Может, чаю? 3

4

Ребята ликовали. С момента ухода деда это, пожалуй, был первый их светлый вечер. Они припоминали свои маленькие победы, хохотали над Боровом и его финтифлюшкой, одобрительно похлопывая друг друга по плечам и спинам.

Они собрались в большой комнате, расположившись, кто где. Фома хихикал, играя с мясорубкой. Луша потрясывала сидящего у нее на коленях, улыбающегося Евражку. Прошка безостановочно хохотал, ударяя себя по колену:

— Ну, Галка, ну, голова! Это же надо так все накумекать!

Все загалдели наперебой, что ночные кошмары, наведенные Галкой, весьма удались.

— Да я-то что?! — кокетничала Галочка. — Это Евражка у нас — плакальщик. Хоть за деньги на поминки отдавай!

И она подмигнула своему маленькому напарнику. Луша потрепала малыша по мохнатой головке. Евражка улыбнулся в ответ, вытянул вперед ручки и зашелся в пронзительном плаче. Все просто умирали от хохота.

Касьян принес с кухни фотографию деда и его жены, повесил на стену. Ребята умолкли, завороженно вглядываясь в любимые черты.

— Всё, хорош! Пора за уборку — скомандовал Касьян, пряча искалеченную руку в карман.

И со всех сторон стали доноситься безостановочные щелчки пальцев. Чужое барахло вихрем носилось в воздухе и сваливалось как попало в огромную кучу в прихожей перед входной дверью.

***

Домой Сергей возвращался вечером, подмерзший на мокром ноябрьском ветру снаружи и согретый пятизвездочным армянским коньячком изнутри. Шел он домой спокойный и веселый с твердой уверенностью все наладить. В руках его были новехонький и уже обмытый с Мишаней спиннинг и пять мясистых роз на толстенных стеблях, лишенных колючек.

Он вошел во двор, гоняя в голове, как будет звонить в дверь безостановочно, пока взбешенная Иринка не распахнет ее с воплем: «Офигел ты что ли?!» А тут он протянет ей розы. И пока она выясняет, что да к чему, какой там сегодня праздник, да где он опять накосячил, он уже приготовит тот самый бутер и кофе, а дальше — он с утра уже все продумал. Сергей остановился во дворе, пьяно покачиваясь и глупо улыбаясь своему плану семейного счастья. Посмотрел на часы — без четверти двенадцать.

— Ну что, нормально так-то… — прикинул он вслух и поднял глаза к своим окнам на втором этаже, чтобы узнать горит ли свет, или Ириха спать уже завалилась.

То, что он увидел в окне, за секунду заставило его протрезветь. Его пальцы обмякли и разжались, ноги стали ватными и подкосились. Он упал на колени в грязь, ломая под собой спиннинг и розы, обхватил двумя руками голову и завыл, точно раненный зверь:

— Ира! Ирочка! Что же ты наделала-а?!

В светящемся проеме окна в белом свадебном платье за штуку баксов висела Иринка. Ее длинные черные волосы закрывали лицо. От неестественно вывернутой шеи к потолку тянулась веревка.

Сергей стоял на коленях в грязи, качался и выл бессловесно, не в силах оторвать взгляда от окна.

— Ну? Чего там? — нетерпеливо спросил брата Прошка.

— Да погоди ты! — хихикнул Фома.

— Ну чего он там?

— Чего-чего… Ясно чего. В лужу бухнулся и вопит.

— Ох, ребята, ну вы и накуролесили, — ворчала Луша. — Галка, может, хватит уже? Слезай давай!

— Ага, щас прямо, вот так взяла и слезла! — огрызнулась зависшая под потолком Галочка. — Пусть сначала Боров умом двинется, а потом уж и я слезу, так уж и быть. Да и платье, вона какое!

И она закружилась в воздухе.

— Да уж двинется скоро, — довольно заключил Касьян, двигая Фому на подоконнике и усаживаясь рядом.

— Эх, хорошо дома! — Фома сладко потянулся.

Серега не услышал приближающиеся шаги и не сразу понял, что кто-то вцепился в его плечо и трясет, что-то истерично крича.

— Это еще кто? — пробормотал Фома, пристально вглядываясь в темноту двора.

— Галка! Слезай давай! — тревожно прикрикнул Касьян.

Та кулем повалилась на пол.

