Хроники Агаши

«Сра-бо-та-ло! – прошептал одними губами Пестиков, не отрываясь от экрана монитора, - Чтоб я сдох!.. Сработало…»

Он резко встал, засунул руки в карманы халата и, покачиваясь с пятки на носок, запел свою любимую: «Это школа Соломона Шкляра, школа бальных танцев, Вам говорят…» - при этом он раскатисто грассировал, возбуждая в крови те молекулы, что достались ему от вечно гонимых и скитающихся.
Затем он вышел из кабинета и сбежал по лестнице в лабораторию, подпрыгивая на ступеньках и, призывая кавалеров распознавать дамский «перёд» по указующей брошке.

В лаборатории всё было без изменений. Квартиранты чувствовали себя по-домашнему, буднично. Лаборантка Вер Иванна болтала по телефону, канарейки мелодично трещали на жёрдочках, хомяки отягощали свои закрома, кролики плодились, - то есть все были поглощены совершенствованием своих лучших талантов.

Пестиков, допев до предостережения барышням не уподобляться винтокрылым машинам, наклонился над клеткой Агасфера.
– Агаша! Агу-гу-гу! Голубь ты мой, ясноокий! Ну-у-у ... как ты себя сегодня чувствуешь?
Агасфер к чему-то принюхивался в дальнем углу клетки и никакого внимания на профессора не обращал. Позволял он себе это потому, что вовсе не был голубем... Он был мышь.
- Однако ты сегодня невежлив! А напрасно, напрасно… Мы с тобой скоро будем о-го-го какие знаменитые! А ты так просто станешь исключительным мышиным отродьем. Тут у нас с тобой, Агашенька, нобелевкой пахнет… дамы, дамы помогите Боре… Вот так-то, чудовище ты моё хвостатенькое!

Вер Иванна, отвлекшись на минуту от телефона, саркастически хмыкнула, наблюдая за беседой двух будущих лауреатов.Пестиков, увидев, что лаборантка оказалась временно доступна для общения, быстро спросил,
- Вер Иванна! Вы сегодня измеряли Агаше температуру и давление?
Та, в ответ, махнув рукой и выпрямив спину, показывая этим, кто тут главный, ответила, - Измеряла, измеряла! Здоров, как бык! – после чего вновь намертво срослась с телефонной трубкой. Пестиков удовлетворённо кивнул и, пожелав питомцу доброго дня, отправился к себе. Войдя в кабинет, он сварил кофе и, взяв с полки все журналы наблюдений на которых стояла пометка «Агасфер», уселся за стол и стал их листать, начиная с самого первого, вспоминая весь ход работы.

Агасфер был заключительным звеном всего многолетнего эксперимента. И именно этот экземпляр был более любим Пестиковым, может потому, что мышонок начинал пританцовывать, когда профессор склонялся над его клеткой, бубня про «шаг вперёд и две назад». Перелистывая страницы, Пестиков вспомнил тот день, когда впервые понял, что ему всё-таки удалось «отключить» ген старения и, как он потом долго сидел, глядя в окно, пытаясь до конца осознать всю грандиозность своего открытия. Затем были долгие месяцы совершенствования методики, ошибки, озарения, усталость, отчаяние от бездонности задачи и т.д., и т.д, и т.д…

Но как бы там ни было – вот он, пусть и промежуточный, но всё же более или менее законченный результат – Агашка, который вместе со всем коллективом недавно отпраздновал своё семилетие, что для мышиного отродья срок немалый. При этом именинник чувствовал себя замечательно и к своим «серым» праотцам отправляться не собирался.Конечно же, в поведении подопытного Пестиков замечал и некие изменения. Но то, что тот стал более медлительным и всё реже приплясывал под поучительный шлягер, не сильно волновало профессора. Главное, что все системы «бессмертного» работали как часы, пусть и с некоторым ленивым запаздыванием.

***
Приключения начались так же внезапно, как первый выдох духового оркестра в летнем саду.
В кабинет Пестикова вбежала Вер Иванна, и, задыхаясь, стала кричать,
- Там… Там с мышью. С Агашкой…
- Что?! Что с ним? Да говорите же вы, наконец!
- Он это… Он…
- Ну, что он? Издох?
- Да лучше бы он издох, прости господи! Идите, сами смотрите…
Пестиков сбежал вниз в лабораторию и кинулся к клетке. Мышонок лежал в блюдце с водой для питья, медленно перебирая своими лапками. На боку у Агашки он заметил какие-то чешуйчатые наросты, а само тельце выглядело то ли полинялым, то ли побритым.
- Он так вот со вчерашнего вечера в миске лежит и не жрёт ничего, только лижет, как будто соли хочет, - прошептала подоспевшая лаборантка.
- Так дайте ему соли!

Через неделю тело Агасфера полностью преобразилось. Оно стало круглым и плоским, зажатым между двумя роговыми пластинами. Он уже безвылазно находился в миске с солёной водой, плавно помахивая выросшими «крыльями».

Ещё через неделю Пестиков понял в кого превратился его подопытный. Мышь переродилась в двустворчатого моллюска. А ещё через месяц профессор определил и его вид – «арктика исландика»!
Прочитав всё, что удалось найти об этой раковине, Пестиков понял, что, в конце концов, произошло в ходе его эксперимента.

Он получил самое бессмертное существо на планете, которое могло жить в океане, если не вечно, то уж точно несколько столетий, - глупого, бездарного моллюска вместо смышлёного танцующего мыша.

***
Когда горечь от потраченного на глупость времени прошла, Пестиков решил докопаться до сути произошедшего. Он сидел и, глядя на Агасфера, думал о том, что его коллеге Преображенскому всё же повезло больше, чем ему. У того хоть хватило знаний и таланта вернуть всё на исходные рубежи. А что делать ему?
Конечно, он доказал, что пресловутое бессмертие возможно. Бессмертие плоти… А о бессмертии интеллекта никто из эскулапов никогда по-настоящему то и не задумывался. Тут бы с потрохами, как-нибудь совладать, не говоря уж о…

А потому, возможно, что смерть – она и есть необходимое условие «движения» этого самого интеллекта?.. Так сказать, его волны…

Подумав об этом, ему и представился мир состоящий сплошь из одних вечных двустворчатых Агасферов. И вдруг у одного из них зарождается и включается «комочек смерти», и… тут понеслось!Они выползают на сушу, дорастают мозгами до динозавров, до кроликов и канареек, и, наконец, до него, до Пестикова – любознательного убийцы интеллекта… А дальше что?!
А дальше всё, как всегда - «шаг вперёд и поворот...»