Называй вещи своими именами
Собственно, он с самого начала был странным. Как только появился неизвестно откуда в нашей деревне. Одни говорят, из моря вышел, другие божатся, что видели, как он с гор спустился. А больше-то ему и неоткуда взяться, не из-под земли же выскочить.
Доподлинно не известно, кто его первым увидел. Старик Пельмень до сих пор всем рассказывает, что он. Что сидел-де он на пенёчке и воздухом дышал, а этот вдруг из-за дерева как выйдет! Голый.
А Чувашка слушает с едкой улыбкой да кивает, как будто согласна. А сама потом шёпотом поведает, что этот из кустов возле пастбища вышел. Голый. А потом у неё в хижине неделю жил да мычал всё вместо разговора.
Но я вам точно говорю — это мне на глаза он первым попался. Голый. За камнем сиреневым стоял да озирался очумело. Меня увидал — давай мычать что-то. Никто же не понимал сперва. "Мы" да "му".
Если бы не голый да не мычал — всё равно странный. Во-первых, не синий. Только чуток синеватый, когда холодно. Во-вторых, глаза. Всего два глаза, и оба спереди. Урод, что ли? Дед Синицын брешет, что видел таких. Но кто ему поверит, старому маразматику.
Но ладно бы только выглядел чужак странновато. Он ещё и вести себя начал необычно. Сначала мычал, потом не ел ничего. Потом ходил, всё разглядывал. А потом заговорил и начал называть вещи своими именами.
До него никто никогда не задумывался о названии вещей. Пальцем ткнул — дай вот это. Вот это вкусное, а то — кислое. А этот, как мычать перестал, давай всё называть. Всё и всех. Я теперь Ктулху. Мне нравится! Был никем, а стал Ктулху. Да всем понравилось! Даже Нетопырю. Он теперь гордый такой! И нет ни одного из нас, кто бы с радостью не обрёл Имя. В очередь стояли, ругались, чуть ли не до драки.
Потом, конечно, привыкли. А по первой смеялись до коликов. Так смешно! Не Тот, Который Прыгает Выше Всех, а Кузнечик. Не Плавающий Быстро И Ныряющий Глубоко, а Ластоногий. Почему так, мы не знаем. Просто слушали чужака и запоминали. Никто не понял, почему Тот С Белой Рыхлой Этой, У Которого Вот Такие Эти, Только Не Молодой, А Старый теперь стал Пельменем. Но так намного проще.
Одновременно мы запоминали названия предметов. Скользкая, которая плавает глубоко — это рыба. Такая машет и летает — птица. Растёт высоко невкусная — шишка. Растёт высоко круглая сладкая — яблоко. Не растёт твёрдый невкусный — камень. Теперь мы знаем, что мир наш находится между такими высокими крутыми неприступными горами и мокрым иногда бушующим солёным морем.
В общем, по нраву пришёлся нам странный, даже полюбился как-то.
— Он такой красавчик! — цокала языками Изолента. — И умный!
Да что там, даже я готов был хвостиком волочиться за чужаком и внимать каждому его слову. Почему так? Не знаю...
Может быть, потому что наша жизнь с его появлением изменилась? Кто мы были прежде? Чем занимались? Никто не помнит. Но вот утром он появился, а вечером мы уже выращиваем хлеб, держим скотину, строим каменные дома и знаем истинные названия вещей. А этот всё ходит и ходит, всё называет и называет.
Только вот себя он никак не назвал, а мы стеснялись спросить. Так и остался чужаком, странным да этим.
Потом появились дети. Или сразу были? Нет, по-моему, сначала пришёл этот, а потом мой сын чуть не утонул в море. И утонул бы, если бы чужак не ринулся его спасать. Я удивился сначала. Чего рыпаться, жизнью рисковать. Ну утонет сын, подумаешь! Потом новый появится.
Но когда странный вылез, тяжело дыша и волоча за хвост моего сына, во мне внутри, куда еда проваливается, стало как-то... необычно. Захотелось схватить сына в щупальца и закружить по берегу, и даже вода солёная в глазах появилась. Откуда она там взялась?
И ещё захотелось обнять этого и упасть пред ним, и коснуться лбом его стоп. Это было... непонятно, и я не знал, как оно называется. А этот сказал.
— Благодарность, — сказал этот.
И много ещё чего сказал. Любовь, сказал. Дружба. Верность. И печаль, и боль, и грусть. В общем, стал называть своими именами те вещи, которые не видно.
И стало весело. Вот тогда стало по-настоящему весело, потому что веселье обрело своё имя. И грусть обрела, и стало грустно, когда надо. И мы бегали, смеялись и плакали, любили, ревновали, завидовали, ненавидели.
И, честно говоря, не представляю, как мы раньше жили без этого. В смысле, не только без этого всего, но и без этого чужака. И никто не представляет.
— Мне кажется, нас и не было, — прочирикал как-то Чижик. Голос у него такой был — чирикающий.
И возразить-то вроде как охота, но что? Потому как, если подумать, а потом попытаться вспомнить, то нечего. И каждый, как выяснилось, помнит себя с момента встречи со странным. Но, может быть, просто мы раньше не знали, как это назвать? Сначала было слово. Откуда это?
— Да какая разница! — сказал Гнедой, когда катал на спине моего сына, а тот смеялся, вцепившись в гриву. — Всё равно чужак с нами, значит, мы никуда не денемся.
Вот тогда я задумался… Этот всё чаще пропадал с Чувашкой, потому что она больше всех была на него похожа. Поэтому я не мог просто пойти и спросить, всегда ли странный будет с нами. Но всё же я просто пошёл и спросил.
