Спасибо за комментарий. Рассказ получается довольно большим по размеру, поэтому первая страница и не может вместить в себя «крючок», но завязка происходит уже на первых страницах. Спасибо за советы, учту при дальнейшей проработке!
Как и большинство принявших участие в этом тренинге, выкладываю первую страницу рассказа, над которым работаю давно.
В зале было чересчур людно. На отчетной выставке выпускников Художественной академии собралось слишком много людей, и вся эта гудящая, как улей, толпа, из опьяненных завершением учебы студентов, действовала мне на нервы. Кроме того, было нестерпимо душно. Я уже в который раз поправил воротник рубашки, задыхаясь от спертого воздуха и смеси духов. Окон в галерее не было, чтобы солнечный свет не портил картины, а система кондиционирования не справлялась с таким наплывом народа.
Очередная толпа хвастающих друг перед другом выпускников приблизилась ко мне, и я поспешил ретироваться. Схватив по пути бокал с шампанским с подноса мальчишки-официанта, я забился в дальний угол, откуда мог видеть всех находящихся на выставке, и где никто не мог бы заметить меня. Холодная жидкость немного освежила, хотя я никогда не любил игристое вино. Я приложил опустошенный бокал ко лбу, но прохладное стекло быстро нагрелось. В поисках свежего воздуха я безнадежно направился к выходу. Здесь было не так душно: через открытую дверь, ведущую в один из коридоров, немного сквозило. И тут же заметил Эллен и Власа — звездную пару нашего королевства. Они разглядывали одну из картин, и я машинально потянулся к карману, но ни блокнота, ни пера там не оказалось. Тут мне на плечо легла рука, и тихий голос напомнил:
— Ты сегодня не на работе, помнишь? Ты обещал!
— Да, Дэн, я помню, — пойманный с поличным, я обреченно вздохнул. Обернулся к незаметно приблизившемуся ко мне младшему брату и улыбнулся. — Я машинально. Ты же знаешь, их так давно не видели вместе. Все гадают, что случилось, вот я и…
— Если ты сунешься к ним с интервью, нам придется тебя выставить, — напомнил мне подошедший Дик, как две капли похожий на Дена. Близнецы даже оделись сегодня одинаково, чего я не замечал за ними с десяти лет. Щегольские жилетки из клетчатой ткани, брюки и рубашки с галстуками-платками сидели на них, как влитые.
— Ты же знаешь, скольких трудов нам стоило уговорить мастера Сэнджела впустить тебя, — напомнили братья.
— Да, я помню… – я картинно повесил голову, за что заслужил тычок под ребра от недовольных братьев.
Комната была уютная, светлая, в классическом английском стиле. Пахло цветами, подушечки с засушенными бутонами лаванды, перевязанные атласными лентами, покоились на столиках и полочках среди позолоченных канделябров и фарфоровых безделушек. Горел камин. Тяжелые портьеры, перевязанные бантами, украшали окна, выходившие в по-весеннему голый сад. В кресле с резными ножками, зябко кутаясь в кружевную шерстяную шаль, сидела молодая девушка. Перед ней на кофейном столике на серебряном подносе стоял фарфоровый высокий чайник и тарелка с печеньем. Маленькая круглая чашка до краев была наполнена янтарной жидкостью. Пар от чая поднимался над кружкой.
— Слишком горячий, — немного утомленно произнесла девушка. Служанка виновато склонилась в полупоклоне, выбившиеся из-под чепчика кудри смешно качнулись.
— Иди, — отпустила ее девушка, и прислуга поспешила покинуть комнату.
Молодая женщина откинулась в кресле, натянув шаль повыше, и отрешенно уставилась в окно. Голые ветки жасмина покачивались на ветру. Снег, мокрый, тяжелый, уже сползал с брусчатых дорожек, но все еще господствовал на клумбах и лужайках. Девушка улыбнулась, вспоминая, как прошлым летом она в белом платье и фате кружилась по этим лужайкам, смеялась, а ее супруг наблюдал за ней счастливыми влюбленными глазами.
Словно прямиком из воспоминаний в реальность, в комнату вошел муж. Тяжелые двери бесшумно закрыл за его спиной вышколенный лакей.
— Как у тебя тут жарко, милая. Не открыть ли окно? – бодро поинтересовался мужчина, снимая пальто и широким жестом отбрасывая его на софу.
