букву. "А".

- И хорош! – потёр руки Илья.

А "Эрика" выдала всё равно. Не сразу, сутки прошли спокойно. А на следующий день с утра словно обухом по голове. Рядом была аптека. Закрепили свежую вывеску - огромные такие буквы. Одна буква ("А") и отвалилась ни с того, ни с сего. На дворника упала. Увезли его с сотрясением. Это Валя в красках ему рассказала - она спускалась за хлебом, всё и узнала. Сама она ещё больше загрустила.

- Я как из больницы выписалась, всё мне как-то тревожно, Илюш, - открыла она Илье свои переживания. Похудела после камня, в глазах поселилась печаль. Только Илья в своих метаниях с "Эрикой" этого не замечал. Пропустил он слова жены и сейчас. Он от истории с буквой "А" оцепенел, не мог пошевелиться.

- Ладно, не буду вообще трогать, - пробормотал он.

- Чего говоришь? – не поняла Валя.

- Нет, нет, ничего, - Илья встал, на ватных ногах пошёл в комнату.

Валя только вздохнула, провожая его взглядом.

Илья же накинул чехол на машинку, боясь даже коснуться её, будто заразная она была. Листы убрал, напечатанное порвал в клочки.

Но покоя не было.

Сначала он так упорно думал про злые чары «Эрики» и её печатное слово, что не подметил недуга. Машинка ворожила и без букв. Точнее, как раз буквы и имели теперь силу. Пусть и не от "Эрики", пусть и не на листе напечатанные.

Нечистая сила теперь была в руках Ильи, в его пальцах. Словно, и правда, заразился он. Набивал смс, печатал ли чего на компьютере – что-нибудь да приключалось из написанного. По мелочи, но всё какое-то гаденькое, подленькое. Илья, как осознал, слабость в ногах ощутил, сел и завыл жалобно. Вали дома не было, можно было и повыть.

Потом схватил Илья молоток, кинулся к "Эрике". Снял чехол, замахнулся. Тут зажужжал телефон. Он молоток отложил, решил повременить. Звонил Володя.

- Да, привет… чего вспомнил? ... А, про бабулю! – Илья схватил себя за чуб. – Так… ага… Чего нужно сделать? ... так там так и было - я переделал, она задом наперёд печатала! ... Ага, ага! ... То есть, она сначала так, а потом наоборот? … Понял! Понял, Володь! Спасибо тебе! ... Очень даже есть за что! Спасибо, дружище… Стой! Алё? А, слушаешь? … Слушай, а зачем она задом наперёд-то печатала, не помнишь? … А, ну ладно. Спасибо ещё раз. Ага… Пока, - Илья сидел, смотрел на "Эрику", на молоток рядом. – Ну, чего, будем тебя перевёртывать.

Молоток убрал, достал другие инструменты. Каретку надо было перевернуть на обратный ход.

***

Обратным ходом он не сразу, но поправил все дела. Родственники купили нового пса, не могли нарадоваться. У Володи сделали ремонт за счёт города, круче прежнего стало. Тёща теперь апельсины могла есть, а раньше даже от запаха чихать начинала. Дворника подлечили и взяли в аптеку на работу. Илья стучал, не покладая рук, с работы бежал домой, исправлять покорёженное-напечатанное.

Вошла обратно в силу и Валентина.

- Илья, завтра за путёвками поедем, - заявила она. Обсуждение не подразумевалось.

- За какими ещё путёвками? - не понял Илья

- Здрасьте, приехали! В Турцию. Забыл, что ли?

Илья потёр лоб. Про Турцию он забыл.

- А может, всё-таки в деревню, а? – у него были дальние родственники в деревне, он давно хотел отдохнуть в тихой глуши. Пописать чего, с удочкой посидеть… траву покосить. Была у него мечта такая. Осмелел, думал, в этот раз может, получится уговорить. Другая ж вроде стала Валя.

- Ага, щас! – Валя почти и внимания не обратила. – Возьмём путёвки, и сразу пиши заявление на отпуск.

Илья молчал. Илья думал про "Эрику".

***

Он недоуменно смотрел на напечатанные справа налево слова. Напечатано было неделю назад, было и про деревню там, и про тихую речку, и про парное молоко с утра, и про русскую печь… Шиш! Турецкое "всё включено" лежало на столе, а вчера начальник подмахнул заявление на отпуск.

- Чего ж ты не сработала, милая? – говорил Илья "Эрике". – Чего не так-то? Ещё чего-нибудь подкрутить, что ли?

Вечером за чаем он сидел задумчивый. Валя рядом изучала в интернете купальники.

- Вот ты в своих писульках на конфликте всё строишь, а? – вдруг спросила Валя. Купальники, видимо, навели её на литературные мысли.

- Ну да… сначала герою плоховато, всё нутро из него выворачивается, потом уж послабление. Заслужил, - вяло ответил Илья. Вдруг глаза его широко раскрылись. – Точно! Сначала плохо, потом бонус! – воскликнул он, почти подпрыгнув на месте. Вскочил, поцеловал жену. – Золото ты моё!

И также прыжками убежал в комнату.

- Вот чумовой, - в недоумении покачала головой Валя и опять углубилась в купальники.

