​Дом

Солнце все дальше и дальше уходило от моего взора. Еще чуть-чуть и горизонт совсем поглотит его. Наступит время сумерек. Время, когда свет дня сменяется тишиной ночи. Словно кто-то гасит лампу на твоем столе, когда ты еще не готов к этой перемене и возмущен нахальством потревожившего тебя человека. В сумерках все вокруг очень сильно изменяется: привычные голоса, звуки, виды, все становится чужим и иногда даже пугающим.

Я напоследок взглянул вдаль, за пределы горизонта, за уходящее солнце, насколько позволяло зрение. Вдох. Выдох. Еще один шаг и вот я уже за оградой. Переступил ее одним сгибом колена, шаг-воздух-земля и снова, уже другой ногой по тому же алгоритму. Новый сумрачный мир протянул мне свою руку – пустил в лоно своего царства. Затянулся сигаретой, другой рукой теребя связку ключей, что были зажаты в кулак. Здесь все осталось как прежде, словно время перестало касаться этого места. Сейчас, в сумерках закатного отблеска, казалось особенно четко, что жизнь покинула это гиблое место, навсегда поместив в серый холод осени.

Дом все также стоял на прежнем месте. Кое где обрушились внешние балки и куски черепицы. Стекла были выбиты еще до того, как этот лес и эта поляна совсем опустели. Вот и стоит старая развалина, словно живой зверь, и смотрит на меня своими впалыми глазницами без глаз. Остались только рамы-веки, да и те, по виду, скоро рухнут.

Я сел напротив входа в дом и слегка улыбнулся. «Ну здравствуй, добрый друг» - выдохнул я с последней порцией дыма, отбрасывая окурок. В свои 25 лет я выгляжу на 32-33 года и с радостью отдал бы этот возраст обратно дому. До сих пор никто не может понять или объяснить, что же тогда произошло. Это место забрало мою старшую сестру, пощадив меня, шестилетнего мальчишку, нарушившего главное правило всей деревни – не ходить в одиночку, без взрослых, к дому на холме. Дом был построен в год моего рождения и уже в 1995 обнесен оградой, привлекая тем самым всеобщее внимание детворы. Вот и я не был исключением.

Мы с сестренкой часто оставались вдвоем на целые выходные, когда наши родители уезжали за покупками или по другим делам в город. Мне шесть, ей двенадцать. Очень самостоятельные и смышленые для своего возраста. Ей сулили прекрасное будущее. Еще бы; лучшая ученица в школе, знает несколько языков, добрая, работящая и к тому же не дурна собой. Так что же случилось? Почему этот дом решил забрать ее? именно ее?

В тот день рассвело очень рано, родители обещали вернуться к обеду и Мэй предложила прогуляться до начла занятий. 2 ноября 1995 года. День изменивший всю мою жизнь. Мы с сестрой сделали пару бутербродов, взяли рюкзаки с учебниками и отправились в лес. Болтая обо всем на свете, не заметили, как подошли к ограде старого дома (хоть ему и было всего шесть лет, выглядел он так, словно простоял на этом пустыре лет 600, не меньше). Солнце набирало высоту, легкий ветерок задувал нам в волосы. Длинные и прямые волосы Мэй очень красиво раскачивались в такт ветвям деревьев, окружающих поляну со всех сторон.

Сестра звала меня разворачиваться обратно в деревню, но я как завороженный смотрел на старый дом. Он притягивал меня, словно мы были созданы друг для друга. Мэй тянула меня за рукав, но после пары попыток сдалась. В итоге мы решили, что дождемся полного восхода солнца и, по моим уговорам, что дождемся его на границе дома. Сестра согласилась. Но стоило нам перелезть через ограду все стало серым, вокруг пропали все звуки и лишь из окон призывно горел свет. Я перепугался не на шутку, было видно, что и Мэй взволнована, хоть и не так сильно. Теперь уже не меня, ее тянуло к жадно раскрытой пасти, чернеющего в эпицентре бесцветного и немого мира, чудовища. Я был готов убежать в любой момент и когда сказал ей о своем страхе, она лишь рассмеялась. Я скорее почувствовал смех, нежели услышал. Да, да, она смеялась, но рот ее при этом был закрыт. И вот, моя старшая сестра пошла прямо в пропасть, назвав при этом меня глупым мальчишкой и велев ждать здесь. Пообещала, что, если сделаю хоть шаг в сторону, она не вернется. Конечно я ей не поверил, но стоять остался. Мэй шла очень уверено, сбросив у входа рюкзак с плеч, она обернулась, взглянув на меня чужими, совершенно чужими глазами.

На меня смотрели зеленые, пустые глаза, вместо привычных карих, полных жизни. Порыв ветра и странные глаза сестры все-таки заставили меня пошевелиться, я забыл о предупреждении, лишь хотел удержаться на ногах без падения. Глаза Мэй снова стали ее собственными, полными ужаса, но всего на мгновение. Черная, как ночь без звезд, рука, словно клешня демона, обвилась вокруг тонкого силуэта сестренки и втянула его вглубь бездны. Все происходило очень быстро – я бежал к Мэй крича, чтобы ее отпустили, вот только передо мной дверь закрылась, в окнах резко полыхнул зеленый свет, точно такой же, как были минуту назад глаза Мэй и потух. Я стучал, я кричал, я пытался весом своего шестилетнего тела выбить дверь, но все было тщетно. Тогда я просто сел напротив входа, так же, как и сейчас, просидев так неизвестно сколько. Может час, может неделю, а может и несколько лет. Сложно сказать, ведь в этом месте время останавливается. В итоге я все же решил вернуться домой и позвать взрослых на помощь, рассказав им о случившемся.

Ступив за пределы ограды поляны и дома, оказалось, что на улице снова рассвет, как в тот роковой для нас с Мэй день. Я молча брел вниз по склону к нашей деревне. Все слезы, что во мне были, я выплакал за годы, проведенные перед закрытой дверью пустого дома. Открыв дверь в свое жилище, вошел и крикнул с порога, как мне показалось: «Мам, пап, я дома!» Да только крик не сорвался с губ. Вместо этого получилось лишь тихое хрипение. Дома никого не было и я, выронив рюкзак из рук, посмотрел на календарь. Холод ледяного откровения прошиб меня до мозга костей - 2 ноября 1995 года. Дрожащей рукой я повернул к себе будильник, циферблат отсчитывал 5.25 утра. За три минуты до нашего с сестрой выхода из дома. Взяв себя в руки и пройдя в детскую, я стал изучать комнату. Одна кровать, один шкаф, одна школьная форма. В нашей с Мэй комнате больше не было следов ее присутствия, как и во всем доме. Ни фотографий, ни упоминаний.

Вечером, когда вернулись отец с матерью, я обнимал и целовал их как никогда прежде. Их это очень удивило, ведь по их меркам прошел всего один день. За ужином я попробовал завести разговор о Мэй, но они совершенно не понимали о ком я говорю. Для них, для наших родителей, моей старшей сестры никогда не существовало.

Все оставшиеся годы, до окончания старшей школы, я старался быть как свои сверстники и лишь по ночам, а точнее, с наступлением сумерек, боль утраты сковывала мое естество и образ зеленоглазой Мэй вставал передо мной и ее черная, как клешня, рука манила меня войти в дом.

После школы я уехал в город и лишь сейчас, в 25-й день своего рождения, вернулся сюда. Снова сижу напротив входа в дом, поглотившем мою старшую сестру и совершенно не интересуюсь тем, сколько времени прошло в этом месте, а сколько во всем остальном мире.