Без сомнений

Вот уже целых пять минут Михаил Сетчанов смотрел на разбитую вазу, изредка переводя взгляд на белобрысого мальчугана, который виновато топтался на месте. «Маленький прохвост», думал про себя Михаил. Где-то внутри, в том самом месте, где должна быть душа, сгущалось сомнение; строгий отец не мог принять решение, как поступить с виновником. Конечно, разумней было бы отчитать мальчишку за баловство, но. С другой стороны, едва уловимый голос любви говорил о прощении.

Михаил молчал, ему, как никому другому, было важно сохранить, понять суть чувства сомнения; со стороны могло даже показаться, что понять для него важнее, чем разбитая ваза и провинившийся мальчик.

Будто очнувшись ото сна, Михаил схватил портфель и направился к выходу, оставив разбор полетов на вечер.

Михаил Иванович Сетчанов был, пожалуй, самым выдающимся педагогом во всем округе. Никто лучше его не знал механизмы работы тонких струн человеческих душ, как на них сыграть, чтоб имя «человек» зазвучало гордо. Будучи профессором поведенческих исследований, Михаил Иванович неоднократно принимал участие во всевозможных научных проектах, открывал тайну за тайной. Возможно, именно поэтому Михаила пригласили в 9-й отдел при городском военном госпитале. Здесь, в стенах закрытых для посторонних глаз, разрабатывались программы по психологической подготовке военнослужащих. Годы опыта показали, что не только физическая форма имеет значение для хорошего солдата, но и психологическая и нравственная стойкость, способность правильно и быстро принимать рискованные решения, сохранять здравый рассудок даже в чрезвычайных ситуациях.

То, что так просто звучит в теории, на практике едва достижимо. Генеральный директор проекта по подготовке солдат Александр Григорьевич потратил достаточно времени, чтобы убедиться в этом, поэтому он и убедил центральное управление привлечь к проекту Сетчанов.

Вопреки своему обыкновению, Михаил Иванович пришел на встречу вовремя. У больших металлических ворот его встретил дежурный - молодой парнишка, едва как закончивший срочную службу. Тот проверил документы, а затем отвел Михаила к небольшому серому зданию, расположенному на территории военной части. Там его должен был встретить Александр Григорьевич.

Михали стоял в стороне и смотрел на то, как молодые солдаты идут строем, как некоторые курят, спрятавшись от старших по званию, как дежурные подметают плацдарм. Сильный голос, похожий на раскат грома, оторвал Михаила от размышлений.

- Михаил Иванович? Приветствую вас. Вы без проблем добрались до нас?

Михаил обернулся. За спиной стоял широкоплечий мужчина, туго подпоясанный ремнем с медной бляхой. На нем был темно-зеленый китель и блестящие пуговицы.

- Александр Григорьевич, полагаю, - Михали протянул руку. – Рад приветствовать вас. Так, собственно, зачем я вам оказался нужен?

- Решили сразу перейди к делу, тем лучше. Прошу вас, - директор открыл дверь и пригласил войти внутрь. В конце темного коридора их ждал лифт.

Всю дорогу Михаил не проронил ни слова. Он слушал всё, что ему говорил директор, делая при этом выводы по тому или иному поводу. Ему не хотелось прерывать такого видного человека, тем более, особого выбора у него не было. За неделю до встречи, в институте Михаилу дали указание, согласно которому его отправляют в командировку на неопределенный срок, в то время как в действительности - попросту передали военным.

Михаил, по правде, не особо жаловал служащих. Грозные солдаты и офицеры внушали ему неподдельный страх, то ли суровостью внешнего вида, то ли армейской выправкой и дисциплиной.

Директорский офис не впечатлил Михаила, педагог ожидал большего. Небольшой лакированный стол, усыпанный бумагами и ручками, цветной экран для презентаций, мягкий диван в углу.

Александр Григорьевич сел за стол, нажал кнопку коммутатора и попросил секретаршу принести чай. Михаил расположился на диване.

