6 мая - день рождения с историей

Ковидская весна все же не остановила наступление моего дня рождения. И отмечу я его с Вами еще одним эссе об одном весьма известном человеке, родившимся со мной в один день.

Зигмунд Фрейд – одержимый основным инстинктом

В небольшой комнатушке в доме 117 на Шлоссергассе — Слесарной улице города Фрейберг Австро-Венгерской империи 6 мая 1856 года (1 ияра 5616 года по еврейскому календарю) в семье Якоба Кальмана и Амалии Фрейд родился их первенец. Ребенок появился на свет «в рубашке» — его шейка была обмотана пуповиной, что испокон веков считалось знаком того, что младенцу уготовано некое особое — счастливое, а возможно, и великое — будущее. Якоб назвал сына Шломо (Соломоном) — в честь своего отца, умершего за несколько месяцев до этого. Амалия прибавила к этому имени еще одно — Сигизмунд.

Надо заметить, что выбор матери второй части имени был не очень удачным. Кончено это не певица Нюша назвавшая дочку Симбой. Но дело в том, что Сигизмундом звали обычно героя ходивших в то время по Австро-Венгрии антисемитских анекдотов, и само это имя поневоле превратилось в объект насмешек. Фрейд терпеть не мог, когда кто-то вспоминал об этом его имени. Он морщился при самом его звучании и всегда представлялся как Зигмунд. В 17 лет Фрейд официально сменил имя Сигизмунд на Зигмунд и именно с ним вошел в историю.

Корни семьи Фрейда уходят в Восточную Европу – в Галицию, которая ныне включает в себя Львовскую, Ивано-Франковскую и Тернопольскую области Украины. Почти с тем же презрением, с каким евреи Берлина, Парижа и Вены относились к «ост-юден», все остальные «ост-юден» относились к евреям из Галиции — галицийцам, или, как они сами их называли, «галицианцам». От них старались держаться подальше. Про них сочиняли анекдоты. Даже их диалект идиш служил поводом для насмешек. Само слово «галицианец» стало синонимом мужлана, невежды, недотепы, нищего попрошайки. Фраза «По происхождению он — галицианец» обычно сопровождалась у евреев присловьем «не про нас будь сказано».

Сама фамилия Фрейд (в оригинальном произношении Фройд) и на немецком, и на идиш означала «радость», «веселье» и была взята еще дедом Зигмунда после того, как указом от 7 мая 1789 года австрийским евреям было предписано выбрать себе немецкие фамилии.

Это была счастливая семья. Отец любил мать, та вроде бы отвечала ему взаимностью, не смотря на то, что на момент бракосочетания вдовцу Якобу Кальману было сорок лет, в Амалии девятнадцать. Они обожали своего первенца, и с неменьшим обожанием к малышу относилась и его няня Моника, начавшая уже в два года внушать своему воспитаннику, что он обладает выдающимися талантами и станет великим человеком. Маленький Сиги был и любимцем соседской семьи Зайиц, они восхищались его изобретательностью в создании игрушек из стружек и других отходов слесарного производства.

Но у этой благополучной семьи были свои тайны, на которые Фрейд не раз намекает, а порой и открыто говорит в самых различных сочинениях. Так как он ребенком обретался в одной маленькой комнатке с родителями, то он, по меньшей мере, теоретически должен был хотя бы раз стать свидетелем близости между родителями. Кроме того, Фрейд часто говорил о том, что немалую роль в его сексуальном просвещении сыграла его «старая няня» Моника Зайиц. Он называл ее своей «первой возбудительницей», первым «наставником в вопросах секса», но никогда подробно не рассказывал, что́ именно следует под этим понимать, а свои юношеские дневники уничтожил. Версий, в том числе, что няня была любовницей отца и юный Сиги видел все, что между ними происходило. Есть еще одна неясность в жизни семьи Фрейдов этого периода: характер взаимоотношений Амалии с одним из старших сыновей Кальмана Якоба от первого брака, своим сверстником Филиппом. Кальман Якоб часто отлучался из дома по торговым делам, и, видимо, по городку поползли слухи, что Амалия находится в любовной связи с пасынком.

После распространения слухов о любовной связи Амалии и Филиппа Фрейды не могли оставаться во Фрейберге. Семья перебиралась в Вену. Здесь Фрейд прожил почти 80 лет, и который он равно, или, как часто говаривал он сам, любил и ненавидел.

