Великанша Исэктэ

Когда-то давным-давно, в седые времена, после ярких вспышек на Небе в горах Кодара появились странные камни. Некоторые были вровень гольцам, что пиками Небо подпирают. Издалека казалось: это скалы, светящиеся внутренним жаром на заходе солнца. А орочи1, рисковавшие подойти ближе, рассказывали, что камни были… живые! Пульсировали, меняли цвет и форму, передвигались. Могли принять обличие человека или любого зверя. Спасшиеся уверяли: нелюди питаются мозгами чужаков. Но можно ли было верить словам безумцев? Они вскоре после общения с пришельцами из других миров теряли память, или слепли.

На всякий случай орочоны старались держаться подальше от пещер, где обосновались монстры.

Шло время, и оленные люди заметили: все чаще нелюди начали укладываться в прозрачный котел из кристаллов алмаза.

Лишь великанша Исэктэ3 не спешила залечь в спячку. Она любила забавляться с людишками, пугала их, оборотясь медведицей. Мало того! Брала себе в мужья кого-либо из смертных мужчин, а народившихся младенцев тотчас съедала. Оставила в живых лишь одного из своих детей – Амалага. Он родился с отметиной: большим красным пятном на запястье.

Вскоре после этого Исэктэ тоже окаменела, превратилась в один из громадных валунов в кварцевой усыпальнице. Но прежде открылась Амалагу в том, что вернуться к себе на Звезду нелюди не могут – окно в Небе неожиданно закрылось. Поэтому им пришлось впасть в каменный сон, чтобы переждать время. Но они оживут, когда придет срок. Наказала сынишке быть хранителем котла, способного поднять на ноги впавших в сон нелюдей.

Амалаг подрос, с годами обзавелся семьей, и дал начало роду шаманов – хранителей памяти, имеющих доступ к котлу из прозрачного камня, усыпальницы чужаков.

Посвященные камы обладали особыми знаниями: с помощью котла из кварца могли оживить своего сородича. Но не надолго. Лишь на девять дней, чтобы орочон успел покончить с долгами в Срединном мире. Как только отпущенное время истекало, оживший буче, покойник иначе, рассыпался прахом.

К котлу способному возвращать на время умершего человека, смел приближаться лишь шаман, для других путь был заказан. А если кто рисковал нарушить запрет, с ним творились странные вещи. Взять, хотя бы, зверолова Бойме.

Это уже на памяти нынешних стариков произошло. Не любят они вспоминать об этом. Но всё же временами окорачивают молодняк: - Гэть! Разбежались, как не разумные щенки. Старухи Исэктэ на вас нет.

А случилось с Бойме вот что. Охотник решился добыть чубуку, снежного барана. Этот зверь, известно, в гольцах водится. Но отроги Кодара – зона запретная для охоты, там каменная усыпальница нелюдей находится. Да Бойме посмеялся над Табу: - Э-ээ! Кого мне бояться? Спящую Исэктэ? У старухи кости давно трухой стали, а зубы выпали. Куда ей со мной тягаться? Но все же я не прочь померяться с ней силами, и пусть сильный заберет чужое дыхание!

Неожиданно сильный порыв ветра дунул охотнику в лицо. Завыл, заухал, задребезжал, будто беззубая старуха злобно хихикает. И… резко стих.

Недобрый знак, - поежился Бойме. - Словно кто-то мысли его услышал.

Но и это не остановило упрямца. Он поднимался все выше в гору. И вот удача: на каменном уступе заметил чубуку. В погоне за снежным бараном зверолов увлекся и не заметил, как стемнело. В темноте опасно по горным кручам лазать, можно ненароком сорваться в расщелину. Бойме начал готовиться к ночлегу. Вырыл в снегу глубокую пещеру: в ней он от хищных зверей укроется, и мороз его не достанет.

Среди ночи охотник неожиданно проснулся. На краю его укрытия стояла девушка с глазами, словно излучающими яркий свет, и смеялась: - Что же ты спишь, Бойме? Вставай, так всю добычу упустишь.

Снежный пленник, как завороженный, поднялся. Откуда здесь взялась эта незнакомка? – подумал. – Имя мое ей откуда известно? Ка! Ка! Недобрый знак. Если это – злой дух, несдобровать мне! - А ноги сами, помимо его воли, следовали за красавицей. Ее взгляд, словно аркан, не отпускал охотника.

Они приблизились к каменным валунам, где лежал убитый снежный баран. Гостья удачливей оказалась? Но Бойме не слышал выстрела.

Девушка усадила зверолова рядом с собой на шкуру. Взяла баранью голову, начала высасывать мозг, предложила своему гостю лопатку. Бойме отрицательно замотал головой: - Не годится сырое мясо есть. Ненароком, людоедом станешь.

Предложил незнакомке: - Давай разведем огонь, приготовим тушу на огне. - А девушка вмиг посмурнела, по щекам ее потекли слезы: - Ты брезгуешь моим угощением, охотник. Знать, не мила я тебе.

- А-аа! – отважился откусить кусочек кровоточащего мяса Бойме. – Ничего со мной от такой малости не сделается, а красавицу уважу. - Он и не заметил, как обглодал лопатку, потом взялся обсасывать ребра… Опомнился, когда рассвело. Удачливая соперницаа бесследно исчезла. А вокруг были разбросаны… человеческие кости!

