Трилогия времени: Снежный шар
После любой истории должно пройти какое-то время, чтобы эта история стала действительно историей - не позабытым исписанным пылью пергаментом, не тоннами книг, больше похожими друг на друга, чем на оригинальные исповеди, а сладким осадком на дне остывшей кружки, которую случайно находят перед сном на кухонном подоконнике и допивают, смотря на засыпающий в окне город. И это время становится тоже частью данной истории.
Сменилось достаточно много весен с тех новых времен для Миры, когда она по причине своего особого положения надевала уже старый потертый джинсовый комбинезон, который и держала сейчас на коленях. Женщина с неким теплом проводила пальцами по швам и не отстиравшимся поныне пятнами красок и лака. Помнится, ей порой хорошенько доставалось от своего наблюдающего врача за то, что она слишком увлекшись в своей мастерской опаздывала на очередной осмотр. Сначала доставалось от врача, а затем и от супруга. Он также был осведомлен обо всех состояниях в организме женщины, являющей на тот момент собой оболочку творения жизни.
Мира встала, улыбнувшись своему отражению в зеркале на комоде и, одевшись, вышла из спальни. Кажется, все домашние уже проснулись - с кухни пряно пахло печеньем.
- Доброе у-у-у-утро! - из-за угла в варежках-прихватках, достающих почти до белых локтей, выбежал ребенок.
- Здравствуй, солнышко, - Мира подняла на руки юного повара. - Что вы готовите?
- Печенье.
- Какое печенье? - с прищуром спросила женщина.
- Круглое! - помявшись, нашло ответ дитя. - Папа разрешил мне ему помочь, да.
Под веселые рассказы о том, как была просыпана мука на стол и пролито молоко, они вошли на кухню, где Лайонелл, сидя на большой подушке перед духовкой, отсчитывал едва слышно секунды губами. Попросив ребенка не шуметь и приготовить кружки для чая, Мира присела рядом с супругом.
- Не доверяешь обычному таймеру? - улыбнулась женщина, наблюдая за крайней сосредоточенностью подсчетов оставшегося времени до приготовления.
- Тридцать шесть... Ты же знаешь,.. Тридцать восемь... Что такое время... Сорок... В нашей работе. Сорок два... Оно всегда весьма изменчиво. Сорок пять... - он положил голову на колени жены, и выдохнул, продолжая считать секунды. Его приветствия порой носили странный оттенок тепла.
Мира гладила мужчину по плечам, чувствуя его силу и спокойствие, которые скрывались за каждым словом, взглядом и поступком. Каждое движение струилось некой плавностью, но в тоже время и жесткостью. Последнюю Мира в нем также любила, хотя бы за то, что она отрезвляла её чаще и удачнее всего. Ею она и точила свой характер.
Спустя несколько минут тишины и позвякивания кружек в гостиной Лайонелл поднялся, натянул прихватки с вишневыми узорами на руки, и достал из духовки противень с печеньями…
Сладкий запах не желал уходить с кухни до вечера.
Когда с завтраком было покончено, началась уборка.
- Маа-ам, - протянулся рядом детский голосок. - Мам, - он дергал Миру за комбинезон, который был теперь на несколько размеров больше. И это тоже было гордостью женщины, год восстанавливающей форму после беременности. - Мама!
- Да, родная? - опустила глаза.
- А папа красивый? - синие глаза лучились в ожидании ответа.
Женщина слегка наклонилась назад, чтоб посмотреть, где находится Лайонелл. Он дремал за утренней газетой на диване, и был невозмутимо нежен в свете давно ожидаемых выходных дней.
- А ты как сама думаешь?
- Не знаю, - поправляя кружева на платье, начала Аннелира. - Он большой, и голос у него не такой как у тебя. Мне твой голос больше нравится, да.
- Он же мальчик, Лир, - расхохоталась Мира. - Вот у него и голос другой.
- И я о том же! - воскликнула дочка. - Большой же он для мальчика, мам.
- Не кричи, пожалуйста.
- Ты его специально таким для меня выбрала? - принимая тарелки из рук матери, не унимался ребенок. - Таким большим и серьезным.
- Когда мы встретились, мы оба были не большими и не серьезными. Но взрослые люди вместе не потому, что они серьёзные и красивые, - последние кружки становились на полки. - А просто потому, что нужны друг другу.
В глазах дочери сплетались, спутывались и разгорались новые вопросы, но она их так и не смогла задать. Позднее Мира нашла дочь у спящего отца. Она тихо шептала, рассматривая его лицо:
- Папа, как папа. Ничего особенного. Глаза, губы прям как у меня. Не мог себе другие придумать что ли? – ворчала Лир.
- Эй, милая? – держась за живот от смеха, окликнула девочку Мира. Ребёнок, выдохнув, подошел к матери. – Поможешь мне теперь, пока папа отдыхает? Он все же много работал.
Поднявшись на маленький чердак, где в тишине плавали созвездия пылинок, женщина и девочка сели у потертого деревянного ящика. Мира откинула тонкую крышку, и две пары глаз заглянули внутрь. Сквозь круглое окно, занимавшее своим светом почти всю западную стену, проливались лучи, так же любопытно приветствующие содержимое старого сундука.
- Его здесь раньше не было же, - едва испуганно прошептала дочь.
- Не было, - особенно торжествующе подтвердила Мира. – Я его совсем недавно сюда перенесла. Эти сокровища твоя мама собирала с тех пор как была такого же возраста как ты сейчас.
