Царица полей

Сентябрь в штате Айова выдался на удивление тёплым и сухим, на небе уже несколько дней не появлялось ни облачка. Куда ни глянь виднелись бескрайние поля пока еще не собранного урожая. На ферме Росуэлла Гарста, пустынной в это время дня, царило необычное оживление. Все подъезды к ферме оккупировали журналисты. Они настойчиво пытались проникнуть внутрь, несмотря на угрозы хозяина спустить быка. А по главной дороге фермы двигалась многочисленная процессия - люди в дорогих костюмах и лакированных ботинках, женщины на каблуках, увязающих в рыхлой земле, фотографы, полицейские, сотрудники спецслужб… В начале шествия, под руку с самим хозяином фермы, шел невысокий лысый круглолицый человек в светлом костюме. Он внимательно смотрел по сторонам и широко улыбался, пугая этой улыбкой некоторых слабонервных журналистов, ведь это был сам предводитель «безумных русских» - Никита Сергеевич Хрущев.

Гарст увлеченно показывал генсеку комбайны для уборки кукурузы, описывал методы посадки, заготовки и хранения початков. Хрущев слушал с явным интересом, он считал себя специалистом в сельском хозяйстве, и переводчик еле успевал за их быстрым диалогом. Глядя какой многочисленный урожай дает эта культура, Хрущев задумался, отчего кукурузных полей так мало в СССР?

- Неужто и у нас такая не вырастет? – думал он, держа в руках довольно большой золотистый початок. – По нескольку гектаров выделить от каждого колхоза, вот и голода не будет.

- Я хотел бы закупить у вас немного семян, на пробу. Но мне нужны самые лучшие! Самые крупные, самые стойкие сорта! – обратился он к фермеру.

Тот покивал:

- Кажется, у меня есть кое-что особенное для вас! – Гарст улыбнулся и повел гостя за собой. Улыбка его стала зловещей, но Хрущев этого не заметил.

Они направились вперед, вдоль посадок, оставив немного позади других участников шествия, затем резко свернули, и перед ними возникло очередное поле. Оно отличалось небольшими размерами, пройти вдоль него можно было всего за пару минут. Но вот кукуруза тут росла совсем другая. Толстые прямые стебли, вздымались вверх на высоту полутора человеческих роста, странные серебристые листья, огромные медного цвета початки. То ли ветер совсем стих, то ли растения вымахали слишком крупными, - стволы их стояли совершенно неподвижно. Росли они очень густо, так, что листья их переплетались.

- Я привез зерна этого маиса из путешествия по Мексике. Всего горсть их нашли в одном из храмов древних ацтеков. Они пролежали там сотни лет, и я сам удивился, когда они все проросли. Теперь у меня уже несколько таких полей, а это небольшое я посадил самым первым.Думаю, это именно то, что вам нужно.

Ожидая отставших участников визита, генсек подошел поближе, чтобы лучше осмотреть этот странный сорт. Он провел рукой по серебристому листу и вдруг ему показалось, что он зашевелился под его пальцами. Сам не понимая, что он делает, он вдруг двинулся вглубь зарослей. На лице Росуэлла Гарста вновь появилась хищная улыбка.

Хрущев сделал всего несколько шагов внутрь поля, но голоса толпы снаружи внезапно совершенно пропали. Исчезли вообще все звуки. Лишь легкий шелест сухих кукурузных листьев, странно, они ведь совсем не шевелились. Он обернулся, но и спереди и сзади, со всех сторон его окружала стена растений. Не хватало еще здесь потеряться, - подумал он.

Вдруг шелест стал громче, это был уже не шорох, это был шепот тысяч голосов шедший отовсюду:

- Чикомекоуатль… Чикомекоуатль… Чикомекоуатль…

Кукуруза расступилась, в глазах Хрущева мелькнул ужас…

Через пару минут генсек снова вышел на дорогу. В лице его застыло какое-то напряженное, потерянное выражение. Казалось, что он больше никого не слушает и думает о чем-то своем. Однако покидая ферму, он увозил с собой несколько ящиков тех самых семян.

