Мир стёртых рисунков (сказка)

Пролог

Послушай, мой друг, я хочу открыть тебе одну тайну. Насколько важную – этого я не знаю. Но в том, что это тайна, я ни капельки не сомневаюсь, ведь никто же больше об этом не знает. И открылась она мне в мои первые школьные годы, во время дежурства по классу. Много лет я храню эту тайну в себе, но сегодня хочу поделиться ею со своим другом – с тобой.

Оказывается, все рисунки и надписи, которые стирают, сминают или закрашивают – с бумаги, со стен, со школьной доски – никуда не исчезают. Они переходят в особое измерение – Мир стёртых рисунков. И абсолютно так же, как и в человеческом мире, там живут бок о бок рисунки прекрасные и отвратительные, стёртые самими владельцами или сердобольными прохожими, бьющимися за красоту и чистоту человеческих речей и помыслов. Как бы то ни было, стёртых рисунков гораздо больше, чем тех, что оказались в мире востребованных и окончательно утверждённых – автором или цензурой. Наш мир и Стёртый мир связаны друг с другом незримыми нитями и живут себе параллельно.

Ах, да, ещё есть мир утраченных шедевров – произведений искусства, нарочно или случайно уничтоженных – людьми ли, огнём, наводнениями или прочими напастями. Но это немного другое измерение, и о нём я, возможно, расскажу тебе позже. А пока… Вот, послушай историю из жизни стёртых рисунков, принадлежавших одному мальчику. Не удивляйся, ведь в своём мире они живут точно так же, как и мы. Скажу тебе больше – иногда они могут заглядывать в наш мир и влиять на судьбы ещё не рождённых картин-шедевров. Да-да! Именно такая история произошла и с нашими героями.

Ты спросишь: как стёртые рисунки могут проникнуть к нам сюда? Ну, способов они знают немало. Например, присниться кому-нибудь во сне. Не веришь? Удивляешься, как может несовершенный рисунок вдохновить кого-нибудь на творчество? Но ведь ничего на свете не появляется просто так. Любая идея, даже самая незаконченная, непременно где-нибудь воплощается – в таком особом месте, словно вещь в кладовке. Брошена она там на полу и долго-долго пылится. Но вот хозяин случайно или нарочно её находит. И даже если идея-вещь будет вынесена на помойку – задворки человеческой истории, будет накрепко забыта – не верь, что она пропала! В конце концов, даже если идея-мысль и растворится, то обязательно перетечёт в нечто иное, так или иначе хранящее в себе отпечаток былой основы.

Должно быть, я говорю слишком сложно. Ты прав. Больше не буду объяснять и начну свой рассказ.

Петя и Буся

Однажды в Мир стёртых рисунков попал рисунок собачки в ошейнике, выполненный детской, но весьма умелой рукой. Наверху листа неровным очерком второклассника было выведено: «Буся». На вид – обычная дворняга, лохматая, с большим чёрным пятном на боку, словно клякса от чернил. Нарисовал её когда-то мальчик Петя, у которого было как минимум две мечты: завести собаку, которую он назвал бы Бусей, и ещё одна - стать знаменитым художником. Но первой детской его мечте осуществиться было не дано: у Пети открылась сильная аллергия на собачью шерсть, да и родители не хотели лишних хлопот со зверем. Так и оказался рисунок стёртым, а лист бумаги даже сохранил на себе детские слезинки.

Но шли годы. И вот однажды к рисунку-собачке в дверь кто-то постучал. А, надо сказать, рисунки в своём Мире тоже живут в своеобразных домах – конечно, нарисованных, но тоже когда-то стёртых. Поэтому, стирая или выбрасывая рисунок-домик, знай, что ты обеспечиваешь кого-то жилищем.

На пороге стоял рисунок, изображавший маленького мальчика, но вполне профессионально, рукою взрослого. Ребёнок на листе выглядел, как живой, выдавая почерк художника-мастера. Но рисунку-собачке не составило труда сразу же узнать манеру своего создателя, тем более, что этим мальчиком на рисунке был сам автор, только в детстве. Такой красивой Петиной работы, пусть чёрно-белой, в карандаше, Буся ещё не видела. Ура! Так, значит, он всё-таки стал настоящим художником! Собачка звонко залаяла и изо всех сил завиляла хвостом.

- Не так-то всё просто, - ответил Мальчик. Вид у него был грустным.