— И вовсе не жарко, — с улыбкой отозвалась девушка, оборачиваясь к мужу. Мужчина ласково улыбнулся, склонился к жене и покровительственно поцеловал в высокий лоб. Женщина звонко рассмеялась.
— Хорошо ли тебе спалось? – с нежностью в голосе спросил мужчина. Схватил со столика печенье, и, рассыпая крошки, откусил, а затем упал в кресло напротив. Девушка проследила взглядом цепочку крошек и вдруг оглушительно завизжала.
— Что, что такое? – не понимая ее поведения, испугался мужчина. Печенье выпало из его руки, когда он подскочил к жене. Девушка с ногами взобралась на кресло, ее трясло, а миловидное личико исказила гримаса чистого ужаса. Муж попытался обнять жену, продолжая недоумевать.
— Убери его, убери, убери, — шептала девушка, показывая дрожащим пальцем куда-то под кресло. Мужчина проследил ее взгляд и облегченно рассмеялся.
— Ну что ты, дурашка. Это же просто таракан.
Маленькое насекомое притаилось у ножки кресла среди крошек рассыпавшейся сдобы. Усики покачивались, словно таракан дирижировал в такт неслышимой людям музыке.
— Убери, убери, убери, мама…
С противным хрустом таракан исчез под ботинком мужа. Человек подхватил со стола серебряный колокольчик, и когда в комнату вошла служанка, жестом велел ей убрать сор с пола. Вернувшись к жене, он вновь обнял ее, утешая и успокаивая.
— Все, все, тише, дорогая. Это уже в прошлом…
***
Комната была грязной, мрачной. В углу на куче какого-то тряпья валялся поломанный стул без сиденья. Сидушка лежала в другом конце каморки, из распоротой ткани торчали куски набивки. Грязные окна почти не пропускали света, зато дуло из них так, словно в прогнивших деревянных рамах и вовсе не было стекла. Огонь в буржуйке едва теплился. В помещении пахло немытыми телами, болезнью, а от ведра отбросов в углу несло просто невыносимо. Мух не было только потому, что для них еще было слишком холодно.
В углу комнаты прямо на голом полу сидела девочка. Рваное пальто, поеденное молью и пахнувшее, как мокрая псина, сохраняло единственные крохи тепла. Малышка дрожала, спина затекла от долгого сидения в одном положении, но девочка боялась пошевелиться. Мама уснула несколько часов назад, сколько, она точно не знала – часов в комнате не было. Но до этого мама не спала очень долго, кашляла, стонала и шептала какие-то непонятные слова, звала кого-то, а иногда начинала страшно кричать, и тогда малышка пыталась успокоить маму, но у нее не получалось. Она прижималась к женщине, но та была такая горячая, словно печка, когда у них еще были деньги на дрова. А потом мама затихла, и девочка тоже затихла, ведь женщина так устала. Нельзя был шуметь, маме нужно было поспать….
Время шло, а мама не просыпалась. За окном уже ожил город, слышны были крики торговок, шум проезжающих кэбов, лай собак. Малышка поежилась, робко посмотрела на маму. В животе было пусто, и есть хотелось очень сильно. Девочка не уверено поднялась на ноги, рваное пальто волочилось за ней, словно шлейф. Подойдя к кровати матери, ребенок робко позвала:
— Мама?..
Женщина не отозвалась.
— Мама. Мам, мамочка, проснись, — чуть громче позвал ребенок, но женщина не отреагировала. В животе вновь заныло от голода, и девочка, осмелев, потянула мать за руку. Тело безвольно перевернулось на бок, ворох одеял и тряпья полетел на пол. И тут же во все стороны хлынула и туча тараканов: по стенам, полу, мебели и уже остывшему телу. Малышка закричала, подалась назад. Запнулась в полах пальто и упала на пол. Тараканы, шелестя лапками, бросились в щели, но один, маленький рыжий таракан так и замер на кончике бледного носа мертвой женщины. За окном вдруг заныла шарманка, и таракан шевелил усиками, словно дирижировал…
«Ну и зачем я на это согласился?» — мысленно укорял я себя, бестолково шевеля в воздухе лапками. «Интересно, через сколько действие препарата закончится?..»
Шел второй час. Сорок минут этого времени я провалялся на спине, беспомощный, как… как таракан. Ведь я и был тараканом.
«Чертов Док», — вновь подумал я. «Ну зачем я на это согласился?!»
