Планов громадье

"Планов громадье".

Колеса вагона стучат радостной дробью, так же как и сердце у Степана. Мимо проносятся поля, озера, реки, поселки, города. Степан уже три дня наблюдает весну за окном поезда "Владивосток - Москва". Весна на протяжении огромной страны, весна в разных регионах, весна в сердце Степана. Степка едет домой после долгих четырех лет службы во флоте. А это вам не шутки, ребята.

За окном неторопливо проплывает величавый Байкал. Степка весело общается с соседями по вагону, откупоривает бутылку водки, разливает по стаканам. Женщина-соседка разворачивает картошку в белой тряпочке, молодая девушка на койке напротив смущенно улыбается Степану и краснеет. То ли от водки, то ли от Степана, но это неважно. Степан улыбается в ответ. Дома, в родном городе Туле, его ждут мама с батей, сестра Тая и бывшая одноклассница Люська, рыжеволосая и зеленоглазая. Он влюблен в Люську с пятого класса, с тех пор, как она впервые не дала ему списать домашнее задание по арифметике. Теперь он вернется к Люське, а к осени, глядишь, и свадьбу сыграют.

- Что теперь планируете делать в жизни, молодой человек? - спрашивает интеллигентного вида старик в очках, сидящий рядом со Степаном.

- Эх, планов - громадье, - жизнерадостно признается розовощекий красивый Степан с характерным тульским "гэ-каньем". - Работать пойду на завод, знамо дело. Денег поднакоплю, мамке платье нарядное справлю, сестре обувку. Да и самому одеться-обуться надо. Да и к свадьбе надо подсобрать. Жизнь теперь только начинается. Войны больше не будет, страна процветает, можно планы строить сколько хочешь.

Старичок усмехается, и стекла его очков поблескивают на переносице. Степан смеется. Девушка на койке напротив смеется еще громче и смотрит на отутюженную синюю форму, аккуратно повешенный на вешалку за койкой хозяина.

Ах, а как эта форма смотрелась на Степане, когда тот шагал по перрону!

- А трудно во флоте? - спрашивает девушка и краснеет аж до ушей.

Степан приосанивается, допивает одним махом водку.

- Да что там! - машет рукой. - Нашего брата ничем не испугать. Вот однажды случай был...

Степан рассказывает, как однажды на учениях случился пожар в машинном отделении.

- Казалось, сам воздух горит. Дышать нечем было, глаза жжет, переборки закрываются уже, а нога застряла под какой-то железкой. Вот я тогда и подумал: все, конец. Чуть молиться не начал от страха... Ежели, думаю, воздуха я в этой жизни еще глотну и небо синее увижу - точно уверую. А тут Митька-механик меня и вытянул.

- Уверовали? - старичок-попутчик пристально смотрит на Степку сквозь поблескивающие очки.

- В судьбу, - Степка довольно хмыкает, откидывает светлый вихор со лба и подливает старичку водку в граненый стакан. - Я даже матери не стал про этот случай писать, чтоб не волновалась шибко. А сам на всю жизнь запомнил.

Поезд прибывает на Ярославский вокзал. Степан спрыгивает с подножки поезда и помогает спуститься девушке, вытаскивает ее вещи, затем помогает старичку, и еще половине вагона. За долгие дни пути в вагоне все уже друг другу чуть ли не родные.
Морская форма на Степане смотрится еще лучше чем на вешалке. Девушка переминается с ноги на ногу, любуясь Степаном. Степан весело машет ей на прощание.

Он спешит на Курский вокзал, откуда отправляется электричка в родную Тулу.

Тула, Московский вокзал.

Степан выходит на перрон родного города и вдыхает жаркий майский воздух полной грудью. От вокзала до Заречья он идет пешком, чуть ли не вприпрыжку - так не терпится увидеть родителей, сестру и Люську. Но вприпрыжку нельзя, ведь он в форме.

На него заглядываются девчонки в воздушных платьях, женщины в строгих костюмах, ему улыбаются маленькие дети и кивают старики. Степан идет по мосту через Упу и чувствует приток новой жизни: ух, какая жизнь завтра начнется!

А вот уж и знакомое трамвайное кольцо - значит, до дома осталось всего ничего! Дорога совсем разбитая, колдобина на колдобине, яма на яме, но Степан уверенно шагает вперед: он на этой дороге знает каждую трещинку с детства.

А вот и знакомые, такие родные заросли зареченской сирени! Запах здесь стоит немыслимый. Степан вдруг останавливается, скидывает с плеча рюкзак и, оглядевшись по сторонам, ломает несколько пышных веток сирени.

А за кустами сирени... Вот она, родная улица Курковая! Вот он, родной милый двор! Бревенчатые одноэтажные домики, куры, детвора.

