Анна Неделина №2

​ Февраль 2137 года

​  Февраль 2137 года
Работа №481
«...Подумаешь – машина времени»
Л.В.Кудрявцев, «Карусель Пушкина»

В первой трети ХХ11 века, а именно в зиму 2137 года проверяли свою первую Машину времени инженер-айтишник Григорий Отрепьев - Замоскворецкий, он же гений во многих приложениях и его друг-товарищ Машенька Пушкина-Самойлова, которая придумала как сделать эту машину и, главное, решила кого первым навестить. Оба были пушкинистами, любимыми учениками профессора Д.Д.Лихачева, давшего им, кроме знаний в области физики замкнутых и пересекающихся пространств, еще и любовь к литературе ближней древности 17-18 веков. Гришаня, друг и товарищ Марии, горячо поддержал идею встречи с Александром Пушкиным, пра-пра-...-дедом Машеньки в десятом колене, чему свидетельством было детальное родословное древо, ведущее начало от деда Абрама Ганнибала, составленное Интернейшнл Пушкинским Сообществом.
Настроиться во времени надо было очень точно с учетом всех временных сдвигов за три сотни лет, ибо появилась у наших молодых талантов мысль о том, чтобы успеть его увидеть, а может и поговорить с Александром Сергеевичем, предупредить его, чтобы не ехал он на Черную речку, не стрелялся. Гибельно это для него.
Ребята волновались, сеанс будет очень коротким, потому что Машина требовала много энергии.
Вообще-то этих Машин было уже много, они могли перебросить тебя куда-нибудь, но без заранее согласованного маршрута. Куда попало, а это становилось уже трагической статистикой. Гений Гриши разрешил все проблемы – это действительно была первая Машина, способная транспортировать тебя в точно указанное место и время. И вернуть обратно, что не менее важно.
Наш гениальный инженер Гришка, одетый в стандартные джинсы и рубашку с короткими рукавами – мода на такую одежду никогда не проходит - налаживал Машину, не прекращая обсуждать последние технические и литературные новости. И сделал он ошибку только в четвертом знаке после запятой и ... вот после пуска Машины перед ними заколебалось какое-то временнОе полотнище, медленно превращаясь в туманную пространственную дымку. Та в свою очередь плавно осела вниз и открылась комната, которую много раз видели наши экспериментаторы воспроизведенной на картине многих художников, в том числе и художника двадцатого века россиянина Дмитрия Белюкина.
Гриша с Марией вплыли в затемненную комнату – это кабинет. Вдоль всех стен книжные шкафы и полки, забитые книгами, много свечей, запах теплого больного тела и несколько силуэтов, стоящих достаточно близко к дивану, где лежало тело... Что-то сделало присутствующих в этот момент неподвижными – похоже, застыли они в своем горе, а может быть время бежало значительно быстрее. Самый ближний застыл, вытирая глаза платком, который так и повис безжизненно. Наши путешественники знали, что около него были и В.А.Жуковский, и П.А. Вяземский, В.И. Даль, К.К. Данзас, доктор В.Т. Адреевский...были А.И.Тургенев и П.А Плетнев... Но кто есть кто сейчас было невозможно определить, вся душа в этот момент рвалась к Поэту...
«Это же после дуэли уже» - вскричала шопотом Маша, оборачиваясь в Григорию – «Ты не в то время попал! Поздно...» И тут они ясно различили курчавую голову Поэта – в бессилии и мучимый болью он тяжело, прерывисто дышал, но глаза были открыты.
Удивление его, увидевшего что-то не от мира сего, несмотря на гибельную рану, столь заметно отразилось на лице, что Машенька решилась заговорить. «Александр Сергеевич, миленький, очень прошу вас поверьте тому, что видите, мы объясним вам сейчас...» Гриша вмешался «мы к вам из далекого будущего, у нас сейчас две тысячи сто тридцать седьмой год и мы научились перемещаться во времени...» Пушкин шевельнулся, сделал попытку подняться. Маша подошла к нему и поправила подушку так, чтобы ему было видно лучше. Слезы ее затмили глаза. «Сам Пушкин. Умирает. Умрет...».
Прозвучал тихий голос: «Господа, вы одеты не в нашей моде. Удобно ли?» - «О чем мы – лихорадочно заговорила девушка, обращаясь к Поэту – вся Земля, и Россия, и люди в других странах, все, все знают и любят вас, читают вас...» Гриша протянул Поэту книгу, она была издана специально к скорбному трехсотлетию и была напечатана в стиле ХХ века. Маша перехватила книгу и поднесла обложку к лицу Пушкина. Он с видимым усилием напрягся и сфокусировал внимание на обложке, где был вытеснен его профиль, ниже выпуклым шрифтом написано А.С. Пушкин, еще ниже Собрание сочинений, а где положено - «издательство «Пушкинский Дом» и дата 2137 год. Он слабо кивнул головой, Маша поняла и начала перелистывать первые страницы – в первой части были стихи, Пушкин зашевелил губами… Поднял глаза на девушку и спросил «А где ять («ъ»)?» Маша не успела ответить, когда он произнес «Да, да…Она мне тоже мешала». Шевельнул рукой, Маша продолжила перелистывать, следя за ним… Пушкин перечислял, забыв о боли: «Евгений Онегин… Сказки… О Пугачеве…- обратился к Маше - Знатные иллюстрации, мадемаузель…». Гриша сзади прошептал - «Восемь минут осталось». «Как вас зовут, друзья» - «Я – Мария, а мой друг – Григорий». «Мои дети с этими именами» - Пушкин приподялся на локтях и усилил голос, обращаясь к нему: «Слушай, юноша любезный, Вот тебе совет полезный…» Григорий перехватил инициативу и продолжил: «Миг блаженства век лови…» Поэт улыбнулся: «Как вы мне приятны. Да, а книга сия мне?» «Конечно - ответила Машенька - это вам не только от России, а от всей Земли. Вот еще – альбом от всемирного издательства, изданный к вашему юбилею. Здесь все, что было посвящено вам писателями, художниками и мастерами скульптуры – и нечаянно оговорилась – здесь больше десяти терабайт». Последнего поэт не воспринял, но всем сказанным был очень заинтересован: «Как много хочется узнать о вас, о вашем времени. Земля живет, благоухает…».