Доктор Мирр был одним из тех безумных ученых, которые ходят в мятых белых халатах, носят тапочки вместо обуви даже на улице и постоянно забывают обо всем, кроме собственных исследований. Он был лохматый, но всегда гладко выбритый, носил круглые очки в тонкой, словно проволочной оправе, а за ухом всегда торчал огрызок карандаша. Мирр был классным парнем, и сфера исследований у него была полезная. Он изучал тараканов.
Вы удивляетесь, как это может быть полезным? О, дело в том, что после Третьей мировой, которая продлилась пять минут, добрая половина Земли оказалась заражена радиацией. А кто невосприимчив к радиации? Верно, тараканы!
Вот Док и изучал их почти всю свою жизнь. А до этого их изучал его отец. Он был просто биологом и еще до Третьей. А Мирр пошел дальше. Он решил найти ген, который отвечал у тараканов за невосприимчивость к радиации, и вживить его человеку. А потом Мирр окунулся в безумие еще глубже, и лет семь назад представил свой новый проект. Он решил превращать людей в тараканов. И у него это получилось. Не спрашивайте, как. Я — солдат, а не ученый. Правительству эта идея ну очень понравилась. Крошечные исследователи могли бы свободно расхаживать по зараженным радиационным территориям и изучать их. А какой простор для шпионства!..
Я устало вздохнул. Предпринял сотую, юбилейную, попытку перевернуться и сдался. Как меня сюда занесло? Очень просто. Я был одним из офицеров, которые охраняли режимный объект – лабораторию Дока. Я довольно часто наблюдал за его работой, пытаясь определить: безумен он или гениален. И все время думал, нравится ли мне эта идея или нет. Честно говоря, так и не решил.
Превращения происходили безболезненно, испытуемые сохраняли человеческий разум, эксперимент был стабилен, и пора было переходить к полевым исследованиям.
И черт меня дернул сказать:
— Любопытно, как выглядит сад глазами жука.
Глаза Дока недобро загорелись, и в следующий миг меня уже потащили на предварительный медосмотр, который не отнял много времени. У солдат железное здоровье. Вот меня уже раздели до белья, запихнули в капсулу, я успел увидеть, как ухмыляются мои напарники, а потом сизый дым заполнил внутренность аппарата. Когда дым рассеялся, я был уже крошечным усатым насекомым.
— Пошли, красавчик, — сказал Док, подцепил меня пинцетом за блестящий панцирь и забросил в банку. Напарники продолжали хохотать, и их смех гулом отдавался в моих ушах. Точнее, ушей-то у меня уже больше и не было.
Лужайка перед лабораторией никогда не казалась мне такой пугающей. Док отвинтил крышку и вытряхнул меня в траву.
— Ну, погуляй, — сказал Док. А сам ушел. Я неуверенно пополз вперед. Тело каким-то образом знало, как управлять увеличившимся в разы количеством конечностей. Мир вокруг напоминал лес. Ну, таким его изображали на картинках, сейчас-то лесов не было. И в целом, все было хорошо, пока я не попытался взобраться на травинку и не свалился. На спину. Я теперь искренне сочувствовал всем тем букашкам, которые так и засыхали, к верху лапками. Мои размышления прервал грохот. Земля задрожала. Военные инстинкты сразу забили тревогу: бежать, прятаться, землетрясение, обстрел, что-то ужасное. Еще и солнце вдруг скрылось, на меня упала непроницаемая тень.
— Хей, дружок. Перевернулся что ли? — спросил Док. Его лицо нависло надо мной, круглые очки блестели, как фонари. А потом он пшикнул на меня из пульверизатора. В ту же секунду мир стал уютного человеческого размера. Только я продолжал лежать на спине, в трусах и носках, задрав к верху лапки, тьфу ты, руки и ноги. Напарники согнулись от хохота, когда я кряхтя и разминая затекшую спину, попытался сесть. С трудом встав на ноги, я посмотрел на дока.
— Я этой фигней больше заниматься не стану. И в отставку подам, как только твое изобретение станет применяться на практике.
Когда я пришел домой, в квартире было тихо и мрачно. Включив свет, я прошел на кухню. На полу у батареи сидел кот Василий. Перед ним на спине, безостановочно вертя лапками, лежал таракан. Я остановился. Василий вдруг перевернул таракана лапой, а когда тот, окрыленный свободой, попытался юркнуть под плиту, Васька перевернул его обратно. Я молча наблюдал. За пять минут картина повторилась трижды. В конце концов, я отпихнул заурчавшего от возмущения прохвоста, поднял таракана и вынес в подъезд.
