Улица Красина

Когда улица не просто улица. Очередная порция ностальгии.

Наверняка почти у каждого есть место, где когда-то деревья были большими, и зеленистее росла трава, а потом жизненными вихрями протянуло далее по курсу следования: в другой район, в столичный регион, в страну развитого капитализма. На другую планету.

У меня такое место имеется. Дом стоит, свет горит. Кирпичная "брежневка", четырнадцать, этажей. В трёх довольно просторных (про большие деревья не забываем) комнатах до девяностого года прошлого века жили мои бабушка с дедушкой, прабабушка, и дядя с тётей. К ним же переехал папа после развода. Забирал нас на выходные туда вместе с сестрой. Но как-то больше мне помнится, что я чаще без неё там зависал.

Забирался я с радостью. И на метро проехать, и папа будет со мной возиться все выходные. Бабушка будет баловать, дедушка щурить строгие глаза, прабабушка глуховато переспрашивать и улыбаться, а дядя подшучивать – всё мне это нравилось. Любил я эти выходные.

Метро – приключение, Маяковка – радость. Башку задирал, разглядывал "летательные" панно.

Выходили наружу, тут Владимир Владимирович и гостиница Пекин. Переходили на другую сторону Садового кольца. Там, в подворотне продавали свежеиспечённый грузинский лаваш. Мы заходили по пути, потом папа отрывал для меня горячий с пылу ломоть. Запах, кружащий голову, помню до сих пор. И то ощущение от предстоящего вечера субботы тоже живо во мне. Темно (почему-то обязательно осень или зима вспоминается), предвкушение вечера: папа сделал настольный хоккей, мы будем гонять шайбу; с дядей сыграем в щелкуны; дедушка расскажет чего-нибудь интересное; бабушка закормит, понятно, каким-нибудь очумело вкусным пирожком (и после лаваша шли бабушкин изобилия на ура).

Улица Красина до Революции называлась Живодёрка (названия менялись, но это наиболее звучное) – про неё у Гиляровского есть, хулиганье и отрепье там обитало, в основном. Потом назвали, как и известный ледокол, в честь советского деятеля Леонида Красина. Небольшая улица от Садового кольца до Тишинской площади. Центр, по нынешним меркам.

На Тишинской площади первое московское творение (жаль, не последнее) Церетели. "Дружба навеки". В народе назвали – "початок", "шампур" и "шашлык", за внешнее сходство. Колонна, на ней буквы грузинского и русского алфавитов образуют всякие дружественные слова. Возвели в честь двухсотлетия дружбы (подписание Георгиевского трактата) грузинского и русского народов. Была и вторая, парная часть. Где-то на военно-грузинской дороге. Во времена Мишико срубили к чертям. Дружба дала трещину.

Тишинский рынок шумел на одноимённой площади. Запомнился мне многочисленными дедами, которые продавали опарыша и мотыля. И всяким хламом – то, что сейчас зовут блошиными рынками. Со слов взрослых знаю, что продавали там и разный овощ, фрукты и мясо с рыбой. Как рынок выглядел, можно увидеть в фильме "Вокзал для двоих". Рыночные сцены снимали на Тишинке. И "Операцию "Ы"" тоже. Кинематографичный такой рынок. Был. Теперь крытый ТЦ там.

Чуть ли не каждые выходные мы ходили в зоопарк. Зоопарк рядом. Своих огорчений по поводу заточённых в клетки зверушек не помню, позже это пришло. А вот ароматы в пространстве, окружающем зоопарк, запомнились. Некоторые дома окнами прямо на клетки выходят. Как люди живут… А там ведь сейчас и элитное жильё понастроили. С видом на зоопарк. И с запахом от зоопарка.

Зимой всех развлекал морж – он заныривал и выскакивал из проруби. А дырок во льду несколько, поди, угадай, откуда. Публика замирала возле ограды. Он выныривал и фыркал ледяным фонтаном, народ визжал в восторге и прыскал в стороны.

Ещё обезьяны, конечно. Чуть ли не каждого примата я знал в лицо, так часто мы их навещали. А по картинкам на стенах уяснил, что главный враг павианов – леопард.

Поразился, когда увидел, как, пардон, справляет малую нужду слон. Мощный зверь, очень мощный, Вася.

Там же, на Баррикадной существовал детский в те годы кинотеатр "Баррикады" (такое там место, и брусчатка историческая, которой швырялись в девятьсот пятом году; говорят, ненастоящая она, брешут, наверное). Там музей анимационных кукол. Мы, киндеры, все дружно не любили эти кукольные мультики, но куклы всё равно с интересом разглядывали, приобщались к мультипликационной магии.

Ходили гулять и в другую сторону, на Патрики, Патриарший пруд. В те годы никакого булкаговского флёра не существовало, народ пользовался небольшим кусочком зеленухи в центре по-простецки – гулял безо всяких там лишних дум (в шахматы на лавочках тоже играли, да). Детвору привлекал дедушка Крылов со героями басен (такая там скульптурная композиция). В пруду плавали лебеди и утки. Зимой пруд превращался в каток. Лёд чистил трактор. Хорошо помню, как трактор это не раз проламывал лёд и торчал задними колёсами на берегу, клюнув дно ковшом.

С торца пруда (сейчас там ресторан) была переодевала и кафе. Я сижу румяный с мороза на лавке, папа расшнуровывает мне коньки, а со стены смотрят афиши с непонятными словами "Наутилус Помпилиус".

Ещё на выезде с Красина на Садовое был такой дворик с детскими горками в крошечном закутке с глухими стенами… я такие потом только в Питере видел. Сейчас застроили какой-то громадиной всё наглухо. Никаких вам двориков.

Близость Садового кольца позволяла смотреть на технику, шедшую на парад на Красную площадь воочию. Прогрохатывали танки, и мы торопились домой, к телевизору – как раз эти танки пёрли мимо Мавзолея.

Оттуда, с улицы Красина меня как-то разок, ещё совсем мелкого взяли на первомайскую демонстрацию. Папа таскал меня на плечах. Осталось ощущение общей весёлости, радости и праздника. Всеобщие распития в памяти не отложились.

Папа совершенно по-хулигански таскал меня на крышу дома – смотреть салюты. Виды оттуда были – огого! Или вот ещё - ходили на Площадь Восстания (Кудринская нынче), стояли прямо под этими хлопушками. Я глох от выстрелов, "давил лыбу" от счастья и всё старался следовать дедушкиному завету: "Гляди, чтобы черпак на голову не упал".

А ещё из окна хоть и площадь Красную видно не было, но в день седьмого ноября на домах вдоль проспекта Калинина (Новый Арбат) высвечивались окнами огромные цифры – 1917.

***

После того, как разменялись, разъехались, я попал на улицу Красина уже только в начале двухтысячных. Сердце защемило, и я особенно ощутил то, что какой-то швейцарский врач обозвал ностальгией.

А запах свежего лаваша неизменно ассоциируется с тем тёмным двориком, когда ещё через пятнадцать минут и бабушка… дедушка с прабабушкой живые … папа молодой… а радости полные штаны.