Двое агентов ЦРУ, переодетые фотографами внимательно следили за загрузкой багажа.

- Уж не те ли это зерна, что Гарст продал своим конкурентам в Небраску? Ты помнишь, они были такого-же красноватого цвета, - спросил один из них. Его же предупреждали, что он должен сжечь всю кукурузу этого сорта!

- Его попросили немного оставить… - ухмыльнулся второй.Случайно, что ли делегацию привезли именно сюда? Ведь если у русских случится то же, что происходит теперь в Небраске, то нам скоро можно будет их не опасаться…

***

Сегодня Эзтли спала дольше, чем обычно. В такой особенный день ей не нужно было подниматься до восхода солнца, не нужно идти собирать маис в поле. Ведь она избрана жрецами, сегодня она «ишиптла», - образ самой богини Чикомекоуатль. О, какая великая честь для нее и ее семьи!

Мать тоже не пошла на поле, она заметила, что дочь проснулась и подала Эзтли глиняную миску с атоле и свежую маисовую лепешку. Но Эзтли откусила совсем немножко, как она могла думать о еде в такой день? Ее переполнял восторг и волнение. До праздника оставалось еще немного времени, скоро за ней придут жрецы. Чтобы чуть-чуть успокоиться, она решила пройтись по городу, ожидая своего воплощения. Надев куб, - длинную юбку, начинавшуюся под грудью, она закрыла шею ожерельем, расчесала длинные черные волосы и вышла на улицу.

Не смотря на позднее утро, на улицах уже собралось много народу. Почти никто не пошел на поля, разве что рабы, все остальные готовились к празднику. Да и месяц Очпанитцль уже в самом разгаре, время, когда весь урожай почти собран.

Люди на улицах, завидев Эзтли, преклонялись перед ней, как перед настоящей богиней.

- Даруй нам урожай! Слава Чикомекоуатль! Слава маису!

- Как она прекрасна, - вздыхали юноши. И все до одной девушки мечтали оказаться на ее месте.

Эзтли гордо шла вдоль улицы, кивая приветствующей ее толпе, сердце девушки наполнилось радостью и ожиданием чуда. Все тревоги исчезли. Она не решилась уходить далеко, и поспешила обратно домой, мечтая, чтобы жрецы пришли скорее.

***

Нина проснулась поздно. Она потянулась в кровати, улыбнулась солнцу, светившему в окно сквозь тюлевую занавеску. Но тут же улыбка пропала с ее лица, она вспомнила, что сегодня как раз тот самый день…

Желание лечь обратно в постель было очень велико, куда ж теперь торопиться? Но она и так спала сегодня необычно много. Потому, накинув синее ситцевое платьице она вышла на кухню. Мать, одетая необычно нарядно, налила в чашку молоко и со скорбным лицом поставила ее перед дочерью. От ее кислой мины Нина сразу расхотела пить, отодвинула молоко и выскользнув из-за стола вышла на улицу.

- Ох бедная ты моя, бедная, что же будет? Что будет? – уходя, Нина успела расслышать тихие причитания матери.

Идти ей сегодня было некуда, и она решила прогуляться по колхозу. Несмотря на то, что в сентябре уборка зерновых была в самом разгаре, сверху спустили указание провести праздник урожая именно сегодня. В колхоз приехал районный агроном, какие-то чиновники, и говорят, даже журналисты. Председатель как угорелый носился по улице, Нина видела, как вдалеке мелькала его белая панама. Несколько колхозников вешали плакаты и флаги, украшали улицу снопами, корзинами яблок и кукурузой.

Все, кто встречался Нине на пути, пытались делать вид, что ее не замечают или опускали глаза, цедя сквозь зубы короткие приветствия. Старушки у заборов украдкой крестились, а одна из них тихо возмущалась:

- Чего удумали-то опять? Ильина Катька вон, в Михайловском под трактор в тот же день попала, в Красном знамени на девку перекладина рухнула от платформы то… Да и вообще люди всякое говорят… А теперь нашу вот?