Видно боль внутри дала знать о себе, лицо его исказилось, он дернулся, вжался в подушку. Гриша из-за спины прошептал «Давай дадим ему иньекцию анальгета, я всегда с собой таскаю. Правда сейчас только две дозы». Почему-то Маша не отказалась, но попросила друга, чтобы он дал лекарство в виде таблетки, им пилюли привычней, приняла в ладонь таблетку и дала ее страдающему: «Александр Сергеевич, примите, это утоляет боль, может быть поможет» Пушкин положил таблетку в рот, запил водой, и закрыл глаза. Но Григорий не дал ему дремать, а привлек его внимание, сказав «Хотите мы вам покажем Санкт Петербург и Москву, и Землю и... что вы хотите». Пушкин открыл глаза «у вас иллюстрации?» - «Вот, смотрите» - Гриша сгенерировал перед его взором экран и на том экране заголубела в космическом сиянии планета Земля, она медленно приближилась к зрителям и неконец заняла весь экран, увеличение масштаба продолжалось и скоро на нем сформировалась современная панорама Петербурга, которая стараниями настоящих патриотов города сохранила свои основные здания и очертания улиц и проспектов. Мойка не изменила своего внешнего вида. Но перед зданием небольшой бюст Пушкину...
А вот Москва поразила Пушкина. Он смотрел на старый Арбат – «Здесь мы жили», увидел себя, каменного, с Натальей... Увидел площадь с памятником Поэту (Это площадь Пушкина» - подсказала Маша – «Его очень любят москвичи. Здесь всегда собираются люди, встречаются»). По улицам юрко пробегали автомобили («Механические кареты» - сказал Пушкин), взгляд скользнул в небо, где стремительно или плавно порхали флайеры разных дизайнов. Задумчиво отметил: «Вольные как жаворонки». И замолчал, пока перед ним проплывали картины той Земли. В общем-то что изменилось? – природа осталась неизменной, сохранилась. Изменилось все, что связано с бытиём человека, за пару - тройку сотен лет и не такое можно было выдумать, создать. «А как сам Человек?» - спросил Пушкин – «Что он? Счастлив ли?» Ребята застопорились, переглянулись. Вопрос был столь масштабен. Они вспомнили напутствие их шефа, профессора Лихачева, сказавшего, что на очень сложные вопросы при незнании ответа можно обратиться к конкретным фактам, а задавший пусть сам обобщает. Так Мария и сообщила Пушкину: «Мы можем только привести несколько примеров» «Фактов» - добавил Гриша и продолжил: «Уже более восьмидесяти лет на Земле не было ни большой, ни маленькой войны». Пушкин прикрыл глаза и махнул рукой – «продолжайте». «Нет голодных стран», «В России было много событий – не стало монархии, в великой войне одолели врагов, победили. Был черный период – целый век от 1917 года до 2019 года... Потом начался расцвет. Сегодня наша страна на взлете... Но ведь у каждого свое счастье». Пушкин улыбнулся и произнес: «Если бы вы сказали, что Человек повсеместно счастлив, я бы вам не поверил. Да, хотел бы я знать ответ... Простите, друзья, силы на исходе.».
Пушкин повернул голову к друзьям: «А знаете у меня боль стихла. Вот что. Машенька, дружок, над моей головой полка шкафа, там черновые записи. Начал дня три тому, чувствую мне не докончить их. Возьмите с собой. Да-да, вот эти листки... Это будет мой подарок вам за то, что я узнал – будущее есть, оно прекрасно. Теперь я смирился со смертью, душа облегчилась и не мучает страданием больную плоть мою... Я узнал, что Россия жива и процветает. Я понял, что люди не теряют память и чтут в ней все прошедшее – хорошое и дурное. Как согрело, что о нас не забыли. Господи, как же вы помогли мне». Прикрыл глаза, произнес: «И буду долго тем любезен я народу...» Замолчал, чтобы отдышаться.
Встрепенулся: «Что дети мои, дожили до вас?» - «Ваши дети, все четверо прожили хорошо, жили долго и счастливо. У вас было (Маша замялась – «было или будет?») в общем у вас 19 внуков и внучек. В Альбоме все подробно. Там же генеологическое древо. На 1999 год у вас было 219 потомков по всему миру. Сегодня более 250 потомков... А я ваша правнучка по линии вашей дочери Натальи Александровны». Пушкин встрепенулся, взглядом остановил ее: «Иди ко мне, наследница, я поцелую тебя». Маша наклонилась, он поцеловал ее в щеку. «Господи, какая радость.... Глаза мне вытри, голубушка»
Гриша тронул Машеньку: «У нас кончается время, сейчас мы исчезнем». Продолжил, обращаясь к поэту: «И все же выздоравливайте. Мы расскажем дома о вас, о встрече с вами». Маша в порыве горького расставания наклонилась к Пушкину и поцеловала его, неловко ткнулась в щеку, еще раз поцеловала и откинулась от него. Глаза заволокло слезой.
Пушкин видел их глаза, ребята смотрели на него и медленно растворились, не отрываясь от места. Не воспарили вверх, а просто растворились...