- Михаил Иванович, - начал директор. – Нам нужна ваша помощь в разработке программы по снижению затрат времени для принятия решений. Наши исследования показали, что основная проблема военнослужащих – они много думают. Понимаете, в сложных ситуациях выигрывает не тот, кто взвешивает все за и против, а тот, кто первым действует. Задержки даже в пару секунд могут стоить жизни.

- Хотите, чтоб ваши служащие принимали серьезные решения не подумав?

- Конечно, это звучит немного дико, но, - директор запнулся. – В целом – да.

- И какой же в этом смысл? Разве необдуманные действия не приводят к тяжким последствиям?

- Это сложный вопрос, Михали Иванович. Все не так просто. Служба спасения, пожарные, работники скорой помощи – это люди, работающие в чрезвычайных ситуациях, им постоянно приходится делать выбор в условиях ограниченных данных; а такие выборы никогда не бывают «правильными». Снизить, а лучше всего вообще убрать сомнение – путь к успеху. В таких профессиях значение имеет только скорость и слаженность работы всей команды.

Тут раздался звонок, и в кабинет вошла секретарша. На подносе стоял белый фарфоровый чайничек, два чашечки, блюдо с бутербродами. Девушка поставила посуду на стол и удалилась. Директор открыл крышку чайничка, убедившись в готовности заварки, аккуратно разлил её по чашкам. Кабинет вмиг наполнился ароматом крепкого черного чая.

- Сахар?

- Нет, спасибо.

- И правильно делаете. Сахар вреден для здоровья. А вот я, всё же, положу себе пару ложечек. Знаете, за столько лет, привык пить сладкий, - Александр Григорьевич достал из стола сахарницу и положил две ложечки в чай. Он сделал это настолько быстро и четко, что движения превратились в едва уловимое мелькание цветных прямоугольников. – Дурная привычка, понимаете ли. Теперь, каждый раз, как слышу запах чая, рука сама тянется к столу и достает сахарницу. И ничего не могу с собой поделать.

- Это условный рефлекс, поддерживаемым положительным закреплением. Если хотите, я могу отучить вас от этого, - заметил Михаил. – Всего пара дней упражнений.

- Я подумаю над этим, - ответил директор.

Разговор был не долгим. Александр Григорьевич кратко описал проблему, с которой столкнулась его лаборатория. Дело было в том, что им никак не удавалось приблизиться к минимальному необходимому порогу принятия решения, солдаты все еще были недостаточно быстры. При выполнении тестовых заданий, они путались, сомневались, неоднократно меняли решение. Как сказал Александр Григорьевич, в боевых задачах такое поведение просто недопустимо. Чтоб улучшить этот показатель, собственно, и был приглашен Михаил.

Директор поблагодарил Сетчанова за визит, обещался передать необходимые данные электронной почтой. Для разработки учебной программы необходимо время; семи дней, по мысли директора, должно с лихвой хватить.

Всю следующую неделю Михаил провел дома, почти не выходя из комнаты. Целыми днями и ночами он работал с данными из 9-отдела, советовался с коллегами и думал, думал, думал. Поставленная задача была вовсе не из простых, как могло показаться на первый взгляд.

Сперва, Михаил разрабатывал идею о вызванных рефлексах. Если правильно создать учебную программу, то у новобранцев и солдат можно сформировать специальный рефлекс, подобный тому, который имелся у самого Александра Григорьевича. Так, при определенных условиях, солдат автоматически выполнял ранее заученные действия. Скорость реализации рефлекса практически мгновенная и ограничивается только скоростью передачи импульсов нервными окончаниями. Однако, проблема крылась в том, что рефлекс можно сформировать только на весьма определенные ситуации, и малейшее отличие в начальных условия приведет к тому, что автоматизм просто не сработает. Переставить сахарницу в другое место, или находись Александр Григорьевич не у себя в кабинете, а где-нибудь в гостях – ничего бы у него не получилось.

Нет, идея с рефлексом себя не оправдала. Михаил, раздосадованный неудачей, вновь вернулся к работе. В его голове роились десятки мыслей, но ни одна из них не была столь желанной и столь удачной, чтобы быть выхваченной вниманием и возвращенной обратно в сознание, где уже опыт и знания доведут её до нужного совершенства.

