Как обычно

Витька смачно ковырялся в носу, Кристина Сергеевна что-то рассказывала, но Мишке было интереснее, о чём шепчутся близняшки Даша и Маша за спиной. Он так и этак поворачивал и наклонял голову, шевелил ушами, точно кот Иннокентий, но до них долетало лишь «пш-ш» да «пш-ш».

– Дети, запишите домашнее задание! – наконец-то сказала Кристина Сергеевна, и все послушно зашуршали дневниками.

Витька добыл козюлю, тщательно осмотрел её и отправил в рот. Зазвенел звонок, заскрипели стулья, зацокали защёлки портфелей. Класс мгновенно наполнился гомоном и шарканьем ног. Витька подставил ножку и заржал, когда Машка чуть не грохнулась. Мишка тоже высунул ногу в проход, но Дашка ловко перескочила, обернулась и показала язык. Язык у неё был испачкан синей пастой.

На перемене от топота вибрировал пол, искрилась пыль в солнечном луче, визги резали уши. Мишка морщась сидел на холодном каменном подоконнике и пытался читать «Незнайку».

– Хочешь? – вдруг возникший взъерошенный друг Витька протягивал наполовину пустую бутылку газировки, губы его влажно блестели.

Мишка вспомнил козюлю и замотал головой, Витька пожал плечами и умчался.

Весь следующий урок – математику – сосед по парте снова самозабвенно ковырялся в носу, близняшки бесстыдно шушукались, учительница чертила на доске циферки, крестики, нолики.

– К доске пойдёт… – Ноготок Кристины Сергеевны медленно спускался по странице журнала, Витька поспешно всосал очередную козюлю, в ужасе затих шёпот. – К доске пойдёт… Гречихин!

Вздох облегчения пролетел по классу, а Мишка послушно отправился решать пример. Пример был несложным, и заслуженная пятёрка заняла своё место в журнале среди других.

Среди других Миша выделялся спокойствием и рассудительностью. Поэтому после уроков не поскакал на улицу, размахивая портфелем, а тихо вышел в неприметную дверь в конце коридора и оказался дома.

Дома пахло борщом.

– Как дела в школе? – крикнула мама из кухни.

– Да нормально. – Ботинки аккуратно встали на полку, тапочки уютно устроились на ногах.

– Мой руки и кушать!

Дымящаяся тарелка ждала на столе. Было вкусно. Как обычно.

– Спасибо, мама!

– Посуду за собой помой, я тебе не нянька, – донеслось из коридора. – Кстати, тут тебе письмо от папы. – И входная дверь хлопнула.

Папа писал про то, что не сможет приехать домой, потому что стоит на пороге великого научного открытия: «Понимаешь, сын, вот ещё немного – и станет мир другим благодаря нам. Лучше, чище, светлее. И люди будут наконец-то счастливы! Поэтому не могу я всё бросить. Ну не могу, пойми… Уж потерпи ещё чуточку, а потом я приеду и кое-что тебе привезу!»

Сидеть дома одному Мишке было не привыкать. Он вообще был мальчиком ответственным. Ответственным и серьёзным для своих восьми лет. Приготовил уроки, немного почитал про приключения Незнайки и уселся на диван перед телевизором. Шло какое-то кино про какую-то войну. Иннокентий, мурча, запрыгнул на колени, потоптался и умостился пушистым калачиком. Было тепло и уютно, глазки сами собой закрывались, дрёма неспешно овладевала сознанием, сначала робко и осторожно, потом всё более уверенно и напористо. Возникло улыбающееся лицо мамы. Оно как будто висело в воздухе, в какой-то расплывчатой дымке. Губы беззвучно шевелились, мама время от времени оборачивалась, словно общалась с кем-то позади. Потом вплыло лицо папы. Он тоже улыбался и протягивал большие ладони. Всё дрогнуло, закружилось, Миша почувствовал, что взлетает. Вот он уже выше папы, и он неожиданно маленький, сильные руки держат крепко, но всё равно внутри щекотно и волнительно, от этого хочется смеяться. Беззубый рот восторженно пускает пузыри. И вдруг всё остановилось, прямо перед глазами появилось огромное овальное окно, а за ним в черноте и бесконечности – бесконечно красивый голубой шар, такой же, как нарисован в учебнике, только в сто раз прекраснее, восхитительнее, чудеснее.

