Три грани Джека Лондона

Шило в одном месте

Я помню четырехтомник Джека Лондона, который стоял в шкафу, когда я была маленькой. Разноцветные книги с разводами — серая, голубая, сиреневая… еще какая-то.

Оказывается, это издание входит в «макулатурную серию» — книги, которые давали за сдачу макулатуры. Из этого следуют две мысли. Во-первых, моя семья сдавала макулатуру, и это внезапно. Во-вторых, вот бы сейчас за сдачу макулатуры давали что-нибудь хорошее, кроме головной боли...

Но вернемся к Лондону.

В советской традиции он входил в список писателей, которых дети и подростки должны читать и обожать, потому что ПРИКЛЮЧЕНИЯ! Тем паче что Лондон большую часть своей жизни состоял в социалистической партии, а что разочаровался в ней под конец — об этом умолчим.

Так вот, ПРИКЛЮЧЕНИЯ! Рид, Дюма, Верн, Стивенсон и Сабатини вместе с ним — у каждого был свой мир, со своими звуками, вкусами и запахами.

Что такое Джек Лондон? Я еще не читала, а уже знала, что это бескрайний и опасный снежный простор, звенящая тишина снегов, собачья упряжка и отороченный мехом капюшон куртки.

И я честно штурмовала в детстве разные кусочки из этого четырехтомника. «Белого клыка» и «Маленькую хозяйку большого дома». Но не шло. Я была уже не советским ребенком.

Пошло потом, когда я узнала, что Лондон намного шире, чем все вышеперечисленное.

Серьезно писать он начал в двадцать три года. К этому времени успел сделать много увлекательного (да, я буду пересказывать вам Википедию). Побатрачить на разных фабриках и понять, что такой физический труд очень быстро делает из человека скотину (станешь тут социалистом!). Занял денег у соседки-негритянки, которая была фактически его няней, купил лодку и стал на ней браконьерить.

Влился в общество браконьеров, а потом помогал патрулям их отлавливать. Послужил матросом на шхуне, которая плавала в Японию. Посидел в тюрьме за бродяжничество. Поехал на Аляску за золотом, но нашел только цингу и вдохновение. Вернулся и подумал, что самое время поучиться в школе…

Активно творил он всего семнадцать лет, и за эти семнадцать написал столько, сколько некоторые классики не пишут за шестьдесят. При этом он еще успел дважды жениться и родить двоих детей, работать корреспондентом, в том числе освещать русско-японскую войну, и тратить куда-то деньги, потому что, даже при огромных гонорарах, ему их все время не хватало.

Черт возьми, это была бурная и прекрасная жизнь. Которая породила прекрасную и настолько многогранную литературу, что мне до сих пор кажется, будто разные его книги писали разные авторы.

Мой Лондон — это:

«Сердца трех»

«Мартин Иден»

«Зов предков»

«Зов предков», Киплинг и Ницше

«Зов предков», который я дочитала на днях, — это тот самый Джек Лондон, которого я представляла в детстве. Тысячи километров на санях, описанные от лица собаки.

Главный герой, охотничий пес Бэк, живет в богатой семье и не знает бед до тех пор, пока садовник, отчаявшийся наркоман, не продает его за небольшую сумму на север. Туда, куда сотни людей едут в надежде добыть золото. Туда, где постоянно нужны хорошие, сильные ездовые собаки.

На севере из Бэка быстро выбивают всю дурь. Выбивают буквально, и ты уже на первых страницах погружаешься в жестокий, суровый мир без прикрас и сантиментов. Удивительно смотреть из нашего гуманного времени, как Лондон описывает быт и нравы Клондайка. Одна собака зазевалась, и ее растерзали. Бывает. Горе-путешественники не прислушались к советам бывалых, уморили половину своих собак, а потом всей компанией ушли под лед — туда им и дорога. Бэка поколотили дубиной до бессознательного состояния — ну что ж, то, что нас не убивает…

Так закаляется сталь. Так в лощеной южной собаке просыпается далекий предок.

