Зеркала Тузун-туна

В ноябре вновь подул злобный восточный ветер. В первый год, это казалось диковинным. Дыхание Аквилона выдуло воды из Таганрогского залива, обнажив веками нетревожимое песчаное дно. Ранние морозы сковали торосами пресноватые волны и от Таганрога до Ейска встала стеной ледяная плотина. Застигнутая врасплох рыба, зарывалась в песок и коченела от мороза. Но все тот же яростный Аквилон, не стихая ни минуты, срывал тонкую ледяную корку с песка, поднимая в небо черно-красную взвесь, обнажая и обреченную мерзлую рыбу, и оставленный человеком на дне мусор. Будь то пивные бутылки, разбитые алюминиевые остовы лодок и обрывки капроновых сетей, котелки, кружки, пряжки и каски столь ржавые, что уже и не понять, принадлежали они советским или немецким морским пехотинцам, сгнившие остовы ботов иной раз с ворохом хлама и медными екатериненками незадачливых контрабандистов, прятавших колониальные товары в рукотворных гротах под мысом Свято-Никольской крепости. Попадались кроме медных екатерининских копеек и вовсе древние серебряные арабские полушки и четвертаки рубленные из динаров Саллах-Аддина, попавшие сюда во времена турецкого и генуэзского владычества. Но иной раз из песка выступали вещи столь древние, что само время не в силах было бы ответить как и когда они сюда попали.

Ковалёв вышел из дома держа в зубах ключи, а под мышкой портфель и завёрнутую в обложку из пергаментной бумаги «Античную лоцию Чёрного Моря» Михаила Васильевича Агбунова. Едва хлопнув дверью он удивился, когда его накрыло облаком серого песка. Даже на дверной ручке остались четкие следы пальцев, а на бетонном крыльце отпечатки подошв. Оглянувшись, он понял, что окружавшая его багровая серость, по началу принятая за утренний туман, имеет совсем иную природу. Все предметы в маленьком дворике от пластиковой садовой мебели до пожухлых вот-вот готовых опасть листьев были покрыты слоем мелкого как пыль серого слюдянистого песка.

- С моря? - мельком подумал он, замыкая зверь. Взглянул на запястье с часами. Хмыкнул. И кидая ключи в карман уже принял решение сделать крюк по пути в музей. Минут через пятнадцать Ковалёв стоял у солнечных часов на вершине каменной лестницы, что спускалась к набережной от Греческой. Пару раз зимой он видел, как стянутая льдом вода отходила от гранитных плит и чугунных перил на десяток другой метров, но сейчас… Сейчас он увидел оледеневшую исхлёстанную северо-восточными ветрами пустыню и десятки спиральных вихрей поднимавших в небо песок с инеем от Таганрога до Морского Чулека или даже дальше до Недвиговки, если не до самого Ростова.

Невзирая на раннее время, по бывшему дну уже прогуливалось с десяток человек. Молоденькие девочки фотографировались на фоне «Марсианского» пейзажа, мужчины в ватниках с ведрами и ломиками подбирали мороженную рыбу, кто-то пытался прокатиться по ровному дну на внедорожниках или мотоциклах. Были и эти… Ковалёв поморщился и сплюнул при виде парочки мужчин с металлоискателями.

