Следующей жертве Синей Бороды

Следующей жертве Синей Бороды
Аннотация:
Воззвание-заклинание к тем, к кому еще можно воззвать, предупредив горечь разочарования и боли.
Текст:

1

О милая, милая девочка!
Кожа у тебя бела, волосы – что пшеница в августе или мед закатного солнца, в глазах – золотое, зеленое пламя, ребенок и лев схватились в дикой пляске в отсветах его, руки – что крылья голубки: так же нежны и грустны.

Милая, милая девочка! Видишь: здесь темный лес на высокой горе, в том лесу – старый замок забытый, в том дому не встречают гостей, там тоскуют по свету окна, а на них – печальные занавески: даже некому их открыть!

В том дому живет человек, горя лед ему не дает уснуть, а уставший путник – пропащий путь. У него верный конь в конюшне, белый конь с длинной гривой храпит и копытом взрывает землю, в путь-дорогу далекую просится.

Друга тот человек не сыскал, мать-отца он покинул в юности, не родил он ни сына, ни дочери, схоронил он жену свою; плачет, плачет ночами, днями, скачет, скачет он по полям, деревнями идет, заходит он в дома, ищет свет очажный, легкий, пламенный, ищет он и находит в дому: огонь.

Преображается человек: роста он исполнинского, руки его – каррарский мрамор, долгопалого скрипача то руки, тело – ожившая древняя статуя, в кудрях бронзовых волн переливы, а чело его высоко, голубооко он зрит людские правды и истины, глубоко ледяным штыком вонзается слово, его что ни слово – то жемчуга самой тихой, искусной поэзии, голос – сталь холодная, ярая, сталь каленая и холеная. Громкий смех раздается над скалами, под нежным оком моря и реки волнами катятся, мерцают и серебрятся, перед взором его замирают в шальном исступленьи невольно; и катятся по небу золотые солнца, за горизонт, озаряя землю – там гаснут они навсегда, отдавая последнюю ласку взору одинокого человека.

А ресницы его – что птицы, прикрывают крыльями солнца, не златые, но черные солнца, в голубом ореоле солнца, пропадают в тех солнцах – звезды и на небо уже не всходят. Только свет ему не дает уснуть, а уставший путник – тяжелый путь. Снаряжает коня воевода, и броню надевает блистающую.

Смейся, милая, милая девочка, смейся, пляски пляши, пой песни среди леса дремучего, синего, на поляне в тени ветвей голубиные крылья-ладони держат крылья сестер-голубок. Плещет, плещется молоко в реке, солнце, видя тебя, улыбается, отражаясь, мелькает и падает – опадает и снова рождается, называет тебя лучом, пламенеющим морем сияния.

А глаза у тебя – что исповедь: глянут наземь – цветы распускаются, глянут в небо – и солнце смеется, глянут на воду – рыбы плещутся, все цветет на ладонях весны. Лишь ладони твои белы, как голубки крыло по осени, и грустны.

Вот ступила нога верного коня, вот и спешился воевода днесь, и подходит к девушкам на поляне он, и дорогу приветливо спрашивает. Высоко у него чело, тело – статуя божества, очи светятся дивным отблеском, в кудрях – бронзовых волн переливы. Только страсть ему не дает уснуть, а уставший путник – тяжелый путь.

Милая, милая девочка! Не поднимай на него ясных ты очей, не смотри ты в глаза холодные, а поднимешь очи – так отвернись и стремглав убегай в дом отцовский, там молись, чтобы он не пришел, а не сможешь бежать, разговору дав разойтись – молчи и не слушай, прослушивай, а послушаешь – не ответь, смолчи, очи долу свои опустив, уйди.

Милая, милая девочка выбрала в мужья не сапожника, не царя – чародея прекрасного, светлого выбрала, краснословного, светловласого.

Но какой бы ни был искуситель искусник, знай: если сладки твои речи, слаженных черт да сложенных крыл в них спит решимость, решимость забыла, что птица, ну а птица забыла взлететь.

Все площе, однозначней грез, и радость солнечному дню и небу, и разговоры. Любовь, честь, совесть – просто есть это или же нет. Не верь искусным речам многомудрым, сулит многомудрость речей – отравленный хлеб в дому да кислое вино в погребах.

Ищи опору в именах всегдашних, все прочее – лишь снег весной, ручей и ливень в мае-змее, что снова сбрасывает шкуру.

Милая, милая девочка! Не верь, что лишь он сможет тебя понять: нежный запах твоих волос на его тонких пальцах утешит его больше, чем изнанка твоей неизбывной души, настырная для него, обжигающая и пустая (потому, что ему то пусто, что не его богам халебную песнь возносит), и чем горечь твоих не молчащих, покой растревоживших глаз.