Фрейд успешно сдал экзамен в Венскую городскую гимназию и был принят туда годом раньше, однозначно свидетельствует о его поистине выдающихся способностях к учебе, которые он проявил и в последующие школьные годы. Амалии и Кальману Якобу было ясно, что Бог или судьба послали им настоящего вундеркинда, чудо-ребенка, и все силы семьи были брошены на то, чтобы у Сиги были все условия для учебы — пусть и в ущерб другим детям. Несмотря на то, что квартира Фрейдов была явно мала для семьи, в которой в 1865 году было уже шестеро детей (а в 1866 году к Сигизмунду и пятерым дочерям прибавился еще один сын — Александр Готхольд Эфраим), для него была огорожена отдельная комнатка. Невзирая на катастрофическую нехватку денег, Сиги покупались все требуемые им книги, а затем, когда он уже был в старших классах, Кальман Якоб вообще разрешил ему открыть кредит в книжной лавке. Наконец, когда Сиги заявил, что упражнения старшей сестры Анны на фортепиано мешают ему сосредоточиться на выполнении домашних заданий, занятия Анны музыкой были прекращены.

К 14 года у подростка Шломо Сигизмунда Фрейда благодаря учителям прибавилась новая черта характера — ненасытная жажда познания, интерес ко всему новому, стремление докопаться до самой сути явлений, происходящих в живой и неживой материи. Тогда же стало ясно, что по самой своей природе он трудоголик: вернувшись из гимназии, Сиги мог просидеть в своей комнате за учебниками до полуночи, а то и дольше — с тем, чтобы утром блеснуть перед учителями и товарищами по классу целым каскадом дополнительных, отсутствующих в учебниках сведений. Впрочем, немало времени подросток уделял и чтению беллетристики, залпом прочитывая всё, что попадалось под руку. Если учесть, что именно в те годы на книжном рынке Вены стала появляться наряду с первоклассными романами откровенно порнографическая литература, то можно предположить, что в руки Сиги попадали и такие книги. Не исключено, что их страницы будили его воображение, нередко вызывали новое, незнакомое до того желание обладать женщиной.

При этом юный Фрейд еще в детстве воспринял те строгие моральные нормы, которые, по меньшей мере внешне, исповедовала его семья, и оставался (опять-таки по меньшей мере внешне) верен им всю жизнь. Во всяком случае, заметив однажды в руках у сестры Анны томик Дюма, он поспешил отобрать у нее книгу, заявив, что «подобное непристойное чтение развращает девушку», так как образы Констанции Бонасье и Миледи давали явно дурной пример для подражания. Когда же в гости к Фрейдам приехал подбиравшийся к шестидесятилетию дядюшка из Одессы и стал свататься к пятнадцатилетней Анне, Зигмунд прямо сказал матери, чтобы та не зарилась на дядюшкины миллионы, а велела бы убираться этому «старому развратнику» к себе в Россию.

Но здесь же в гимназии Фрейд столкнулся не только с погружением в обширные области знаний, но и столкнулся с антисемитизмом.

В последний год Сиги в гимназии летело со скоростью курьерского поезда, следующего из Вены в Берлин. В мае ему предстояло сдавать экзамены на степень бакалавра, и он с головой погрузился в учебу. Математика его раздражала, биология вызывала интерес, но отнюдь не захватывала. Зато просиживание над латынью, греческим, литературой доставляло подлинное наслаждение

К маю 1873 года, Фрейд принимает окончательное решение: он будет поступать на медицинский факультет. Но у юного Фрейда, как и у тысяч других его еврейских сверстников, выбор был невелик. Философия и история не считались у еврейских родителей «достойными профессиями», позволяющими зарабатывать на жизнь. Юриспруденция, как уже отмечалось, была для них закрыта. Коммерция ассоциировалась с ненавистным «торгашеским духом» отцов. Таким образом, те еврейские юнцы, у кого не было технического склада ума или достаточной смелости, чтобы попробовать себя в искусстве, шли в медицину

1879–1881 годы прошли для Фрейда под знаком напряженной учебы. Он продолжает заниматься научной деятельностью в институте фон Брюкке, но при этом прослушивает и сдает экзамены по всем курсам, обязательным для получения диплома врача. Большую часть свободного времени он проводит в доме Йозефа Брейера, отношения с которым становятся всё более и более близкими. «Он стал, — писал Фрейд впоследствии, — мне другом и помощником в трудных условиях моего существования. Мы привыкли разделять друг с другом все наши научные интересы. Из этих отношений, естественно, основную пользу извлекал я».