- Мрази, - прошипел он сквозь зубы, но не стал спускаться, чтобы прогнать их. Все равно вернутся сволочи. Надвинув козырёк кожаной кепки-гопки на глаза он поплёлся к музею. Тот находился в здании бывшего дворца Алфераки, что уже пару лет был закрыт на реконструкцию, и Ковалёв мог работать не отвлекаясь на экскурсии и посетителей, если конечно сам не мешался реставраторам и рабочим. Все его барахло в пронумерованных картонных и фанерных коробках было свалено в не особо аккуратную кучу рядом с толстыми папками картотеки, утрамбованными в коробку из-под принтера. Всё что было выкопано с две тысячи пятого, когда в районе между портом и «Каменной лестницей» строители обнаружили остатки античного поселения, до сих пор толком не было каталогизировано. В собрании из трёх с половиной тысяч предметов, Ковалёв дошел только до две тысячи тридцать восьмого — фрагмент архаичной ионийской амфоры с частично читаемым клеймом — головой юноши в фригийском колпаке с торчащим из лба рогом. Половина клейма отсутствовала. Карпенко считал, что это изображение фракийского Пана или Приапа, а амфора происходит из Византия. Ковалёв предположил, что это вовсе и не рог, а часть лунного месяца. Тогда на клейме никакой не Пан, а малоазийский Кабир — Мен. И амфору можно будет локализовать как Теосскую. Чтобы опровергнуть интерпретацию Карпеко, Ковалёву пришлось сопоставлять с находкой все доступные ему изображения Мена на амфорах или монетах. Потребовались запросы в музеи Танаиса и Фанагории. На обработку и интерпретацию одного черепка ушел месяц работы. Но Ковалёв в итоге оказался прав. Это малоазийские клейма из греческой Ионии еще не утопающей в крови завоеваний Великого Кира. Три или пять лет работы, и он сможет доказать присутствие на территории города следов хтонического культа Кабиров в седьмом веке до нашей эры. А там уже можно будет смело локализовать упоминаемые Геродотом Кремны в Таганроге. Ковалёв мысленно усмехнулся:

- Если отобрать у Танаиса звание самой древней северной колонии эллинов, можно ли надеяться на грант? Звучит не плохо. Начальство и журнашлюхи любят все, что можно превратить в пафосный заголовок. Черт, знать бы заранее что море выдует, можно было б у директора выклянчить полевой выход. Щас набежит мудачье с детекторами.

Ковалёв глубоко вздохнул и опустился прямо на грязный пол рядом с коробками, подложив папку под задницу. «Античную лоцию» кинул поверх фанерной коробки. Успеет сдать в библиотеку до обеда.

- Что там у нас дальше по алфавиту? - широко зевнув, спросил он сам у себя натягивая резиновые перчатки и снимая крышку с очередной коробки. Согласно описи, предмет был первоначально определён археологом как «лопатка или щиток».

- Ну да! Или -или! - засмеялся Ковалёв, проверив за одно что за практикант составлял описание, и почему руководитель раскопок не дал студенту подзатыльник. Предмет действительно визуально напоминал сильно покрытый зеленой ржавчиной и бурой коростой совочек или лопатку. Однако даже сквозь толстые рыхлые окислы Ковалёв смог разглядеть характерную форму. Взяв свободной рукой карандаш, он жирными штрихами зачеркнул небрежно составленное описание и выше на свободном месте нацарапал:

«Металлическое зеркало с рукояткой. По форме напоминает зеркало с антропоморфной рукояткой из кургана «Елизаветинское-1» и аналогичное из кургана «Пять Братьев-3» Отдать на рентгенографию»

- Ты там? - спросил Ковалёв обращаясь к рукоятке зеркала, - Я знаю что ты там, змееногая мать Гекаты и Персефоны. Скоро ты покажешь мне свое лицо.

Примерно в послеобеденный час, живот Ковалёва заурчал. Отложив щуп и ватные палочки с борной кислотой, Ковалёв потянулся на табурете и хрустнул поясницей. Стянув резиновые перчатки, он оставил расчищаемый от окислов предмет на столике, и похлопал себя по карману, проверяя наличие кошелька. На рабочее место он никогда не приносил еду, предпочитая крошить вне здания музея. Пролезая под строительными лесами реставраторов, и делая сложный выбор между «Шаурмой у Гагика» и «Горячими бутербродами на Петровской» он услышал знакомые перестук бамбуковой трости и шаркающие шаги ног, обутых в дорогие туфли.

- Дьявол!

