Отдавая должное

Автор дышал тяжело, как после долгого бега. Как после километров и километров долгого бега, он тяжело дышал, дышал с хрипом, и сердце колотилось-колотилось в груди. Мир застыл, пыль не двигалась в солнечных лучах, книги молчали на полках.

На столе перед ним лежал новенький, только что законченный рассказ. Солнечные лучи падали прямо на него, будто указывая: вот он, вот он! «Вот он, вот он!» - стучало в голове.

Он был великолепен. Он был неоспоримо, неопровержимо хорош, он был лучше, чем все, что когда-либо написал Автор.

И Автор не знал, что с ним делать.

***

- Привет! – сказала Агент. – Чем порадуете?

Агент была действительно хороша в своем деле. Она умудрялась продвигать даже таких бездарных авторов, как этот.

Автор стоял на пороге и смотрел. Рассказ лежал в его ладонях, запеленатый в белую папку, и будто светился спокойным, ровным светом.

- Я принес Рассказ, - гордо сказал Автор и протянул свое творение. И по самому тону его голоса Агент поняла, что рассказ был великолепен.

- Я принес рассказ, - промямлил Автор.

«Очередное убожество», - пронеслось в голове Агента. Но вслух она сказала:

- Всего один? Боже, Вы же знаете: максимум, на что можно надеяться, это публикация в каком-нибудь электронном журнале. В лучшем случае неэлектронном.

Автор вздохнул. Он баюкал свое детище в ладонях и топтался на пороге. Он не хотел этого, не хотел отдавать лучшее, на что была способна его душа, в эти руки с красными ногтями, помещать его на страницы электронного журнала, бесплатного, никому не нужного. Агент выжидающе протягивала руку, Автор мучился сомнениями.

Рассказ светился. Он знал, что и в электронном виде будет хорош.

Белая папка мягко легла на ладонь, коснулась запястья, закрыла подушечки пальцев.

- Я позвоню.

***

В комнате был бедлам, бедлам был в квартире. Автор расхаживал из кухни в спальню, наматывал круги по гостиной.

Телефон не звонил.

«У нее много дел, - говорил себе Автор. – У нее много дел, много клиентов, много рассказов, и повестей, и романов, которые нужно читать. Ей не до меня».

Ей не до меня, говорил он, потому что не может же быть такого, чтобы ей не было дела до его Рассказа, до его лучшего рассказа, до самого дорогого, что теперь было у Автора на всем белом свете.

Автор старался говорить и думать как можно тише. Он знал, что другие рассказы, другие повести и неоконченный роман слушают, затаили дыхание. Только написав и распечатав, Автор унес свой лучший рассказ в другую комнату, чтоб он не затмевал их, чтоб не смущал их и не задевал. Они были неказисты, некоторые глупы, большинство скучны и несовременны, но все они были его дети и не виноваты в том, какими уродились.

Рассказ не человек. Он не может посмотреть в зеркало, решить, что недостаточно хорош, и пойти в тренажерный зал подкачаться.

А Автор не мог сделать их лучше.

Зазвонил телефон. Автор долго смотрел на него, прежде чем решился взять трубку. Пока телефон звонил, еще ничего не было ясно, и его Рассказ был лучшим рассказом, и автор был Автором, но кто знает, что скажет человек на том конце провода? Кто звонит – Хвалитель или Критик? И Автор сжался, уже слыша голос Критика внутри себя. И взял трубку.

***

Агент сидела на крутящемся кресле, поднятом на максимальную высоту, а по другую сторону стола сидел Автор и смотрел на нее грустными, вечно грустными глазами. Белая папка лежала на столе между ними – соединяла их и разделяла. Агент не сводила с нее глаз.

Автор он был паршивый, впрочем, видала она и похуже. Этот, по крайней мере, писал грамотно, не рассыпал запятые по тексту в случайном порядке и не истязал диалоги маркированными списками. Он никогда не присылал ей фанфиков, этой радости молодых и зубной боли поживших читателей и авторов, но никогда не выдавал и значимых, чего-то стоящих произведений. Он писал много, всегда о прошлом, всегда поднимая темы, которые уже кто-нибудь да поднимал, описывал историю такой, какой видел ее он, потомок, тогда как узор ее давно уже был выткан современниками, действующими лицами и свидетелями прежней боли и счастий. Он просто не мог сказать ничего нового.

Рассказ лежал на столе, новенький, сияющий, непохожий ни на что, написанное этим автором прежде. Он был смелым и искренним, дышал молодостью и жизнью, и Агенту не хотелось отводить от него взгляд, встречаться с усталыми, потухшими глазами автора.

Он лгал ей.

- Это не Ваш рассказ.