31 марта 1881 года Фрейд взял первый барьер на пути к карьере преуспевающего врача: на торжественной церемонии, в присутствии всех членов семьи их близких друзей он получил диплом доктора медицины. В этом же году он принял предложение профессора фон Брюкке занять должность штатного демонстратора в его институте.

А в апрельский вечер 1882 года его ждало судьбоносное знакомство. Когда он, вернувшись с работы, застал в доме гостей. Одного взгляда на сидевшую за столом даму в строгом чепце и молодого человека в ермолке и черном костюме ему хватило, чтобы понять, что гости принадлежат к числу глубоко религиозных евреев-ортодоксов, к которым он относился, мягко говоря, без особой симпатии. Когда ему представили фрау Эммелин Бёрнейс и ее сына Эли, Зигмунд вежливо, но вместе с тем скептически улыбнулся. Затем очередь дошла до подруги сестры Анны, Марты Бёрнейс, которая сидела за столом и резала яблоко. Она привстала, сделала легкий книксен и продолжила есть яблоко. А Зигмунд так и остался стоять и смотреть, как она чистит яблоко и никак не мог оторвать взгляд от нее.

Никогда до того не ухаживавший за девушками Фрейд напросился в гости к Бёрнейсам. Потом осмелел настолько, что предложил Марте, семья которой за 11 лет до того перебралась в Вену из Гамбурга, показать ей «настоящую Вену и ее красоты». Фрау Эммелин Бёрнейс милостиво согласилась на эти свидания, оговорив, что, как и предписывает еврейская традиция, молодые люди будут гулять не одни, а в сопровождении Минны — младшей сестры Марты. Дальше следовали прогулки, обмен письмами, фотографиями и тайными рукопожатиями. А после Зигмунд делает Марте предложение и получает согласие. Но не все было так просто. Родителям Зигмунд, нищий докторишка и атеист, пришелся не по душе, да и сам Фрейд не решался жениться, пока не обретет достойного заработка. Так что Фрейд приступил к работе в Венской больнице. С этого, по большому счету, и началось его обучение практической медицине. Именно здесь от Брейера он узнал о болезни Берты Паппенгейм, зашифрованной под псевдонимом Анна О, которую первый лечил гипнозом, но так и не вылечил до конца, но с этой истории как считается и произошло зачатие психоанализа. А в 1884 года в жизни Фрейда начинается период, который один из его биографов называет «эпизодом с кокаином».

Фрейд стал принимать очень маленькие дозы от депрессии и несварения желудка и «добился прекрасных результатов». В письме он сообщает Марте, что шлет ей кокаин, чтобы «она стала крепче и румянее». Судя по всему, Фрейд в тот период считал кокаин едва ли не панацеей от всех болезней — от невралгии, диабета, сердечных заболеваний и т. д. К тому же на основе собственного опыта приема кокаина Фрейд пришел к выводу, что тот утоляет чувство голода, значительно повышает работоспособность, настроение и — на что он немедленно обратил внимание — усиливает сексуальное желание и продуцирует сексуальные фантазии. В этом порыве, да еще и явно пребывая в состоянии наркотического опьянения, он и пишет статью «О коке». Но в 1887 году, когда в медицинских журналах всего мира одна за другой стали появляться статьи об опасности кокаина, Фрейд отказывается от своих взглядов, но делает это крайне осторожно — так, чтобы сохранить свою репутацию. Он пишет не об опасности кокаина как наркотика вообще, а о его опасности для морфинистов и выдвигает гипотезу, что опасен не сам кокаин, а способы его применения.

Через некоторое время Фрейд отбывает в Париж и приступает к стажировке в клинике «Сальпетриер» у профессора Шарко. А после перебрался в Берлин и вернулся в Вену, где арендовал две комнаты в доме неподалеку от Венской ратуши, одну из которых он выделил для приема пациентов. Жена Брейера помогла ему изготовить вывески у входа в квартиру и на улице, извещающие, что именно здесь ведет прием пациентов доктор Зигмунд Фрейд, специализирующийся на нервных болезнях. 25 апреля 1886 года в газете «Нойе фрайе прессе» было опубликовано объявление о том, что доктор Фрейд ждет своих пациентов по адресу Ратхаусштрассе, 7. При этом в объявлении особо подчеркивалось, что доктор преподает в университете и полгода провел в Париже — это должно было привлечь к нему пациентов. Так началась деятельность Зигмунда Фрейда как частнопрактикующего врача.