«Непреодолимое влечение овладевало всем его существом. Вот он лежит в лагере, лениво греясь на солнце, и вдруг голова его приподнимается, уши настораживаются, он нюхает, прислушивается, вскакивает и пускается бежать без оглядки, все дальше и дальше, через открытые пространства и сквозь лесные чащи, откуда как будто высовываются ему навстречу загорелые лица неведомых людей. Он любил бегать по высохшим руслам речек, подстерегать и выслеживать птиц на деревьях. Иногда целыми днями он просиживал под каким-нибудь кустом и наблюдал оттуда, как перекликались и перелетали с места на место куропатки. Но особенное удовольствие доставляло ему бегать в прозрачные сумерки белых летних ночей, прислушиваться к невнятным и сонным бормотаниям леса, различать звуки и всякие приметы так, как человек читает книгу, и разыскивать то таинственное, что его упорно звало во сне и наяву, не давая на минуты покоя».

И когда Бэк, сменив несколько хозяев, встречает того, которого на самом деле полюбит, ты уже знаешь, какой это будет человек. Сильный, суровый, немногословный, открытый, опытный и мудрый. Разве что не бессмертный…

И хочется быть таким же, сильным и настоящим.

«Мы с тобой одной крови — ты и я». 

Нет, это из книги другого писателя, который тоже воспевал мужественность и дикую природную силу. Это Киплинг.

Интересно, что Киплинг тоже в одной своей книге (а может и не в одной) залез в душу собаки, после чего я бесповоротно в него влюбилась. Только у него была собака домашняя, можно даже сказать, комнатная — скотч-терьер, «Ваш покорный слуга пес Бутс». И я убеждена, что часть фильма «Леди и бродяга» вдохновлена именно этой книгой.

Но прославился Киплинг, конечно, не «Псом Бутсом», а, помимо прочего, эпичным стихотворением «Бремя белого человека», которое рассказывало, как сложно нести цивилизацию в эти ваши дикие земли:

Неси это гордое Бремя -

Ты будешь вознагражден

Придирками командиров

И криками диких племен:

"Чего ты хочешь, проклятый,

Зачем смущаешь умы?

Не выводи нас к свету

Из милой Египетской Тьмы!"

Киплинг, в отличие от Лондона, который вкалывал с юных лет, был профессорским сыном. Провел детство в Индии, потом его сплавили в пансион, потом отец помог ему найти место в газете. В общем, у Киплинга все было нормально и он, восхищаясь дикими нравами колоний, без всякого зазрения совести поддерживал миссию Великобритании по насаждению цивилизации крестом и ружьем.

В 1901 году в Америку пришла весть о смерти Киплинга, и Лондон написал о нем некролог, который заканчивается следующим абзацем:

«Если забудут Киплинга, то не вспомнят и "Д-ра Джекила и м-ра Хайда", "Похищенного" и "Дэвида Бэлфура" Льюиса Стивенсона? Конечно, забудут. "Остров сокровищ" Стивенсона станет классикой вместе с "Робинзоном Крузо", "Сквозь зеркало" и "Книгой джунглей". Его будут помнить за его очерки, его письма, за его философию жизни и просто самого по себе. Он будет горячо любим, как и был до сих пор горячо любим. Но за другие заслуги перед будущим, а не за те, о которых мы ведем речь. Ибо каждая эпоха имеет своего певца. Так же как Вальтер Скотт пел лебединую песнь рыцарству, а Диккенс бюргерскому страху поднимающегося класса торговцев, так и Киплинг, как никто другой, пел гимн господствующей буржуазии, военный марш белого человека, шагающего по земному шару, торжественную оду коммерции и империализму. За это его и будут помнить».

Сто двадцать лет спустя я понимаю, что Лондон был очень прозорливым человеком…

Кстати говоря, с этим некрологом произошел казус. Оказывается, вести о смерти Киплинга оказались «сильно преувеличены». Он прожил еще 35 лет и пережил, в том числе, Джека Лондона.

«Сердца трех». Секрет неуспеха

«Сердца трех» в детстве заменили мне Индиану Джонса. Серьезно, думаю, в двенадцать лет они были для меня более важным приключением, чем Харрисон Форд в шляпе и с кнутом.

Отчасти потому что был фильм. И этот фильм был почти вольным продолжением столь же нежно любимых мной «Гардемаринов», ведь два актера на главных ролях перекочевали прямиком оттуда. Харатьян появляется в роли второго плана. Черт возьми, я знала его почти наизусть, а фраза про горного тигра осталась со мной на всю жизнь:

« — Вы карабкаетесь по склонам, как горный… как горный…

— Потрудитесь объяснить, какое животное вы имели в виду?