Тогда собачка ухватила его за краешек джинсов и повела в дом, где селились все рисунки мальчика Пети, а позже – Петра Ивановича Чернилина. Усадив гостя на нарисованный стул, блестя своими глазами-бусинками, она стала ждать мальчишкиного рассказа. Так Буся делала всегда, на правах первого самого удачного Петиного рисунка, когда встречала его новые работы – стёртые эскизы пейзажей, животных, незаконченных портретов людей, а то и вовсе абстракции. Буся любила их и понимала, как они все были важны для хозяина, и что они с нею теперь – одна семья.

Конечно, у Пети было множество рисунков и до Буси: покосившиеся домики, человечки с палочками вместо ног и рук. Одним словом – «детский садик». И Буся, как подобает верному сторожу, зорко приглядывала за «детьми», чтобы не разбежались и не попали под ноги «маститым», хоть и стёртым, чужим эскизам. А те всегда норовили в лучшем случае уязвить побольнее все встречные рисунки, недотянувшие до уровня «лучших», а то и вовсе пнуть несчастных, чтобы не толпились на пути. Нет, конечно, были и по-настоящему прекрасные рисунки, которые никогда не причиняли никому вреда – их нарисовали хорошие и чистые душой художники, не ради заработка и славы, а для радости других людей. Вот и рисунки так же, как и их авторы, сочувствовали другим, менее красивым, и вполне могли даже пригласить в гости таких, как рисунок, изображавший мальчика Петю, да даже таких, как Буся, хоть это и считалось дурным тоном. В Мире стёртых рисунков всё очень строго разделено: кварталы с рисунками заурядными, то есть не мастерскими, никогда не располагались рядом с кварталами шедевров – эскизов, более улучшенные копии которых хранятся в лучших музеях нашего с тобой мира. Но даже и среди этих шедевров редко водилась настоящая дружба. Всё, как у людей, как у тех самых художников: стёртые и выброшенные авторами картины, оказавшиеся здесь, страшно завидовали другим, демонстративно не понимали и не желали понять некоторые работы, например, абстракцию, такие направления, как импрессионизм, футуризм, кубизм, не признавая их за «шедевры». Так и общались рисунки, в основном, только между собой, да и то – не без споров, «кто в доме главный и самый красивый». Конечно, неудавшиеся шедевры можно понять: они до последнего не ожидали, что окажутся уничтоженными, выброшенными в мир, где нет зрителей, где их никто не увидит и не восхитится. А ещё – большинство из них уж очень злилось на своих хозяев и не могло им простить их жестокого поступка.

В таких домах, как у Буси, отношения были достаточно просты. Так уж повелось, что преданная собачка заражала всех своей радостью и уверенностью в том, что их хозяин Пётр обязательно станет настоящим художником.

И вот, в момент знакомства с «новеньким» – рисунком Мальчика Пети, у Буси вдруг созрел план. Точнее, гениальная идея, как помочь Петру Ивановичу.

Нарисованный Петя сообщил, что их автору шёл уже двадцать девятый год, и он закончил высшее художественное училище. Вот только его работы пока почему-то мало интересовали зрителей и совсем не радовали его самого. Теперь хозяин переживал творческий кризис – когда работы не ладятся и не вызывают чувства удовлетворения. Молодой художник был уже почти готов забросить своё ремесло и заняться чем-нибудь попрактичнее. Но уж Буся-то знала, чувствовала, какой богатый творческий потенциал хранит в себе этот человек, и никогда не сомневалась в своём хозяине.

Итак… Верная Буся предложила Мальчику Пете (все рисунки между собою разговаривают – на своём рисуночном языке) свой план, как помочь их общему хозяину.

В гостях у «шедевров»

- Перво-наперво, - говорила Буся, расскажи-ка мне, какие шедевры мечтал бы теперь создавать наш хозяин?

- Зачем это? – Не понял Мальчик.

- А всё очень просто: мы постараемся пробиться к шедеврам – эскизам тех самых великих художников, которые нравятся Петру, и уговорим их присниться ему! Тогда, проснувшись утром, он, вдохновлённый красотой настоящего искусства, примется за краски и холст и уж точно, непременно напишет свой собственный шедевр!

- Ну-у… - задумался Петя, - есть, конечно, великие художники, работы которых ему нравятся, даже вдохновляют. Но…

- Что – «но»? – Не поняла Буся.