— Свет туши! — командовал Касьян. — Прячьтесь, ребята!

— Мама! Мамочка, — выл Серега.

— Да ты что ж так надрался-то? — возмущалась Юлия Михайловна, брезгливо пятясь назад от ползущего к ней по слякоти на четвереньках плачущего сына.

— Ма-ма! Ирочка моя повесилась! — рыдал Серега.

— Ну, все, допился! — констатировала Юлия Михайловна, и, обернувшись к стоящей поодаль невестке, распорядилась:

— Ирина, звони в скорую! Горячка у него!

Передав невменяемого Сергея в надежные руки психиатрической бригады, женщины поднялись в квартиру.

— О-ой! Чего это вы тут навалили? — растерянно пробормотала Юлия Михайловна, недоуменно окидывая взглядом возвышающуюся до потолка кучу вещей.

— Юлечка Михайловна, это не мы! — захлебываясь словами, тараторила стоящая в дверном проеме Ирка, явно опасающаяся пройти в саму квартиру. — Ну, поверьте мне, пожалуйста, это вообще не мы! Я ж говорю, проклятое место! Тут оно само все так делается! Не ходите туда, Юлечка Михайловна! Умоляю вас, не ходите!

— Да погоди ты, накручивать! — оборвала невестку Юлия Михайловна. И осторожно стала протискиваться в прихожую, стараясь не задеть гору, в которой одежда перемежалась с посудой, бытовой техникой, обувью, глянцевыми журналами, а на самом верху, угрожающе покачиваясь, примостился велотренажер.

Кое-как минуя прихожую, Юлия Михайловна окинула взглядом полупустую гостиную, где со стены спокойно и умиротворенно взирали на нее свекор со свекровью.

— Ирина! Ну-ка иди сюда! — приказала Юлия Михайловна.

— Не пойду я, Юлечка Михайловна! — загундела Иринка. — Я боюсь очень!

— Иди, сказала! — раздраженно прикрикнула свекровь на невестку, и Иринка поняла, что мать своего мужа она побаивается больше вещевой кучи. Ойкая и ахая, молодая хозяйка протиснулась мимо груды вещей и на носочках подобралась к свекрови.

Юлия Михайловна стояла посреди гостиной, властно уперев пухлые руки в крутые бока, и разглядывая поверх очков фотографию стариков на стене.

— Это кто сюда повесил?! — с вызовом спросила она.

— Это не мы, Юлечка Михайловна, — лепетала Иринка. — Это само всё. Я уходила, это в кухне было.

— Ну, понятно! — заключила Юлия Михайловна, прохаживаясь по комнате. — Проклял-таки квартиру старый хрыч!

— Жить пока у меня будете, — распорядилась Юлия Михайловна, запирая входную дверь.

— Хорошо, Юлечка Михайловна, как скажете, — лепетала Иринка, — Спасибо вам огромное!

— А с этим всем надо разбираться! — задумчиво самой себе говорила Юлия Михайловна. — Не дело это так оставлять!

— Конечно, Юлечка Михайловна, конечно, — поддакивала Иринка. И они обе зацокали шпильками по ступеням лестницы.

Снятие порчи.

«Потомственная ведьма снимет сглаз, порчу, осуществляет привороты по фотографии…»

— Не то…

«Ясновидящая Устинья. Предскажу будущее, гадание на Таро. Заговор на семейное счастье…»

— Ну, уж, это как-нибудь сами…

«Устали от шарлатанов? Известный маг…»

— Ерунда какая-то!

Юлия Михайловна устало сняла не лишенные изящества очки, крепко зажмурила глаза, утомленно потирая переносицу. Она намеренно ритмично несколько раз моргнула, пытаясь снять напряжение с утомленных долгим сидением за компьютером глаз. Пошла на кухню.

— Три утра! Ох, дети-дети! — вздохнула мать семейства, включая чайник.

— Лучше уж провести время с пользой, раз уж все равно поспать не удастся, — решила она, делая себе кофе. Подумала и добавила в чашечку коньяка.

Она вернулась к ноутбуку, продолжила листать объявления.