— Иди, дружок. Прогуляйся.
Холод космической станции въелся до костей. Отфильтрованный кислород не нёс никаких запахов, а прикосновение к металлу и пластику уже начали вытеснять воспоминания других ощущений. Механик космической станции, Алексей Штольцев, закончил ежедневную проверку оборудования. Убрав инструменты в ящик, Лёха направился в кают-компанию. На ходу напевая под нос «Земля в иллюминаторе», мужчина привычно бросил взгляд в узкое окошко на сине-зелёный шарик. Если и будет что-то, по чему он будет скучать на Земле, так это вид из окна.
— Лёх, чего засмотрелся? Пошли, мы тебе торжественный ужин накрыли, — смеясь, позвал его капитан.
— Да что ему наши суррогаты, Макс! Он уже мысленно картошечку жареную с грибочками да лучком наяривает, — подколол его инженер.
— Так и есть, Саш. Завидуй молча, — парировал Лёха.
На столе в пластиковых тубусах лежали таблетки-витамины да тюбики концентрированной сгущённой еды. Лёха плюхнулся на табурет, пластиково-металлический, как и все вокруг.
— Дождёмся наших ботаников, — Макс устроился напротив за круглым столом.
Жека и Аннушка появились минут через пять. Привычно споря между собой, двойняшки-ботаники вошли в кают-компанию и остановились перед Алексеем.
— Бро, завтра ты торжественно отравишься на нашу старушку-Землю, — пафосно начал Жека, но Аннушка его перебила:
— В общем, Лёх, ты заслужил отпуск, мы будем скучать, и у нас есть для тебя подарок-дефис-просьба.
— Это что ещё такое? – удивился Саша. Макс и Лёха переглянулись, а Аннушка вдруг протянула механику непрозрачную пластиковую капсулу.
— Откроешь её, когда будешь дома.
— Совсем дома, Лёх. У матери, в деревне, как ты нам рассказывал.
— Что в ней? – Алексей принял капсулу из рук Аннушки. Она была не лёгкой, но и не очень тяжёлой. Мужчина поднёс капсулу к уху и уже хотел встряхнуть, но Женя и Анна с криком бросились к нему. Аннушка прижала капсулу к груди, а Жека схватил Лёху за руки.
— Ты аккуратнее с подарком, он хрупкий!
Только после нескольких минут обещаний и заверений, что Лёха не повредит капсулу, Жека с Аннушкой вернули ему подарок.
После торжественного ужина команда разошлась по каютам. Погружаясь в автоматизированный сон, Лёха с наслаждением подумал, что завтра уже будет спать в нормальной, человеческой постели.
Возвращение домой, перегрузки от входа в атмосферу и общения со СМИ, вспышки, рукопожатия, медосмотр и долгий отчёт перед начальством прошли для Лёхи как в тумане. Покинув, наконец, космический центр, Алексей на миг остановился перед воротами. Вдохнул полной грудью загазованный воздух, поднял глаза к закрытому смогом небу и направился на станцию. В спортивной сумке с личными вещами притаился таинственный подарок-дефис-просьба.
Мерный стук колёс электрички убаюкивал, но Лёха твёрдо решил, что после шести месяцев космоса свой первый сон на Земле он встретит в кровати. Полустанок остался позади, грязь размытой деревенской дороги налипла на новые кроссовки и джинсы. Алексей полной грудью вдохнул запах мокрой после дождя земли и свежести, кожей впитал в себя умиротворение маленькой деревеньки, коснулся пальцами капли, застывшей на листике калины. Толкнул калитку. Петли скрипнули. «Надо смазать», — подумал Лёха.
— Алёшенька!..
Мать бросилась к нему с крыльца. Обняла, уткнувшись носом в грудь. Лёха нагнулся, обнимая. Седые волосы матери напоминали луну, отец улыбался ему с крыльца. А из открытой двери в дом так вкусно пахло жареной картошкой с грибами и луком….
Когда же долгий вечер остался позади, и мать, как в детстве, прикрыла за ним дверь его детской комнаты, Лёха забрался в постель. Скрипнули пружины, мягкое одеяло окутало, словно облако. Но сон не шёл. Открыв глаза, Алексей вдруг заметил свою сумку. Пристроенная на шатком стуле, она крикливо выделялась на фоне выцветших обоев с цветочным рисунком. Капсула.
