Продано
В объявлении говорилось:
«Продаются музыкальные инструменты». Внизу - номер телефона.
Трубку снимал молодой человек с напряженным высоким голосом. Выговор у него был чудной, как у зауральского провинциала, успевшего прожить порядочно лет близ столицы. Он цедил слова медленно и неохотно, как старатель, вымывающий золотой песок – будто ему жаль каждого из этих слов.
Молодого человека, продающего инструменты, звали Мишей. При встрече с людьми он держался так же, как звучал его голос в телефонной трубке.
«Будто жердь проглотил», сходились во мнении потенциальные покупатели.
*
- Слушайте. – Миша нервно сглотнул. – Электропианино – это не синтезатор.
- Нет, ну а в чем разница? Оно же в сеть втыкается…
- Синтезатор не имитирует пианинного звучания, лишь дает тон. Я покажу.
Полная женщина в кроличьей шубе, развалившись в ободранном кошками кресле, следила за тем, как Миша вытаскивает из кладовки старенький синтезатор. Кладет его на диван, чтобы освободить руки и снять с раскладной подставки электропианино. Водружает синтезатор на место предмета торгов. Включает.
Мишины пальцы бегло пробежались по клавишам, извлекли несколько аккордов.
- О, - сказала женщина. – Какое ретро.
- «Yamaha» первой модели, - откликнулся Миша.
- Может, я лучше ее куплю?
- Не продается.
- Тогда зачем вы достали…
- Показать разницу. Слышите? Звук не тот. Это, конечно, старая модель, и звуковая карта у современных аппаратов не в пример лучше, но все равно не то. А клавиши? Попробуйте. Сыграйте что-нибудь.
- Я не играю, - пренебрежительно фыркнула женщина. – Мне для сына. Я разве не говорила?
- Может быть.
- Он будет пианистом.
- Тогда ему нужно фортепиано. Не синтезатор. Клавиши электропианино имитируют настоящие. Нажим и все такое...
Женщина поморщилась и тряхнула головой в меховой шапке.
- Вы меня терминами своими не запутывайте. Я переплачивать не собираюсь. Вы за свою… пиликалку просите сорок тысяч. Откуда такая цена? Вон, на барахолках обычные пианины задаром отдают. Только забери…
Миша стал загибать пальцы:
- Самовывоз. Услуги настройщика. Сто процентов – инструмент стоял без дела годами. Возможно, замена комплектующих. Электропианино настройки не требует. Плюс – это фирма…
- Давайте тридцать? – Женщина вдруг подобралась, сжала в пухлых пальцах черную лакированную сумочку. – В конце концов, у вас же бэу... И вон – наклеечка какая-то. И без коробки наверняка? Без гарантии. Тридцать – хорошая цена.
Миша с горечью посмотрел на электропианино, затем на женщину.
- Почти и не бэу. – Он подцепил наклейку ногтем и резким движением сорвал её с матового корпуса инструмента. – Коробка есть. Гарантия ещё два года. Забирайте за сорок.
- Тридцать две. Ну это же грабеж, молодой человек! Сорок тысяч за какой-то инструмент!
- Слушайте, не какой-то. Плюс стойку отдаю и стул.
- Тридцать пять – это максимум!
Миша оценивающе посмотрел на женщину. Та ответила ему холодным презрительным взглядом, в котором читалось: «Торгаш!»
Улыбнулся одними губами и протянул руку, затянутую в эластичный бинт.
Стопка тысячных купюр лежала на столе. Миша на нее не смотрел. У него на коленях лежала гитара. Нейлоновые струны призывно мерцали под зимним солнцем.
Он тронул их робко и вместе с тем жадно, будто в первый раз – женщину. Вторая рука задвигалась по грифу, пальцы побежали по ладам, и по опустевшей комнате поплыла печальная мелодия. Пальцы слушались плохо, успели подзабыть когда-то накрепко заученное. Не прошло и двух минут, как под бинтом что-то заныло, заскрипело и будто зажглось, облитое керосином.
Стиснув зубы, Миша играл. В этой мелодии, некогда звучавшей ежедневно, сегодня слышалось прощание. Ту же композицию он сыграл на электропианино - незадолго до появления меховой женщины. Через десять минут должны прийти за гитарой.
Когда покупатель явился, Миша открыл не сразу. Так вышло, что звонок в дверь раздался в неудобный момент: в одной руке тюбик с обезболивающей мазью, в другой – конец эластичного бинта, на лице видны красные борозды – у Миши аллергия на слёзы…
- Одну минуту! – крикнул он. – Иду!