— Одно и то же, одно и то же… — разочарованно отщелкивала она интернет-страницы. — И как тут прикажите выбирать? «Если вы устали от шарлатанов»… Подумать только. Да наверняка все они сплошные шарлатанки и аферисты. Устиньи, Февроньи, целительницы, гадалки, ясновидящие предсказательницы… Ведьмы, одним словом. Ни одного делового человека. По-хорошему, раз уж оказывают услуги за деньги, надо бы составить договор, получить гарантии…

«Агентство «Указующий перст» снимает порчу, сглаз, устраняет семейные проклятья, осуществляет привороты на деньги, заговор на бизнес...

— Так-так, семейная жизнь… еще тут что у нас? Ага, оказывает услуги по очищению помещений от темной энергетики, устраняет последствия полтергейста любой степени… угу, понятно… Звонить по телефону в любое время. Хм, в любое — так в любое.

Юлия Михайловна тут же, набрала указанный номер. Спустя два гудка, женский голос, вполне бодрый для половины четвертого, произнес:

— Доброе утро, Юлия Михайловна, рада слышать.

— Алле, — Юлия Михайловна настолько не ожидала услышать собственное имя от незнакомки, что совершенно забыла уже приготовленный было текст.

— Ой… то есть, это агентство… как же там? О, Господи…

— Да, Юлия Михайловна, это агентство «Указующий перст», и мы рады вашему звоночку.

— Так… — Юлия Михайловна пыталась вернуть потерянное самообладание. — А откуда вы…

— Мы рады каждому клиенту и готовы решить все ваши проблемы с квартирой по адресу… одну минуточку… проспект маршала Голикова, 16-33, четвертый подъезд, второй этаж.

— Да, верно, — растерянно пробормотала, совершенно потрясенная осведомленностью агентства, Юлия Михайловна.

Между тем трубка продолжала приятным внушающим доверие тоном:

— Юлия Михайловна, дорогая моя, успокойтесь. Знать все о наших клиентах — наш профессиональный долг. Не берите в голову и ложитесь-ка лучше спать. А завтра с утра мы с вами все порешаем. Спокойной ночи, дорогая моя!

— Спокойной ночи, — доверчиво и послушно пролепетала растерявшая последние остатки уверенности Юлия Михайловна, впервые почувствовав себя буквально в шкуре всегда на все согласной невестки Ирочки.

Сон обрушился на нее всей своей тяжестью, она едва успела поймать соскользнувшие с носа очки, а положить на стол уже не смогла. Они оставались в ее руках какое-то время, но пальцы вяло разжались, а очки вывалились из руки спящей и плавно соскользнули с негромким стуком под диван. Юлия Михайловна на звук никак не отреагировала, она гулко храпела в зале на диване без подушки, прикрытая клетчатым пледом, не чувствуя ни изводящей ее боли в спине, ни неприятного беспокойства на душе, ни тревожных мыслей.

Она не слышала, как ушел на службу муж; как пользовались туалетом и ванной внезапно появившиеся гости, как они готовили завтрак, стараясь делать это, как можно тише, но все равно невольно гремели посудой, шумели водой, тихонько переговариваясь, шикали друг на друга; как уходил на работу помятый и потрепанный тяжелыми днями сын; как ускользнула по своим делам наскоро прихорошившаяся невестка. Впервые за эти нелегкие дни Юлия Михайловна спала крепким здоровым сном, пока в половине одиннадцатого ее не разбудил телефонный звонок.

Юлия Михайловна не сразу пришла в себя, сотовый искала долго и первый звонок попросту пропустила. Увидев высветившийся номер агентства, она не без холодка в душе припомнила странный ночной разговор, но обдумать его подробности не успела, поскольку телефон зазвонил вновь. Прочистив горло, Юлия Михайловна ответила:

— Слушаю.

— Приветствую вас, дорогая моя, — вальяжно раздалось в трубке. — Разрешите представиться, меня зовут Аделаида, я готова помочь вам решить проблему с квартирой. Встретимся на месте, когда вам будет удобно?

Юлия Михайловна, окончательно проснувшаяся, договорилась с Аделаидой о встречи на три часа.

5.

***

Юлия Михайловна появилась во дворе злополучного дома незадолго до назначенной встречи. В квартиру без «специалиста» подниматься не стала. Мало ли с чем там можно столкнуться! Она поежилась, приподняла воротник пальто, натянула поглубже берет и взялась за телефон:

— Сереженька! Где ты?

— Да подхожу уже, мам, не кипиши! К трем же договаривались!

— Уже без пятнадцати.