***

Подкрутил, перевернул, вставил. Всё, теперь каретка ходила в нормальном направлении. Страшновато стало. В голове уже был сюжет. Главное, успеть перекрутить обратно и настучать "противоядие", а то ведь главный герой он сам, Илья.

- Поехали! – скомандовал себе Илья, и машинка застрекотала. Слова ровными буковками выстраивались в правильном порядке, слева направо.

***

Илья сидел с удочкой в зябком предрассветном тумане и наслаждался тишиной. Сломанная нога побаливала, но она, нога, своё дело сделала. Из-за неё, из-за ноги, сжалилась Валя, стала добрая и покладистая, сейчас вполне довольная своим деревенским отдыхом. Илья улыбался. Днём в прохладной комнате его ждала "Эрика". Внезапно деятельный, сконцентрированный, он вызывал тишину среди дальних родственников, когда садился "за работу". "Пишет", - говорили уважительно родственники и уходили на огород. Валя тоже не мешала. Розовея свежим цветом лица, задорно улыбалась и шла в лес за ягодами.

***

Только не получилось у Ильи "работать".

Он исходил замыслами, плодил идеи. Замыслы были глобальные: судьбами Мира, судьбами целых народов в мыслях ворочал. Обмирал, покрывался холодным потом, как себе всё это представлял. Заносил руки на клавишами и… и слабость сковывала пальцы. Не решался он! Играть со смертью, пройтись по лезвию не мог, не получалось.

Пока мучился, отпуск кончился.

И уже дома понял Илья, что никуда не деться ему, тянет, как магнит, "Эрика". Покорёжить, поломать жизнь. Не чужую, так собственную. Это Валя всё с томным своим взглядом. Как-то странно на неё воздух деревенский повлиял. Будто влюбилась она по-новому, что ли.

Задумал повесть Илья. О своей жизни. Так и решил, страницу – слова направо, страницу – налево. Конфликт - разрешение, страдания – награда. Сам ужаснулся, как прогнал этот абсурд перед глазами. Глаза зажмурил.

- Приступим, - как в прорубь прыгнул. Дыхание перехватило.

Начал клацать, разгоняясь, осторожно. К концу страницы вошёл во вкус. Вытащил лист, пробежался глазами. Нормально: главный герой ради рождения ребёнка рискует жизнью. Эмоционально, мощно, драматично – чтобы и бонус получился соответствующий. Надо скорее его печатать, бонус этот. Известно ведь, кто там жизнью рискует, кто главный герой.

Илья открутил винты, аккуратно переставил механизм, вогнал назад каретку. Внутри машинки что-то хрустнуло. Илья пошевелил, вынул назад – изнутри вывалился отломанный металлический уголок. Илья покрылся холодным потом. Руки задрожали.

- Спокойно, спокойно… - зашептал он сам себе.

А ничего ни выходило. Каретка вставлялась, но не ездила.

"Эрика" встала намертво.

Вдруг откуда-то снаружи раздался вопль. Илья в прострации вышел на балкон. Под окнами сгрудились люди, смотрели наверх. Илья повернул голову. На крыше, прямо над ним стоял парень. Илье пришлось самому вывеситься, чтобы понять, чего там и кто. Сосед. Голову опустил, зажмурился. Чуть ветер в спину дунь, и парень на короткое время в свободном падении.

"Не было ж про парня ничего…", - заторможено подумал Илья. Зато было про "пройтись по грани" для главного героя. И Илья уже лез на балконную загородку, кирпичи которой давно крошились и выпадали целыми кусками. Снизу вскрикнули.

Илья этим криком словно умылся. Встряхнул головой.

- А вот фиг! – крикнул он "Эрике", спрыгнул с кирпичей и помчался через всю квартиру, через лестничную площадку на лестницу, на крышу.

Он успел. Дёрнул парня назад, когда тот вперёд накренился, падать начал. Лежали теперь оба рядом. Парень рыдал и грозил в истерике. Илья тяжело дышал. Противная жаба тревожности, поселившаяся после отпуска, отползала.

Вдруг Илья засмеялся.

- Чего, бабуль, победил я "Эрику" твою, а? – закричал он громко, так, что парень перестал истерить и удивлённо поглядел на Илью.

***

На следующий день Илья отнёс "Эрику" на помойку.

А через месяц Валя со смущённой улыбкой сказала, что беременна.

***

- Лев! – боевитая старушка Амалия Петровна зашла в свою квартиру.

В прихожую с газетой в руках вышел Лев Максимович, старенький её муж. Спустив очки на нос, он вопросительно посмотрел на жену. В дверях, помимо Амалии Петровны, отягчённый непонятным предметом, топтался дворник.

- Заноси! – скомандовала Амалия Петровна. – Свободен, – сунула купюру сделавшему своё дело дворнику и закрыла дверь. – Вот!

- Что это? – устало спросил Лев Максимович.

- Печатная машинка! – торжественно сказала Амалия Петровна. – Подвинти там чего-нибудь, подрихтуй. В общем, сделай так, чтобы работала. Я буду печатать! – объявила она и прошла, не разуваясь, в комнату.

Лев Максимович с интересом склонился над машинкой, снял чехол. В слабом свете прихожей матово поблёскивала "Эрика".