Лёха встал. Нашёл подарок, поднёс к окну, рассматривая в свете луны. Отыскал замок, поддел ногтем тугую защёлку. С тихим пшиком капсула разделилась на пополам. Механик медленно-медленно снял верхнюю половину. Перед его глазами, чуть-чуть покачивая бледными листиками, появился росток. Лёха тихо рассмеялся.
Стараясь не разбудить родителей, Алексей вышел в сад. Пристроил росток, нашёл в сарае лопату и выкопал ямку. Опустившись на колени в сырую, пахнувшую чернозёмом землю, аккуратно, дрожащими руками пересадил растение.
— Я выполнил просьбу. Спасибо за подарок, — сказал Алексей, подняв голову к ночному небу. Где-то там биологи Аннушка и Жека корпели над проектом «Эдем» — первой стадией базы для переселения людей в космос.
Но растение должно цвести не в холодном вакууме, а в своём доме – на Земле.
Как и человек.
В зале было чересчур людно. На отчетной выставке выпускников Художественной академии собралось слишком много людей, и вся эта гудящая, как улей, толпа, из опьяненных завершением учебы студентов, действовала мне на нервы. Кроме того, было нестерпимо душно. Я уже в который раз поправил воротник рубашки, задыхаясь от спертого воздуха и смеси духов. Окон в галерее не было, чтобы солнечный свет не портил картины, а система кондиционирования не справлялась с таким наплывом народа.
Очередная толпа хвастающих друг перед другом выпускников приблизилась ко мне, и я поспешил ретироваться. Схватив по пути бокал с шампанским с подноса мальчишки-официанта, я забился в дальний угол, откуда мог видеть всех находящихся на выставке, и где никто не мог бы заметить меня. Холодная жидкость немного освежила, хотя я никогда не любил игристое вино. Я приложил опустошенный бокал ко лбу, но прохладное стекло быстро нагрелось. В поисках свежего воздуха я безнадежно направился к выходу. Здесь было не так душно: через открытую дверь, ведущую в один из коридоров, немного сквозило. И тут же заметил Эллен и Власа — звездную пару нашего королевства. Они разглядывали одну из картин, и я машинально потянулся к карману, но ни блокнота, ни пера там не оказалось. Тут мне на плечо легла рука, и тихий голос напомнил:
— Ты сегодня не на работе, помнишь? Ты обещал!
— Да, Дэн, я помню, — пойманный с поличным, я обреченно вздохнул. Обернулся к незаметно приблизившемуся ко мне младшему брату и улыбнулся. — Я машинально. Ты же знаешь, их так давно не видели вместе. Все гадают, что случилось, вот я и…
— Если ты сунешься к ним с интервью, нам придется тебя выставить, — напомнил мне подошедший Дик, как две капли похожий на Дена. Близнецы даже оделись сегодня одинаково, чего я не замечал за ними с десяти лет. Щегольские жилетки из клетчатой ткани, брюки и рубашки с галстуками-платками сидели на них, как влитые.
— Ты же знаешь, скольких трудов нам стоило уговорить мастера Сэнджела впустить тебя, — напомнили братья.
— Да, я помню… – я картинно повесил голову, за что заслужил тычок под ребра от недовольных братьев.
— Слишком горячий, — немного утомленно произнесла девушка. Служанка виновато склонилась в полупоклоне, выбившиеся из-под чепчика кудри смешно качнулись.
— Иди, — отпустила ее девушка, и прислуга поспешила покинуть комнату.
Молодая женщина откинулась в кресле, натянув шаль повыше, и отрешенно уставилась в окно. Голые ветки жасмина покачивались на ветру. Снег, мокрый, тяжелый, уже сползал с брусчатых дорожек, но все еще господствовал на клумбах и лужайках. Девушка улыбнулась, вспоминая, как прошлым летом она в белом платье и фате кружилась по этим лужайкам, смеялась, а ее супруг наблюдал за ней счастливыми влюбленными глазами.
Словно прямиком из воспоминаний в реальность, в комнату вошел муж. Тяжелые двери бесшумно закрыл за его спиной вышколенный лакей.
— Как у тебя тут жарко, милая. Не открыть ли окно? – бодро поинтересовался мужчина, снимая пальто и широким жестом отбрасывая его на софу.
— И вовсе не жарко, — с улыбкой отозвалась девушка, оборачиваясь к мужу. Мужчина ласково улыбнулся, склонился к жене и покровительственно поцеловал в высокий лоб. Женщина звонко рассмеялась.