Неделя подходила к концу, а видимых результатов не было. Михаил стал подозревать, что такая задачка может оказаться ему не по зубам. Он сидел в комнате, уткнувшись в синий экран компьютера, листая новостные ленты одну за другой. Он даже не читал сообщения и комментарии, просто листал стрелками на клавиатуре вспыхивающие на экране картинки.

Женский голос окликнул Михаила. Жена Ольга звала ужинать. Отложив рабочую тетрадь в сторону, Михаил встал из-за стола.

- Ты с ним разговаривал? – первым делом спросила Ольга. Она стояла у плиты и что-то готовила. Когда Михаил вошел на кухню, она не обернулась, а как бы почуяв его спиной, первым делом поинтересовалась, как супруг поступил с проделкой сына.

- Нет, - срезал Михаил. – Потом, как-нибудь. На выходных, наверное.

- Что у тебя всё «как-нибудь»,да «когда-нибудь»? Ты отец, и твоему сыну нужен отец, - Ольга обернулась. – Что с тобой, ты совсем потерял вид.

- Это из-за работы, - стал он оправдываться. – Совсем в голову ничего не идет.

- Работа, работа. У тебя всегда одна работа. Нашел бы лучше время с сыном разобраться. Он только и делает, что что-то ломает, крушит. На прошлой неделе он разбил окно в школьной столовой. Представляешь?!

- И что тут такого? Ну, играли мальчишки в мяч, неосторожно ударили и попали в окно. Житейское дело.

- А вот и нет! – Ольга возмутилась. Чайник, стоящий на плите, засвистел, и она поторопилась его выключить, но неосторожно повернулась и уронила на пол фарфоровый заварничок, который заранее приготовила. Белые осколки разлетелись кухней. Ольга потянулась к швабре, но Михаил остановил её, сказав, что сам уберет.

- А вот и нет! – повторилась она. – Вовсе не случайно, а как раз таки вполне специально! Куском отколовшегося бордюра зарядил прямиком в окно. Как такое может быть случайно? Миша, ты слышишь?

- Да-да, прямиком в окно. Я все понял…

- Ничего ты не понял, - протянула Ольга и, резким движением сняв с пояса фартук, удалилась.

Михаил остался один. Он сидел на полу и собирал мелкие осколки некогда целого чайничка. Рассказанная новость вовсе не была какой-либо новостью. Нет, он не знал про разбитое окно, просто то, что рассказала супруга, Михаил никак не мог назвать новостью. И с каким бы ужасом и трепетом, тревогой и материнской заботой она не твердила ему про поведение сына, все это ни в коем случае не походило на новость…

Вдруг Михаил замер, будто что-то увидел или услышал. На целую секунду, его словно парализовало, даже дыхание задержалось, а сердце, что до этого ровно стучало, остановилось.

А может в этом все и дело, подумал Михаил?

Он отложил в сторону совок, полный осколков, и стал рассуждать. Вернее не рассуждать, как это делают другие исследователи, а стал наблюдать за тем странным чувством, что вызвало у него паралич. Он думал о том, что для него значит само понятие «новость», каким образом он относит одни сообщения к этому понятии, а другие- нет. Почему сообщение жены – «не новость», а информация о подбитом самолете или обострении ситуации на ближнем востоке – «новость».

Нейроны в голове светились как стоваттные лампочки. Маленькие мозговые батарейки питали мыслительный орган как никогда ранее. Они, словно тысячи рабочих, стоял за токарными станками, и точили мысли, одну за другой.

Всё просто. Мозг – это огромный компьютер, который проделывает тысячи тысяч операции в одно мгновение. Так, этот серый аппарат сопоставляет входящие данный с уже имеющимися знаковыми системами, сортируя их по тем или иным правилам. Как школьник, который запросто может отличить глаголы от прилагательных, существительные от предлогов, так и мозг Михаила легко различает «новости» и «не-новости». Всё дело в тех правилах, которыми он руководствуется, и если задать их правильно….

