Звонкие каблучки почти детский рассказ

- Ну вот! Окунулись, называется. Папка узнает - убьёт! – хныкала Юлька, симпатичная шестнадцатилетняя девчонка во влажном купальнике, с длинными и тоже мокрыми волосами.

Она зашла за куст Боярышника и с усилием стянула с себя купальник. Боярышник совсем не был монументально-густым и острые, торчащие вперёд и вверх, Юлькины груди с наглым вызовом уставились на Витьку. Виктор, одноклассник Юлии, уже долгие восемь лет страдал от большой и светлой любви к этой нынешней королеве восьмого, а назавтра уже девятого — а. Мучился он ещё с тех смутных, доисторических времён, когда они с Юлькой были глупыми, наивными мальками-первоклашками.Виктор стиснул зубы и демонстративно отвернулся.

– Ведь спецом дразнит, оторва! – подумал он с нежной, щемящей злобой.

- Вить, а ты точно знаешь, что Шурка домой убежал? – озабоченно осведомилась Юля, отжимая мокрые светлые пряди.

- Да не боись! Куда он денется. Шурка воды страшится как чёрт ладана. Один бы сроду в канал не полез. Домой убёг, точняк, – успокоил Витя подружку.

Шурик, десятилетний соседский пацан из пятиэтажки напротив, увязывался за ними не первый раз. Его друзья, третьеклассники почти все разъехались на лето по пионерлагерям и родственникам, вот он и таскался за Витькой и Юлькой от неприкаянности. Посёлок Титан был небольшим. Родители учеников местной средней школы работали на одном комбинате и прекрасно знали друг друга. По крайней мере, жители нескольких ближайших пятиэтажек, точно. Семьи Витьки и Юльки много лет приятельствовали, а Шуркина мать хорошо знала и тех и других. Она частенько одалживала у добрых соседей деньги или продукты попроще. Алевтина, мать Шурика, работала в местном кинотеатре. Назывался он тоже Титан, как и посёлок. Женщина за скромную зарплату исполняла обязанности билетёрши, а также уборщицы. Отца и мужа у Шурика с Алевтиной не было. Обычное дело. Люди не интересовались – где, мол, ваш папка? Да и кого в наше время этим удивишь.

Летняя вольница оканчивалась завтра, первого, так его и этак, сентября. Но жара ещё не спала, благо места южные почти Крым. Вместо речки, рукотворный канал рядом. Вот эти быстротекущие воды с наступлением тепла и манили местную детвору. Канал не был ни широк, ни глубок, но течение... Опасная вода! Эта стремнина забирала каждое лето не меньше трёх — пяти человек. В иные, несчастливые годы и побольше. Потому, поселковым детям, да и подросткам, мнительные мамаши строго-настрого запрещали шляться на канал в одиночку, а уж купаться… Ну, кто же этих мамаш, когда слушает?

Алевтина прибежала домой к Витьке под вечер. Виктор открыл дверь и почти столкнулся с женщиной. Глаза её, в полумраке коридора, напоминали круглые дыры на белом лице.

- Витюшенька, мальчик, ты Шурочку не видел? – спросила она нетвёрдым голосом.

- Нет, теть Аль. А, чо? Он не дома? – ответил Витя, чуя мерзкую, внезапную слабость в коленях.

- Нету его, нету дома! – прошептала Алевтина и жутко, тихо и бесслёзно завыла.

Шурку искали всю ночь. Участковый с шестью местными милиционерами. Десятка полтора добровольцев из особо сердобольных соседей. Алевтина, сидела, как каменная, на побитой, щербатой скамейке у своего подъезда. Всем поисковикам с самого начала было ясно, что произошло. Канал. Стремнина. Течение.

Утро первого сентября. Первый звонок для первоклашек. Пышные банты, букеты, стишки про школу, торжественные, нарядные учителя.

Красавица Юлька в белоснежном переднике, с шёлковой, алой лентой, в светлую косу вплетённой, подошла к Витьке. Девушка подняла на приятеля чуть подкрашенные, полные смятения карие глаза и тихо спросила:

- Вить, а Вить? Как же теперь?

Витя от безысходности включил тупаря:

- Чего как?

- Как чего? – по хорошенькому лицу Юльки потекли слёзы. – Признаться надо. Шурка ведь за нами увязался. Мы виноватые. Недоглядели.

- Юль, прекрати! – Виктор судорожно сжал узкую, белую кисть девушки. – Не в чем нам признаваться. Ни ты, ни я не видели, куда Шурка исчез. Что скажем? Вот обвинить нас желающих валом будет. Твоя подруженька Оксана с компанией точно обрадуется. До усрачки!