— Ну я ж говорю, иду!

— Ладно-ладно, сыночка, жду!

Она постучала каблучком по замерзшей луже, с интересом наблюдая за образовывающимися трещинками, подняла глаза на окна, но без очков, на которые она так нелепо наступила спросонья, разглядеть что-либо не представлялось возможным.

А тем временем во двор подъехала белая тойота. Из нее вышла невероятно хрупкая небольшого роста женщина в кожаном пальто с кейсом в руках. Темные волнистые волосы спадали на плечи, мелкие восточные черты лица были невыразительны и малоуловимы. Но черные глазки-угольки, казалось, жили отдельно от лица, какой-то невероятной самостоятельной жизнью. Взгляд этих глазок был цепок и пронзителен, скрыться от него не было ни малейших шансов.

— Здравствуйте, драгоценная моя Юлия Михайловна! — еще издалека пропела видимо та самая Аделаида из агентства.

Пока женщины приветствовали друг друга и обменивались любезностями, во двор торопливым шагом вошел Сергей. Поздоровавшись, он поцеловал мать, пожал протянутую для знакомства руку Аделаиды.

— Ну что? Все в сборе? — чтобы организовать ситуацию спросила новая знакомая. — Тогда приступим! Пойдемте, осмотрим ваши хоромы!

И трое взрослых и на первый взгляд вменяемых людей направились в квартиру с твердыми намерениями изгнать зло из родных стен.

— Идут! — возбужденно крикнул Прошка, соскакивая с подоконника.

— А кто с ними? — спросила настороженная Галочка.

— Что-то не пойму я, — отвечал Фома, вглядываясь в дверной глазок.

— Может Боров новую хозяйку ведет? — хихикнул Прошка.

— Да это же… — голос Фомы дрогнул и перешел на крик. — Бегите, ребята, Глазунья идет!

Ребята кинулись врассыпную, на бегу становясь сначала полупрозрачными, а затем вовсе невидимыми глазу.

Загремели ключи, в замке послышался щелчок, дверь отворилась.

— Ну вот! Проходите, пожалуйста! — любезно пригласила Юлия Михайловна специалиста по борьбе с полтергейстом.

Аделаида обозрела кучу вещей в коридоре, мягко ступая, прошла внутрь квартиры.

— Вы оставайтесь снаружи! — распорядилась она.

Юлия Михайловна слегка забеспокоилась по поводу того, что совершенно незнакомая женщина одна бродит по их квартире и «мало ли что»… Но эти мысли ушли как-то сами собой, и они с сыном покорно остались на пороге.

Глазунья встала посреди комнаты, втянула носом воздух, закрыла глаза. Луша и Евражка испуганно прижались к Касьяну. Он тихонько обнял обоих.

Глазунья открыла кейс, извлекла оттуда заскорузлый матерчатый мешочек. Фома чуть не вскрикнул, но Прошка, почувствовав панику брата, успел заткнуть ему ладонью рот.

Глазунья приложила мешочек ко лбу и закрыла глаза. Голова ее закружилась, к горлу подступил ком, но она давно освоила палец домового и прекрасно знала, что делать в такой ситуации. Костяшками пальцев свободной руки она с силой надавила точку на верхней губе прямо под носом. Пронзительная боль отодвинула тошноту и остановила головокружение.

Во внутренней темноте закрытых глаз стали проявляться сначала неясные, затем все более очерченные образы.

Вот близнецы, одного из которых «учила» ведьма, сжались в комок около входа на балкон. Урок впрок пошел, ишь, трясутся от страха!

А вот и мой калека. Вот это да! Да он не один! С какой-то белесой дурнушкой и детенышем. А детеныш силен.

— Ну-ка, малой, поди сюда!

И Глазунья мелко затрясла рукой с мешочком.

Евражка так же мелко затрясся и выскользнул из объятий еще не понимающего Касьяна.

— Евражка, стой! — вскрикнул Касьян и метнулся поймать братика. Глазунья махнула рукой с мешочком, и Касьян отлетел, ударенный в грудь будто кувалдой, впечатался в угол и бессильно сполз на пол. Луша вскрикнула, зажав ручкой ротик.

Сказать, что Евражке было страшно, значит, ничего не сказать. Страшнее Глазуньи он не знал ничего. Одно только упоминание о ней заставляло его отбросить все свои детские капризы и начинать слушаться старших.