Михаил вскочил с пола и побежал в комнату, подобно Архимеду, выскочившему из ванны. Эврика!

Воскресенье наступило слишком быстро, как для выходного. Четверги и Пятницы пролетели одним большим рабочим днем, разделенным между собой едва заметной полосой ночи.

В воскресенье погода была ясной и теплой. Небом плыли белые облака, которые изредка закрывали спинами желтый диск солнца, что как гигантская лампочка нависал сверху. Михаил и Андрей шли парковой аллеей. Ольга все же уговорила отца прогуляться с сыном; уборка в квартире была хорошим предлогом выгнать мужчин на улицу.

Они шли не торопясь, почти не разговаривали. Михаил всю дорогу думал о предстоящем ответе в 9-м отделе, для Андрея же прогулка была вместо наказания, которое он принял со всем своим детским мужеством.

- Поговорить не хочешь? – спросил Михаил.

- Нет, - коротко ответил мальчик.

- Почему «нет»?

- Скучно, - отрезал Андрей. Он говорил резко и обрывисто, словно хотел, чтоб каждое слово было последним.

- А что тебе «скучно»? – не отставал с вопросами Михаил.

- Всё скучно, и ты скучный. К чему весь этот разговор?

- Мать просила поговорить с тобой.

- Разве нам есть о чем говорить?

Тон разговора не нравился Михаилу. Мальчишка дерзил и грубил, он вполне заслуживал наказания, но что-то удерживало отца от того, чтоб перейти к высоким тонам. Он спокойно, едва ли не безучастно, продолжал задавать вопросы. Рано или поздно, Андрей ответить именно то, что думает на самом деле.

- Ну, можем поговорить о разбитом школьном окне. Тебе есть что сказать?

- Нет.

- Ты же не случайно его разбил, верно.

- Не случайно, - подтвердил Андрей.

- Тогда зачем?

- Скучно было.

- Значит, было скучно… , - волна недовольства вновь подкатила к горлу. Михаилу едва удалось удержать её. Разговор никак не клеился. Каждый вопрос давался с титаническим трудом, постоянно хотелось прекратить эту бессмысленную болтовню.

Они вышли к озеру. Синее блюдце разлилось городским парком, затопив зеленые берега илистой водой. По озеру плыли утки. Отдыхающие кидали им кусочки хлеба, и утки, задрав зеленые хвосты, смешно ныряли в воду. Михаил пошарил рукой в кармане, в поисках чего-нибудь съестного, но ничего не нашел.

Андрей остановился. Игра уток привлекла его внимание.

- А я думаю, ты обманываешь. Дело вовсе не в скуке, - протянул Михаил.

- Все врут.

- Прям все? – удивился отец.

- Да. Врут учителя, врут друзья, врут родители – все врут. Только и делают, что говорят не правду.

- Почему ты так решил?

- Правда никому не нравится, - Андрей посмотрел отцу в глаза. – Вот скажи, чем ты занимаешься на работе?

- Ты знаешь, я – педагог, разрабатываю учебные программы для разных учреждений.

- Вот видишь, ты тоже врешь, - с досадой проговорил Андрей и вернулся обратно к уткам. Замечание мальчика задело Михаила.

- Хорошо, я расскажу тебе, чем занимаюсь, только ты пообещай, что это останется между нами, - Андрей кивнул головой. – Сейчас я работаю на военных.

- И что ты делаешь?

- Пытаюсь сделать так, чтоб солдаты принимали решения как можно быстрей.

- Чтоб они не думали?

- Ну, если солдаты совсем не будут думать, тогда от них будет не особо много толку, - засмеялся отец.

- Вот видишь…

- Да, ты прав… - Михаил замолчал. Он тщательно подбирал слова. - Я делают так, чтоб они не думали там, где думать не надо. Такой ответ тебя устроит?

- Вполне. И где, по-твоему, солдатам не надо думать?

