Динамическое повествование

  • Самородок
  • Опубликовано на Дзен
Динамическое повествование

Динамическое повествование


Хорошо, когда книга полна событий: интриги, предательства, погони, убийства. Но как быть с лирическими отступлениями, описаниями, экспозицией и прочими унылыми авторскими вставками? Есть ли способ их разнообразит так, чтобы следить за текстом было интересней, чем за сюжетом?

Об этом наш материал.

Немного теории.

Прежде чем приступить к «улучшению» своих нетленок, нужно различить два уровня, на которых разворачивается динамика текста:

  • Уровень событий (то, о чем автор говорит)
  • Уровень формы (то, как автор говорит)

Если о насыщенности сюжета написано достаточно, то о динамике языка начинающие писатели знают чуть менее чем ничего.

Мы говорить будем только о втором уровне, о форме.

Следующий шаг – определить понятия, чтобы не путаться, и введение нескольких исходных посылок.

  1. Текст (сама книга) – есть речь, эта речь кому-то принадлежит, даже если это лицо никак не определено.
  2. Лицо, которому принадлежит речь – есть рассказчик. Рассказчик – тот, кто рассказывает историю.
  3. Автор не есть рассказчик, автор один, в то время как рассказчиков в книге может быть несколько
  4. Автор может чередовать, соединять и разъединять голоса рассказчиков посредством грамматических и синтаксических конструкций.

Традиционное повествование от 3-го лица (как в «Пиковой даме») предполагает:

  1. Единство рассказчика (рассказчик в тексте один)
  2. Совпадение автора и рассказчика (голос рассказчика нейтрален, объективен, лишен избыточной оценочности)
  3. Рассказчик никак не представлен внутри текста, он находится за его пределами, вне времени и пространства (он знает, что думают герои, что чувствуют, он не стеснен физическим телом живого человека; рассказчик = всевидящее око)
  4. Текст достоверен – (все что в нем написано есть правда для мира внутри текста; данное свойство вытекает из предыдущих пунктов.)

Традиционное повествование от 1-го лица (как в «Капитанской дочке») предполагает:

  1. Совпадение рассказчика с персонажем. Рассказчик и есть герой истории (главный герой!)
  2. Единство рассказчика (рассказчик, от лица которого ведется история, один, он не меняется по ходу текста)
  3. Частичная ограниченность рассказчика (несмотря на то, что рассказчик есть персонаж собственной истории, он может знать чуточку больше, чем может знать его персонаж; к примеру, он может знать, чем закончится история)
  4. Текст достоверен – (все что говорит рассказчик – правда)

С эпохой модерна все эти скучные ограничения и привычки старых отцов нашли почетное место на свалке. Все чаще и чаще авторы нарушали правила, играли с фигурами рассказчика, автора и персонажей; меняли их местами, творили черт знает что.

Достоевский, вместо того, чтобы определиться от какого лица писать текст, зачем-то вводит в роман «писаря», который выступает свидетелем событий (как в традиции письма от 1-го лица), но сам «писарь» в событиях не учувствует, лишь достоверно их передает (как в традиции от 3-го лица) («Братья Карамазовы»).

Агата Кристи вообще нарушает незыблемое правило – ее рассказчик оказывает «вруном», и вся его речь отмечена лукавством («Убийство Роджера Экройда»).

Набоков – тот так вообще, что ни рассказ, то издевательство или эксперимент над классическими формами («Набор», «Другие берега», «Полдец»).

Новая повествовательная форма обрела имя «свободный косвенный дискурс».

Рассмотрим же теперь то, как этот «свободный косвенный дискурс» поможет разнообразить письмо начписа.

«Зазор»

При описании поведения персонажа мы подаем его либо посредством внешнего описания (он идет, он пошел), либо через внутреннее описания, когда персонаж как бы комментирует собственные движения (я пошел, я иду).

Но что будет, если персонаж начнет говорить о себе в 3-м лице? Станет, подобно рассказчику, внешним образом описывать собственные же чувства и поступки? Результатом будет зазор между речью и ее содержанием.