***

Она долго, долго выпытывала, чей же рассказ – светлый, тонкий, чудесный, поднесенный ей на белом матовом блюдце-папке – чей рассказ Автор пытался выдать за свой. Кто этот талант. Талантище.

Он молчал, долго, долго, молчанием заполняя каждую паузу ее фраз, каждый короткий выдох между вопросом и восклицанием. И когда слушать стало просто невыносимо, когда неверие ее, ее жестокость дотянулись практически до сердца, почти схватили его, поцарапали красными когтями, Автор разомкнул губы. Она задержала дыхание.

- Рассказ – мой.

Больше Агент ничего ему не сказала. Не пригрозила, не попросила, не посоветовала сознаться. Не насмехалась, не злилась, не потребовала доказательств – хотя у него были доказательства, но разве смогли бы они убедить ее – ничего.

Она только перестала быть его Агентом.

В другое время это могло бы показаться Автору очень глупым, несправедливым, каким-то попросту нереальным. В другое время – да, но сегодня, сейчас у него был Рассказ, этот Рассказ, родной, потрясающий, удивительный, и одновременно странно, непонятно чужой, словно из другой Вселенной даже, пробрался через прореху миров, оттуда, где Автор, видно, был автором действительно хорошим и писал такие изумительные вещи. Рассказ был неопровержимо хорош, и Автор любовался им, с нежностью гладил страницы, перечитывал – раз, другой, третий, вслух, про себя. Слова Рассказа, какие-то нездешние, может быть, из другого мира, может быть, из другого века, а может быть, из самой настоящей души Автора, слова эти отпечатались в сознании, словно на изнанке мозга поставил кто-то огненное тавро, и Автор видел их теперь постоянно, везде.

Автор был болен этим рассказом, а лучше всего сказать, что он был влюблен. Он проглотил бы этот Рассказ, если б мог, извлеченное из своего разума – нет, души – нет, нутра – извлеченное из его самое он втащил бы сетями обратно. Но так уже было нельзя, Рассказ был рожден. И Автор не знал, что с ним делать.

***

По субботам Автор ходил в один литературный клуб, ходил регулярно, упорно, упорно читая там свои монотонные, скучные рассказы, всегда получая монотонные, скучные отзывы от собравшихся. В клубе он был старожилом, все его там прекрасно знали и уже давно, давно не ждали от него ничего интересного.

Автор принес Рассказ, заботливо упрятав среди прочих бумаг в старом, затертом портфеле из искусственной кожи. Свои творения читали другие, а Рассказ лежал, укутанный, и будто тайно светился, и Автор будто говорил ему мысленно: «Слушай, слушай. Смотри, насколько ты лучше, чем они». И когда подошла очередь Автора, он дрожащими руками достал Рассказ и прочитал дрожащим голосом, с сердцем, колотящимся сильно и будто где-то у горла. Пока он читал, стояла тишина, и тишина была ему ответом, когда он закончил и поднял глаза. Выражения лиц собравшихся были разные, губы у кого плотно сжаты, у кого разомкнуты, глаза у кого сощурены, у кого широко распахнуты. Выражения лиц были разные, но первое высказанное мнение все присутствующие, очевидно, разделяли:

- Это не Ваш рассказ.

***

Оставалось еще кое-что. То, что Автору очень не хотелось делать. Но…

Автор любил свой Рассказ. Вместо белой папки он запеленал бы его в шелк, в расшитый жемчугом бархат, он бы отправил его сразу же на какую-нибудь очень значимую премию, один этот рассказ, который был так прекрасен, что мог бы наверняка в одиночку, малыми своими знаками выиграть и Нобелевскую, и Гонкуровскую, и какую угодно премию. Но Рассказу не повезло, вот как-то не случилось родиться у какого-то выдающегося, маститого писателя, с именем и званиями, и Автору было жаль его и даже немного стыдно, что он, Автор, оказался совсем не готов к его появлению.

Он долго решался, долго. Расхаживал из кухни в спальню, наматывал круги по гостиной. Размышлял.

Может быть, ну правда, все, что ему, Автору, было нужно, это победа? Маленькая победа?

Страшно, жалко отдавать любимейшее свое творение на откуп неизвестных, на чужой суд, но, может быть, это было лучшее, что Автор, такой Автор, мог для этого Рассказа сделать. Положить его на алтарь, чтобы услышать, наконец, про себя что-то в самом деле хорошее. Отдать Сети лучшее, на что пока был способен, чтобы обрести силы, чтобы, кто знает, обеспечить однажды этому возлюбленному своему детищу будущее, которого оно было достойно.

Чтобы снова однажды, подводя новый рассказ к развязке, начать задыхаться, как от долгого бега, и, откинувшись на спинку стула, унимая разбушевавшееся сердце, понять: великолепно!

И автор отправил рассказ.