Наспех забинтовавшись, Миша провел пальцами по щекам, чтобы терпкая мазь прихватила кожу и спрятала под одним большим пятном предательские полоски. Взлохматил светлые волосы, чуть начесал их на лоб и открыл дверь.
Покупатель – мужчина лет сорока – в инструментах разбирался. В ответ на сбивчивые объяснения он нетерпеливо кивал, затем попросил гитару и лихо сыграл на ней несколько тактов известной композиции.
- Отличный звук! – Мужчина расплылся в улыбке. – Вы позволите?
Веселая мелодия запрыгала по комнате, отскакивая от пустых стен со звонким эхом. Гитарист прикрыл глаза, притоптывал в такт ногой в поливиниловом тапочке, и, расплываясь в улыбке Моны Лизы, подкусывал нижнюю губу на особо руладистых виражах композиции. Затем, резко остановившись, бросил на Мишу задорный взгляд – в нём читался вопрос, на который Миша не мог не ответить.
- Торрега. «Росита». – Миша опустил глаза в пол, будто заинтересовался узорами на припыленном ковре. Покупатель весело похлопал гитару по верхней деке:
- Ну конечно, вы знаете. А вот эту?
Он извлек несколько нот.
- Знакомо, не так ли?
- Да.
- Назовёте автора?
- Тот же. – Взгляд Миши упорно отказывался возвращаться к покупателю. – «Гран Вальс».
- Верно! – Мужчина довольно усмехнулся. – Я его серьёзный поклонник, смею заметить.
- Поздравляю.
– Так и сколько вы хотите за гитару? Признаться, я немного стеснен в средствах… Могу предложить двадцать пять тысяч.
- Двадцать семь, - одними губами ответил Миша.
Хлопнули по рукам. Потом, по предложению покупателя – по рюмашке. Затем еще одну, но уже без мимолетного знакомого. Миша не заметил, как кончился коньяк в бутылке.
Потом он орал песни пустоте, пьяный лез в «Cubase», бездумно двигая ползунки, не ведая, что безнадежно портит недавно созданную мелодию, которая так нравилась ему и особенно – Нине…
Традиционно заблевав подушку, Миша предался забытью.
*
- Гос-споди! Фу!
Миша надеялся, что этот брезгливый голос ему снится – равно как и чудовищное похмелье.
- Твою мать, Ми! Ты что тут устроил?
Нина оказалась реальностью.
Боль в висках – тоже.
- Я все продал, Нинка, - простонал Миша. И в наступившей тишине повторил: - Все.
Ахнув, она бросилась в кладовку. Оттуда раздался вздох облегчения.
- Ну, синтез на месте.
- Ага.
- Сочувствую.
Нина приготовила кофе и заставила Мишу сесть за кухонный стол – поговорить.
- Как кисть? – спросила она, придвинув к Мише блюдце с бутербродом.
- Болит, - признался Миша. Чашку с кофе он держал обеими руками. На бутерброд старался не смотреть – ещё тошнило. – Да и хрен с ней. Я, знаешь, джембе себе думаю заказать. Африканский барабан такой, то есть, перкуссию... Не самую большую…
- Барабан? – Нина с сомнением покосилась на бинт.
- Там другая механика игры. У меня же из-за сухожилий… наверное. Не знаю, кто б объяснил, на самом деле…
- Тебе. Стучать в африканскую безделицу. – Вид у Нины был весьма скептический. – Тебе! Ты же талант, Миша. Тебе надо сюиты писать. Всякий там бель пьедро до мажор - ты в этом лучше понимаешь. И руки для этого не нужны. Ну, то есть, нужны, конечно, но не в том смысле…
Миша посмотрел на Нину с болью во взгляде и покачал головой.
- Не могу я. Не могу писать больше. С души воротит. Тошно, пойми.
Нина открыла рот, собираясь возразить, но передумала и шумно вздохнула:
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
- Нет, Нина. Нихрена я не знаю, - честно сказал Миша, вглядываясь в черные кофейные глубины. Оттуда на него смотрело отражение – дрожащая на волнах раскрасневшаяся физиономия, окаймленная встрепанными волосами.
- Но я питаю надежду, - добавил он, шевеля средним и безымянным пальцами правой ладони.
Та часть руки, что предваряет сгиб кисти, отзывалась ноющей, тянущей болью вдоль выступающих вен.
А вот отгадка не дошла до меня.
Это же все буквы выше неспроста. Какой-то есть в них смысл?
Почему герой продавал инструменты, почему резал вены? Или не резал? Разгадка есть в описании мятущейся души героя, но я её не вижу.
И это плохо. Даже это непонятно.