- Нечисто с кукурузой-то… В том же Михайловском мальчонка пропал, а опосля костей гору в энтой кукурузе нашли! И все детские!

- Дык волки это, Степановна! Не пугай народ! – возмутился проходивший мимо молодой комбайнер.

- Волки…- запыхтела Степановна. - Да вся энта ваша кукуруза кровью перемазана была…

В конце улицы вновь появился председатель, он семенил рядом с высоким худым агрономом, мял в руках панаму, явно нервничая, и вздыхал:

- Ох сердце ноет, мож ну это все?

- Владимир Петрович! – агроном был явно раздражен и зол, видимо разговор тянулся уже давно. - А нормы кто сдавать будет? У вас показатели, что ни год все снижаются, ты о людях подумал? Что есть будете? Зато вон в том же Михайловском…

- А по-другому как-нибудь? – засопел председатель, чуть не плача. – Ведь прям перед всеми!

Агроном остановился и грозно посмотрел ему в глаза.

- Эх, да знаю я, - только и отмахнулся председатель и опустив голову зашагал дальше.

Увидев вдалеке Нину, он на минуту смутился, но тут же замахал ей рукой, призывая к себе.

Нина сделала вид, что не увидела подаваемых ей знаков и поспешила домой.

***

Незадолго до того, как солнце вошло в зенит, к дому Эзтли подошла процессия жрецов. Впереди шел самый главный жрец - Куикстли, одетый в короткую набедренную повязку, украшенную вышивкой, изображавшей початки маиса. Его тело, покрытое татуировками, сегодня дополнительно разрисовали красными ритуальными символами, голову украшал убор из множества длинных ярких перьев и нефритовых бусин. Он был так грозен и великолепен, что Эзтли захотелось упасть перед ним на колени. Но она не стала этого делать, а наоборот, гордо подняла голову, ведь сегодня она - воплощение Чикомекоуатль, а Куикстли всего лишь её слуга. Младшие жрецы облачили ее в праздничное одеяние, затканное изображениями растений и животных. Шею обвили длинным ожерельем из зерен маиса и нефритовых бусин. Волосы заплели и на голову опустили главный символ воплощения, - корону с семью шипящими змеями.

Возле входа в дом уже стояли носилки, украшенные маисом, фасолью, клубнями сладкого картофеля, плодами гуавы и папайи. Эзтли взошла на носилки, которые тут же подхватили жрецы и понесли вслед за шагавшим впереди Куикстли.

Последними из дома вышли мать и сестры Эзтли. Они немного постояли у дома, провожая взглядом шествие. Лицо матери светилось торжеством и гордостью, а сестры смотрели мрачно и завистливо, ведь жрецы могли выбрать любую из них. Радовалась только маленькая Теуикуи, она хлопала в ладоши, подпрыгивала и смеялась. Вскоре они смешались с толпой, идущей вслед за носилками.

Все люди города вышли на улицу, они стояли по обе стороны дороги по которой несли носилки с Эзтли. Все они нарядились в лучшие одежды и цветные узорчатые накидки. На всех были украшения из перьев и золота. Плечи знатных горожан покрывали шкуры зверей, самые прославленные из воинов носили шкуру леопарда. В руках собравшиеся держали початки маиса, плоды или пучки трав. Они прославляли Чикомекоуатль, просили послать им богатый урожай и в следующем году.

Эзтли пыталась разглядеть среди толпы одного молодого воина, высокого и стройного, с глазами цвета зерен какао. Еще недавно она собиралась стать его женой, но теперь она Чикомекоуатль, жена Тескатлипоки. Похоже, он не пришел… Сердце на мгновение наполнилось горечью, но Эзтли тут же устыдилась своих сожалений и попыталась отвлечься, глядя на на пирамиду, возвышавшуюся вдалеке.

Через некоторое время носилки добрались до главного храма, Эзтли опустили на землю перед длинной лестницей, по которой уже начал подниматься Куикстли, и она пошла следом. За ними двинулись остальные жрецы, а затем сам правитель Ксочипилли и его семья. До сих пор Эзтли выполняла все действия почти механически, потерявшись от множества людей, смотрящих на нее, от ярких красок и шума тысяч голосов. Теперь, увидев впереди, на вершине пирамиды большой камень с бурыми потеками, она на мгновение замерла и наконец почувствовала, что все это происходит на самом деле.