- Но ведь он может догадаться, что похожие работы уже были. Даже может вспомнить, что видел такие в музее Эрмитаже или в Третьяковской галерее. Да что там, он знает наизусть все картины, висящие в Лувре, и в Национальной галерее Вашингтона, и в австрийском Музее истории искусств!

- Ну, хорошо, - не сдавалась Буся, - только он же не станет копировать увиденное во сне. Пускай призовёт весь свой опыт и создаст своё. Главное – вдохновить!

Петя почесал свой нарисованный затылок.

- Ты думаешь, нас кто-нибудь впустит? – С сомнением спросил Мальчик. - А если впустят, то согласятся нам помочь?

Буся нервно завертела хвостом, даже привстала на задние лапы.

- Но мы же – ради великой цели! – Вскинулась Собачка. - Они должны быть польщены такой чести – присниться кому-то выдающемуся, стать основой настоящего, реального шедевра. Подожди, ещё в очередь к нам соберутся!

- Но как мы призовём их в сон нашего хозяина? – Снова спросил Петя.

- Вот непонятливый, а ещё - старший! – Буся теряла терпение от нерешительности нового знакомого. Ей уже стало казаться, что всю затею ей придётся проворачивать самой. Но, как и все рисунки младших школьников и подростков, она побаивалась общения со взрослыми, тем более – с выдающимися.

- Смотри, - продолжал Собачка, - мы – проводники в сны нашего хозяина и, как и всё, что было им хоть раз увидено и создано, можем ему присниться. Так?

- Ну да, так, - отвечал Петя, но нерешительность его голоса выводила Бусю из себя.

- Так раз мы – проводники, то через нас могут приходить и другие рисунки из нашего мира – абсолютно любые, я это точно узнавала, пока здесь жила. Нам стоит только дождаться, пока в том, реальном, мире настанет ночь, взять за руки любой рисунок, закрыть глаза и перенести его в сон нашего хозяина.

- А сами они разве не могут присниться тому, кому пожелают? – Удивился Петя.

- Нет, они могут приходить во сне только через рисунки-проводники. Или только своим собственным авторам, - Ответила Буся. - Но у большинства великих работ авторов уже нет в живых.

Когда план был одобрен, Петя предложил остановиться на двух великих художниках, которыми восхищался их автор: Карле Брюллове и Сальвадоре Дали.

- Да-а… - разочарованно вздохнула Буся. – Мало того, что творения этих мастеров – «с характером», так ещё и живут от нас дальше всех. Ну да делать нечего. Идём, Петя.

После неблизкого пути рисунки Петра Чернилина наконец подошли к ближайшему к ним кварталу, где располагались уничтоженные своими создателями эскизы русских мастеров XIХ века. Поскольку художники тех времён творили на холсте красками, как правило, на чистовую, то и испорченных холстов, которые могли позволить себе лишь художники-мастера, было немного. Один рисунок здесь даже мог иметь свой собственный дом.

Наши путники постучали в один из таких домов в стиле романтизма. На нём, как и на всех прочих в «кварталах шедевров», неизменно располагалась вывеска с именем знаменитого автора и даже авторским названием неудавшейся картины или оказавшейся ненужной копии.

Дверь им открыла старая, в небольших от времени паутинках-трещинах, картина, с трубкой в зубах (некоторые картины иногда позволяют себе такие вольности). На ней была изображена сцена охоты, да так ярко и живо, что рисунки Петра сначала растерялись, как такую вещь могли сознательно погубить. И только присмотревшись внимательно, Буся заметила не получившуюся, слишком густую пену изо рта взмыленной собаки, которая, пристыжено опустила хвост, затем сверкнула на свою «соперницу» взглядом и угрожающе зарычала.

Пробурчав что-то насчёт висящего у двери колокольчика, в который следовало звонить, картина была готова прогнать пришельцев из «нижних» кварталов, но поймала их восхищённый взгляд и усмехнулась.

- Что же вам нужно, раз вы не поленились прийти из таких трущоб… Извиняюсь, из такой дали?

Картина, хоть и была чопорной, не в пример своему автору, но всё же старалась сохранять учтивость, как и подобает творению интеллигентного человека.

После того, как незваные гости объяснили цель своего визита, их пригласили в кабинет (хотя зачем картине свой рабочий кабинет, я не знаю. Может, просто чтобы не отставать от привычек своего хозяина?) Здесь безызвестное полотно Карла Брюллова опустилось в кресло, крепко затянувшись трубкой. На стенах кабинета были развешаны портреты самого Карла Павловича – его собственные, хоть и, разумеется, неудачные, раз оказались здесь, автопортреты, взиравшие на гостей спокойным меланхолическим взором.