Ковалёв попытался тихо выбраться из чащи лесов и сбежать незамеченным, но его нога зацепилась за балку, и чертыхнувшись, он опрокинул пустую банку из под шпатлевки. Тут же его окликнул надтреснутый старческий голос:

- Аалисанр Ваадимирович! Каак слаавно, что я вас застаал.

- Месхель, я не хочу вас видеть, - прошипел в ответ Ковалёв, - Вы испортите мне аппетит.

Но старик уже вцепился в лацкан кожаной куртки Ковалёва.

- Аисандр Влдимирович, позвольте я угощу вас обедом. Это сгладит некоторые углы между нами?

- Еще чего! - Ковалёв выдернул рукав, - Чтоб потом, когда из музея опять что-то пропадёт на меня показывали пальцем? «Смотрите! Он обедал с Месхелем! Это он продал!» Ваши арахровцы дно залива с утра прочёсывают металло-детекторами.

- Я как раз об этом и хотел именно с вами…

- Со мной? - Ковалёв побагровел. Ему до чертиков хотелось вырвать палку из рук старика и со всей силы хряснуть ему по лбу.

- Ииименнно Вааами! - протянул Месхель, - Ктож кроме вас сможет понять какая это ценность!

Старик извлёк откуда-то картонную коробку и протянул её Ковалёву. Тот неохотно принял её и приоткрыв заглянул. Раздражённый вздох разочарования с паром вырвался из ноздрей.

- Это бесполезный мусор, Месхель! Вне контекста культурного слоя, я даже не могу проверить подлинности.

- Это подлинный предмет…

- Мне на слово поверить перекупщику? Ага! Можете толкать свой фуфел на интернет аукционах. Мне не интересно.

- Это подарок вам, Ассандр Вадимирович. Можно скааазать, прощальный.

- На тот свет собрались?

- Можно и так выразиться.

- Счастливого пути.

Старик рассмеялся и смех его выродился и заходящийся приступ кашля.

- Вашими молитвами, - наконец, произнес он прокашлявшись, - Вашими молитвами. Но, я искренне надеюсь, что этот дар хоть частично искупит тот вред, что я нанес науке или вам лично своей профессиональной, так сказать, деятельностью.

- Сомневаюсь.

- А вы не сомневайтесь! Вы ведь умный человек. Один из лучших в своем деле. Среди тех, конечно, кого я лично знаю. Вы поймете, как им правильно распрядиться. К тому, же как мне известно, у вас есть еще одно из четырёх.

- Что?

- Ну как же! Инвентарный номер… дай боже памяти… Две тысячи тридцать девять. Верно? «Лопатка или щиток», кажется, так записано. Но вы конечно же поняли что это. Теперь у вас есть два. Еще одно хранится в экспозиции музея Фанагории, и последнее в краеведческом музее Ростова-на-Дону. Четыре металлических зеркала с рукоятью в виде змееногой богини Деметры-Аппи.

- Слушайте, Месхель, это ж вам не покемоны, чтобы их всех вместе собирать. Никогда не понимал вашего брата — коллекционера.

- О нет! Не в коллекционировании дело. Что вы! Что вы, мальчик мой! Вы же читали «Книгу вавилонянина Безосса»! Что в списке у Эллиана, что у Агриппы есть этот фрагмент. Когда жрец Тузун Тун из храма Ваала в Уре подошел к зеркалу на вершине Зиккурата, с коего смотрели на звезды и изучали движения планет, он увидел в отражении не себя сегодняшнего, а себя мальчиком, также точно стоявшего перед тем же самым зеркалом много лет назад. Свет от зеркала Тузун-Туна улетел сквозь небесные сферы и отразившись от звезды, вернулся назад, спустя десятки лет. Разве не это мечта любого историка? Увидеть все своими собственными глазами?

- Красивая история. Жалко, что брехня! - фыркнул Ковалёв, посматривая на часы.

Месхель улыбнулся полубеззубым ртом.

- На дне коробки еще один подарок. Для вас. Я уже не успею им воспользоваться.

- Рано себя хороните.