- Не знаю… Слушай, все не так просто, как кажется…, - Михаил осекся. Андрей внимательно смотрел на него, не позволяя отцу перейти к привычным ничего не значащим словам. Он как вынесенная за пределы тело совесть смотрел на отца, от ответа которого зависело всё остальное. – Андрей, ты сам прекрасно знаешь. Задача солдата только одна, и чем лучше он с ней справляется, тем лучший он солдат.

- Четко выполнять приказы и стрелять первым?

- Верно.

- И ты считаешь это справедливым, в смысле, правильным?

- Нет, - ответил Михаил. – А ты считаешь правильным бить школьные окна?

Андрей не ответил на вопрос, лишь легонько улыбнулся, а затем, как ни в чем не бывало, взял отца за руку.

- Давай купим булок, покормим уток, - предложил мальчик.

Любая неделя, какой бы она ни была, всегда начинается с понедельника. С черного понедельника. С черного, как самая черная ночь, как цвет крема для армейских сапог или отблеск угольного антрацита. Черный понедельник, он оттого такой черный, что всегда следует за красными выходными, за праздными субботами и воскресеньями, и это никак не красит этот черный день.

Люди идут на работу, толпятся на остановках, ругаются, шумят. Автобусы, доверху заполненные, стоят на красном светофоре, ожидая своей дорожной очереди. А в это время, дружной гурьбой, люди залетают в вагоны метро, переходят с одних веток на другие, ошибаются, бегут эскалатором, отчего дежурные предупреждают пассажиров соблюдать правила порядка.

- Не бегите эскалатором, - динамики разносят женский голос. Кто-то из людей, так торопился, что споткнулся и упал, прям на ползущие вниз ступени. Раздался шум, кто-то кого-то толкнул, раздались крики. Пожилая женщина упустила сумку, та раскрылась, и всем перроном рассыпались дачные яблоки.

Неприятность произошла на одной из станций метро, отчего многие люди опоздали на работу.

Михаил не был исключением. Он, как и многие другие, оказался в тот момент на злосчастном эскалаторе, где ему пришлось проторчать на десять минут дольше задуманного времени. Александр Григорьевич на опоздание никак не отреагировал, хотя, сказать, что он прибывал в добром расположении духа – сложно.

Директор тревожно ходил кабинетом, иногда садился за стол, брал телефонный аппарат и делал звонки. Разговоры его были коротки, всего в несколько слов, из серии «да», «нет», «возможно». Управляющие сверху доложили об изменении некоторых указаний. Программа 9-го отдела должна быть готовой как можно скорее.

Александр Григорьевич встал из-за стола и подошел к окну. Открыл форточку. В кабинет ворвался свежий воздух. Раздался звонок коммутатора.

- Александр Григорьевич, к вам пришли. Некий Сетчанов.

- Пропустите, - скомандовал директор.

Михаил сидел, как и в прошлый раз, на диване, разложив на кожаной обивке свои записи и тетради. В руке он вертел флеш-накопитель, где собрал в виде небольшой презентации макет учебной программы.

- Может я покажу вам, что у меня есть?

- Михал Иваныч, подождите секундочку. У нас сегодня такая суматоха, целый день то одно, то другое. Сейчас Машенька принесет вам кофе, а я отлучусь на пару минут – важный телефонный разговор.

Директор вышел, оставив дверь открытой, отчего Михаил мог слышать часть разговора.

Александр Григорьевич с кем-то живо спорил, указывая на то, что времени не достаточно, и что такая спешка может навредить всему делу. Затем он сказал, что постарается сделать всё возможное и, помедлив, всё не-возможное.

- Михаил Иванович, что ж, думаю, теперь нам никто не помешает. Вы допили кофе? Нет? Ладно, оставьте его здесь и идемте со мной. Михаил Иванович, - начал директор, - как ваши успехи, удалось вам продвинуться за прошлую неделю?