— Хорошо ли тебе спалось? – с нежностью в голосе спросил мужчина. Схватил со столика печенье, и, рассыпая крошки, откусил, а затем упал в кресло напротив. Девушка проследила взглядом цепочку крошек и вдруг оглушительно завизжала.
— Что, что такое? – не понимая ее поведения, испугался мужчина. Печенье выпало из его руки, когда он подскочил к жене. Девушка с ногами взобралась на кресло, ее трясло, а миловидное личико исказила гримаса чистого ужаса. Муж попытался обнять жену, продолжая недоумевать.
— Убери его, убери, убери, — шептала девушка, показывая дрожащим пальцем куда-то под кресло. Мужчина проследил ее взгляд и облегченно рассмеялся.
— Ну что ты, дурашка. Это же просто таракан.
Маленькое насекомое притаилось у ножки кресла среди крошек рассыпавшейся сдобы. Усики покачивались, словно таракан дирижировал в такт неслышимой людям музыке.
— Убери, убери, убери, мама…
С противным хрустом таракан исчез под ботинком мужа. Человек подхватил со стола серебряный колокольчик, и когда в комнату вошла служанка, жестом велел ей убрать сор с пола. Вернувшись к жене, он вновь обнял ее, утешая и успокаивая.
— Все, все, тише, дорогая. Это уже в прошлом…
***
Комната была грязной, мрачной. В углу на куче какого-то тряпья валялся поломанный стул без сиденья. Сидушка лежала в другом конце каморки, из распоротой ткани торчали куски набивки. Грязные окна почти не пропускали света, зато дуло из них так, словно в прогнивших деревянных рамах и вовсе не было стекла. Огонь в буржуйке едва теплился. В помещении пахло немытыми телами, болезнью, а от ведра отбросов в углу несло просто невыносимо. Мух не было только потому, что для них еще было слишком холодно.
В углу комнаты прямо на голом полу сидела девочка. Рваное пальто, поеденное молью и пахнувшее, как мокрая псина, сохраняло единственные крохи тепла. Малышка дрожала, спина затекла от долгого сидения в одном положении, но девочка боялась пошевелиться. Мама уснула несколько часов назад, сколько, она точно не знала – часов в комнате не было. Но до этого мама не спала очень долго, кашляла, стонала и шептала какие-то непонятные слова, звала кого-то, а иногда начинала страшно кричать, и тогда малышка пыталась успокоить маму, но у нее не получалось. Она прижималась к женщине, но та была такая горячая, словно печка, когда у них еще были деньги на дрова. А потом мама затихла, и девочка тоже затихла, ведь женщина так устала. Нельзя был шуметь, маме нужно было поспать….
Время шло, а мама не просыпалась. За окном уже ожил город, слышны были крики торговок, шум проезжающих кэбов, лай собак. Малышка поежилась, робко посмотрела на маму. В животе было пусто, и есть хотелось очень сильно. Девочка не уверено поднялась на ноги, рваное пальто волочилось за ней, словно шлейф. Подойдя к кровати матери, ребенок робко позвала:
— Мама?..
Женщина не отозвалась.
— Мама. Мам, мамочка, проснись, — чуть громче позвал ребенок, но женщина не отреагировала. В животе вновь заныло от голода, и девочка, осмелев, потянула мать за руку. Тело безвольно перевернулось на бок, ворох одеял и тряпья полетел на пол. И тут же во все стороны хлынула и туча тараканов: по стенам, полу, мебели и уже остывшему телу. Малышка закричала, подалась назад. Запнулась в полах пальто и упала на пол. Тараканы, шелестя лапками, бросились в щели, но один, маленький рыжий таракан так и замер на кончике бледного носа мертвой женщины. За окном вдруг заныла шарманка, и таракан шевелил усиками, словно дирижировал…
Шел второй час. Сорок минут этого времени я провалялся на спине, беспомощный, как… как таракан. Ведь я и был тараканом.
«Чертов Док», — вновь подумал я. «Ну зачем я на это согласился?!»
Доктор Мирр был одним из тех безумных ученых, которые ходят в мятых белых халатах, носят тапочки вместо обуви даже на улице и постоянно забывают обо всем, кроме собственных исследований. Он был лохматый, но всегда гладко выбритый, носил круглые очки в тонкой, словно проволочной оправе, а за ухом всегда торчал огрызок карандаша. Мирр был классным парнем, и сфера исследований у него была полезная. Он изучал тараканов.