И немного обидно — рассказ-то сильный. И другой сильный. Но третий просто на голову выше этих двух, сильнее по силе эмоционального воздействия многократно.
Не, это я занудствую, разумеется, но меня этот момент во время чтения очень сбил. А в целом — да, написано хорошо, но не дошла до меня разгадка. Да и по безнадёжности не очень понятно. Короче, замечаю я, что нынче во всём согласен с Водопадом. Вот к нему присоединяюсь во всех рассказах.
И расстается со своими инструментами.
Имхо, здесь абсолютно ясна ситуация: ГГ травмировал руку и больше не может играть. Его любимое дело, его жизнь, его страсть больше невозможны. Продажа инструментов — это не избавление от хлама, это жест отчаяния, попытка избавиться от воспоминаний, которые причиняют боль.
Мне понравилось, что в этом рассказе безнадежность раскрывается не столько через мысли ГГ, сколько через его действия. Мастерски написано, имхо.
Если в первом рассказе одни эмоции, во втором интересный сюжет, то тут все как-то равномерно тускло. Может это и есть безнадежность, но и она как-то не ощутилась. Пусть барабан покупает.
И набивает себе излечение травмы? Если ты понимаешь, о чём я)
Все зримо, здорово. И вот этот вырванный кусок из жизни героя, это классно на самом деле. Без всех этих жили-были… Потому что и правда, это временная такая хрень, но она затянулась на постоянку. Хороший прием.
Извините. Это круто.
Просто моё. Просто прекрасно.
Если не секрет, автор, потом черканите в личку, что легло в основу. Замысел, реальный случай в окружении автора, исторические события?
Мне, если честно, сразу подумалось, что второе. А потом про Шумана вспомнила.
В общем, очень интересно. Аж кющить нэмагу (почти).
Пошел читать орхидею.
«Но я питаю надежду» — за эту фразу. Спасибо автору за раскрытие темы именно с такого ракурса. ИМХО, не важно кто герой и откуда, и что с ним случилось, в данном контексте это вторично, важно, что он человек стремящийся переступить через безнадёжность, через боль. Человек не опустивший
израненныхрук — это вдохновляет! И верится, что у него получится.Любые драматические события здесь уместны, важно, как поданы, тема ведь такая — «Безнадёжность». И мне импонирует, что автор под конец оставил её за бортом.
надеюсь автор не поленится и ответит на этот закадровый вопрос,но вот фраза:«Нет, Нина. Нихрена я не знаю, — честно сказал Миша» — чаще всего это реакция людей, которые не собираются сдаваться.
Каждый из нас между строк читает своё. Мне вот так видится.
— я рыдал.
Но это не безнадежность, это безысходность скорее. Но рассказ порвал.
«Парус! Порвали парус!»©
Пусть на эмоциях, не хочу объяснять.
1. У Миши туннельный синдром. Распространенная у музыкантов невропатия, при которой в разных случаях наблюдается разная симптоматика — от легкого ощущения «сведенных мышц» до адовой боли в области сухожилий. Боль идет от среднего и безымянного пальца вдоль вен, которые принято резать, оттуда и акцент на оных.
2. При туннельном синдроме врачи запрещают тревожить руку вовсе, да это и непросто, потому что ощущения на редкость дикие — будто тебе сухожилия через разрез в руке вытягивают ©
3. Миша не может играть в данный момент времени, не мог энный период времени в прошлом и, возможно, не сможет в будущем, но лелеет надежду, что все рассосется и он сможет играть снова.
5. Покупка перкуссии — слабое утешение для классического инструменталиста, даже если он и впрямь сможет на ней играть. Впрочем, эту тонкость люди, далекие от музыки, понимать не должны, поэтому я и не расстраиваюсь.
6. Ответ для Ани Тэ: Дед Мороз — Настоящий! Но он такой не один.
А я — скотина. Гордо понесу это знамя.
7. Ответ для Тающего Ветра: Иди в жопу, любимая! Тебе не угодишь.
Потерял я звездочку при выкладке. Убей меня теперь за это.8. Ответ для Виктории: Я, наверное, херово написал, у него выговор «зауральский, смешанный с московским»
У них он становится таким, если моя фокус-группа из трех человек может являться достоверным источником наблюдений.
Спасибо всем, кто оценил и прочитал; спасибо тем, кто проголосовал и понял посыл. Лично я хотел раскрыть тему безнадежности со стороны мрачного оптимизма. Вроде вышло.)
Хангри — с тобой отдельно поговорим, хочешь? Я тебе за слезодавилки готов отповедь дать.