«Мазепа, в горести притворной,

К царю возносит глас покорный.

"И знает бог, и видит свет:

Он, бедный гетман, двадцать лет

Царю служил душою верной;

Его щедротою безмерной

Осыпан, дивно вознесен...

О, как слепа, безумна злоба!..

Ему ль теперь у двери гроба

Начать учение измен

И потемнять благую славу?»

(Пушкин «Полтава)

Первые две строки – слова автора. Далее же, после скобок, идут слова самого Мазепы, его прямая речь. Однако, персонаж, вопреки повествовательным нормам, говорит о себе в третьем лице, как о посторонней фигуре. Говоря так, персонаж выражает отношение к самому себе. Это отношение по определению пафосное, эмоционально заряженное; оно может быть как возвышенным, иронично сниженным, выражающим опеку, негодование. Это может быть отношение разных личностных фигур: взрослого к ребенку; матери к сыну; господина к рабу (или наоборот: раба к господину).

Грамматическая форма 3-го лица задает дополнительную фигуру, внешнюю по отношению к персонажу. Герой как бы делает шаг в сторону и раздваивается; он один смотрит на себя другого и оценивает (относится).

Еще одна вариация данного приема – обращение персонажа к самому себе. Так в стихотворении Р. Рождественского «Монолог женщины» лирический герой комментирует действия:

«...А может просто плюнуть и уйти, и пусть его терзают угрызенья!

(Ну-ну, шути, родимая, шути! Нашла ты славный повод для веселья...)»

Таким образом, посредством «зазора» можно не только разнообразить повествовательную речь, но и дополнительно раскрыть персонажа. Описанный прием хорошо сочетается со следующим ходом.

Несобственная прямая речь

Для традиционного повествования характерно четкое разграничение слов автора и слов персонажей. Эти две речи принципиально удерживаются раздельно, не допускается никакого смешения. Есть речь прямая – то, что говорят герои; есть слова автор – те длинные описания и комментарии, которые помогают нам как-то ориентироваться в тексте.

Такое различение выглядит чисто функциональным. Слова автора, так как они описательны, выступают заменой, эквивалентом зрительного восприятия. Автор видит историю, а мы – нет, и, чтобы мы тоже увидели, он описывает то, что видит сам.

Но что может предложить нам современное повествование?

Мы можем соединить воедино голоса автора и персонажа, сделав так, чтобы текст вроде был авторским, а с другой стороны – содержал следы чувств и переживаний персонажа.

Возьмем «Скрипку Ротшильда» Чехова.

«Городок был маленький, хуже деревни, и жили в нем почти одни только старики, которые умирали так редко, что даже досадно. В больницу же и в тюремный замок гробов требовалось очень мало. Одним словом, дела были скверные.»

Вот слова автора, которыми начинается рассказ. Однако, в противоположность традиционному подходу, в них слишком много «субъективного». Это и сугубо оценочные суждения, вводные слова, ирония. Возникает вопрос – а кому принадлежат все эти «чувства»? И далее Чехов вводит персонажа – гробовщика Якова.

«Если бы Яков Иванов был гробовщиком в губернском городе, то, наверное, он имел бы собственный дом и звали бы его Яковом Матвеичем; здесь же в городишке звали его просто Яковом, уличное прозвище у него было почему-то Бронза, а жил он бедно, как простой мужик, в небольшом старой избе, где была одна только комната, и в этой комнате помещались он, Марфа, печь, двухспальная кровать, гробы, верстак и всё хозяйство.»

Из текста мы понимаем, что описанное отношение может принадлежать только сознанию самого Якова. Это ему досадно, что в деревне мало кто умирает (вспомните про «убытки» от того, что полицейский умер в городе, а не в деревне). Это у Якова дела скверные от того, что в тюремный замок требуются мало гробов.

Чехов на уровне языка предваряет появление героя; сперва звучит голос персонажа, и только потом на сцене появляется сам персонаж. Такой ход, словно монтаж в кино, позволяет читателю посмотреть на события буквально другими глазами; автор переносит «камеру» в сознание Якова и рассказывает историю с его позиции.