***

Долго отсиживаться дома Нине не удалось. Уже минут через двадцать, делегация, возглавляемая председателем, ввалилась в ее дом, даже не потрудившись постучать. Тетя Люся, старший зоотехник колхоза и по совместительству швея, притащила какой-то огромный кокон. Кокон оказался костюмом, который Нина, покрутив в руках и горько вздохнув принялась надевать. Мать и тетя Люся старательно помогали ей. Костюм оказался не таким уж плохим, пушистое платье, оставляющее открытыми плечи, делало грудь больше. Книзу оно постепенно сужалось, чтобы формой больше походить на початок кукурузы. Вся ткань костюма была простегана нитками имитируя зерна.

- Чего она голая-то сверху вся? – возмутилась мать, глядя на тетю Люсю.

В комнату заглянул председатель:

- Ну? Оделась там? О!!! Нина! Да ты прям настоящая Царица полей!

Он подошел к поближе, осмотрел со всех сторон, и нахлобучил ей на голову высокую шапку из такого же материала, что и платье, завершавшую сходство с початком.

- Большевата шапка, - покачал он головой. Да ты волосы-то распусти, вон, косищи-то! И сойдет! Пойду-ка гляну, все ли там готово.

Вскоре, наряженную Нину вывели на крыльцо. Улицу было не узнать. Повсюду висели плакаты: «Хлеб Родине!», «Сортовые семена – залог высоких урожаев!», «Овладевайте агротехникой!», ну и конечно же, большинство плакатов посвятили именно кукурузе – «Кукуруза –источник изобилия!», «Дорогу кукурузе!», «Кукуруза королева полей!». На крышах и заборах развевались флаги, ограды украсили цветами, овощами и колосьями. Даже народ как-то принарядился, не иначе как для газетчиков, ну да и праздник все-таки. Ребятишки и те носились сегодня повсюду обутые и умытые, размахивали флагами и пели.

Нина немного расслабилась, видя вокруг такую беззаботную обстановку. Но потом она увидела, что мать, обычно стойкая и невозмутимая, снова заплакала и убежала в дом, и девушке вновь стало тревожно.

Председатель, заметив это, тихонько подошел к ней, и погладив по волосам, попытался успокоить:

- Да ты не стесняйся, чего там, проедешь и все. На-ка, вот, - он незаметно протянул ей небольшую стальную фляжку. – Глотни, - прошептал он, - это для храбрости!

Нина хотела отказаться, но председатель уже запихнул флягу Нине в руку и она, смирившись, зажмурилась и отхлебнула. В фляжке оказалась какая-то фруктовая сивуха или наливка, Нина даже не успела понять. Что-то фруктово-сладкое, острое и крепкое пронеслось внутри как молния.

- Ой, - только и успела сказать она. А председатель уже тащил ее за собой в сторону дороги.

В начале улицы стояла телега, запряженная парой коней, в кузове ее установили невысокий помост, украшенный кукурузой, тыквами и снопами пшеницы. Впереди на помосте развевалось знамя колхоза и торчал серп с молотом. Нине помогли взобраться на помост, дали в руки пучок стеблей кукурузы с висящими на них тяжелыми початками.

- Впереди пойдут пионеры с барабанами, затем агрономы, трактористы и полеводы, потом я, а потом уже наша «Царица полей». Возле клуба ждет оркестр, будет митинг, а потом танцы и стол, - командовал председатель.

- Ура! – поддержал механик Егоров, которому поручили управление телегой.

Где-то впереди уже застучали барабаны и вскоре процессия медленно двинулась вперед.

Нина вновь развеселилась, может свою роль сыграла фляга председателя, но сейчас Нина даже не могла понять, чего она так боялась. Глупых суеверий? Она же комсомолка в конце концов, как она могла поверить во всю эту чушь? Ох, как она потанцует сегодня с девчатами. А может и Степан, новый механик, приехавший недавно из районного центра, наконец-то обратит на нее внимание.