Похоже, что для тебя всякая история, где герой не соответствует сеттингу «я обычный [вставить профессию], но внезапно оказываюсь [вставить невероятную ситуацию]» — априори слезодавилка. Я такой подачи не давал, а значит, её там нет. ГГ переживает экзистенциальный кризис призвания и веры, но разве он хоть где-то плачется? Сетует на судьбу? Нет. Он мрачен и немногословен, потому что ему тяжело — а было бы не тяжело! — но пытается сохранять оптимистичный настрой, пусть мы через деструктивное поведение, акценты на венах, скупые речи и можем догадаться о настоящей буре депрессивных мыслей в его голове. Это история внутренней силы, человека, которому нахрен не упала твоя пожалейка, он сам себя за волосы тащит из дерьма, хоть и понимает, что шансов на счастливый исход у него не так-то много. Тащит, как умеет, да.
А теперь вопрос: где конкретно ты видишь слезную историю о хромой собачке?
Что касается структуры. Завязка — экспозиция героя, стартовые мазки сюжета. Развитие — встреча с покупателями, личное прощание с инструментами. Кульминация — диалог с гитаристом, сущая пытка и перелом, момент, где гг даёт слабину и падает в омут отчаяния, теряет контроль над ситуацией. Финал — он принимает решение бороться.
Бесструктурно? Или я хромой на обе извилины?
Я прочитал так: экспозиция-экспозиция-экспозиция-Нина. Понимаешь, не выписано какого-то сдвига, вследствие которого герой вот здесь, в описанном промежутке, принял решение. Продажа инструментов идет ровно и запланированно, и весь акцент на гитаре срубается простой ревностью, что вот этот чувак сможет играть, а герой — нет, и все. Это не сдвиг, это естественное следствие в данной ситуации.
Вот смотри, какой фразой ты пытаешься показать, что он принимает решение:
Не «появилась надежда», не «я вылечусь», не «я буду бороться», только как существующий на настоящий момент факт: «питаю надежду». Это не решение. Вот это что хочешь, но не решение, принятое персонажем вот где-то недавно. Так обычно описывается позиция, существовавшая уже давно. Более того, отговорки про барабан укладываются в эту позицию, потому что такие драма-квины могут совершать хаотические поступки лишь бы потрепыхаться.
Вообще я тебя в этом плане понимаю. Когда кажется, что все ок, все есть, а какой-то хрен приходит и говорит, что «нидастатачна». Что-то у тебя явно осталось в чертогах разума.
Теперь о пожалейке. Бинты и слезы, и расставание музыканта с любимыми инструментами, и вот это ин вино веритас — все укладывается в шаблон хромой собачности. Есть у мальчика хоть одна черта, которая не играет на это? Ну, разве только тот факт, что он Миша. Даже противопоставление меховой женщины и этого Миши — гротеск, рассчитанный на трагичность ситуации, когда владеть инструментом куда больше заслуживает он, а не меховой спиногрыз, но жысть жыстока и все такое. Называй это бессердечием или вкусовщиной, но мне нравится, когда персонаж ценен и сам по себе, когда драма его не формирует как персонажа более чем наполовину.
А что касается драмы… Ну блин, ты вообще с творческим людьми вроде общаешься, им не должно быть западло порыдать над проданным инструментом только потому, что они Миши.
Я всегда считал, что хромая собачность — это слащавая мало реалистичная история о слабаках, которых пытаются выдать за сильных личностей. Что, у меня так, по-твоему?
Вот ты говоришь, что я тебе насаждаю шаблон «я обычный» — «внезапно оказываюсь». Нет. Я требую, чтобы ты взял героя на старте, приложил его по контуру к герою в финале и чтобы они не совпали. И причиной несовпадения было событие, описанное в тексте. Все очень просто.
Хромая собачность — это не гротескная крайняя позиция на шкале пожалейки, для меня это любые попытки спекулировать на чувствах, когда сопереживание (как правило, жалость) достигается просто апелляцией сюжетной ситуации к эмпатии. Всем жалко животных, стариков и детей. Всем жалко музыканта, не способного играть и птицу, утратившую способность летать. Ты описал этого Мишу — и просто по факту описания пейзаж жальчеет, сюжет эту картину ничуть не изменяет, ни углубляет, ни портит. Выпиши нормально Поступок — и героя будет смысл еще и уважать, и пожалейка вложится в образ, перестанет быть собственно пожалейкой на холостом ходу.
Просто я не люблю, когда меня попрекают тем, чего нет (или почти нет). То, что ты видишь отдельные составляющие говна, ещё не делает кучей весь текст.
и пересматриватьего с ужасом.И возбуждением.