Вы удивляетесь, как это может быть полезным? О, дело в том, что после Третьей мировой, которая продлилась пять минут, добрая половина Земли оказалась заражена радиацией. А кто невосприимчив к радиации? Верно, тараканы!
Вот Док и изучал их почти всю свою жизнь. А до этого их изучал его отец. Он был просто биологом и еще до Третьей. А Мирр пошел дальше. Он решил найти ген, который отвечал у тараканов за невосприимчивость к радиации, и вживить его человеку. А потом Мирр окунулся в безумие еще глубже, и лет семь назад представил свой новый проект. Он решил превращать людей в тараканов. И у него это получилось. Не спрашивайте, как. Я — солдат, а не ученый. Правительству эта идея ну очень понравилась. Крошечные исследователи могли бы свободно расхаживать по зараженным радиационным территориям и изучать их. А какой простор для шпионства!..
Я устало вздохнул. Предпринял сотую, юбилейную, попытку перевернуться и сдался. Как меня сюда занесло? Очень просто. Я был одним из офицеров, которые охраняли режимный объект – лабораторию Дока. Я довольно часто наблюдал за его работой, пытаясь определить: безумен он или гениален. И все время думал, нравится ли мне эта идея или нет. Честно говоря, так и не решил.
Превращения происходили безболезненно, испытуемые сохраняли человеческий разум, эксперимент был стабилен, и пора было переходить к полевым исследованиям.
И черт меня дернул сказать:
— Любопытно, как выглядит сад глазами жука.
Глаза Дока недобро загорелись, и в следующий миг меня уже потащили на предварительный медосмотр, который не отнял много времени. У солдат железное здоровье. Вот меня уже раздели до белья, запихнули в капсулу, я успел увидеть, как ухмыляются мои напарники, а потом сизый дым заполнил внутренность аппарата. Когда дым рассеялся, я был уже крошечным усатым насекомым.
— Пошли, красавчик, — сказал Док, подцепил меня пинцетом за блестящий панцирь и забросил в банку. Напарники продолжали хохотать, и их смех гулом отдавался в моих ушах. Точнее, ушей-то у меня уже больше и не было.
Лужайка перед лабораторией никогда не казалась мне такой пугающей. Док отвинтил крышку и вытряхнул меня в траву.
— Ну, погуляй, — сказал Док. А сам ушел. Я неуверенно пополз вперед. Тело каким-то образом знало, как управлять увеличившимся в разы количеством конечностей. Мир вокруг напоминал лес. Ну, таким его изображали на картинках, сейчас-то лесов не было. И в целом, все было хорошо, пока я не попытался взобраться на травинку и не свалился. На спину. Я теперь искренне сочувствовал всем тем букашкам, которые так и засыхали, к верху лапками. Мои размышления прервал грохот. Земля задрожала. Военные инстинкты сразу забили тревогу: бежать, прятаться, землетрясение, обстрел, что-то ужасное. Еще и солнце вдруг скрылось, на меня упала непроницаемая тень.
— Хей, дружок. Перевернулся что ли? — спросил Док. Его лицо нависло надо мной, круглые очки блестели, как фонари. А потом он пшикнул на меня из пульверизатора. В ту же секунду мир стал уютного человеческого размера. Только я продолжал лежать на спине, в трусах и носках, задрав к верху лапки, тьфу ты, руки и ноги. Напарники согнулись от хохота, когда я кряхтя и разминая затекшую спину, попытался сесть. С трудом встав на ноги, я посмотрел на дока.
— Я этой фигней больше заниматься не стану. И в отставку подам, как только твое изобретение станет применяться на практике.
Когда я пришел домой, в квартире было тихо и мрачно. Включив свет, я прошел на кухню. На полу у батареи сидел кот Василий. Перед ним на спине, безостановочно вертя лапками, лежал таракан. Я остановился. Василий вдруг перевернул таракана лапой, а когда тот, окрыленный свободой, попытался юркнуть под плиту, Васька перевернул его обратно. Я молча наблюдал. За пять минут картина повторилась трижды. В конце концов, я отпихнул заурчавшего от возмущения прохвоста, поднял таракана и вынес в подъезд.
— Иди, дружок. Прогуляйся.
— Лёх, чего засмотрелся? Пошли, мы тебе торжественный ужин накрыли, — смеясь, позвал его капитан.
— Да что ему наши суррогаты, Макс! Он уже мысленно картошечку жареную с грибочками да лучком наяривает, — подколол его инженер.