Очевидно, таких переходов и скачков может быть множество, и «скакать» можно каждый раз в другого персонажа, сохраняя при этом возможность вернуться к нейтральному «объективному» описанию.

Опишем условия приема.

  1. Эгоцентрические элементы – это слова, которые центрируют высказывание относительно говорящего. Сюда включают дейксис, модальность, оценочные слова, диалогические слова, показатели экспрессии (я, вон, вот, кажется, наверно, пожалуй, неожиданно, прекрасно, между прочим, увы, например). Само наличие этих слов подразумевает говорящего, они указывают на то, что высказывание «кому-то принадлежит».
  2. Вводные слова, риторические фигуры (отступления, прелюдии, просьбы, указания и т.д.) – устные фигуры речи, которые нехарактерны для письменной речи.
  3. Оценочные суждения, избыточная лексика, личностные характеристики речи. У каждого человека есть его речевой профиль: особенности построения фраз, логика суждения, выражения и понятия, экспрессивность. Они выступают маркерами субъекта. Подражание автором в повествовательной речи голосу персонажа и создает «несобственную прямую речь». Возникает ситуация, в которой рассказчик как бы цитирует слова, выражения, мысли персонажа, не ссылаясь к нему напрямую.

Из описания приема следует, что автор может как подражать голосу определенного персонажа (пр. Чехов), так и просто давать волю своему голосу, как бы разрушая четвертую стену (см. «Шинель» Гоголя). Во втором случае создается эффект «сказа» - ощущение того, что автор буквально здесь и сейчас в живую рассказывает историю (рассказывает в буквальном значении – как рассказывают анекдот).

Игра со временем и пространством.

Игра со временем не относится к свободному косвенному дискурсу, зато она относится к динамике повествования, поэтому я, все же, включу ее в этот список.

Думаю, вы обратили внимание, что грамматическим временем «по умолчанию» в литературе выступает прошедшее время. Автор пишет историю так, будто она уже свершилась, так, словно он ее вспоминает, а не описывает здесь и сейчас. Так и начпис пишет весь текст, от начала до конца, в банальном прошедшем времени. Более того, временная несогласованность, когда некоторые фрагменты оказываются в другой грамматической форме, воспринимаются как ошибка.

Я покажу, как из «ошибки» извлечь динамический эффект.

В повествовании время выполняет (помимо семантической) еще и динамическую функцию, оно задает темп. Чем больше его охват, чем дальше «время» смотрит в прошлое, тем более массивным и густым оно ощущается. И наоборот, чем ближе «время» к положению «здесь и сейчас», тем более оно текуче. Пару «прошлое – настоящее» можно сравнить с увеличительным стеклом: «далеко – близко» или «масштабно – детально».

Переключения между «далеко – близко» задает ощущение темпа «медленно – быстро». Игра этими категориями и заключает в себе динамику повествования.

Когда вы описываете природу или городской пейзаж, внешность персонажа или его перемещения по сюжету, необязательно использовать только лишь форму прошедшего времени. Вкрапления времени настоящего, а то и будущего, разнообразят повествование.

Обратите внимание, что события рассказа кажутся «прошлыми» исключительно для автора (и рассказчика), для самих персонажей события – самое что ни на есть настоящее. Рассказчик доктор Ватсон знает, чем закончится очередное дело Холмса, а вот персонаж Ватсона (сам Ватсон во время приключения) не знает и не может знать концовки. Поэтому, когда автор переключается на персонажа, повествуя события от его лица (из его места), то настоящее время просится само собой.

Воспоминания, ощущения здесь и сейчас, процесс восприятия, мышление – все это лучше давать в настоящем времени, так, как только в настоящем эти описания имеют смысл как «процесс», но не как «факт». Воспоминание возможно только в настоящем, в прошлом оно оказывается «воспоминанием про то, как я вспоминал».

Лирические отступления, описания природы или города (пейзаж) лучше давать в смешанной форме; то приближая, то отдаляя «камеру»; то ускоряя, то замедляя течение событий.

Особую лиричность задает будущее время.

