Бессмертие мистера Голдмена. Глава 1
Высокий стройный мужчина лежал на койке и, хотя его лицо было изнуренным, он не спал и даже не отдыхал. Он просто вытянулся во все свои шесть футов и три дюйма и молча наблюдал за стеклянным глазом камеры наблюдения, елозящей из стороны в сторону. Кто–то, скорее всего это был Роберт Льюис, внимательно следил за ним. Да, наверняка это был Боб.
Самому Роберту, конечно же, не нравилось, когда его подопечные обращались к нему так панибратски. Никогда прежде он не терпел такого и не позволял, чтобы кто–то из наблюдаемых приближался слишком близко к нему. Но это был другой, особенный случай, и оба знали об этом слишком хорошо, чтобы церемониться.
Мужчина лежал и смотрел, как на мгновение линза объектива уставилась на него в упор, прямо в глаза, после чего поползла дальше. Он вытянул руку, и камера тут же метнулась за ней следом, дабы отследить движение и удостоверится, что заключенный не собирается сделать какую–нибудь глупость. А он и не собирался. Было забавно наблюдать, как рьяно Роберт охраняет его персону, несмотря на то, что он отбывал свое пожизненное заключение в полном одиночестве. Специально для него в тюрьме был построен отдельный блок, который охранялся вдвое тщательнее, чем весь комплекс вместе взятый. Ему это льстило, хотя порой и было ужасно скучно.
Он не знал, почему находился один. Не знал, почему проходит медицинский осмотр дважды в неделю, в то время как все остальные заключенные, в общем блоке, наблюдались два раза в месяц. Не знал, почему его принуждали делать психологические тесты, а томографию головы делали чаще, чем отец фотографирует любимых дочерей на пикнике. Он ничего подобного не знал, но думал об этом каждый день своего заключения, которое началось тридцать пять лет назад – в день его рождения.
– Что с вами, мистер Голдмен? – Из динамика прозвучал металлический холодный голос, до неузнаваемости искаженный декодером.
– Ничего, – ответил он спокойно. Карие глаза уставились на камеру с вызовом. – А что со мной вообще может быть?
– Ничего, – подтвердил голос.
– Верно.
– Как вы себя чувствуете сегодня?
Иззи Голдмен спустил ноги с кровати, потянулся и зевнул.
– Прекрасно. А ты, Боб?
– Эм… – говоривший замялся, – аналогично.
– Не скучно?
– Вовсе нет, – ответил Льюис. Его голос был сегодня чуть напряженнее обычного. Иззи же, напротив, стал особенно разговорчивым, и Роберт не имел ни малейшего представления, к чему это приведет.
Иззи посмотрел на дальнюю стену. Огромное видео–панно показывало белоснежный город с множеством окон, отражающих неожиданно глубокое для этого времени года синее небо. Неподалеку деревья наливались зеленью, а из молодой листвы вылетали стайки мелких птиц.
– Скажи, Боб, во внешнем мире сейчас именно такая погода, как я вижу?
– Да.
– Конец весны?
– Двадцать седьмое мая.
Иззи поднялся с места и сделал несколько шагов в сторону экрана. Вслед за ним зажужжал рой дополнительных камер. Он остановился прямо у экрана и приложил к нему руку. От того веяло теплом, словно то было настоящее оконное стекло, нагретое ярким солнцем.
– Весна... Боб, почему ты сидишь здесь, со мной, вместо того, чтобы наслаждаться этой красотой?
– Потому что, это моя работа, мистер Голдмен.
Роберт отвечал честно. Иззи научился отлично читать его интонацию, и даже сквозь декодер ему удалось уловить правду в словах доктора.
– И ты любишь свою работу?
– Я нахожу ее весьма занимательной.
Иззи обернулся и посмотрел в подъехавшую камеру.
– Занимательной?
– Верно.
– То есть ты находишь занимательным наблюдение за одиноким заключенным? Наблюдать за мной, изучать мое поведение? Любишь подглядывать? За парнями, или я исключение?
Последовала пауза. Роберт старался очень тщательно подбирать слова.
– Что? Нет… Это..
– Ладно, Боб. Не волнуйся так.
– Серьезно?