Ну, а 13 сентября 1886 года в ратуше Вандсбека Зигмунд Фрейд и Марта Бёрнейс зарегистрировали свой брак. 14 сентября они уже стояли под хупой — свадебным балдахином. Еврейский свадебный обряд проводил дядя Марты Элиас, а Фрейд покорно повторял за ним все требуемые слова на иврите. Семья Бёрнейс все же смирилась с выбором дочери. За годы совместной жизни у них родилось шестеро детей — Матильда (1887—1978), Мартин (1889—1969), Оливер (1891—1969), Эрнст (1892—1966), София (1893—1920) и Анна (1895—1982). Со временем Марта, занятая детьми и хлопотами по дому, всё больше становилась обычной еврейской матроной. Период нежных писем остался позади, и хотя влечение к ней сохранилось, Фрейд уже не видел в супруге той романтической девушки, с которой хотелось делиться самыми сокровенными мыслями и планами. И не спешил домой, а шел в гости к старому другу Йозефу Панету, где обычно собирались его друзья для игры в тарок и обсуждали литературу, новости и прочие интеллектуальные вещи. Правда со временем в их доме поселилась сестра Марты Минна, та самая, которая сопровождала их на свидания и которая помогла сестре по хозяйству. Ее личная жизнь не сложилась, так как жених разорвал помолвку с ней из-за своей болезни – туберкулеза. Фрейд был близок со свояченицей, совершал с ней путешествия по Австрии и Италии. Многие биографы считают, что их отношения не были платоническими, а у них был самый настоящий плотский роман и Фрейд жил фактически с обеими сестрами. Но документов и прямых свидетельств этому нет.

А к Фрейду уже стали приходить его первые пациенты. В 1887–1892 годы доктор Зигмунд Фрейд принимает больных неврастенией или тех, кто считал, что он ею болен. В большинстве своем это были женщины, и по мере роста популярности молодого врача его пациентки становились всё богаче. В 1888 году одной из таких пациенток стала жена банкира Анна фон Либен, которая обладая огромными связями, открыла начинающему врачу двери во многие богатые дома Вены, а будучи попечительницей благотворительной медицинской организации, поставляла ему всё новых пациентов, визиты которых сама же, по сути, и оплачивала.

Так и начался рождаться психоанализ. Фрейд (как на своем опыте, так и на опыте некоторых своих пациентов) всё больше и больше утверждается в мысли, что определяющим началом в жизни человека является именно его сексуальная жизнь. Нарушение ее нормального течения, неудовлетворенность ею являются основной причиной как неврозов, так и, возможно, многих других заболеваний. Фрейд окончательно приходит к мысли, что секс детерминирует все стороны жизни человека, и задается целью создать строго научную, почти математическую теорию о влиянии секса на состояние здоровья. Будучи учеником Мейнерта и фон Брюкке, а значит, и последователем механистических идей о том, что в живых организмах действуют те же законы, что и в неживой природе, Фрейд пытается сформулировать некий «закон сохранения сексуальной энергии». Эта энергия накапливается в организме и затем в ходе «нормального сексуального акта» выплескивается наружу, приводя организм в умиротворенное «нулевое» состояние. В случае же если эта энергия не находит выхода или же находит неправильный выход, то это приводит к выработке в организме неких отравляющих веществ, порождающих неврозы и другие заболевания. Таким образом, мужчины и женщины, страдающие от сексуальной неудовлетворенности, не дающие выход своим сексуальным запросам, наносят колоссальный вред своему организму и поневоле превращаются в неврастеников, а также, не исключено, начинают страдать и сердечными заболеваниями. Но не исключено, что эта теория возникла у Фрейда не только на основе наблюдения за пациентами, но и — как и все прочие его теории — на основе личного опыта сексуального воздержания.

Фрейд начал оформлять свои теории в книги. Так, появились его «Этюды об истерии», «Толкование сновидений», «Психопатология обыденной жизни», «Три очерка по теории сексуальности», «О психоанализе», «Печаль и меланхолия», «Я и Оно» и ряд других. И за этих своих теорий он разругался со многими друзьями, как например с Брейером. Но психоанализ становился новым явлением в медицине и науке. К Фрейду потянулись единомышленники, многие их которых стали и продолжателями идей Фрейда, и открывателями своих теорий, как например Шандор Ференци, Карл Густав Юнг, Альфред Адлер, Сабина Шпильрейн. Так, 1909 года трое в лодке без собаки: Фрейд, Юнг и Ференци отправились в США. «Неужели они не знают, что мы везем им „чуму“?» — растроганно сказал Фрейд Юнгу. Многие потом скажут, что «чуму» он принес всей планете. Правда горячая дружба с Юнгом и Адлером закончилась разрывом. Фрейд был человеком авторитарного характера и не признавал чужих теорий и мнений, что и приводило к ссорам с разными людьми.