— Не будешь спать — ведьма заберёт, — говорили они. И Евражка затихал и жмурил, что было силы, глазки, стараясь уснуть как можно скорее до прихода ведьмы.

— Ревешь? Глазунью позовем, — пугали старшие малыша. И Евражка тут же умолкал, глотая всхлипы и наскоро размазывая по щекам слезы.

Но не смотря на то, что сегодня Евражка вел себя хорошо и слушался, и ел, и спал, и не донимал старших, ведьма пришла за ним.

Глядя на покалеченную руку брата, малыш частенько представлял себе, какого было Касьяну делать это с собой, и душа замирала от ужаса и жалости. Брат был сильный и то, она заставила его покалечить себя, а он покорно повиновался ей. А уж Евражку ведьма точно разорвет на части. Малышу хотелось бежать со всех ног, забиться в угол, провалиться сквозь землю, но заколдованные ноги сами несли его беде навстречу. И домовенок, зажмурив глаза и безвольно уронив голову на грудь, косолапо засеменил к призывающей его к ведьме.

Глазунья довольно улыбалась и уже протянула худую руку, чтобы ухватить Евражку за шиворот, но тут на ее плечи свалилось, что-то цепкое и весомое. От неожиданности Глазунья охнула и осела под тяжестью невесть откуда упавшего груза, и сразу искры боли посыпались из глаз, потому что нечто вцепилось в волосы и рвануло, что было сил назад. Глазунья, повалившись на пол, завизжала от боли и ярости.

Перепуганные хозяева дома, забыв наказ, протиснулись в комнату и застыли в растерянности, потрясенные открывшимся перед ними зрелищем.

Аделаида, бранилась, как последняя подзаборная пьянь, визжала, крутилась на полу с неестественно запрокинутой назад головой, беспорядочно размахивая руками в попытке ухватить что-то для глаз невидимое. Но особый ужас наводили ее волосы, которые метались и дергались независимо от движения ее головы. Отдельные тонкие пряди сами собой отрывались от корней и взлетали в воздух. Вдруг неимоверными усилиями воли Аделаида заставила себя произвести какой-то явно осмысленный по сравнению с пустыми размахиваниями, повелительный жест рукой, в которой находился непонятного вида предмет, не то грязный платок, не то мешочек. И в тот же миг что-то с мягким шлепком стукнулось о противоположную стену. Нелепые, пугающие своей необъяснимостью телодвижения женщины тут же прекратились. Сама Аделаида обмякла, волосы ее, разметанные по полу, успокоились.

Хозяева, едва пришедшие в себя, кинулись было поднимать с пола тяжело дышащую женщину, но та в предупредительном жесте подняла руку и прохрипела:

— Уйдите! Прошу вас! Поверьте, так будет лучше.

Хозяева послушно попятились.

— Все в порядке, — услышали они болезненно-хрипловатый, но вполне уверенный голос, уже притворяя за собой входную дверь.

Пользуясь временным бездействием ведьмы, близнецы оттащили к себе в угол обмякшую от удара о стену Галочку. Сжатые девичьи кулачки были опутаны вырванными прядями волос Глазуньи. Фома, оскалившись по-звериному, щелкнул пальцами, и все трое пропали бесследно.

В тот же миг Луша бросила не приходящего в себя Касьяна и метнулась к парализованному Евражке. Она схватила малыша за ручку, потянула за собой, но ручка не поддалась. Тело домовенка, словно окаменело. Луша дернула еще, но Евражка стоял как вкопанный. С таким же успехом можно было тащить за ножку прибитый к полу табурет. Луша попыталась схватить ребенка на руки, но он словно врос в пол, оторвать его было невозможно. На окаменевшем теле жили только глаза, наполненные слезами. И слезы катились по щечкам, а глаза смотрели на суетившуюся вокруг Лушу. И были в этом взгляде только боль и страх, а надежды не было вовсе.