В реалии же, в комнате, где лежал Алесандр Сергеевич пробежало несколько секунд, которые не побеспокоили бы совсем присутствующих, но какая-то дымка, пролупрозрачность объема, где лежал умирающий, отметили все и тревожно обратились к Пушкину. Василий Андреевич Жуковский был ближе всех и ему показалось, что около дивана мелькали какие-то фигуры и верещали на высоких, «ускоренных» тонах, какие-то звуки. Он убрал платок, которым вытирал глаза: «Александр Сергеевич, мне что-то померещилось, то ли духи какие». Пушкин улыбался, глаза сверкнули неожиданно молодо и задорно, он протянул другу и наставнику что-то вроде твердого картона, где вдруг проявился рисунок – Пушкин лежит на диване, смотрит прямо вперед, а рядом с ним слева от него присела молодая красивая особа, одетая, отметил для себя Жуковский, не подобающим образом и позади справа склонился молодой человек, тоже не сегодняшнего дня – все трое улыбаются. Василий Андреевич взял это в руки и сказал, что это не рисунок, а воздушная печать, но как хорошо выполнена. Пушкин показал рукой на книгу и альбом, подаренные ему. Жуковский взял их в руки, очки на глазах поползли наверх, к переносице, он отошел в сторону с Владимиром Ивановичем Далем.
Вошла заплаканная Наталья с детьми.
Даль пропустил их к отцу и подвинулся ближе к Жуковскому, увидев у него в руках необычную книгу. Жуковский показал ему обложку, ткнув пальцем на дату издания и название издательства: «Я бы не поверил этому, но сегодня так не печатают нигде в Европе. Смотри, Вольдемар, картинки-то воздушные, а текст подстраивается под тебя размерами буков... Мне слепому это в радость. Это же откуда...Русское, но откуда?» Даль в ответ тоже показал пальцем на дату: «Триста лет вперед, батюшка Василий Андреевич» Жуковский листал страницы и перед ним проплывали картины, портреты его, Даля, Пушкина, Вяземского, других известных людей его времени. «Смотри, и мы не пропали в веках».
Дети простились с отцом и нянечка повела их из кабинета.
Пушкин шевельнулся. «Василий Андреевич, книга пусть у тебя останется. У тебя же День рождения сегодня. Сохранишь. Альбом женушке моей, детям и России... Даль, друг мой, тебе свой талисман, перстень оставляю. Данзасу – перстень с бирюзой – перстень-то охранный, а я вот почему-то не надел...» - он слабо махнул рукой
Жуковский начал осознавать, что смерть подошла к его питомцу, глаза затуманились: «Благодарю, Александр, за щедрый дар. Сохраню». – и тут же спросил – «У тебя, что – гости были?» - Пушкин улыбнулся: «Сам до сих пор не верю. Были. Видел ведь живую картинку – юноша и девушка со мной, молодые, красивые и умные. Машенька же – наша, родная, Пушкина. Я их полюбил. Не отпустил бы, да они простились...целовала меня Машенька, плакала...вот соленое на щеке. Ах, как же меня они тронули и, знаешь, мысли мои не на прошедшее, а на будущее направили... Но поздно уже, поздно...»