– Смотри, сын, – как будто включили звук, – это наша Земля!

И Мишка смотрит неотрывно, завороженно, до рези в глазах, не замечая, что слюни текут по подбородку, а шар блистает и медленно переворачивается с ног на голову, а потом как бы обратно на ноги.

– Я дома! – Щелчок замка выдернул из видения.

– Мама! – Мишка бесцеремонно стряхнул кота и бросился в прихожую, но мама уже заперлась в ванной.

Но как же хотелось поделиться восторгом, этим незнакомым доселе чувством благоговейного восхищения перед неземной красотой Земли в оправе абсолютной черноты!

– Мама! – забарабанил он в дверь.

– Потом, потом, – донеслось сквозь шум воды.

Бесполезно. Она не откроет. Как обычно.

Кот лежал как-то странно. Просто валялся, как брошенная мягкая игрушка, и не двигался. Мишка с тревогой схватил обмякшее тельце, затряс, ещё ничего не понимая:

– Иннокентий! Кеша! Очнись! – Осознание, что произошло что-то страшное, снова кинуло к двери ванной. – Мама! Кеша умер! Что делать?

– Потом, потом…

Да что она, не слышит, что ли? Силы покинули мальчика. Руки опустились. Он кое-как добрёл до своей комнаты, рухнул на кровать. Иннокентий остался лежать на диване скомканным серым комочком. Было страшно вернуться и снова увидеть смерть – первую в пока ещё беззаботной детской жизни.

Лучшее лекарство от стресса – сон. Милосердный Морфей не спеша начал забирать Мишу в свои объятья. Слёзы высохли, мальчик последний раз всхлипнул и повернулся на бок, привычно обняв подушку.

– Мишаня, подъём! – разбудил задорный мамин голос. – Я на работу, умывайся, завтрак на столе.

Как обычно. Как будто ничего не изменилось. Едва проснувшись, Миша вспомнил вчерашнее и прямо босиком выскочил в прихожую, но дверь захлопнулась перед носом. Что-то мягкое коснулось голых ног. Иннокентий как ни в чём не бывало тёрся о Мишкины лодыжки и мурчал. Не веря своим глазам, мальчик взял кота на руки, растерянно погладил, отнёс на диван. Неужели это был сон? Но нет… Или да? В любом случае, на самом деле всё оказалось в порядке, и Миша решил не забивать голову ерундой.

– Хочешь? – Витька с мокрыми губами протягивал бутылку. Как обычно.

Как обычно, день отметился неисчерпаемым носом друга, синим Дашкиным языком, визгом, искрящимися пылинками, топотом и холодным подоконником.

– К доске пойдёт… – И Мишка послушно отправляется решать пример.

– Как дела в школе? – И запах борща.

Иннокентий мурчит на коленях, кино про войну, книжка про Незнайку, мамин голос, хлопки двери, шум воды…

– Мишаня, подъём! – И щелчок замка.

Трель звонка, скрип стульев, щёлканье застёжек портфелей. Очередная Витькина козюля вдруг вывела обычно спокойного Мишку из себя, и он с размаху зарядил соседу по затылку учебником математики. Но не попал. Как обычно. Витька как-то неуловимо быстро сумел отстраниться, так что книга рассекла воздух в сантиметре от его уха, а он, будто не заметив, тут же подставил ножку Машке.

Сегодняшний обычный день отличался от остальных необычно сложным примером. Миша краснел и бледнел у доски, теребил мел, чесал в затылке.

– Ничего страшного, – улыбнулась Кристина Сергеевна, – способ решения подобных примеров мы ещё не проходили. Поэтому дружненько открываем тетради и пишем название новой темы: «Уравнения».

Как обычно, залитый солнцем школьный двор. Одноклассники как всегда спешат по домам весёлой ватагой.

– Подождите! – вдруг кричит Мишка и срывается следом, но обитая лакированными рейками дверь не желает открываться.