- Вполне. Кажется, я нашел тот самый подход, который поможет достичь необходимой скорости реакции. Однако, из предложенной документации, мне не удалось выяснить, собственно, какие задачи, а точнее, решения будут принимать солдаты. Если это касается тактических маневров, то мне нужен будет специалист, чтоб написать логическую карту для каждого маневра. Будь то освобождение заложников, или захват здания, или…

- Нет-нет, что вы. Все намного проще и, в то же время, сложнее, - директор перешел на шепот. – Здесь вопрос ставится несколько иначе.

- Что вы имеете в виду?

- Вы когда-нибудь охотились, Михаил Иванович?

- Как-то раз отец взял меня на охоту, но тогда я весь день провел в машине. Признаться, не люблю стрелять.

- Понимаю. Чтоб быть охотником мало иметь ружье и лицензию. Многие новички накупят всего попало, а потом ходят лесами, зверье пугают. Хорошо, если просто нашумят, а то ранят, не добьют… Морока одна с этими любителями.

- Да-да, - протянул Михаил.

- Это я к чему, Михал Иваныч, настоящий охотник это тот, кто правильно смотрит на зверя. Смотрит не как на добычу, а как одно животное, смотрит на другое животное. Понимаете? При таком взгляде, охотник не ошибается.

Дойдя до двери, ведущей в конференц-зал, директор остановился.

- Вот она какая, ваша задачка-то. Понимаете?

- Вы хотите, чтоб солдаты смотрели как…

- Тише-тише. Давайте назовем это – рецептивная коррекция.

Михаил пожал плечами.

- Назовите хоть горшком, только в печь не ставьте.

- А мне нравится ваш подход. Что ж, на этом я вас покину. Там, за дверьми, вас ждет Афанасий Бернский, наш ученый. С ним вам и работать. На этом мне придется вас покинуть. Удачи.

Директор похлопал Михаила по плечу и удалился.

Афанасий Алексеевич Бернский был очень эксцентричным человеком со спорной репутацией. Одни упрекали его в лженауке, другие утверждали, что его исследования не соответствуют современным стандартам и методологически схожи с работами небезызвестного немецкого врача. Сам же Афанасий о совей работе говорил просто – настоящий ученый должен заниматься наукой, какой бы жуткой она не казалась.

Несколькими годами ранее, Михаилу приходилось иметь дело с господином Бернским. На одной из конференций по когнитивным исследованиям, Афанасий Алексеевич делал доклад о необходимости мозгового отбора среди населения. Люди рождаются с разными мозгами, в прямо смысле слова, поэтому и заниматься должны согласно своим навыкам. «Пироги должен печь пирожник, а сапоги делать – сапожник», вот краткий вывод из доклада Бернского. Тогда, его идею брейн-сорсинга никто не поддержал, но, как видно, подобный подход заинтересовал 9-й отдел. Оно и не удивительно. Зачем из человека, с развитым пространственным восприятием, делать сапера, если разведчик из него получится лучше?

Михаил вошел в зал. Посреди комнаты стоял круглый стол на восемь человек, в углу светился экран, на котором плясали графики и диаграммы. Напротив двери сидел невысокий коренастый мужчина в очках и с легкой проседью в волосах.

- Афанасий Алексеевич, какая неожиданная встреча.

- Напротив, очень даже, - засмеялся Бернский и протянул жилистую руку. – Как я понял, вас пригласили по вопросу рецептивной коррекции, верно?

- Да, а как вы узнали?

- Помните конференцию в позапрошлом году, в Ялте? Вы мне тогда очень понравились. Когда Саша ко мне обратился, я сразу же вспомнил о вас. Это я порекомендовал вас подключить к этой работе.

- Спасибо, - сказал Михаил, хотя, ему такая инициатива была не по душе. Однако, проект был очень интересным, и этот интерес превышал все издержки.

- В сторону любезности. Давайте перейдем к делу. Вы ознакомились с задачей программы?

- Да. Александр Григорьевич объяснил мне, что к чему. И у меня есть несколько вариантов, как можно решить вашу проблему. Вы знакомы с когнитивной лингвистикой?

- Лишь отчасти. Модулярная теория, что-то в этом роде.

