Двойники

Доктор Зарек нетерпеливо стучал по своему рабочему столу. Будучи на родной Равнице главой научно-исследовательской лаборатории, он уже привык с утра и до вечера находиться в водовороте событий. Сейчас же вынужденная бездеятельность доставляла чуть ли не физическую боль.

Быстрый взгляд на часы - 13:28. С того момента, как на КПП “Доминария-18” запросили подтверждение пропуска для обер-лейтенанта Кацураги прошло всего четыре минуты. По внутренним часам же доктора Зарека ожидание длилось примерно восемнадцать лет.

С громким вздохом ученый окинул взглядом свою временную лабораторию. Она вызывала смешанные чувства. С одной стороны новейшее оборудование модуля приводило Зарека в восторг. Но в то же время он понимал, что человек, который ее проектировал, не имел никакого понятия о том, что именно он делает.

- Хорошо оборудованная лаборатория, — всплыли в памяти слова профессора Юдковского, — это не просто набор приборов. Это живой организм, который за время совместной жизни станет либо вашим лучшим другом, либо злейшим врагом.

Лишь покинув университетскую скамью Зарек смог понять, о чем тогда говорил мэтр. В процессе работы ни одна лаборатория не оставалась неизменной. Некоторые приборы группировались, ибо результат работы одного становился отправной точкой для работы следующего. Другие же убирались в дальний угол, так как могли неделями напролет работать автономно. А третьи просто куда-то засовывались, чтобы лишний раз не попадались на глаза. Именно из-за этого постоянного движения рабочая обстановка в лаборатории могла показаться непосвященному человеку сущим хаосом.

Однако армейский дух космической станции “Доминария” давал о себе знать. Лаборатория, как и вся база, выстраивалась под влиянием многочисленных уставов и инструкций. Так практически все приборы были намертво вмонтированы в стены или массивные столы из неопознанного матового металла. Нельзя было ни отодвинуть центрифугу, которая стояла прямо посреди рабочей поверхности, ни повернуть к себе иономер. Единственным подвижным элементом во всей лаборатории оказался проекционный экран, который висел за рабочим столом.

Однако жаловаться Зареку все равно не было на что: для работы с кипами бумаг можно было обойтись и без лаборатории, и без специального оборудования. Почти всю неделю, проведенную на борту “Доминарии”, он был занят заполнением бесчисленных бланков соответствия, подписанием рапортов и знакомством с циркулярами по проведению предстоящих экспериментов.

Только последние пару дней Зарек смог сбросить ярмо бюрократии и присутствовать при тестовых запусках конфигурационной матрицы. И отделаться от чувства, что за полчаса испытаний он принес больше пользы, чем за предыдущие три дня было непросто. Но, несмотря на весь энтузиазм, другие его инициативы разбивались о непреклонность генерала Фабиана Вальтера, командующего станцией.

- Знаете, доктор, — сказал он в ответ на предложение лично проинструктировать каждого участника испытаний. Тон генерала, до боли напоминающий тон отца во время очередной нотации, заставил гостя мысленно съежиться. – Если с таким предложением пришел кто-либо другой, то я посчитал бы это за оскорбление. На этой станции работают лучшие из лучших. Каждый участник грядущего события был неоднократно ознакомлен со всеми инструкциями и прошел необходимые инструктажи. Потому прошу вас впредь не сомневаться в профессионализме наших служащих.

Но после часа пассивно-агрессивной дискуссии, консенсуса достичь все же удалось. Хоть на лице генерала и читалось плохо скрываемое недоверие, но, тем не менее, он одобрил краткий инструктаж для подопытных.

- Обер-лейтенант Хиро Кацураги по вашему вызову прибыл, — донесся со стороны дверного проема тихий салют, возвращая доктора в реальный мир.

Сказать, что Зарек был удивлен, было бы невероятным преуменьшением. Он ожидал, что первыми подопытными будут крепкие молодые парни, которые словно только сошли с агитационного плаката. Однако обер-лейтенант Кацураги вызывал только смутное желание подать жалобу на генерала за намеренный срыв испытаний.

Это был невысокий худощавый мужичок лет пятидесяти с короткими усиками и обветренным лицом, на котором отпечаталась бесконечная усталость. Разве может это быть чем-то кроме саботажа?

- Проходи, присаживайся, — молчание грозило стать неловким и потому Зареку пришлось усмирить эмоции. - Меня зовут Ральф Зарек. И давай сразу без официоза.

- Хорошо, — коротко кивнул Хиро, присаживаясь по другую сторону стола.

- Может, сначала расскажешь о себе? - предложил Зарек, сложив руки перед собой. - Кто ты? Откуда? Как попал в войска? Почему вызвался участвовать в эксперименте?

- Хиро Кацураги, родился на Камигаве в 344 году. В 2781, если по общему летоисчислению. Отец до выхода на пенсию был кадровым военным, мать - главой медотсека на крейсере “Хануда”. Потому не мудрено с такими родителями повторить их славный путь.

