Кочевники в Санкт-Петербурге

Передо мной широкая серо-голубая река, голубое небо и воздух, наполненный криками чаек. Ветер сильный, но ровный норовит опрокинуть меня вперёд. Я вовремя замечаю, что стою на гранитной лестнице, на самом краю последней сухой ступени, дальше — вода.

Налево за рекой — высокая жёлтая колокольня с иглоподобным золотым шпилем, направо — бирюзовый дворец с белыми колоннами и золотой барочной лепниной. Я в Санкт-Петербурге.

Это не дворец памяти доктора Лектера, не чертоги разума Шерлока Холмса, это просто стрелка Васильевского острова, с которой я чуть позже поднимусь на Биржевую площадь и далее на Университетскую набережную, чтобы ещё раз вспомнить вдохновляющие меня места, людей, вещи, события. Чтобы начать рубрику Inspiration.

Слышу громкий плеск и оживлённый людской говор, смотрю — двое мужчин в голубых восточных одеяниях, с головами, почти полностью скрытыми покрывалами («тагельмуст» на берберском или «литам» на арабском языке), и одна женщина с открытым лицом сидят неподалёку и весело болтают голыми ногами в Неве.

Это — туареги, коренные жители Сахары, и видеть столько воды сразу для них в диковинку. Вот и радуются, как дети, брызгают друг в друга, хохочут.

Женщины у туарегов в почёте: они свободны, владеют всем имуществом и не обязаны закрывать лица. А мать вождя племени так вообще имеет полное право отменить любое решение сына.

Поднимаюсь по каменному полукруглому пандусу в Биржевой сквер. Там как никогда многолюдно: вместо деревьев — вереницы белых мехари, гружёных тюками, на почти вытоптанном газоне — целый лагерь в несколько палаток, развёрнутая прямо возле них торговля украшениями и холодным оружием, изукрашенным тонкими национальными узорами. И повсюду костерки с закипающими на них чайниками. Раньше я бы с опаской доверила свою жизнь туарегу: этот народ славился вероломством. В их среде даже ходила поговорка: «Целуй руку, которую не можешь отрубить». Я бы в шутку назвала их… благородными гопниками Сахары. Теперь же я просто вежливо прошу у ближайшего кочевника чаю, и меня с радостью угощают, протягивая стаканчик, в котором напитка только на две трети, остальное — пенка. Это не жадность и не насмешка надо мной: наличие пены обязательно для туарегского чая!

М-м-м! Этот чай насыщенный и очень-очень сладкий. Его много не выпьешь. Отдаю пустой стакан обратно и благодарю. Законы гостеприимства у них, оказывается, настолько же непреложны, насколько сильна неприязнь к оседлости и презрение к земледелию. Воинственность и гостеприимство — не сочетаемые казалось бы черты прекрасно уживаются в характере этого народа. Раньше бытовал у туарегов забавный (с моей точки зрения) обычай примирения смертельных врагов. Один приходит к другому в качестве гостя. Но возвращаться к себе не торопится! Хозяин, по закону гостеприимства, убить врага не может — гость всё же. Конечно, ему в конце концов надоедает даром кормить своего врага, он соглашается на примирение, и только потом гость уходит, не боясь за свою жизнь. А вот Альберто Васкес-Фигероа в своём романе «Туарег» описывает случай, когда союз этих двух особенностей выливается в череду насилия и смертей.

Позади меня начали петь и танцевать. Это не удивительно, ведь туареги очень музыкальны. Традиционно женщины у них играют на амзаде — однострунной скрипке (это женский музыкальный инструмент), а мужчины — на пастушеской флейте.

Я соглашусь с теми, кто «обвинит» меня в том, что я романтизирую этот народ. Они — воины пустыни. По их словам, их культура древнее, чем египетская и шумерская. И это первый, но не последний блог о них. В следующем я перейду на личности. Конкретные туарегские личности.

Всем лучей добра и вдохновения!