– Да. Это шутка.
Из динамика послышался тяжелый выдох облегчения.
– Ты в последнее время стал каким–то нервным, Боб. Проблемы?
– Это не важно.
– Это касается твоей работы?
– Да… Нет... Боже…
– Видимо, меня это не касается, верно?
– Верно, – нервно выдохнул Роберт
Иззи усмехнулся и отвел взгляд. Ему гораздо приятнее было смотреть в глаза человеку, с которым он беседовал, нежели в черный, как вороний глаз, объектив камеры, в котором он отражался перевернутым. Ему всякий раз становилось не по себе от этого, но он, все же, никогда этого не показывал.
Другое дело – разговор с глазу на глаз. В такие моменты восприятие и внимание Иззи почему–то усиливались в несколько раз, и он буквально мог читать поведение человека. Он замечал, как выступает легкая испарина на лбу, когда человек нервничает, как бегает взгляд при откровенной лжи, и как подергиваются пальцы при раздражении. Все это он прекрасно знал и успел понять благодаря своему доктору, Роберту Льюису. Тот был для него словно огромный неисчерпаемый полигон по изучению человеческих эмоций. Роберт думал, что наблюдал за Иззи. На деле же они наблюдали друг за другом, и неизвестно, кто из них больше почерпнул из этого общения.
– Боб, могу я тебя попросить?
– Конечно, мистер Голдмен.
– Ослабь, пожалуйста, фильтры?
– Хорошо.
Белая комната еще больше наполнилась светом. В воздухе почувствовался едва уловимый, но сладкий запах цветов. Блок Иззи Голдмена располагался в торце здания, и был совсем недалеко от маленького парка, в котором сановито расхаживали люди в строгой белой одежде.
Иззи прикрыл глаза и втянул носом нежный аромат – божественно. Ему было хорошо. Чертовски хорошо. Распахнув глаза, он увидел тех самых прохожих, и даже мог услышать, о чем они говорят. Он уловил, как шептала листва деревьев, подхваченная порывом легкого ветра, и как внизу тихонько проезжали электрокары из гладкого блестящего металла и белого пластика. Внезапно он услышал детский смех: по улице, сразу за ограждением, проходила большая группа детей, ведомая молоденькой девушкой в аккуратной униформе.
– Кто это? – спросил Иззи.
– Школьники, – легко ответил Боб. – Скорее всего, экскурсия.
– А какой сегодня день недели?
– Пятница.
– Пятница… – повторил Иззи, и в его голове это слово разошлось сотнями отголосков.
Он подумал о том, что для него на самом–то деле не существует никакой разницы, будь то понедельник, четверг или воскресенье. В его жизни, в его мире, лишь один день недели застыл навеки вечные, и он даже не знал, какое название подойдет ему больше. Для Иззи каждый день был просто днем, проведенным все в тех же белых стенах под постоянным наблюдением.
– И куда они идут?
– Сложно сказать. Недалеко отсюда недавно открылся новый океанариум, который многие называют восьмым чудом света.
– Восьмым чудом света?
– Ну, знаете, мистер Голдмен, по легенде на земле когда–то…
– Боб, я не дурак, – прервал его Иззи. – Я прекрасно знаю о мифологии.
– Простите…
– Мне интересно знать, почему этот новый океанариум так называют?
– Дело в том, что он представлен в виде огромной сферы, утопленной в землю ровно наполовину.
– Как это?
– Как если бы вы вырыли лунку и положили в нее глобус так, что было бы видно только то, что от экватора и выше.
Иззи попытался представить себе эту картину.
– Фишка в том, мистер Голдмен, что в этой сфере содержится огромное количество океанской воды, которая удерживается навесу.
Голдмен приподнял брови и посмотрел в камеру.
– Что значит «навесу».
– Грубо говоря, вода в этой сфере находится в воздухе, в состоянии невесомости, как капля в космическом корабле. Всю это массу удерживает мощнейшее гравитационное поле. И вот в этой океанской толще плавают разнообразные представители морской фауны.
Вся прелесть в том, что вы можете пройти под этим чудом, или же взобраться на него сверху. Там есть специальная платформа, которая может переместить вас в любую точку вокруг этой сферы. В результате вы любуетесь стихией под любым углом.