Жуковский с друзьями застыли у постели отходившего Пушкина.

Уже в другие дни, в середине февраля он написал отцу поэта Сергею Львовичу:
«...В эту (предсмертную) минуту я не сводил с него глаз и заметил, что движение груди, доселе тихое, сделалось прерывистым. Оно скоро прекратилось. Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха; но я его не приметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали.
Минуты через две я спросил: «Что он? — «Кончилось»,—отвечал мне Даль. Так тихо, так таинственно удалилась душа его. Мы долго стояли над ним молча, не шевелясь, не смея нарушить великого таинства смерти, которое свершилось перед нами во всей умилительной святыне своей.
Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видал ничего подобного тому, что было на нем в эту первую минуту смерти. Голова его несколько наклонилась; руки, в которых было за несколько минут какое-то судорожное движение, были спокойно протянуты, как будто упавшие для отдыха после тяжелого труда.
Но что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо! Это был не сон и не покой! Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое! Нет! Какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубокое, удовольствованное знание.
Всматриваясь в него, мне все хотелось у него спросить:
«Что видишь, друг?»...

Льщу себя надеждой, что я близок в своей версии к ответу на вопрос наставника и друга Александра Пушкина.

P.S. Уже дома в своей лаборатории Маша Григорию: «Ты сделал съемку?» – «Да. Вот этот материал». – «Пока никому, кроме совета при музее Пушкина на Мойке показывать не будем. Согласен?» - «Полностью согласен. Да, черновик тоже передадим, дай ка посмотреть, что он начал».
Я с вами, кто ушел вперед
И ждет меня в небесной дали.
Меня мой пастырь отпоет,
А имя занесут в скрижали.

Ну, кто ещё за мною вслед (там кто ещё)
(Влекомый матушкой) Судьбою- матушкой влекомый.
Идут друзья (бойцы к плечу плечо) в плащах побед
Дорогой в небо, мне знакомой...

Мы были будущим когда-то
И стали прошлым в сей же час.
Награда то или расплата...
Лишь только Бог научит нас

Туда достойно уходить
От тех, кто с нами попрощался,
Откуда – где мы станем быть -
Еще никто не возвращался.


+1
20:20
861
10:24
Айтишники 100% оценят, хотя они больше по-моему «админы», а не «инженеры». Бойкий текст!
11:04
Хорошо. Приятно читать такие качественные рассказы. Автору — мое уважение.
Небольшое замечание: пунктуацию бы поправить кое-где — а в остальном все в порядке. На мой взгляд, перед нами один из претендентов на призовое место или даже победу.
Гость
18:43
Наконец отправил все свои рецензии и нашел Ваш коммент. Спасибо!
Гость
19:17
Всегда пожалуйста! Мне нравится комментировать такие замечательные произведения.
21:12
Я волком бы выгрыз бюрократизм,
К работам почтения нету.
К любым чертям с матерями катись,
любые рассказы — Но этот…

В первой трети ХХ1 века, а именно в зиму 2137 года — 2137 год — это 22 век (ХХII).

«А где ять («ъ»)?» — а также I, ижица, фета. И что это за буквы — Ё, Й?

А так, все нежно и в рамочках. Наше Все, был бы доволен. Возможно.
Гость
18:42
Спасибо за подсказку. Исправил. А кто это " возможное ваше Все"? И как вас называть Гоша?
Загрузка...
Маргарита Блинова

Достойные внимания