— Так и есть, Саш. Завидуй молча, — парировал Лёха.
На столе в пластиковых тубусах лежали таблетки-витамины да тюбики концентрированной сгущённой еды. Лёха плюхнулся на табурет, пластиково-металлический, как и все вокруг.
— Дождёмся наших ботаников, — Макс устроился напротив за круглым столом.
Жека и Аннушка появились минут через пять. Привычно споря между собой, двойняшки-ботаники вошли в кают-компанию и остановились перед Алексеем.
— Бро, завтра ты торжественно отравишься на нашу старушку-Землю, — пафосно начал Жека, но Аннушка его перебила:
— В общем, Лёх, ты заслужил отпуск, мы будем скучать, и у нас есть для тебя подарок-дефис-просьба.
— Это что ещё такое? – удивился Саша. Макс и Лёха переглянулись, а Аннушка вдруг протянула механику непрозрачную пластиковую капсулу.
— Откроешь её, когда будешь дома.
— Совсем дома, Лёх. У матери, в деревне, как ты нам рассказывал.
— Что в ней? – Алексей принял капсулу из рук Аннушки. Она была не лёгкой, но и не очень тяжёлой. Мужчина поднёс капсулу к уху и уже хотел встряхнуть, но Женя и Анна с криком бросились к нему. Аннушка прижала капсулу к груди, а Жека схватил Лёху за руки.
— Ты аккуратнее с подарком, он хрупкий!
Только после нескольких минут обещаний и заверений, что Лёха не повредит капсулу, Жека с Аннушкой вернули ему подарок.
После торжественного ужина команда разошлась по каютам. Погружаясь в автоматизированный сон, Лёха с наслаждением подумал, что завтра уже будет спать в нормальной, человеческой постели.
Возвращение домой, перегрузки от входа в атмосферу и общения со СМИ, вспышки, рукопожатия, медосмотр и долгий отчёт перед начальством прошли для Лёхи как в тумане. Покинув, наконец, космический центр, Алексей на миг остановился перед воротами. Вдохнул полной грудью загазованный воздух, поднял глаза к закрытому смогом небу и направился на станцию. В спортивной сумке с личными вещами притаился таинственный подарок-дефис-просьба.
Мерный стук колёс электрички убаюкивал, но Лёха твёрдо решил, что после шести месяцев космоса свой первый сон на Земле он встретит в кровати. Полустанок остался позади, грязь размытой деревенской дороги налипла на новые кроссовки и джинсы. Алексей полной грудью вдохнул запах мокрой после дождя земли и свежести, кожей впитал в себя умиротворение маленькой деревеньки, коснулся пальцами капли, застывшей на листике калины. Толкнул калитку. Петли скрипнули. «Надо смазать», — подумал Лёха.
— Алёшенька!..
Мать бросилась к нему с крыльца. Обняла, уткнувшись носом в грудь. Лёха нагнулся, обнимая. Седые волосы матери напоминали луну, отец улыбался ему с крыльца. А из открытой двери в дом так вкусно пахло жареной картошкой с грибами и луком….
Когда же долгий вечер остался позади, и мать, как в детстве, прикрыла за ним дверь его детской комнаты, Лёха забрался в постель. Скрипнули пружины, мягкое одеяло окутало, словно облако. Но сон не шёл. Открыв глаза, Алексей вдруг заметил свою сумку. Пристроенная на шатком стуле, она крикливо выделялась на фоне выцветших обоев с цветочным рисунком. Капсула.
Лёха встал. Нашёл подарок, поднёс к окну, рассматривая в свете луны. Отыскал замок, поддел ногтем тугую защёлку. С тихим пшиком капсула разделилась на пополам. Механик медленно-медленно снял верхнюю половину. Перед его глазами, чуть-чуть покачивая бледными листиками, появился росток. Лёха тихо рассмеялся.
Стараясь не разбудить родителей, Алексей вышел в сад. Пристроил росток, нашёл в сарае лопату и выкопал ямку. Опустившись на колени в сырую, пахнувшую чернозёмом землю, аккуратно, дрожащими руками пересадил растение.
— Я выполнил просьбу. Спасибо за подарок, — сказал Алексей, подняв голову к ночному небу. Где-то там биологи Аннушка и Жека корпели над проектом «Эдем» — первой стадией базы для переселения людей в космос.
Но растение должно цвести не в холодном вакууме, а в своём доме – на Земле.
Как и человек.