Евражка кричал от ужаса, но горло словно сдавили невидимые пальцы, и наружу не доносилось ни звука. Он дергался, вырывался, сопротивлялся, бился внутри себя, словно обезумевшая в клетке птица, но тело не шевелилось, а сам он только начал задыхаться от этого. Он не мог не только пошевелиться, как ни пытался, не мог даже поднять бровь или наморщить нос, не мог даже закрыть глаза. Поэтому он вынужден был смотреть, сначала на то, как Галочка зло и отчаянно дралась с ведьмой и как, та ударила ее об стену, наверняка убила. А теперь он видел, как Луша мечется вокруг него, пытаясь помочь, но от ее пустых усилий, Евражке становилось только страшнее. Если Луша ничего не может сделать, если Касьян лежит и не шевелится, словно мертвый, это значит Евражке точно пришел конец. Ведьма отрежет все его пальцы, оторвет ушки, растерзает его на части, дай только время.

Луша упала на колени и заплакала от бессилия. Глазунья медленно поднялась с пола, тихий нервный смешок пополам с истеричными всхлипами вырывался наружу сквозь сжатые добела губы. Она кое-как пригладила спутанные кудлы и крадущейся походкой прошлась по комнате.

— Ну что, анчутки, допрыгались? И на вас управа нашлась, голбешники.

Наскоро справившись с растрепанными волосами, Глазунья огляделась. Кейс во время борьбы отлетел в угол. Она ловко подобрала его и достала маленький веничек. Луша в ужасе закричала:

— Нет! Только не это! Пожалуйста-пожалуйста! Не надо!

Она умоляюще вытянула ручки и на коленях поползла к ведьме, не переставая просить ее не делать задуманное.

— Отвали, уродка! Не нужна ты мне! — носком сапога Аделаида отшвырнула девочку в сторону.

— Ну-ка, малец, полезай сюда!

Глазунья подняла заветный мешочек над головой и три раза ударила по нему веничком, а затем бросила веничек к себе под ноги, и с размаху наступила на него острым каблуком.

Тело Евражки тут же вскинулось назад и обмякло. Ему показалось, что его разорвали поперек живота и медленно выворачивают наизнанку. Он тряпичной куклой повалился на пол. Тут же невидимая сила поволокла его по полу к ногам Глазуньи. Одновременно с этим Евражка стал быстро уменьшаться в размерах, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Нечто наполнявшее домовенка дымными клубами вырывалось из него и втягивалось в веничек, исчезая между прутьями.

— Нее-т! Не надо! — рыдала Луша, протягивая руки, не в силах сдвинуться с места.

От Евражки осталась мятая маленькая шкурка. Боль вдруг исчезла, осталась совершенная пустота.

— Я умер! — пронеслось в сознании Евражки. Но тут Глазунья вытащила из кейса ворох соломы и, пришептывая заклятье, набила ею Евражкину оболочку.

— Пусть лучше вернется боль, — умолял Евражка, когда что-то отвратительное стало заполнять его.

Соломенную куколку она ловко насадила на веничек и прутики сами собой проросли сквозь тряпичное тельце, пронзая его насквозь, переплетаясь внутри, срастаясь с домовенком в единое целое.

Луша в беспамятстве повалилась на пол.

Евражка медленно приходил в себя. Боли больше не было. Была невероятная тяжесть. Что-то неподъемное навалилось на его спину и давило вперед, согнув его пополам, при этом тянуло назад, выгибая колесом его грудь. Евражка попытался потрогать, что же теперь у него сзади. Ручки нащупали невероятных размеров горб, из которого торчало что-то мерзко-колючее.

— Ну, что же? Попробуем! — сама себе сказала Глазунья.

– Эй, Щурка! Дом не убран, незваные гости на полу валяются, господа у порога топчутся, а ты бездельем маешься?

И она тряхнула веничек.

Евражка взвыл от дикой боли в горбу.

— Пусти, — ревел он, беспомощно молотя воздух руками.

— Тогда дом береги и господам служи. А что не так будет, то… — и ведьма со всей силы опять тряхнула веничек.

Когда сознание вернулось, Евражка понял, что он теперь совершенно другой. Он уже взрослый, даже, наверное, старый. У него теперь нет брата, нет няни, нет взрослых друзей, потому что ему больше некогда играть и шалить. У него теперь есть господа, и он должен им служить, беречь их и все то, что им принадлежит, должен заботиться и помогать. Тогда у него не будет болеть спинка, и он не будет просить ведьму о смерти, а будет жить долго, всегда, и честно работать.

Домовенок неловко поднялся. Огляделся. Первое, что он увидел, были Луша и Касьян, лежащие в разных углах хозяйской не прибранной комнаты. И он их убрал.