- «Сокровища»? Мам, тут же одни коробки да ленты. Разве это можно назвать сокровищами? – воспитательно, почти в манере своего отца, удивился ребенок.
- А как ты называешь ту коробочку, в которой хранишь монетки, что привозит тебе папа? – сощурено парировала женщина.
- Ладно. Сокровища так сокровища. Мы их посмотрим сегодня? – улыбка сияла на личике Аннелиры.
«Как прекрасно, что она выбрала себе именно его очертания губ», - подумала Мира.
- Да, родная. Давай начнем с этой коробки, - снимая верхнюю, которая до этого упиралась своим темечком в крышку закрытого сундука.
Из неё были извлечены аккуратно смотанные кружева разных узоров и цветов, набор булавок для шитья, мешочек с шуршащими внутри пуговицами, и недоделанные брошки и тряпичные бусы. Бусы были тут же примерены, подобраны к платью, и выпрошены, чтоб надеть их на ближайший праздник.
В ладонях миры перекатывались и переливались разноцветными нитями ленты, которые она покупала во времена своей учебы в Академии. Женщина вспоминала, как выгадывала дни новых поставок в магазины тканей, и по несколько часов бродила между рядами и вешалками различных материалов, которым было суждено стать подолом красивого платья, атласными перчатками герцога, тонким шарфом юной леди. Девушкой она выбирала среди многих свой особенный орнамент кружев, выискивала в прозрачных коробках бусину или булавку с каким-либо неповторимым изъяном, и на удивление продавцов прибавляла их к своей покупке. Они только пожимали плечами, не решаясь задавать вопросов, пробивали чек.
Следующая коробка хранила в себе собрание открыток: подаренных, ошибочно подписанных, заранее заготовленных и самодельных.
- Картинки? – зевая, поинтересовалась Лир. – Картинки – не интересно!.. О, а тут буковки, мам! – девочка трясла небольшой коробочкой с письмами. - Почитаю?
- Нет! – воскликнула Мира. – Это мамино. Это… Важно.
- Особенное сокровище, наверное, - фыркнула дочь, опускаясь почти по пояс к последнему ящичку на дне сундука.
«Ещё бы не сокровище. Письма твоего отца», - улыбнулась про себя женщина.
- Удивительно, болтушки, что вы дали мне поспать, - на лестнице появился Лайонелл. Сонный, с немного помятой правой щекой. Кажется, декоративная строчка на подушке отпечаталась параллельно линии его подбородка.
- Папа! Посмотри, что мы нашли, - Лир бросилась к нему на шею, держа в ручках пару нитей бус.
- Что, малыш? – они похоже улыбались друг другу, одинаково морщили лоб, и это будто бы разливало в сердце Миры очередную порцию тепла и нежности к своей
семье. Она смотрела ни них, не слыша обсуждения и советов «какие бусы лучше надеть к тому зеленому платью», улыбалась и была бесконечно благодарна за то, что имеет.
- Ой, а это что такое у тебя? – нахмурилась девочка, скользя пальцем рядом с подбородком мужчины.
- Это? А, это особенная печать из царства снов, которая остается у человека как подтверждение того, что он только что поспал, - ласково поправлял волосы на голове дочери Лайонелл. – Если наша юная помощница скоро пойдет спать, то у неё такая же печать будет, - он приподнял бровь. – Мм..?
- Не хочу, - скрестив ручонки на груди, обиженно ответила Лир.
- Ничего не поделаешь, - рассмеялся хозяин семейства. – Ну, показывай, что вы тут обнаружили, - воскликнул он, опуская девочку на пол, и сел у сундука.
- У нас осталась последняя коробочка, вот. Мам, можно папа откроет? Мы же все остальные без него смотрели.
- Можно, - кивнула Мира.
- Давай! – замахала руками их дочь.
Лайонелл развязал плетеную ленту, что опутывала сиреневый ящичек, и снял крышку. Втроем они несколько секунд непонимающе смотрели на бумажные свертки, пока женщина не вздрогнула:
- Ох, я совсем забыла про них. Как же можно? – дивясь собственной рассеянности, Мира извлекла из коробки самый верхний сверток,прочитала записку, прикрепленную к нему. – Июнь двенадцатого года.
- Давно, - в один голос сказали Лир и Лайонелл.
- Он единственный, который я купила сама, - упаковка, так долго оберегавшая снежный шар, лежала на полу чердака, а на ладони Миры стояла небольшая статуэтка со стеклянным шаром, внутри которого было выстроено небольшое здание с зеленой крышей и золотыми коньками. Женщина немного встряхнула шар, и здание укуталось в плен белых снежинок и блесток. - Я их собирала когда-то, - вздох. – А этот купила в своем родном городе. Кажется, только сейчас я начала по нему скучать.
Мужчина заметил, как в несколько мгновений глаза его супруги посерели – первый признак грусти. Он взял её за руку. Ответом была нескончаемо добрая улыбка.
- Я не жалею. Я приобрела больше.
- Я знаю, - обнимая женщину, прошептал Лайонелл. – Знаю.
Это было её спокойствие. Её принятие…
- Меня! Меня забыли, - сверху с распахнутыми руками на них завалилась Аннелира.
…Её жизнь.
- Пташка, выпьем ещё чаю?
- Ммм, я же не дотягиваюсь ещё до кнопочки чайника, - замешкавшись, ответила девочка.
- Что ж, тогда мы подождем, пока ты достанешь до кнопки, и тогда… - с серьезным видом сказал Лайонелл.
- Ну, папа!
Ноябрь 2012