Иззи тщательно старался представить себе эту картину, но никак не мог. Для человека, который всю свою жизнь провел в тюремном корпусе, было очень сложно представить, как выглядит внешний мир за пределами видимости окна, то и дело затемненного фильтрами. Видео–панно не в счет, оно не давало полного ощущения безграничного простора наполненного цветущей жизнью. И уж тем более не было речи о том, чтобы представить себе что–то столь же грандиозное, как этот новый океанариум, или же колонии на Марсе, где уже давно простирались огромные цветущие сады под кислородным куполом, сконструированные по Земному образцу.
– Боб.
– Да, мистер Голдмен.
– Ты не мог бы загрузить видеозапись этого океанариума?
– К сожалению, у меня ее пока нет. Но, как только она появится, я сразу же пришлю вам копию. Хотя эту красоту лучше всего видеть собственными глазами, а не…
Голос умолк.
Злые, жадные глаза Иззи буравили объектив камеры, а кулаки сжались до такой степени, что захрустели костяшки и на оголенных руках выступили жилы. Он через силу процедил:
– Собственными глазами?
– Я прошу прощения, мистер Голдмен…
Ярость подкатывала к голове и отдавалась пульсом в висках. Сейчас Иззи готов был уничтожить к чертовой матери все, что только попадется ему на пути, и обязательно… обязательно разбить эту чертову камеру, желательно о голову самого Роберта Льюиса…
Но он сдержался. Каких бы усилий ему это не стоило, Голдмен сдержал себя в руках, потому что прекрасно знал, что его ожидает в том случае, если он решит снова продемонстрировать всю ярость, силу и злобу, на которую только был способен. Да, он прекрасно знал это.
– Примите мои извинения. Я не хотел задеть вас.
– Верни на место фильтры, – отрезал Иззи, отводя глаза в сторону. – И экран, и свет. Я хочу спать.
– Как скажете, мистер Голдмен, – отозвался Боб.
Возвращаясь к своей постели, Иззи обернулся и посмотрел на потухающий дисплей. Панорама белоснежного города быстро угасала и превращалась просто в верную стену, словно только что там и не было вовсе просторных улиц и множества людей, а ему это все лишь привиделось, и все это время он смотрел на одинокую стену в самом дальнем конце. Может быть вообще все, что его окружает, слеплено из сна, и он просто никак не может проснуться, чтобы вкусить грубую и горькую реальность обыденных дней? Что есть реальность? Что есть настоящая жизнь? Что есть свобода?
Он положил голову на подушку, снова и снова задавая себе вопросы и не находя на них ответа. Иззи лежал в черной комнате. Назойливые камеры измеряли его биометрические параметры и все так же невыносимо жужжали, следя за каждым движением. Иззи никогда не случалось побыть одному, и все же, временами, он как будто сходил с ума от одиночества.
Голдмен уснул, и в этот раз ему снился сказочный и загадочный океанариум, который он вряд ли когда–нибудь увидит собственными глазами. Он смотрел на огромных китов, проплывающих мимо него с любопытным взглядом. Гиганты издавали низкие звуки, словно стараясь что–то сказать ему, но он их не понимал. Сорвавшись с места, Иззи побежал следом за ними, повинуясь их зову, но ноги были слишком слабы и не отрывались от земли. Киты уплывали все дальше и дальше, и их голоса затихали с каждой истекшей секундой, что уже никогда не вернуть.
Гиганты скрылись, и над ним осталась лишь пустая толща лазурной воды. Огромная масса, казалось, опускалась ниже и прижимала его к земле. Ему было трудно дышать, и он почувствовал, как его легкие наполняются водой. Иззи захлебывался и испытывал ужасную боль по всему телу. Он чувствовал, как умирает, и всего через мгновение он станет лишь безвольным телом, скользящим в этой безграничной соленой массе невиданной красоты. Мертвые глаза так и останутся смотреть на то, как где–то там, в вышине, пробиваются изогнутые солнечные лучи, пока не придет человек в белоснежной форме и не заберет его обратно, чтобы вновь положить на койку в камере.
Но киты…
Киты больше никогда не придут.