А потом двумя щелчками убрал по местам груду вещей в хозяйской прихожей. Затем также, одним щелчком, он снял со стены фотографию стариков, аккуратненько вырвал портрет деды и спрятал себе под рубаху. На душе стало теплее.

— Ну, все! Я так больше не могу! — и с этими словами Юлия Михайловна решительно направилась к двери в квартиру.

— Да куда ты, мам?!

— Куда-куда… А вдруг женщине помощь нужна?!

— И чем ты можешь ей помочь? — не без иронии спросил Сергей.

— Знаешь что?!

— Что?!

Но Юлия Михайловна весьма понервничала и не была готова к словарной перепалке. К тому же дверь квартиры открылась, и в проеме стояла бледная Аделаида.

— Юлия Михайловна, Сережа, заходите! — слабым, но не лишенным обаяния голосом пригласила она хозяев в их собственную квартиру.

После удивлённых «ахов» Юлии Михайловныи, скептического «хмыканья» Сергея, Аделаида озвучила сумму по оплате за ее услуги.

Сергей на бранном русском пытался поплакаться ей, что он, генеральный директор, не получает таких бешенных денег и за месяц своей адовой работы, а она повалявшись с полчаса на полу… Не дослушивая этот довод, Аделаида сообщила, что если клиенты не довольны ее работой, то она может в два счета вернуть все, как было, а в частности: груду разобранных вещей обратно в коридор и портрет дедушки на стену. А Сергею лично порекомендовала сразу перебираться жить на балкон и быть по-ловчее, обращаясь с мясорубками и другими электроприборами, а особо остерегаться ножей, поскольку в психиатрическом отделении он уже «за своего» сходит, а вот в травматологии ему не будут так же рады.

Совершенно ошеломленный уровнем информированности работника агентства Серега погрустнел, притих, достал кошелек, пересчитал имеющуюся там сумму, жалобно поглядел на маму.

Юлия Михайловна, прокашлявшись, объяснила, что полной суммы, по понятным причинам нет, просила подождать денек другой, и, как бы невзначай, намекнула о гарантиях.

— Кстати, по поводу гарантий… — дружелюбно продолжила разговор Аделаида, вальяжно устраиваясь на диване явно для долгого разговора. Хозяева последовали ее примеру и сели.

— У меня есть для вас не просто гарантии, а нечто большее.

И она полезла в кейс.

— Веник? — хохотнул Сергей. — Да, он явно больше гарантий!

Аделаида, казалось, не замечала глумления.

— Вас затопили, так?

— Ну да, разумеется! Не обязательно быть экстрасенсом, чтобы это заметить.

— И не возместили ущерб.

— Ну, такое тоже, знаете ли, сплошь и рядом, — присоединилась к скептическому настроению сына Юлия Михайловна. Уж очень удручила ее сумма оплаты.

Аделаида никак не отреагировала на нападки. Она что-то шепнула венику. Спустя минуту в дверь позвонили.

— Открывайте! — приказала Аделаида ничего непонимающему Сергею.

На пороге стоял сосед сверху.

— Слышь, че, братан, мы это… того… виноваты тут, — бубнил он, потупившись. — Прикинь, трубу у нас в натуре тогда прорвало. Да хитро так, мы не сразу и заметили. Ну, ты же с нами тогда смотрел, вроде как и не было ничего… Ну, в общем, вот, держи, с нас причитается!

И он протянул Сергею деньги. Сергей молча взял компенсацию, и, не пересчитывая, машинально убрал в карман штанов, все еще не веря в происходящее.

— И это… как оно… Я с ремонтом помогу, если чего… Завтра с утра люди будут, сделают все — мама, не горюй!

В одно мгновение, словно по щелчку, в голове Сергея сначала, все перевернулось, а потом встало на свои места.

Он решительно направился в комнату. Там, на глазах удивленной Юлии Михайловны, он безоговорочно подписал необходимые бумаги, рассчитался с Аделаидой, а веник, над которым только что потешался, с осторожностью прибрал в портфель. Сергей словно повзрослел буквально за одну секунду, что весьма порадовало Юлию Михайловну, давно ожидающую, когда же в здоровом (тьфу-тьфу) теле сына появятся проблески здравого разума.

Продолжение:

http://litclubbs.ru/articles/6834-mozhet-chayu-4.html