- И правда, Витенька! Хорошо, что ты у меня такой умный. Мама моя папке часто так говорит. - Куда нам дурам деваться без вас мужиков! – вздохнула Юля прерывисто.

Витя с пересохшим горлом побрёл в туалет. Напился воды из-под крана, и вдруг неудержимо, по-бабьи разрыдался.

Шурку нашли через пять дней. Тело десятилетнего мальчишки, распухшее и обезображенное раками, прибило в камыши. Хоронили утопленника всей школой. Шурка лежал в гробу, на столе у школьного крыльца. Ребятня и взрослые старательно отводили глаза от неузнаваемого чёрно-зелёного лица. Витя почему-то оказался совсем рядом. Он, чувствуя себя каменным истуканом, пялился на новенькие чёрные ботинки покойного. У этой обуви были девственно-чистые подошвы. На каблуках блестящие подковки металлических набоек.

- Чтобы носились дольше. Семья-то небогатая, – машинально подумал Витя. – Звонкие, должны были выйти, каблучки.

Директор школы прерывистым голосом произнёс короткую, пронзительную речь, а когда зазвенел прощальный звонок, не удержался и без стеснения заплакал. Завыли тётки в толпе, солидные мужики принялись неумело тереть глаза, но тут грянул траурный оркестр. Это всех как-то успокоило.

Вечером, когда отец Вити собирался на ночную смену, прибежала заполошная соседка Катерина:

- Ой, Люб, – поведала она, задыхаясь, Витькиной маме. – Алевтиночка-то наша, что удумала – на дорогу, да под грузовик. Да нет, живая. Расшиблась только. В районную больницу её отвезли. В сознании или нет, не поймёшь. Не разговаривает бедная. Молчит...

Люба с Юлькиной матерью заплаканные и решительные на всю ночь уехали в больницу. Сторожить Алевтину. Отец Юли был снабженцем на комбинате и постоянно пропадал по командировкам.

Витька проснулся в час ночи. Сердце его бухало в груди, как никогда не бывало прежде. Тишина за окном. Скрипнула дверь подъезда.

Клик-клик-клик. Кто-то поднимался по бетонным ступенькам. Витино сердце гулко и размеренно стучало где-то внутри его головы. Клик-клик-клик- позванивал металл о бетон ступеней. Тук-тук-тук отзывалось в висках. Звонкие каблучки – пришло дикое, как детская смерть, понимание происходящего. Чистые новенькие подошвы и звонкие каблучки.

Кто-то размеренно и осторожно постучал в дверь. Виктор почувствовал, что мир уплывает прочь, унося с собой остатки рассудка. Прозвучал глухой, какой-то потусторонний голос:

- Вить, Витя. Это я, Юля. Дверь открой. Мне дома страшно одной.

Виктор не помнил, как впустил Юльку. Врезалось в память, как она сбросила в прихожей осенние туфли. Он увидел блестящие набойки на каблуках. У Юльки был не бедный, но экономный и бережливый отец.

Витьку накрыло. Он бросился к Юльке и принялся, невзирая на робкое сопротивление, целовать её. По-взрослому страстно. Он сам не понял, когда стянул с неё платье и всё, что было под ним. Потом он жадно мял, покусывая набухшие соски, твёрдые и острые девичьи груди. Наконец и Юля начала отвечать на его ласки, называть его всякими нежными словами и гладить по мокрой от пота, вздрагивающей спине. Затем Витька лежал возле неё спящей и обнажённой. Парень был счастлив, пуст и гулок, как барабан.

Потом Виктор уснул и сам. Во сне он увидел, как стоит среди камышей на берегу канала. Рядом Шурка. Они хотят поймать речного ужа с жёлтыми пятнами на голове – большого и длинного, как анаконда. Будет прикольно напугать живым ужом Юльку. Под ногами неверное, обрывистое, глинистое дно. Шурка скользит и падает в воду. Течение подхватывает его и неудержимо тянет на середину.

- Витя, помоги! – зовёт Шурка. – Он беспомощно барахтается в мутной воде, пытаясь плыть.

Вите страшно. Шурка в панике и запросто может утопить на стремнине своего спасителя.

- Витя, пожалуйста! – последний раз просит Шурка и исчезает в коричневых волнах.

Виктор проснулся, едва не закричав, от душившего кошмара.

Тишина за окном. Скрипнула дверь подъезда. Клик-клик-клик… Звонкие вышли каблучки.