Видно, заснул на чумовище мертвых, - решил Бойме. – Оттого и запах тлена, и ночные видения. - Поежился от пробежавшего по спине озноба: - Впредь надо быть осмотрительнее. Покойники не любят, когда их прах тревожат. - И снова отправился на поиски чубуку.

На этот раз зверолову повезло больше. Он подстрелил снежного барана, потряс в воздухе ружьем: - Э-гей! Твоя сила, чубуку, к моей прибавится.

Пора и к стойбищу поворачивать, там его заждались жена и два сына-малолетки. Неожиданно тучи закрыли небо, ни зги не видно. Ничего не поделаешь, придется опять ночь коротать в снегах.

Бойме на этот раз тщательно осмотрелся. Тут он никого не потревожит! Вырыл глубокую яму, закопался в ней. Но среди ночи опять послышался смех. На краю его нового снежного убежища стояла девушка. Та самая, с чумовища мертвых! И сияние ее глаз спорило с лунным светом. Сердце охотника сильно забилось: - Знать, не все на брошенном чумовище умерли. Девка вот выжила, к нему прибиться хочет. Вот только в стойбище Бойме ждет верная жена… Но не бросать же беглянку одну в снегах?

А красавица с упреком в голосе сказала: - Ну и герой! Мое угощение отведал, а свою добычу прячешь?

- Да что ты! – вскочил на ноги зверолов. – Я тебя и не ждал вовсе. Знал бы, костер развел. Ты обожди немного.

- Стоит ли дожидаться? – опять смеется красавица. А охотник уже и не соображает ничего. Загляделся в ее лучистые глаза, оторвал одну лодыжку у бараньей туши, протянул гостье, другую взял себе. Она головой лишь покачала, протянула руки к голове барана: - Вот это угощение по мне, - взялась высасывать мозг.

Очнулся Бойме от тяжелого сна под утро. В снежной пещере он один, вокруг разбросаны свежеобглоданные кости. Человечьи! Никак, красавица с собой останки дорогих ей родичей носит? Хотел спросить, но ее и след простыл.

Вылез из убежища, глядь, а туша подстреленного им накануне чубуку на месте, привалена камнями. Охотник покрутил головой: - Что за наваждение?

И тут снова завыл, задребезжал ветер. Боймэ похолодел от догадки: - Никак, старуха Исэктэ над ним шутки шутит! Старики сказывали, она может лики разных женщин принимать, охотников завораживать, с толку сбивать. - Поспешил к родному чуму.

А там жена с ног сбилась: сыновья пропали. Бойме тотчас отправился на поиски. Но что это? Следы вели в гору, к гольцам, где промышлял прошлые ночи он сам. Тропа первого сынишки оборвалась у места, где в первый раз ночевал Бойме. И там белели кости…

Тропа второго сынишки привела к другой снежной яме - второй ночевке Бойме.

Так вот откуда тут человечьи останки, - похолодел охотник. – Он сам, по наущению старухи Исэктэ, лакомился мясом своих детей!

Вернулся зверолов в чум, а на обычную пищу глядеть не может. Так и стоит в памяти аромат угощения Исэктэ. С ног сбивает.

- Ну нет, проклятая старуха, не совладаешь со мною! - Бойме упросил жену связать ему руки, привязать к шесту: он должен очиститься, выдержать две недели голода. И тогда сможет принимать обычную пищу.

Жена так и сделала. Привязала зверолова к шесту, давала ему лишь воды напиться. Но не смогла смотреть, как он корчится от болей в животе. Отварила ему лопатку лося, а Бойме вывернуло наизнанку. Женщина принесла охотнику сырое оленье мясо – его судороги сильнее бить начали. Тогда она схватила нож, отрезала себе грудь и кинула Бойме. Он сжевал кусочек ее плоти, и на нее горящими как у хищного зверя глазами уставился. Не аркан, удерживающий его, на куски разорвал бы и проглотил.

Женщина бросилась вон из чума. Ее родители рискнули заглянуть в жилище Бойме лишь на третьи сутки, после того как вой и голодный рык стихли. Охотник был мертв. Но близились холода, а запасов еды в чуме дочери на зиму нет. Как вдове зиму коротать? Да и чум совсем прохудился. Порешили просить шамана оживить на время буче, покойника, пусть спроворит мужские обязанности.

Шаман отнес тело Бойме к прозрачному котлу, воскресил его. Буче восстал, неделю пропадал в тайге, охотился. Наполнил лабаз до верху мясом диких зверей. После покрыл чум добытыми шкурами оленей, и отправился в горы. Сказал жене: - Самое важное я еще не сделал, с людоедкой Исэктэ не посчитался.

Поднялся Бойме в горы. Обложил со всех сторон порохом чашу окаменевших нелюдей, и поджег взрывчатку. Валуны в усыпальнице подкинуло от взрыва до Неба. Разлетелись по склонам гор. Котел, правда, уцелел, лишь дал трещину. Но охотник на всякий случай завалил вход в его утробу. Лишь сделал это, сам рассыпался трухой.

Шаман, что доставил Бойме к капсуле исполинов, с тех пор потерял память. А эвенки к чаше, умеющей на время возвращать вытекшую из человеческого тела жизнь, сами дорогу никак сыскать не могут.