- Меня рано хоронят химия и саркома. И груз земных дел. А ведь я видел, как в шестидесятых тут работал Блаватский. Они пытались найти Кремны на дне моря, но… всё прахом. Все прахом. Жаль, он не дожил до две тысячи пятого, когда вы их все таки нашли у подножья Каменной Лестницы. Дома, винные склады, бронзолитейную мастерскую… Но ведь не храм, Ассандр Владимирович. Здание храма так и не нашли. И вы знаете почему. Вы наизусть знаете «Античную лоцию» Агбунова, и старинную береговую линию спросонья нарисуете по памяти. Вы знаете где искать храм. А в храме алтарь. По вавилонскому ордеру, все как вы предполагали в своей монографии о культах Кабиров, Апотуры и Урании в северном Причерноморье. Если у вас есть друзья астрономы, побеседуйте с ними. Они наверняка подскажут, как настроить зеркала Тузун-Туна.

Месхель махнул рукой и зашаркал прочь. Два месяца спустя Ковалёв прочитал некролог в местной газете. Усопший был хорошо известен в определённых кругах города, и похороны не прошли незамеченными. Ковалёв на них не пришел, хотя его и звали.

Примерно через год на почтовый ящик таганрогского краеведческого пришло письмо из Института прикладной астрономии РАН. Секретарь разбирая корреспонденцию был слегка озадачен, но Ковалёв так быстро вырвал пакет у него из рук, что тот не успел толком удивиться. Еще около месяца ушло на работу с планом-картой оставленным покойным Месхелем. Старый прохиндей довольно близко подобрался к цели. Даже от чёрных копателей можно выдрать шерсти клок, если использовать их цинично и бессовестно, как одноразовый инструмент. Палео-астрономы ИПАРАН составили достаточно понятную схему античного звездного неба. Настолько точную, насколько позволяли данные древних звездных карт и современное компьютерное моделирование. Пришлось повозиться не один день, чтобы понять, как искомые звёзды расположены на небе сейчас и каким образом нужно ориентировать зеркала.

Оставалось только ждать… Ждать следующего года. Кавалёв был уверен, что злобный Аквилон в ноябре вновь ударит и его леденящее дыхание опрокинет набок корабли, и выдует воды из Таганрогского Залива. Дно над разрушенными храмом Кабиров обнажится вновь, и он отыщет древний поросший коростой и ракушками алтарь. Из Фанагории и Ростова уже ответили согласием. Они перешлют ему Зеркала из Елизаветинского-1 и Пять братьев-3 для сравнения с его экземплярами.

Год спустя Ковалёв вышел из дома держа в зубах ключи, а под мышкой картонную коробку. Его вновь накрыло облаком серого песка. Даже на дверной ручке остались четкие следы пальцев, а на бетонном крыльце отпечатки подошв. На дворе стояла кромешная темень. Как обычно, в городе перед отопительным сезоном отключали свет для профилактики сетей. И даже луна не появлялась на небосводе. Ковалёв дошел до Греческой и спустился по каменке к набережной. До самой Недвиговки дно залива было обнажено, как тело невесты в брачную ночь. Ковалёв двинулся в исхлёстанную ветрами мёрзлую пустынь и среди песка и инея отыскал камень, древний как само время, но еще хранящий на себе следы рук забытых мастеров. Четыре вновь отшлифованных зеркала он установил в пазы на камне, и с помощью отвеса и примитивной астролябии, принялся их настраивать, до тех пор, пока внезапно ночной мрак не исчез.

Ковалёв с изумлением поднялся и оглянулся. На храм, на расписные терракотовые статуи богов, на окружающих его людей, обнаженных или в хитонах и гиматиях, с лавровыми венками на челах. И там дальше за стенами и колоннами храма лежали город и дома давно истлевших людей, и гавань с длинными кораблями, и литейная в которой безвестный мастер изготовил четыре зеркала. И Ковалёв смотрел и ходил среди них, как призрак среди живых.