Это не удивляет, удивляет другое. Справа в стене вмонтирован маленький телевизор, под ним ряд кнопок с цифрами, а на самом экране… это же уравнение! Одиннадцать! Ответ – одиннадцать, быстро подсчитывает Миша и два раза нажимает единичку. Дверь пшикает и сама открывается, а за ней…

За ней вовсе не залитый солнцем двор, а странное полутёмное помещение с металлическими по виду стенами. Прямо впереди – забилось сердце – огромное овальное окно, а за ним медленно переворачивается в бархатной черноте…

– Здравствуй, сын! – почти забытый голос заставил вздрогнуть и обернуться.

В комнате появились папа и мама, только ненастоящие. Это сразу было понятно – сквозь них просвечивала стена. Они улыбались, но как-то странно, виновато, что ли, и глаза их блестели. У Мишки тоже защипало в носу и навернулись слёзы.

– Мишаня, если ты попал сюда, значит, ты уже достаточно взрослый, чтобы узнать правду, – продолжила полупрозрачная мама. – Всё, что ты видел до этого момента – ненастоящее. Ты единственное живое существо на околоземной космической станции. Даже Иннокентий не настоящий – это твоя детская игрушка, полностью имитирующая поведение живого кота.

– Сынок, ты сейчас узнаешь много нового, – слово взял папа, – но мы надеемся, сумеешь рассудительно и по-мужски принять эту информацию. Ты родился здесь, на орбите, в рамках эксперимента по адаптации человека в космосе. Мы твои настоящие папа и мама, мы должны были жить вместе с тобой как обычная семья, но обстоятельства изменились…

– Да, очень жаль, что у нас нет выбора и придётся оставить тебя в одиночестве… – Мама отвернулась и утёрла слезу. – Но ресурсы станции ограничены. Тебе одному продуктов хватит на восемьдесят лет, а нам… А нам и так уже недолго осталось после того, как мы получили облучение при ремонте реактора, так зачем мучиться и мучить тебя?

– Поэтому ты останешься один, сын. Будь мужчиной! В соответствии с программой эксперимента ты не должен догадываться, где находишься. Для этого была разработана имитация жизни во второй половине прошлого века. Люди ещё не освоили космос, ты как бы учишься в обычной школе, только все твои одноклассники и учителя – голограммы, с максимальной достоверностью созданные обучающей программой. Эксперимент всё ещё продолжается, и его цель – выяснить, сможет ли человек существовать в абсолютном одиночестве.

– Ты находишься под круглосуточным наблюдением искусственного интеллекта, за тобой тайно ухаживают специальные механизмы, а для правдоподобности система умеет разговаривать моим голосом и писать письма от имени папы. Но всё равно рано или поздно ты бы начал сомневаться и пришёл бы сюда.

– Поэтому мы записали это обращение к тебе, прежде чем… уйти. Поверь, ты – единственное, что удерживает нас в этом мире, мы очень любим тебя, и именно поэтому не можем поступить иначе. У нас нет выбора, мы не можем забрать тебя отсюда и вернуться, потому что некуда. Наверное, нам очень повезло, что в момент выхода из-под контроля нового тектонического оружия нас не было на Земле, но понятно, что это всего лишь отсрочка на несколько лет. А ты ребёнок, у тебя ещё вся жизнь впереди, так проживи её так, чтобы мы гордились бы тобой, если бы остались живы. С этого момента ты наделён полномочиями командира станции и ничего здесь не будет происходить не по твоей воле.

– Прощай, Мишаня… Мы любим тебя!

– Мы любим тебя, сын!

Изображение мигнуло и пропало, а Миша потрясённо стоял возле иллюминатора и смотрел на расплывающиеся перед глазами останки некогда прекрасной планеты – клубящееся облако серой пыли с выпирающими в некоторых местах громадными уродливыми обломками, кровоточащими потоками застывающей лавы. Последний человек во Вселенной оплакивал гибель родной планеты и всего того, что составляло его мироустройство. Смотреть было невыносимо, хотелось вернуться в школу, к ненастоящим друзьям, и чтобы всё снова стало как обычно. «Будь мужчиной!» – сказал папа. А это значит мужественно и рассудительно принимать обстоятельства.

Миша вытер слёзы, решительно повернулся, сделал несколько шагов и оказался в привычном своём мире.

– Ну что, Иннокентий, – он взял кота на руки, – давай думать, чем будем заниматься ближайшие восемьдесят лет.

– Какие будут приказания, командир? – раздался голос мамы.

– Пусть Витька больше не жрёт козюли!