Первую мировую войну наш доктор пересидел в Вене. Правда столица упала, пациенты поредели, экономический доход семьи упал, но Фрейд не прекращал своих занятий. А в феврале 1923 года Фрейд заметил у себя на внутренней стороне челюсти справа от нёба новообразование — язвочку, которая при давлении вызывала боль. Диагноз – раковая опухоль. Фрейд был заядлым курильщиком, и эта привычка не прошла для него без последствий. В результате хирург, удалил большую часть правой челюстной кости, значительную часть нижней челюстной кости, слизистой оболочки щеки и языка, а после был установлен временный протез. Так Фрейд вынужден был бороться со смертью и продлилась эта борьба без малого 16 лет. Он перенес множество тяжелых и мучительных операций.

В соседней Германии настали времена Третьего Рейха, где все еврейской объявлялось чуждым арийской культуре. И другой доктор, только философии, отправил книги Фрейда на костер. А после аншлюса Австрии под угрозой был он сам. Фрейда и его семью спасло покровительство Мари Бонапарт, правнучки знаменитого Наполеона, и большой поклонницы психоанализа. Фрейд перебрался в Англию. Последней его работой стал очерк «Моисей и монотеизм», где он объявил Моисея не евреем, а египтянином и что египтяне первыми сформировали монотеистическую религию и передали ее евреям. За это многие евреи до сих пор на него обижены. В феврале 1939 года личный врач Фрейда Макс Шур заподозрил, что рак окончательно вернулся. В щеке возникла гангрена, и его кровать пришлось защищать от мух противомоскитной сеткой. Дочь Анна ухаживала за ним, вставая каждую ночь по нескольку раз, чтобы опрыскать его рот обезболивающим средством. И вот 21 сентября 1939 года Фрейд взял Шура за руку и сказал: „Мой дорогой Шур, вы, конечно же, помните нашу первую беседу. Тогда вы пообещали не оставить меня, когда придет мое время. Теперь это превратилось в сплошную пытку и больше не имеет смысла“. Шур сказал, что всё понимает. „Спасибо, — ответил Фрейд. — Поговорите с Анной, и если она не возражает, покончите с этим делом“. Поговорив с Анной, Шур сделал ему инъекцию большой дозы морфия и повторил ее, возможно, дважды в течение следующих тридцати шести часов. Так была исполнена эвтаназия. Фрейд впал в кому и умер в три часа ночи 23 сентября 1939 года. 26 сентября тело Фрейда было кремировано, и прах его был помещен в греческую урну, которую подарила ему Мари Бонапарт и о которой он заметил: «Жаль, что ее нельзя взять с собой в могилу».

Зигмунд Фрейд и его психоанализ, с его теориями сексуальности, Оно, Эго, сверх-Эго, эдиповым комплексом и многим другим разделили людей на тех, кто считает, что он прав, а другие, что он не прав и просто подгонял ситуации под свои теории, другие обвиняют, что он просто делал деньги, убеждая людей, что все их проблемы в подавленном либидо. Владимир Набоков как-то сказал, что злыми гениями XX столетия были Карл Маркс и Зигмунд Фрейд. И Дин Кунц и сенатор Пушков подписались под этим. Но интерес к трудам и личности Фрейда не пропадает. Про него и кино снимают и играли его Дэвид Суше и Вигго Мортенсен. Истина же всегда посередине. Я думаю, что теории Фрейда имеют право на существование, но не стоит делать их доминирующими. Фрейд воображал себя Эдипом, который призван разгадать великую загадку Сфинкса – жизни, человеческой натуры. Но так часто бывает, что все мыслители не находят ответ, а создают свою собственную разгадку, которая порой оказывается близка к истине, но не до конца. В итоге Фрейд сделал сексуальность краеугольным камнем человеческой жизни и психики потому, что был сам ею одержим и захвачен. И, похоже, он такой не один.

P.S. Кому хочется больше – прочтите книгу Петра Люкимсона «Фрейд. История одной болезни». На ее основе писалось это эссе. Еврей пишет о еврее и евреях в целом, поэтому чтение просто незабываемо. Очень достойная, подробная и откровенная биография, а заодно и труды Фрейда штудировать не придется. Рекомендую.