- Нет, вы не подумайте, что я вам отказываю в вашей… м-м, невинной просьбе, - картина, наконец, прервала своё задумчивое, почти пятиминутное молчание. – Только, юные друзья, вы напрасно теряете время, так я вам скажу.

«Это ещё почему?!» - Хотелось выкрикнуть Бусе, но она оробела под недобрыми взглядами всечующих собак на полотне. Тогда решился заговорить Петя.

- Наш хозяин – действительно подающий надежды художник. Но… Даже если вы в него не верите, ну что вам стоит ему присниться? – Почти взмолился Мальчик. - Он так восхищается картинами «Всадница» и «Последний день Помпеи», портретами итальянской знати. Так, может быть, вы…

- Нет! – перебил его Холст. – В том-то и дело, что ваш хозяин увлекается признанными шедеврами моего мастера! Да вы слишком наивны, думая, что испорченная мазня может кого-то вдохновить. И я, заметьте, не только о себе, - картина поняла, что сейчас её станут утешать, и перебила гостей на полуслове. Затем добавила мягче.

- Не обижайтесь, но такова жизнь. И скажет вам об этом любая другая уважающая себя картина, если, конечно…

Холст чуть было не сказал: «Если, конечно, согласится с вами говорить», но запнулся и смолчал.

- Может быть, чаю? – Смущённо предложил Шедевр. Но гости покачали головами и побрели к выходу.

- Так я и думал, - обречённо пробормотал рисунок Петя. – То есть, не то, что нам откажут, а что не получится - быстро поправился он, поймав свирепый Бусин взгляд. Но Собачка промолчала.

- Ладно, попытка не пытка, - сказала, наконец, Буся и подтолкнула Петю в бок. – Теперь послушаем, что нам скажут шедевры Дали.

Петя поёжился.

- С ними никто не общается. Живут, как прокажённые, вдали ото всех. Говорят, к ним туда соваться опасно.

Буся почесала за ухом и встряхнулась.

- Страшнее, чем получить отказ присниться хозяину, нам ничего не грозит, - смело заключила она. Петя согласился.

Плутали наши рисунки долго, но как долго, они не заметили – время там идёт совсем по-другому. Наконец, после расспросов прохожих картин, которых на пути попадалось всё меньше, наши герои смогли выяснить нужное им направление.

- Я чую след! – воскликнула Буся и побежала вперёд. Оказывается, различные рисунки по-своему пахнут. А работы одного и того же автора имеют схожий запах – как и общий авторский «почерк». У мастера Сальвадора некоторые картины слегка отдавали запахом серы и, видимо, не случайно.

Не успели путники вступить в квартал стёртых рисунков Дали, как отовсюду слетелись картины-призраки, окружили их толпой гигантских ненасытных чудовищ. Что и говорить, настоящий «сон разума».

Буся вздыбилась, поджав хвост и уши:

- Стра-а-ш-но!

Петя вдруг закрыл ладонью Бусины глаза:

- Не смотри туда, ты ещё маленькая, не поймёшь!

- Ещё чего! – Сразу огрызнулась Собачка, сбрасывая Петину ладонь. – Это у вас, у людей, всё деликатно: туда не смотри, сюда не ходи. А мы, животные, всё совсем по-другому воспринимаем… А-а!

- Я предупреждал, - вздохнул Мальчик, глядя, как взъёрошилась Бусина шерсть при виде совершенно диких удручающих зрелищ. Неудивительно, что даже сам эксцентричный художник поспешил от них избавиться.

- Зачем вы при-ш-шли сюда? – раздался со всех сторон не то вой, не то шипение картин-демонов Дали.

- Мы… Хотим просить вас присниться нашему хозяину, - крикнул Петя в клубящуюся темноту. – Тогда вы сможете его вдохновить, и он нарисует шедевр!

К шипению вокруг присоединились всхлипывания, разразившиеся хохотом, таким жутким, что у Буси и Пети заложило уши.

- Вы, конечно, можете смеяться над нами, - подала голос обидевшаяся Буся. - Да, мы самые обыкновенные рисунки обыкновенного человека, не то, что вы! Вот поэтому мы и пришли сюда, в надежде, что нас выслушают и поймут. Или, хотя бы, дадут совет!

Картины умолкли. Некоторые перешёптывались друг с другом. Затем одна из них проговорила.