Будущее время - это забегание вперед. Автор знает, чем закончится история, знает, что будет дальше; это описываемый им мир «не знает», и форма будущего времени как бы смотрит чуточку вперед.

«…По улице навстречу друг другу идут мужчина и женщина. Они очень серьезны: смотрят куда-то вдаль, при этом совершенно не замечая того, что творится у них под носом. Они думают о делах, о предстоящем рабочем дне, о ненужных встречах, о договорах, проектах, и даже не подозревают, как в следующую минуту измениться их жизнь. Вот сейчас они подойдут к двери магазина, и женщина, совершенно случайно, споткнется о кем-то оставленную бутылку. А мужчина, от неожиданного женского крика, который прокатится по всей улице, выронит чемодан, расставит руки в стороны и схватит её, как Эшли Уилкс свою Скарлетт.

Женщина кричит, мужчина роняет чемодан: она оказывается в его объятиях…»

Игра со временем, как и другие приемы, задает фактуру текста. Тем, что она задействует новые пространства, задается динамика повествования, возникает ритм. Переклички, изменение темпа, приближение и отдаление «взгляда» автора при описании событий – все это удерживает внимание читателя, завораживает его. И если он может предугадать следующий сюжетный поворот, знает, чем закончится история (так как он читал тысячи историй), но он никак не может предугадать, из какого ракурса, какой «камерой» автор будет подавать свою историю. Быть может, разместив взгляд на месте маленького мальчика, банальная битва главного злодея и главного героя увидится совершенно иначе. Что есть битва Бэтмена и Джокера на крыше часовой башни, как ни танец двух ряженых мужиков?

Заключение

Указанный перечень приемов не претендует на полноту. Воспринимайте их как указания направлений, в котором может двигаться писательская мысль. Повествование сравнимо с монтажом в кинофильме: его влияние неоспоримо велико несмотря на то, что мы словно бы и не замечаем такового.

Попробуйте поиграть с масштабом, темпом подачи событий, временными забегами вперед и возвращениями. Выберите небольшой описательны фрагмент или сцену, и подайте ее с разных позиций. Не бойтесь тренировать в себе чувство языка.

P.S.

Чукча не только читатель, но и писатель.

Ознакомиться с моим текстом, где я активно использую перечисленные выше приему, вы можете как в текстовом виде, так и в аудио.

С уважением ваш, Гробарь.