- Да. Понять, как мозг обеспечивает работу языка – вот основной вопрос когнитивной лингвистики. Где хранятся слова и правила грамматики, запоминает ли человек бесконечное количество комбинаций слов, или создает предложения, руководствуясь определенными правилами.

- Звучит знакомо, но как это поможет нам?

- Очень просто. Как вам известно, мозг человека устроен несколько иначе, нежели железо компьютера. Многие его блоки дублируются, выполняют несколько функций одновременно. Исходя из современных данных, работа языка обеспечивается всем мозгом в целом. Это значит, что слова и правил сортированы по множеству признаков, как то по созвучию, длине слов, значению, и так далее. Когда человек видит тот или иной объект, в мозгу активируются всё, что связано с этим объектом.

- Вы сейчас говорите банальности. В чем, собственно смысл?

- А в том, что когда человек видит женщину, он понимает - это значит, что нужно подтянуться, приосаниться и быть по возможности привлекательным. Ни для кого не секрет, что люди, проработавшие в милиции много лет, перестают видеть в людях людей, им всюду мерещатся преступники.

- Занятное наблюдение. Я так понял, вы знаете, как на это можно повлиять.

- Вполне. Какой образ вам больше подойдет: образ соперника, врага, или противника? А может…

- Камня. Думаю, образ камня будет как нельзя кстати.

- Почему именно камня? – Михаил удивился. – Мне казалось, боксер дерется сильнее, когда в сопернике видит врага.

- Нам нужно отсутствие сомнения, а не излишняя жестокость. Образ камня подойдет лучше всего.

- Как скажете.

Далее, Михаил и Афанасий весь вечер провели в кабинете, обсуждая детали коррекционной программы, количество сессий, интенсивность занятий. Отдельно разбирался вопрос, как оценить эффективность проделанной работы. Но у Михаила уже был заготовлен ответ. Знакомый с научными методами исследований, он легко придумал простой способ оценить эффективность.

Работа пошла своим чередом. Теперь встречи с профессором Бернским проходили чаще, а Михаил каждый вечер проводил в лаборатории 9-го отдела. Александр Григорьевич не жалел никаких средств и поставлял любое запрашиваемое оборудование. В экспериментальной группе приняло участие сто добровольцев из числа рядовых служащих. Молодые ребята с радостью согласились стать испытателями нового проекта: решать задачи в лаборатории куда интересней армейской муштры.

Дела шли не так хорошо, как этого бы хотелось. Коррекция восприятия – процесс длительный и сложный. Это не просто приобретение новых знаний или навыков, это, по сути дела, постепенное изменение структуры мозга на нейрональном уровне. Необходимо, чтоб между определенными участками мозга возникли ранее отсутствующие связи, при этом достаточно прочные, чтоб сохранить за собой функциональность спустя длительное время.

По сути дела, программа, предложенная Михаилом, во многом напоминала спортивный комплекс. Ряд упражнений с постепенным усложнением задач, регулярные тренировки. Мозг – тоже мышца, а значит, и он подлежит тренировке. Регулярное умственное напряжение приводит к тому, что связи между нейронами закрепляются и сигналы проходят куда быстрее и точнее. Не зависимо от профессии или специальности, не важно, человек чаще играет на музыкальном инструменте, упражняется в решение математических задача или тренируется в буриме – его мозг совершенствуется в этом ремесле.

Смешно ли сказать, но никто не в силах описать гибкость и пластичность этого серого кардинала. Даже при тяжелых повреждениях мозга, рабочие доли за относительно короткий срок берут на себя обязанности поврежденных областей.

Мозговая рецептивная коррекция – хорошее название, как сказал Александр Григорьевич. Программа рассчитана на четыре месяца интенсивных занятий. По истечению этого срока, солдат станет куда более успешным.

Бей или беги? Зачем бежать, если главное – ударить первым. Без сомнений, без страха. Без тени смущения или тихого голоса совести. Бей первым, реши задачу, преодолей препятствие, сдвинь камень со своего пути. Это так просто.