Нина улыбалась, кивала всем, и махала рукой, насколько позволял тяжелый кукурузный букет в ее руках. Приехавшие газетчики щелкали фотоаппаратами, и тоже, махали руками и улыбались ей. А вот местные глядели мрачно, разве что не отворачивались. Но выражать недовольство они не смели, и при ее появлении активно кричали «Кукуруза – королева полей!», «Да здравствует царица урожая!». Одна только баба, засморкалась было, но тут же на нее зашикали:

- Ты что, дура! Заметят, сядешь!

После чего она закричала громче и радостнее остальных.

Осталось проехать совсем немного, впереди уже виднелась нарядная площадка дома культуры.

***

Процессия наконец-то поднялась на самый верх пирамиды. Эзтли поставили на камень, возвышающийся в центре, младшие жрецы и знатные вельможи разошлись к краям площадки. Каждый из них предварительно положил к ногам девушки по крупному блестящему початку маиса. Куикстли поднес девушке золотую чашу, наполненную божественным напитком. Эзтли приняла чашу, напиток оказался терпким, пьянящим. От него сладко пахло забродившими фруктами, какао, и чем-то горьким, от первого же глотка сразу закружилась голова.

Где-то вдалеке зазвучали гулкие удары ритуальных барабанов, толпа подхватила ритм, топая и хлопая руками, выкрикивая имя богини в такт ударам. Сам воздух загудел и заколебался в ритме с музыкой. Эзтли захотелось кричать и хлопать вместе со всеми, но она должна была стоять неподвижно. Не снимая короны, жрецы расплели ее длинные черные косы, сняли накидку, оставив на теле только многоярусное нефритовое ожерелье. Куикстли нанес ей на кожу полосы голубой краски и вновь дал выпить напиток из золотой чаши.

Эзтли растворялась в шуме тысяч голосов, повторявших ее новое имя, она чувствовала ритм барабана кожей, тело ее переполняла сила и тепло от божественного напитка, она закрыла глаза, раскинула руки и приготовилась исчезнуть, чтобы потом вновь воплотиться в верхних мирах посылая оттуда благоденствие своему народу.

Тем временем Куикстли подошел к ней сзади. Как молния сверкнуло обсидиановое лезвие, скрипнули и запрыгали по лестнице задетые им нефритовые бусины ожерелья, струйки крови потекли на горку сложенного у алтаря маиса, окрашивая его в медный цвет.

***

Телега остановилась перед домом культуры. И председатель вышел сказать речь. Он говорил долго и торжественно. Вся его речь была посвящена кукурузе. На девушку он старался не смотреть.

С Ниной происходило что-то непонятное. Она была счастлива. Она не понимала, что говорит председатель, но он говорил о ней, он славил ее. Кукуруза… Она это кукуруза… Все пришли сюда ради нее. Они прославляют ее.

Голова ее кружилась, перед глазами все плыло, ветер развевал ее волосы, звуки слились в невнятный гул, четко слышался только шелест листьев. Она обернулась в сторону полей. Тысячи серебристых стеблей гнулись, шелестели, шептали на ветру:

- Чикомекоуатль… Чикомекоуатль… Чикомекоуатль…

Они звали ее. Не понимая где находится, не осознавая уже ничего кроме голосов, зовущих ее в поля, она раскинула руки, подошла к краю помоста и шагнула вперед…

Сверкнуло лезвие серпа, установленного впереди на телеге вместе с молотом. Струйки крови потекли на золотые початки кукурузы, рассыпавшиеся возле телеги…

Толпа на миг замерла, потом все хором выдохнули. И заголосили бабы, заматерились мужики, кто-то побежал к телеге, но делать что-то было уже поздно.

- Я же говорила, я же говорила! – пыхтела Степановна, хватая каждого проходящего за одежду.

- Не приживется у нас эта кукуруза, - с мрачной решительностью произнес старый механик Елисеев. Сегодня же к черту засыплю солью все поле, пусть потом разбираются, чего она у нас не растет…