— Как горный тигр!».

Так же, запоем, я читала книгу и рассказывала о ней на внеклассном чтении. Но, видимо, она изгладилась из моей памяти полностью, потому что дальше произошло вот что.

Несколько месяцев назад «Сердца трех» снова попали мне в руки. И выяснилось, что она из тех книг, которые должны остаться там — в возрасте двенадцати лет. Приключения, конечно, на месте. Но читать все остальное без привкуса испанского стыда у меня не получается. Эти мексиканские страсти, истеричная Леонсия и все ее семейство горячих кровей, и все настолько поверхностно, будто совсем другой человек писал и «Зов предков», и «Мартина Идена».

Но Лондон не был бы собой, если бы не оставил читателю подсказку.

На помощь приходит предисловие от автора, которое сам автор называет похвальбой.

««Сердца трех», несомненно, новое достижение! Я еще никогда не писал ничего подобного и почти уверен, что больше и не напишу. Без ложной скромности открыто заявляю, что горжусь этим романом.»

Точно? Звучит странно.

Но дальше Лондон пускается в размышления о развитии кинематографа и о том, как кинокомпании накидываются на любой литературный материал, не требующий покупки авторских прав.

«Поиски новых сюжетов привели кинобизнес к попытке сотрудничества с известными авторами, хотя если человек создал десятка два хороших романов, это еще не означает, что он сумеет написать хороший сценарий. Скорее наоборот: выяснилось, что именно хорошим беллетристам трудно написать приличный сценарий. <...>

И вот однажды является некий мистер Чарлз Годдард к некоему Джеку Лондону и говорит: «Время, место и действующие лица — все установлено; режиссеры, газеты, капитал — налицо. Давайте работать вместе». И мы стали работать. Результат — «Сердца трех».

То есть Джек Лондон писал не роман. Он писал основу для сценария.

И дальше он, посмеиваясь, объясняет, откуда взялся финальный твист «Сердец трех», который сейчас мы обозвали бы индийским кино.

«Работать мы с мистером Годдардом начали параллельно. Я писал главу, заранее не задумываясь над тем, что должно случиться в следующей — сам этого не знал. Мистер Годдард тоже не знал. В результате оказалось, что в «Сердцах трех» иногда отсутствует логическая связь, хотя в целом повесть отличается последовательностью изложения.

Представьте себе мое удивление, когда я, находясь здесь, на Гавайских островах, и трудясь над десятым эпизодом, вдруг получил из Нью-Йорка от мистера Годдарда сценарий четырнадцатого эпизода, откуда узнал, что мой герой уже женился — правда, не на той, на которой бы следовало. И мне остается всего один эпизод: герой должен избавиться от первой жены и связать себя брачными узами с женщиной, предназначенной ему изначально. Обо всем этом вы узнаете в последней главе пятнадцатого эпизода.»

И, сдается мне, Лондон остался не в восторге от своего сотрудничества с киноиндустрией.

«Недаром же мистер Годдард — мастер своего дела. Ибо он — король действия и бог быстроты. Ему никогда не приходится задумываться над развитием сюжета во время съемок. «Изобразите!» — говорит он, и артисты, видимо, «изображают», поскольку мистер Годдард тотчас же идет дальше.»

В общем, проехался Лондон по братьям-сценаристам от души: я, мол, тут глубины человеческой души раскрываю, а этим всего-то надо пару строчек написать, а остальное за них сделают.

И в самом деле, если представить описанное Лондоном в точности, до фразы, воспроизведенным на экране, да не как сейчас, а на черно-белом и в сопровождении тапера (ибо на дворе 1916 год), это будет даже интересно.

Ни одна киностудия так и не заинтересовалась сценарием, который Лондон писал в паре с Годдардом. Фильм так и не сняли. Роман был опубликован в 1920 году, уже после смерти Лондона.

А теперь — внезапность.

Наши, отечественные «Сердца трех» — единственная экранизация этой книги.

И судя по тому, какое впечатление она произвела на меня в детстве — это не самый плохой фильм по не самой плохой книге.

«Мартин Иден». Бойся своих желаний.

«Мартин Иден» в свое время перевернул мой мир.

Во-первых, оказалось, что Джек Лондон — это вовсе не ПРИКЛЮЧЕНИЯ. Это книга о людях и обществе. Довольно мерзком, надо сказать, обществе.