— Мне жаль… — чужак вроде смутился, — но я точно не знаю. Не знаю, сколько ещё буду с вами.
И я чувствовал, что он что-то недоговаривает. Вроде как огорчить не хочет, что ли? Но разве может огорчить тот, кто дал нам имена, чувства, мысли, стремления. Жизнь. Да, я всё больше уверен, что это он подарил нам жизнь. И я так и сказал.
— Ты же дал нам жизнь! — сказал я.
А этот снова смутился и тихо прошептал:
— Я не хотел...
Но как бы тихо он ни сказал, всё равно все услышали. Услышали и пришли, прискакали, приползли, прилетели, прикатились. И стали ждать. Ждать, что чужак назовёт главное слово. Имена, вещи, чувства — это мы уже знали. Но не знали почему. Почему мы здесь, зачем пришёл странный, и что есть суть?
— Что есть суть? — вопрошали мы, задрав головы, потому что этот начал расти быстро и неотвратимо.
И вот он уже закрыл всё небо, но стал прозрачным, и сквозь него светило синее солнце. И он ответил. Тихим, слышным всем прозрачным голосом. И прозрачные мы с замиранием сердца смотрели, как исчезает всё вокруг вместе с чужаком, истончаются, тают, в решето превращаются горы, бездонное море проваливается в глубокую воронку, бледнеет, голубеет синий мир, который не имеет названия, потому что никто его никак не назвал. Но имя должно быть у всего. Своё собственное имя. И последнее, что мы услышали, было имя этого мира.
— Это сон… всего лишь сон…
Ну… ладно. Пусть намешано (хоть я не мешал).
А для чего всё это — посмотрим, может, кто-нибудь догадается.
А начиналось здорово!
Одного не могу понять, почему только два рассказа на странице? Где остальные? Где БС? Где НФ? Я требую продолжения банкета!
С именами тоже смешно анекдот напомнило: пришёл индеец к вождю и говорит — Вождь, давай устроим праздник смены имён.
— Зачем? В племени прекрасные имена, твой отец — Великий змей, брат — Зоркий сокол, сестра — Быстрая лань, так что, иди Бычий хвост и подумай.
В повествовании есть, определённо — сумбур. Но это понятно, чтобы не было очень линейно, а так, загадочно, мистически. Я не могу судить, такая подача тоже может быть, мне даже это нравится. Идея понятная. Многим это должно «зайти».
Но мы видим, что автор произведения так объясняет сновидения. Но для сновидения это не характерно, как мне кажется. В сновидениях всё обычно предопределено. Мы как раз ими не управляем. В сновидении человек был бы ведомым, а тут он ведущий.
Но вообще, очень хорошо написано. Читать интересно.
Но герои книги никуда не денутся. А вот с героями сна всё совершенно иначе. Жизнь их коротка. В лучшем случае — до утра. Но ведь она есть, эта жизнь! И очень интересно посмотреть, как она выглядит глазами снящегося.
Всех убил.
И Изоленту, и Кузнечика.
… уж лучше бы он вообще не просыпался!
Нетуш, помёрли дак помёрли — Голому вставать пора. Он вам вечером всяцких новых миров понарожает, хоть обчитайтесь, если своих снов нету. Хатя спать-то вы ж умеете? ну и вперёд! Неча чужими Ктулхами пробавляться. Нырнул под одиялку и понастроил своих сновидялок, с доминошками и Мордовками. А впрочем, и не нужны вам эти парки, не парьтесь и спите крепко! без сновидений.
Мне тоже всех жалко. И ему тоже.
Просто не надо задумываться. Про то, что мы в ответе за тех, кого
приручилипридумалисотворилиприснили.Даже в синие сны. В них особенно.
«Да, я всё больше уверен, что это он подарил нам жизнь. И я так и сказал». Вот чота меня, Игорь, вот тут спотыкнуло «я всё больше уверен». Это ж здесь по смыслу «всё больше уверялся в том», «становился всё больше уверен», или «во мне всё сильнее крепла уверенность», да? Ну и чота какта… то ли рассогласованность по времени, толь фигзнат…
А такта симпатишная деревня получилася, да.
Но в речи персонажа можно допустить, а здесь весь текст — монолог персонажа. И мне так кажется живее.
Хотя меня саму чешут на все корки именно за передачу речи наживую, как есть, со всеми повторами и корявстинами. Дескать, говорить так мона, а писать — низя…
Но мера у каждого своя.
*
Если бы Этому дали Имя, ничего бы не произошло?
Ничего бы не произошло. Но никто не мог. Не имел право. Потому что все действовали не по своей воле.
Интересно, что вы увидели так. Спасибо!
А критика?
Спасибо за необычное послевкусие!
Критиковать тут нечего. Хороший рассказ.
Но я лично подобного действительно не встречал.
Жаль, что нечего критиковать. Рассказ написан давно и наверняка неидеально.
Пиво с барона:)
Впрочем, не стоит. Это литературный сайт. Ну и понятно, что вы со стороны лучше видите, что у нас происходит.
Где?!
Неожиданно и приятно, спасибо!
Раньше все говорили об одном из жителей, как о том, который прыгает выше всех. Чужак повесил на него ярлык «Кузнечик». Вот состарился этот житель, суставы болят, больше не прыгает. О нём все стали говорить, что он тот, который раньше прыгал выше всех, а теперь не прыгает. А на нём всё равно ярлык «Кузнечик».