Степка шагает вперед, а в душе клокочет неистовая радость. За четыре года кажется, что ничего не изменилось. Все те же босоногие соседские ребятишки возятся возле голубятни, так же сушится белье на веревках, так же мужики рубятся в домино на самодельных скамейках, так же тетя Нюра с тетей Зиной ругаются через забор.

Первыми Степана замечает детвора. Они бегут вперед с громкими криками: "Степка! Степка! Степка Федин вернулся!". И с разбега запрыгивают на Степку. Тетя Нюра и тетя Зина забывают о том, что они ссорились, ахают и виснут на заборе, чтобы лучше все разглядеть.

- Мамка! - кричит Степан.

Мать бежит к нему навстречу, останавливается, плачет. Из бревенчатого дома выскакивает тоненькая двенадцатилетняя сестра Тася и тоже виснет у Степана на шее.

- Ох, радость-то какая, радость-то какая, - без остановки повторяет мать, целуя сына в щеки, лоб, нос, как маленького.

Степан жмурится и пытается оторвать от себя мать.

- Ну, ладно те, мам, ну, будет. Все, приехал я, никуда уж не денусь...

Отец выходит на крыльцо, крепко пожимает сыну руку, обнимает его, хлопает рукой по спине. Во взгляде отца читается гордость. Он, довольный, закуривает папиросу.

Прибегают соседи. Они тоже обнимают моряка.

- Мамк, вы подождите, я только туда и обратно, - Степан виновато смотрит на мать.

- Да иди уже, - мать нежно треплет светлые вихры сына. - Ждет тебя твоя ненаглядная.

Степан с охапкой сирени убегает в соседний двор.

- Ну что, мать, нужно столы доставать, - рассуждает отец. - Завтра еще воронежские приедут.

Тетя Нюра с тетей Зиной с готовностью предлагают помощь. Дело предстоит серьезное: наготовить еды на весь двор.

Дворы на улице Курковой были дружные. На каждый праздник или на каждые поминки на улицу выносились столы, собирались соседи. Радость и горе встречали все вместе.

Так и теперь все собрались отмечать счастливое возвращение Степана с нелегкой службы в Тихоокеанском флоте.

Первый день пили средне. Больше пели, танцевали. Степка с Люськой все время убегали за сирень. К вечеру первого дня приехал дядька с Чулково - материн брат.

Дядька работал на машзаводе. Отец, недолго думая, под водочку, объегорил место Степану в сборочном цехе.

На второй день пили сильнее. Степка с Люськой бегали за сирень чаще, а потом и вовсе пропали на несколько часов. К вечеру второго дня приехали отцовские родственники из Воронежа.

На третий день пили очень сильно. Пели, но не танцевали. Люська ушла домой. К вечеру третьего дня пришли дальние родственники с улицы Луначарского, что находится недалеко - тоже в Заречье. Зато уехал дядька из Чулково.

На четвертый день пили не на жизнь, а насмерть. Приглашали к столу даже просто прохожих. Мать Степана не успевала мыть посуду. Начался майский ливень. Шел всю ночь. Ливень никого не испугал. Над столами соорудили брезентовый тент.

К вечеру пятого дня отец Степки решил, что "буде, и так неплохо посидели".

Воронежских родственников, спящих непробудным сном, кое-как размещают в доме. Но дальних с улицы Луначарского мать решительно выпроваживает.

Степка пьян вусмерть, но храбро, по-моряцки, вызывается проводить гостей на последний трамвай. Темнеет. Дождь льет, не прекращаясь.

Пол-ночи мать Степки убирает посуду, моет полы в доме и на крыльце. Когда спохватывается, что Степки-то до сих пор нет - на улице уже светает.

Дождь заканчивается.

Степки нет и в семь утра и в восемь. Мать не сильно волнуется - значит, загулял где-то с Люськой.

В девять утра приходит Люська. Без Степки - она его и не видела-то с позавчера.

В девять тридцать приходит милиционер Бобруйкин из 14-го дома. Он снимает фуражку и мнется, не решаясь подняться на крыльцо. Мать Степки роняет тарелку с только что испеченными блинами и оседает на пол. Люська истошно кричит, карябая руками лицо.

Степку нашли сегодня утром возле трамвайной остановки на кольце. Он посадил родственников в последний трамвай, пошел домой, споткнулся на извечных зареченских колдобинах, упал лицом в лужу и утонул.

Столы выдвигают обратно, готовят еду. Поминки отмечают четыре дня, снова приезжает дядька с Чулково и родственники с улицы Луначарского. А воронежские так и не уезжали. Сирень после дождя пахнет еще сильнее, только Люська и смотреть не может на эту сирень.

- У него планов было - громадье. Не успелось только, - скажет кто-то на поминках, поднимая рюмку и не чокаясь.