- То есть тебе сейчас 49?

- Так точно, — Хиро позволил себе немного улыбнуться. – Полагаю, вы ожидали кого-то моложе?

- Не без этого, — признал Зарек. – Просто молодой организм, как правило, и восстанавливается быстрее, и функционально более развит, а потому должен проще перенести последствия эксперимента.

- Понимаю, — кивнул обер-лейтенант. - Однако должен вас уверить, что даже среди моих курсантов мало кто может похвастаться лучшей физической формой. Да и среди добровольцев результаты нормативов у меня в первой десятке. Если даже не в пятерке.

- Впечатляет, — присвистнул Зарек. – И как же тебе это удалось?

- Боюсь, это не столько моё достижение, сколько юношеская недальновидность моих конкурентов. Многие наши бойцы хорошо развиты физически, однако только единицы понимают, что их заслуги в этом гораздо меньше чем, кажется. Вы правильно сказали, что молодое тело и сильнее, и выносливее. Потому достичь уровня норматива для оценки “Отлично” им гораздо проще, чем мне. Но как, по-вашему, сколько человек на всей станции хотя бы попробовали подтянуться пятьдесят раз?

Зарек только неопределенно пожал плечами. Сам он едва ли мог сделать семь подтягиваний.

- Большинство даже не задумается об этом. И не удивительно. Зачем забивать голову, если для норматива хватит и сорока пяти?

- Но ты, как я понимаю, не из таких?

- Никак нет, — покачал головой Хиро. - В молодости я горел желанием быть лучшим из лучших, дабы принести хоть какую-то пользу человечеству. И если с пользой вопрос остается открытым, то, по крайней мере, со здоровьем у меня дела обстоят гораздо лучше, чем у моих ровесников.

- А в добровольцы ты пошел тоже из-за того, что хотел принести пользу?

- Так точно. Я рос на историях о капитане Андерсоне, колонизации Идена и первых людях на Марсе. И был в этих книгах какой-то оптимизм, присущий только эпохе Великой Колонизации. Казалось, что вся вселенная в наших руках, что вот скоро будет встреча с иными цивилизациями, что скоро люди заселят всю галактику. Но с момента прибытия в учебный лагерь оставаться оптимистом становилось все сложнее.

- Разве все настолько плохо? - усомнился Зарек. - Как по мне, то одно уже существование “Доминарии”, по сути целого мегаполиса посреди космоса, является неплохим воплощением мечтаний людей эпохи Великой Колонизации.

- При всем уважении, Ральф, но вы еще молоды и не можете посмотреть на ситуацию глобально. Естественно, с точки зрения отдельной личности человечество развивается, однако если посмотреть в контексте истории всей цивилизации, то ситуация оказывается довольно печальной. Ведь за все те же пять веков, что прошли с начала Великой Колонизации, древние земляне смогли покинуть границы одного континента, изучить свою планету и развить технологии настолько, что имели все возможности отправиться в космос уже в начале второго тысячелетия. А как за пять веков продвинулись мы?

Достойного ответа у Зарека не нашлось.

- Да собственно никак, — продолжил обер-лейтенант. - Большинство нынешних колоний существуют уже по три сотни лет. Данных о других цивилизациях нет. Мы просто пытаемся удержаться на тех рубежах, которые заняли раньше. И это удручает. Проект «Мост», возможно, мой последний шанс дать что-то человечеству. И я догадываюсь, что вы хотите возразить. От того, что я готовлю солдат пользы гораздо меньше. Нельзя по-настоящему научить того, кто сам не хочет учиться.

Разговор пошел совершенно не по тому пути, который предполагал Зарек. Однако неожиданно для себя он проникся странной симпатией к этому немолодому ками. Все-таки он скучал по хорошей дискуссии.

- Возможно, человечество просто уперлось в стену, — после некоторых раздумий сказал Зарек. - Ведь не зря же значимые открытия называют прорывами. Они, по сути, пробивают стену нашего собственного представления о мире, открывая мир новый и неизведанный. Но чем больше мы узнаем, тем эта стена становится крепче. По крайней мере, в нашем восприятии. Даже в школе детей учат базовым понятиям о нашем мире, но не учат ставить эти понятия под сомнения. А потом эти люди вместо удара молотом пытаются расковырять маленькую дырочку.

- То есть ученые полагают, что все важные открытия уже были сделаны раньше? – уточнил Хиро. – И что теперь придется довольствоваться малым?

- Мне кажется, что большинство действительно так и думает, — признался Зарек.

- Но вы, как я понимаю, не из таких? - на лице обер-лейтенанта мелькнула улыбка. В лаборатории на мгновение воцарилась тишина, нарушаемая только тихим гулом вентиляции.