Нет лучшего в мире, белейшего, нет самого чистого снега, нет света без тени, без боли нет ласки, не верь никогда чистой радости. Ничего не дается без боя – ни единый прожитый миг, никогда не сдавайся отчаянью, никогда не сдавайся печали ты. Уходи, если гонит прочь занавесок на окнах неглаженных отмель,
ветер гладит и дергает их,
ветер чует беду и запах, аромат неслучившихся бед.
А не сможешь уйти – останься,
не зови ты гостей и слуг,
не спускайся к двери подвала,
не ищи ты заветный ключ.
А найдешь и откроешь, светом удивленных глаз прожигая неизбывную тьму закромов,
и увидишь бесплодность метаний притворившегося верным другом –
уходи, отпирай замки,
выходи к многоликому солнцу,
вознесись ты на легких крыльях,
улетай с братом-ветром к небу,
улетай ты голубкою в край,
где солнца луч по крышам танцует, по ивовым старым кронам мерцает, прорываясь меж пальцев яблонь, чарует, припадает устами, нежно целует, под покровом небес к лелеющей все живое кормилице-матери, все растящей живой земле.
Свет тебя закружит веселым хороводом, и снова крылами двух голубок-сестер будет радостно привечать свежий ветер, лаская, будут крылья твои умыты и привольно раскрыты снова, и белы, как весною - вишни.

2

Не иди открывать потаенную дверь – там по полу хлестала невинная кровь,
а откроешь – бросай окровавленный ключ, не надейся сокрыть остроту своих глаз,
растревоживших темноту тиши, прожигающих что зарей – восток,
отвернись от него и скорей беги, пока кровь твоя не влилась в поток,
охраняющий тишину в дому, утешающий чью-то боль в дыму;
там пожар занялся от твоих очей – чародей вновь увидел,
что он –
ничей!
Что никто не услышал его
мольбы,
и что лошадь его встала на дыбы,
безнадежность ненужного «если бы!..» омрачает младые его черты,
все ему зеркала кажут криво явь, каждый взгляд в них – хоть око коли в ночи,
каждый луч будоражил, манил: «Направь!» - но держался упрямо своей свечи.
Все что маг мог лучу дать – немая боль, и правдивых слез оголенная соль,
и хрустальные замки во снах весны, беспокойная музыка тишины,
черный блеск просветленного солнца тьмы, что - во сне, лишь во сне, только до весны!..

Только день – не чета совершенству тьмы, и никто не откроет дверей тюрьмы.
Вешний свет проклинал чародей шальной, вешний луч целовал, упива-ючись,
в потаенной комнате собирал лучи,
а потом их топил
в забытье
ночи,
целовал чистый свет,
опускал под лед,
и вода та студеная –
океан-вода,
горизонт-вода,
тишина-вода,
он топил свою страсть
под землей сырой,
каждый луч он гасил
ледяной водой,
солнце за солнцем по небу катятся,
словно ягоды с неба сыплются,
горизонту в силки – белы птицы –
вниз,
навсегда
в темноту опускаются – и блаженно колдун
улыбается, и устало плачет в своем саду, и гора от тоски его сотрясается…

И качаются листья в ночном пруду, истончаются кружевом в ледяной воде,
уж невидимы утром они, на свету, только ветки голые за его окном –
руки тянут деревья – да к темноте, ни огня, ни тепла там, над потолком,
только звезды на бархате – но и те холодны и мертвенны, и зелены:
души тех лучей, что любил чародей, что за свет за правдивый истреблены.

Ну а он молчит, он грустит,
болит
у него отчаянная
душа,
сердце,
видевшее красоту,
велит
снаряжать коня и опять
дышать,
и опять встречать
на горе рассвет,
и опять скакать
сквозь туман
на свет,
целовать лучи,
покидать порог
и опять искать
яркий, рыжий огнь.

Только боль ему не дает уснуть,
а уставший путник – пропащий путь.

Дланью очи закрыв, навсегда уйди,
отвернись от тоски его праведной,
ты с горы тихой ланью беги, беги!
Не спасти, не согреть теплотой - зимы,
не закрыть, раз открыв, закрома души,
что давно перешла через все черты,
стерегущие вечной мерзлоты
обезмолвленные поля,
а ты, чтоб не слышать рыданье в молчании,
чтоб не слышать о вечной трагедии,
чистый свет чтоб не видеть без савана,
без теней - пустоту и безумие, -
уходи,
покидая раз найденный,
но себя не нашедший
дом.

Другие работы автора:
0
18:40
1043
Это песня, которая родилась в прозе. Очень красиво, вы явно владеете языком, а вернее — его музыкой, мелодичностью, звучанием слов.
За этими словами слышится крик души. Не знаю, сами вы это пережили — или сумели настолько мастерски воплотить думы и страдания т.н. лирического героя, но читается, как настоящее, и только это и важно.
И все-таки читать тяжеловато, так скажем — это скорее чтение для эстетов, к каковым я пока себя все-таки не отношу. Может быть, длинной стихотворной балладой было бы проще. Но это не критика — так, только размышления.
Загрузка...