Кого ты видишь, глядя на соседа? Что чувствуешь? Стоит тебе сфокусировать взгляд на чьем-нибудь лице, как в голове проходят тысячи химических реакций, выделяются нейромедиаторы, они запускают цепочки ассоциаций, мысли, эмоции. Мы так устроены, что не можем просто безразлично смотреть на лица людей. Мы им сопереживаем, завидуем, ненавидим, они нас смешат, радуют, раздражают. Столько энергии в таком ничтожном эпизоде. Вот только не всегда это в плюс. Что стало бы, если хирург, глядя на больного, позволял страстям овладевать руками? Или цирюльник, орудующий острым лезвием, видел в каждом новом посетителе свои страхи и кошмары? Нет, это никуда не годится. Есть профессии, в которых безразличие и холодный расчет – есть залог успеха. И, каким бы циничным это не казалось, но от успеха этих ребят зависят наши жизни.

Да. Пожалуй, так. Пожалуй, такое объяснение можно принять за разумное.

Михаил смотрел на то, как группа ребят выполняла тестовое задание, и пытался убедить себя в правильности проделанной работы.

Вдруг зазвонил телефон. Аппарат разрывался в звуках мелодии, пока мужская рука не нажала на кнопку.

- Да?

- Миша, есть минутка, нам надо поговорить, - Ольга, взволнованная как никогда ранее заговорила с той стороны.

- Я сейчас занят, это может подождать?

- Миша, это связано с Андреем, он…

- Слушай, я… - Михаил нервничал, переживал. – У меня важный процесс.

- Михал Иваныч, вы скоро? Мы вас ждем, - директор окликнул Сетчанова.

- Извини, я перезвоню, - срезал Михаил и положил трубку, так и не выслушав супругу.

Солдаты ловко щелкали джойстиками, отчего, зал был переполнен клацающими звуками. Барабанной дробью стучали машины.

Бернский с восхищением следил за статистикой решений. Солдаты, прошедшие курс обучение, решали задачи на 30% быстрее, чем их неподготовленные братья.

- Это восхитительно! Я не ожидал такого результата. И что, вы уверяете, что подобный уровень реакции сохранится и в полевых условиях?

- Это, конечно, смелый прогноз. Но, то, что восприятие стимулов лишено былой эмоциональной нагрузки – без сомнений. Если, по вашим заверениям, это основная причина неудач, то мы с ней справились.

- Михал Иваныч, искренне вас поздравляют. Вы сделали то, что до вас не удавалось никому, - Александр Григорьевич дружески похлопал Михаила по плечу.

- Да, - сказал тот, - это – хорошая работа.

- Так, может быть, отметим успех?

- Спасибо, но мне надо домой. Если вы не возражаете, я бы предпочел как можно быстрее оказаться дома. Очень устал.

- Не беспокойтесь. Вас подвезут.

- Спасибо.

Директор дал указания отвезти господина Сетчанова домой. Дежурный автомобиль ждал у ворот воинской части.

Михаил смотрел в окно, следил за тем, как мелькают деревья, обочины, мостовые. Он провел взглядом серое здание 9-го отдела и, когда оно скрылось за жилыми многоэтажками, с облегчение вздохнул. Какое-то странное чувство грызло его изнутри.  Он ехал и думал, правильно ли он поступил, или может стоило отказаться от работы?

То, что люди называют совестью, не давало Михаилу покоя. Словно изголодавшаяся крыса, она скребла стенки его души, кусала за красное сердце, давая голодным инстинктами волю.

Бей или беги? Пан или пропал? А может, лучше просто стрелять первым? А кого ты видишь на перекрестии своего прицела?

Михаил уставился в окно. Ему во что бы то ни стало хотелось сохранить, запечатлеть в мельчайших деталях это странное, скабрезное чувство, будто понять для него намного важнее солдат и того дела, которым они занимаются.

- С вами все в порядке? – обратился водитель. – Выглядите взволнованным.

- Ничего страшного, издержки производства, - засмеялся Михаил.

Водитель улыбнулся в ответ и поддал газу. Дежурный автомобиль выехал на проспект. Еще пару минут, и он будет дома.