- Иначе мы бы сейчас не разговаривали, — усмехнулся в ответ Зарек. – Проект «Мост» - работа всей моей жизни. И если сегодня все пройдет по плану, то мы сможем пробить окно в дивный неизведанный мир.

- Звучит многообещающе, так и в чем заключается моя задача?

Зарек вскочил с кресла, поднял проекционный экран и, достав маркер из кармана халата, быстро набросал пару дверей, который соединялись посредством множества квадратиков.

- Итак, по сути, проект «Мост» - это просто телепорт, — начал он. - И хоть идея не нова, но воплотить ее оказалось гораздо сложнее, чем казалось писателям древности.

- Почему?

- Дело в том, что телепорт не занимается передвижением тела в пространстве, несмотря на то, что со стороны кажется именно так, — Зарек указал маркером на одну из дверей. – На самом же деле когда мы помещаем тело в отправную камеру и запускаем телепорт, то мы буквально уничтожаем его, расщепляем на элементарные частицы.

Обер-лейтенант вопросительно поднял бровь.

- Но перед этим конфигурационная матрица запоминает, как частицы были расположены в первой камере, чтобы затем по этим данным восстановить тело. Затем это все передается в камеру прибытия. Там хранится множество таких же элементарных частиц, как и те, что составляют тело. Следовательно, если соединить их по данным из матрицы, то в теории должно получиться тело идентичное оригинальному.

- А на практике что-то может пойти не так?

- Сложно сказать, — почесал затылок Зарек. – Эксперименты с неодушевленными предметами и животными прошли успешно. Но человеческий мозг – это совершенно другой уровень.

- В каком плане?

- Мы до сих пор довольно смутно представляем его строение, и потому восстанавливать его по матрице - все равно, что пытаться собрать компьютер по фото из системного блока. Кроме того матрица никак не реагирует на электрические импульсы. А, следовательно, нет гарантии, что после телепортации синапсы будут функционировать как раньше. Потому следующие полгода местные врачи будут пристально наблюдать за тобой. Очень важно найти хоть малейшие изменения сознания, если таковые будут. Однако какая будет процедура – я не знаю.

- То есть, я правильно понимаю, что сейчас моя задача: просто зайти в одну капсулу и выйти с другой? - уточнил Хиро.

- Да, приблизи… - сигнал интеркома прервал ответ. 13:45. - …тельно.

Пояснений не требовалось: час пробил.

***

Осознать себя оказалось довольно непросто.

Последним, что я помнил, было лицо Ральфа Зарека. Он лично проверял каждое крепление. Было заметно, как подрагивали его руки, несмотря на все попытки сохранять спокойствие.

- Надеюсь продолжить нашу беседу после испытания, — тихо сказал он. “Полагаю, после этого опыта продолжение будет крайне занимательным” - подумалось мне в ответ.

Затем я почувствовал, как невыносимая вспышка выжигала каждую клеточку тела. Я хотел закричать, но звук утонул в пучине беспамятства.

Осознать себя оказалось довольно непросто. Я ощущал свое тело как единое целое, однако понять, где находятся руки или ноги оказалось непростой задачей. Словно теперь мой организм был эфемерной бесформенной массой, которую сдерживали лишь стенки камеры. Не было ни глаз, ни ушей, однако каким-то невообразимым образом все же удавалось воспринимать потоки информации, которые циркулировали вокруг. Тем не менее стоило титанических усилий, дабы их обуздать и сложить хотя бы подобие целостной картины.

Я отчетливо ощущал напряжение, которое царило по ту сторону камеры. И это было вполне реальное чувство, хоть и не похожее на все то, что я испытывал раньше. Больше всего это походило на полтора десятка струн, которые сливались в единую какофонию цветов, вкусов, запахов и сотен других чувств, которым еще не придумали названий.

Однако чем больше я вслушивался в эту непередаваемую мелодию, тем больше она ускользала от меня, расплываясь, словно не застывшие краски, на которые плеснули воды. В этих пятнах я пытался уловить еще хоть что-то, хоть какую-то подсказку о происходящем, но лишь глубже погружался в странную меланхоличную фантасмагорию.

Информация продолжала бушующими волнами биться о скалу моего сознания. Однако теперь каждый ее удар утаскивал за собой в бездну небытия несколько камешков. Мыслить становилось все тяжелее.

Но внезапно струны вокруг изменили свое звучание. Теперь они звучали триумфально, сливаясь в один оглушительный рев. Но теперь слышался новый смутно знакомый голос.

Где-то на задворках сознания мелькнуло непонимание. Почему все радуются, если я еще здесь? Стремительно убывающих сил хватило лишь для того, чтобы услышать единственную фразу.

- Да, полагаю, после этого опыта продолжение нашей беседы будет крайне занимательным, — сказал обер-лейтенант Кацураги.

Отчаянье накрыло меня, утаскивая за собой в пучину небытия единственного человека, знающего, что из камеры прибытия вышел не Хиро Кацураги.