- Совет дать? Что ж, это мож-жно.

- И что же нам делать? – спросил Петя, нарушив вновь воцарившееся молчание.

- Загляните внутрь самих себя! – Зашипели демоны Дали. - Только вы одни сможете помочь своему автору. Мы сами не раз так делали, и великий Сальвадор был нам благодарен за помощь! Больше нам сказать вам неч-чего!

Внезапно кишащие вокруг призраки начали меркнуть и пропадать. Рисунки-путники заметили, что они, идя вперёд, каким-то образом снова вернулись назад, к порогу, покинув мрачный квартал.

Сны художника Петра

Пётр уже давно забросил марать ни в чём ни повинные листы бумаги, не говоря уже о дорогих холстах. С зарплаты театрального декоратора почти ничего не оставалось, кроме как на хлеб и на оплату квартиры-«однушки». Старший брат звонил редко и почти не заезжал, хотя постоянно приглашал Петра в гости. Но тот понимал, что приглашение лишь из вежливости, хотя он любил возиться с маленьким племянником, обучая мальчишку рисованию. О том, чтобы самому жениться, Петру было думать неловко: кто ж пойдёт за нищего «недохудожника»? И парень постепенно чувствовал, что сдаётся. Нет, пока, конечно, он продолжит заниматься репетиторством с детьми, хотя деньги за работу продолжает брать символические. Постепенно в нём укреплялось решение «заняться делом посерьёзнее», как выражался брат.

Антон, как и родители, никогда серьёзно не относился к увлечению Петра живописью, считая это глупым хобби и пустой тратой времени. Тот, как мог, пытался доказать, что любимое дело тоже может стать профессией. Но время шло, а работы молодого художника, закончившего высшее художественное училище, пока никто, кроме горстки местных жителей-зевак, не оценил, и заказов не было. Молодой человек ждал, когда же закончится его хандра и снова появится вдохновение. Он ждал весны и первой грозы, затем – лета и цветения лип, осенью выходил гулять в парк, вдыхая прозрачный воздух и собирая опавшие листья, зимой – забирался в самый конец парка, валился в снег и ловил ртом снежинки. Прогоняя одиночество, пытался заговаривать с первыми встречными, играл с племянником, ходил на областные выставки российских и зарубежных художников, следил за новинками их работ, ездил в Эрмитаж и Третьяковскую галерею… Многое из увиденного Пётр пытался воплотить в своих идеях, но в итоге ему ничего не нравилось – ни новые сочетания цветов, ни сюжет, ни техника. Однажды его осенило: не хватает чего-то «своего». Своего собственного. Но где его было взять?

Размышления и поиски Петра прервались однажды с утренним звонком Антона. Художник, продирая глаза, потянулся к трубке. Всю ночь он снова пробовал что-то рисовать на бумаге и уснул прямо на мятых перечёркнутых листках.

- Извини, что разбудил, - усмехался по телефону брат, - только заканчивал бы ты свои ночные бдения! Я чего звоню-то… Предложение у меня к тебе есть. У меня друг свой автосервис открывает – пойдёшь к нему? Обучит тебя всему в два счёта, а ты у нас парень мастеровой. И деньги обещает хорошие. А раскрутитесь, он тебя ещё и в напарники возьмёт! А? Петька, что скажешь?

Пётр не помнил, что пробормотал. Наверно, что-то типа «я подумаю». Но весь последующий день, и правда, задумывался над словами брата. Автослесарь ли, крановщик или токарь-станочник – Петру становилось уже всё равно. Внутри него сидела только одна с детства привитая мысль: «труды человека должны приносить кому-то пользу». «И если, - думал художник, - от моих картин всё равно никакого толку, то от физической работы хоть какой-то прок и смысл. А то живу, как последний лодырь, вечно ищущий себя непризнанный гений. Пора с этим кончать». Засыпая на таком вот безрадостном аккорде своих мыслей, он решил для себя, что утром же позвонит Антону и примет предложение его друга. Художник закрыл глаза…

Он как будто снова вернулся в детство. Причем, в его самые любимые заповедные уголки. Он бежал мимо деревьев по высокой, мокрой после дождя траве, в сырых по колено джинсах. А навстречу ему бежала… Буся. Его Буся! Словно это были его реальные воспоминания! Он играл с ней, бросая палочку, и видел себя со стороны – долговязого белобрысого мальчишку. Вокруг них цвели яблоневые деревья, рядом плескалась речка, куда он любил бегать смотреть закат. Буся с лаем неслась к реке, и они вместе провожали солнце. Зарывшись в собачью шерсть, мальчик не чувствовал холода от вечернего сквозняка. И в этот раз весь мир был наполнен такими яркими красками, звуками и запахами, что Пётр вдруг безраздельно ощутил себя счастливым. Потом ему снилось что-то ещё… И ещё – всё из детства. Когда-то давно он пытался рисовать эти яркие и мимолётные впечатления, но ещё не мог, недоставало умения, и он выбрасывал не получившиеся рисунки. Ах, да как же он мог всё забыть?!