+12
14:30
3356
17:08
+1
Сейчас прочитала бегло, очень интересно и полезно, обязательно перечитаю более вдумчиво.
17:24
+2
С хорошими людьми нужно делиться хорошими вещами, особенно если ты опробовал их сам.
22:06
+1
Банальное прошедшее время *рукалицо*
Стесняюсь спросить, а вы в курсе, что каждый инструмент и метод должен быть уместен? Применять определение *банальный* к прошедшему времени это всё равно что сказать: вот, мол, банальный танк, с гусеницами и приземистым корпусом. Тот факт, что гусеницы и форма корпуса продиктованы определёнными причинами (равно как и повсеместное использование прошедшего времени), вас почему-то не волнует.
Комментарий удален
12:16
+1
Это уже тоже банально. То ли дело роботизированный дом под защитой заклинания на основе волоса единорога из Гравити Фолз… crazy
Комментарий удален
15:14
роботизированный дом под защитой заклинания
Тоже банально. Это уже было у Миядзаки
Комментарий удален
18:38
+2
Написано замечательно, но много букв.
Я до сих пор помню учебник русского языка советского разлива, где главное выделялось рамкой, а железобетонное — жирным шрифтом. Плюс — бац! пример, мелким шрифтом. А то и два. Для закрепления.
Так заходит легче.
Прошу пардона за мой французский.
20:07
+2
На то он и учебник, чтобы в рамке и бац)
А во вторых, здесь не особо любят учиться и тех кто учит.
Если вам заметка чем-то помогла — уже хорошо.
Хотя идея учебника мне нравится.
20:17
+1
Здесь непонятно кто и что любит. Точнее, демократия, кто во что горазд. Если отнять сковородки и турниры, конечно. Там коллективизация.
Разумеется, помогла. Точнее, напомнила, чтоб не заносило.
Кстати, насчёт помощи-не помощи. Я знаю массу авторов, делающих с завидным постоянством одни и те же ошибки. Словно запруды стоят в некоторых отделах мозга. Сам такой.
И снова лезет советский разлив. А не появилась та запруда на месте пропуска занятий по русскому языку? Когда в память укладывалось грамотно и штабелями. Вот из-за этого и появилась прореха. И штабель клонится.
А?
20:34
+1
во-во, пляска в разножопицу)))
А вот повторение привычных ошибок — вопрос интересный, так как причин может быть множество. Лучше плясать от конкретного случая.
Пропускать занятия по русскому — дело не страшно, сомневаюсь, что там закладывалось какое-то знание, которое невозможно наверстать в данный момент.
Штабель клонится, вероятно, за счет шаблонов мышления, эдаких «готовых» вариантов ответов. А шаблоны возникают вследствие экономии энергии — упрощения. Возьмем шаблоны в кино — когда-то они были решениями какой-то художественной задачи, а потом стали готовым ответом на все вопросы.
Все усложняется тем, что нельзя избежать шаблонов без понимания сути дела. Если автор не знает как, почему, и (самое главное) зачем он делает в тексте тот или иной ход, и делает его лишь потому, что так было в Симпсонах — он обречен на вечное повторение (тех самых ошибок).
20:41
Грамотно. Казисто.
Но есть нюанс. А когда ещё, кроме как в школе, закладывалась система? Едва каждый тридцатый тут закончил литературный институт.
Чтение — другой уровень восприятия. Красть обороты — не выход.
20:55 (отредактировано)
+1
В сегодняшней школе — точно не закладывают)
Сейчас образование — это обучение комментарию к тексту, а не письму худ. текста (для примера, еще в 17в во франции на уроках литературе учили именно как писать художественные тексты).
Сейчас никто никому ничего не должен, значит — обучение дело личное.
Самообразование никто не отменял: читать критиков, теорию литературы, анализировать других авторов. Алгоритма нет, нет «справочника 100 и 1 сюжет». Что делать?

Для начала, отказаться от «очевидных ответов», занять позицию умеренного скептизима и шаг за шагом выстроить теорию (но уже свою, отрефлесированную) литературы.

А вы что пишете и зачем? Какой ваш интерес в этом деле?
21:07
+1
Да-да, школа предоставляет услугу.
Самообразование у умного человека происходит самотёком. Как ручеёк заполняет пустые впадины. Системность, хм. Мне, например, Нора Галь не зашла. Точнее, готов с ней поспорить.
Очевидный, потому так и называется, что иногда не хватает доводов согнать его с пьедестала. И возникает вопрос — а судьи кто?
На кого равняться. С литературой я сделал осознанный выбор. На то ушли годы. А.Толстой, Френсис, Даррелл, Моруа, И.Шоу, Ремарк.
Подбор стрёмный, но его роднит одно — замечательный литературный, образный и лёгкий язык. А англичане придают ему тонкую иронию.
Я автор. Не писать уже не могу. Ищу в себе дно. Или хочу измерить глубину.
21:15
+1
О, вот это другое дело)
Я бы с вами пообщался на эти темы. Я как раз занимаюсь литературными исследованиями, но скорее с позиции устройства текста и механизмов его восприятия.
Предлагаю продолжить беседу в другом месте. Напишите мне в ЛС, там определимся. Ок?
21:44
+2
Протестую! Вас читать интересно, общайтесь дальше здесь, пожалуйста. Ну, или, как минимум, протокол переписки на стол:)
22:56
+1
даже так?!
хорошо, сделаем протокол. отчет, так сказать.
20:07
19:08
+2
Прекрасная работа. Интересная тема. Вот бы её разобрать по винтиаам. Автору спасибо. Пожелание и в дальнейшем просвещать нас. Плюс от меня огромный!
20:27
Спасибо)
Загрузка...
@ndron-©