Во-вторых, для меня было шоком, что в программе по литературе может быть вот такое произведение — глубокое и в то же время совершенно просто, человеческим языком, написанное.

Молодой моряк по имени Мартин спасает богатого паренька Артура в драке. В благодарность тот приглашает его к себе домой и знакомит с сестрой, Руфью. Искра, вспышка, безумие. Правда, только со стороны Мартина. Потому что он ослеплен ее красотой, чистотой и умом, а она… ну, на нее производит впечатление его мужественность и сила, но что взять с дикаря?

Оба молчали, разговор, едва начавшись, чуть не оборвался. Потом она сделала еще одну попытку, спросила про шрам на щеке. И еще не договорила, а он уже сообразил, что она старается говорить на понятном ему языке, и положил, наоборот, разговаривать на языке, понятном ей.

– Случай такой взошел, – сказал он, потрогав щеку. – Ночью дело было, вдруг заштормило, сорвало гик, потом тали, гик проволочный, хлещет по чему попало, извивается будто змея. Вся вахта старается изловить, я кинулся, ну и схлопотал.

– О-о! – произнесла она на сей раз так, будто все поняла, хотя на самом деле это была для нее китайская грамота, и она представления не имела ни что такое «гик», ни что такое «схлопотал».

– Этот парень, Свинберн, – начал он, желая переменить разговор, как задумал, но коверкая имя.

– Кто?

– Свинберн, – повторил он с той же ошибкой. – Поэт.

– Суинберн, – поправила Руфь.

– Вот-вот, он самый, – пробормотал Мартин, вновь залившись краской. – Он давно умер?

– Да разве он умер? Я не слыхала, – Она посмотрела на него с любопытством. – Где ж вы с ним познакомились?

– В глаза его не видал, – был ответ. – Прочитал вот его стихи из той книжки на столе, перед тем как вам войти. А вам его стихи нравятся?

Я открыла первую главу и кайфую от каждой строки. От того, как Лондон живет внутри персонажа, который не знает, куда ему деваться от смущения. Понятия не имеет, что делать с кепкой, топчется в богатом доме, как медведь в Теремке и впервые замечает, что ходит вразвалку, не так, как другие, нормальные люди.

И вот грубый моряк решает любой ценой стать достойным своей возлюбленной. Получить образование и выбиться в люди. В школу его не берут, он читает сам, пытается писать. Живет впроголодь, продает вещи.

Один момент врезался мне в память: Мартин устроился гладильщиком в прачечную, чтобы заработать хоть каких-то денег. Но этот адский труд отнимает у него все время и силы, потому что после целого дня работы он не может читать и учиться, может только рухнуть на кровать и спать. И он уходит с работы, потому что она мешает ему двигаться к цели.

Для меня это было откровением. И вовсе не про то, что «иди к своей мечте», а про то что наши силы не бесконечны. Что вот эта история из детства про мальчика, который целый день работал, а потом прилежно учился и наконец добился всего на свете, работает только на очень коротких промежутках времени… Но я отвлеклась.

Если вкратце — Мартин Иден пришел к успеху.

В девятнадцать лет я была настолько наивна, чтобы болеть за любовь Мартина и Руфи. И думаю, что на самом деле был этап, когда эта любовь была вполне взаимной и искренней. Когда она уже перестала смотреть на него как на игрушку и диковинку, а он все еще верил в ее ум и чистоту.

Может быть, когда-нибудь я перечитаю «Мартина Идена» и смогу лучше понять общественно-политический пласт, но сейчас он не так важен.

Важно, что дальше что-то пошло не так.

И не только любовь. Весь мир пошел не так.

До сих пор помню, как закрыла книгу и сначала сидела в трансе пару часов, а затем — под глубоким впечатлением несколько дней. Да что там, я до сих пор под впечатлением.

И если вы прямо сейчас по какой-то причине разочарованы в себе, мире, людях и вам хочется с кем-то разделить это разочарование, «Мартин Иден» станет вам хорошим другом. Это очень пессимистичная книга. Но мне нечего ей возразить.

* * *

Джек Лондон умер в возрасте сорока лет, богатым и знаменитым, от передозировки морфия, который употреблял в качестве болеутоляющего.

Случайной ли была эта передозировка, неизвестно.