Пётр проснулся, немного оглушённый ночными сновидениями. Ему вообще последнее время ничего не снилось, а тут… Хотелось что-то сделать. Молодой человек сонно оглянулся на стационарный телефон, висящий на стене – нет, не звонить. Пребывая в полусонном состоянии, не одеваясь, Пётр взял со стола первый попавшийся карандаш. А вот с бумагой было сложнее – пришлось поискать завалявшуюся папку с чистыми альбомными листами.

Опомнился он, наверно, уже поздно вечером. Хотя фонарь под окном ещё продолжал освещать мольберт художника, и до поры Пётр не чувствовал дискомфорта. Начиналась короткая летняя ночь, и сквозь приоткрытую форточку тянуло липовым цветом. Но для художника мир теперь сконцентрировался в нескольких эскизах и набросках кистью по холсту. Ему даже не хотелось пристально разглядывать свои сегодняшние работы, он просто испытывал глубокое удовлетворение. Когда последний раз с ним было такое? Наверно, в детстве. Или в юности.

Дела художника Петра Чернилина пошли в гору. Новые картины оценил городской Департамент культуры, многие из них попали в городской музей, затем было несколько побед на художественных выставках, приглашение на форум молодых художников. «Никому не были нужны мои абстракции, - думал Пётр. – Интуитивные впечатления, понятные только мне одному, не вызвали отклика. Стало быть, «проще» - это не всегда хуже».

А сны тем временем не прекращались, и Пётр вспоминал всё больше и больше. И рисовал, как сумасшедший, почти без отдыха. Подспудно он понимал, что детские воспоминания тесно переплелись с его мечтами, но в этом даже была своя особая прелесть, изюминка. Если разобраться, то и мечты – не такие уж и мечты – вон они, на его картинах, отразились в глазах кого-то, кто тоже, как он, мечтал, но забыл.

Спустя пару месяцев на выставку Петра пришёл его брат Антон с женой и сыном. Вдруг мальчик, увидев на одной из картин собачонку, играющую с карапузом, восторженно вскрикнул: «Смотрите, это же я и моя собачка, точно такая же! Папа, помнишь, я тебе рассказывал?» Антон пробурчал что-то в смущении и отошёл от картины. Пётр знал, что у племянника скоро День рождения, и он давно, как и он сам в детстве, просит у родителей собаку. Как оказалось, «такую же». Художник улыбнулся, решив на днях поговорить с Антоном.

Эпилог

Пётр Чернилин возвращался домой с фуршета по случаю его третьей выставки, получившей прекрасные отзывы коллег и критиков искусства. Хоть погода и «не шептала», а дождь уже который день словно пытался пробить в земле огромную дыру, настроение у Петра было прекрасным. Однако, несмотря на успехи последнего времени, художника не покидало чутьё: что-то ещё не закончилось в его прежней жизни, что-то важное, что никак не хотело отпускать его в будущее.

Начинающаяся осень знобила легко одетых встречных прохожих. Из-за угла вдруг вынырнул мокрый бродячий щенок. Он пытался отыскать какой-нибудь угол посуше, чтобы притулиться там, спрятавшись от дождя, но его отовсюду шпыняли. Поравнявшись со щенком, выбравшимся на бетонное крыльцо под крышей, Пётр приостановился. Неопределённого цвета, но похоже, что белая, дворняга с расплывчатым чёрным пятном на боку.

- Буся? – Удивлённо позвал художник.

Собака внимательно посмотрела на него чёрными глазками и жалобно скульнула.

Внезапно дверь подъезда открылась, и выходящая на порог женщина стала прогонять бездомную псину, тыча ей в спину ведром.

- Не надо, это моя собака, - сказал Пётр, наклоняясь и прижимая мокрого щенка к своей мокрой болоньей куртке. Озноб от холодного дождя тут же прошёл.