​2084

Просыпаясь от слабых пробуждающих импульсов,разливающихся по сонному телу, в мягкими толчками расывающей остатки дремоты постели, я каждое утро тщетно пытаюсь начать жить. Еще недавно тусклые белые стены удручающей неуютной коробки, в которой мне приходилось существовать день ото дня, заливал яркими красками нескончаемый поток информации. Рейтинги, коммуникативные навыки, план и процент его выполнения зудели красным шрифтов на самом широком, неустанно лезущем в поле зрения, табло. Красный. Как сильно традиционное восприятие определенного узкого диапазона длин электромагнитных волн, воспитываемого обществом в своей единице, впитывается в подкорку. Откликом на цвет внутри черепной коробки вспыхивает обширный ряд ассоциаций. Красный всегда: «с осторожностью», «неудовлетворительно», «опасно». Люди неосознанно остерегаются появлению красного в своей жизни. Их страшит несоответствие стандартам.

Я рождена в мире отлаженной кем-то до меня системы. Мое место здесь предопределено. Колоссальный проект разворачивается, расправляет широкие величественные плечи. Вздымаясь, он стряхивает неподходящие детали, и те летят в бездну, разверзшуюся под его могучими ногами. Тех, кого он успевает поймать на лету мощной пятерней, растирает сомкнутой ладонью. Получившуюся бесформенную массу прокатывает меж грубых неотесанных пальцев, подгоняя под пустующее отверстие корпуса, и волевым движением забивает туда, как гвоздь.

Садись и работай. Изучай. Весь мир, с его неизменным стремлением вперед, перед тобой. Физические коммуникации заменены интерактивной сублимацией, и ты плывешь. Часть информации, быть может просто спам.

Нас тестируют с самого раннего детства. Подшивают на тебя папку, содержащую всю твою бесславную жизнь. К чему я предрасположена, что меня увлекает и интересует еще в детстве полностью определяет мой род деятельности в дальнейшем. Все просчитано, ты — удачный проект. Мышь в экспериментальной лаборатории, выращенная в пробирке. Новая раса. Рабочие, двигатели прогресса. Эмпатия под запретом. Стремись, добивайся, будь лучше. Мы рождены элитой загибающегося вида.

И здесь я рождена шлифовать тебя, мой мультифункциональный процессор. Шлифовать твои орехи день за днем. Ты должен стать прорывом человечества в обработке информации. Ты моя цель, мое предназначение. Отражение моего мозга, модифицированная версия. Вот только ты мне безразличен. Ровно в той же степени, что и я тебе. И этот давящий горой обязанностей красный. Я должна обществу, в котором разработана, обязана своим существованием. А мне лишь нужно согреться, ощутить смирение внутри. Но желания индивида ничто, не представляют практического интереса в процессе развития цивилизации.

Окошко в стене открывается — завтрак подан. Принтеры печатают идеальную еду, программное обеспечение отслеживающее биологические функции моего организма просчитывают идеальную диету. Контроль качества длинною в жизнь. Мне не дадут сломаться, всегда успеют подлатать.

Линда, сияющая отполированными доспехами весьма успешного винтика этой системы, — мой неизменный куратор. Слишком дипломатичная, чтобы вербально передать свою неприязнь, она за время нашего взаимодействия так глубоко изучила психологию подростков и методики влияния на неокрепшие умы, что с легкостью защитила бы докторскую.

Ее звонок разрывает мои безрезультатные, рыхлые, омерзительные, как кусок недоеденного ужина, гниющего уже неделю под кроватью, стенания.

— К8! — белозубая радостная тоска, — как твой проект? Опиши характер помощи, который тебе необходим, чтобы продвинуться дальше! — Как же мне надоела ее безупречная физиономия. Надо побыстрее от нее отделаться.

— Мне нужен отчет по некорректной обработке данных, введенных Нильсом.

— Они были высланы еще вчера, — пронырливая заноза, — ознакомься пожалуйста. Какой-нибудь другой формат поддержки? — Ооо… Это она намекает на кабинет автоматизированного психолога. Уже неделю ходит вокруг, да около.

Однажды я, возвращаясь с ежеквартального отчетного собрания, решилась пройти рядом с этим окутанным туманом уныния и беспомощности местом. Жуткая стерильная дверь. Будто за ней ремонтная мастерская. Последнее,что ты увидишь в своей жизни. Тогда меня начало безостановочно мутить. Комок недоваренного завтрака, как жгучая раскаленная лава, подступил к самой гортани. Пищевод потрескивал, силясь справиться с порывом выбраться наружу омерзительных масс. Упорствуя инстинкту, он проиграл наголо. Источающие кисловатый запах розоватая неоднородная жижа скрывалась в недрах очистного бота, и, расстилающийся голой пустотой, холл вновь засверкал чистотой глянца.

Когда ты выходишь из строя, мозг становится толерантным к нейротоксинам регулирующим его работу, и они пытаются тебя починить. Посредствам стандартных тестов, сканируя импульсы поломанной детали, просто подбирают новый ядовитый коктейль. Иногда, правда, ошибаются и запросто списывают в утиль. Привет, утопия! Они так ждали, так мечтали о встрече с тобой, что не заметили, как несутся на стену. Не страшно. Их своевременно разработанная подушка безопасности — зоопарк подопытных крыс без права на выбор.

Сколько бы я не холила дымку надежды на то, что данные просто оказались не валидными, туман с легкостью был развеян безапелляционной ясностью отчета. «Ошибка в тебе» — таким был сухой контекст.

Скрипучие шестеренки мозга начинали свое тугое вращение, поднимая вносимые в код поправки в памяти. Трясущимися пальцами я заказала принтеру черный кофе, запустив автоматизированную проверку программного обеспечения. Бодрящий аромат отрезвляюще смазывал механизм сознания, когда оповещение ясно дало понять, что машина не окажет мне помощи.

Муторная вязкая проверка затянется надолго. Строчки невыносимого кода слипались, терялись и объявлялись не на своих местах. Четкая структурированная картина переваренной кашей была размазана по табло. Я смотрела на свой код будто на дальнего родственника, то признавая его знакомые черты, то увязая в настороженных сомнениях. Пульсации в голове усиливались мерным стуком, когда пальцев ног стыдливо коснулась теплая коричневая жижа, медленно растекающаяся по полу. Работать я сейчас не могла.

Суматошно сменяющие одна другую ноги несли меня сквозь кампус в парк. Все лаконично в этом мире, у всего есть свое место. Ненавязчивые однотонные фасады зданий дополняли картину пышущей свежестью растительности. Искусственные водоемы прорезали серебряной голубизной зеленый ровно подстриженный газон. Брусчатка лихо выбиваясь из под ног сметенная бежала навстречу. Когда пространство и время закружилось хороводом перед глазами, я уже наощупь подбиралась к облюбованной скамье.

Я села, не без труда, и, плотно сомкнув дрожащие веки, прислушалась к нему. Сегодня его присутствие ощущалось небывало явно. Словно струны, он бесцеремонно дергал дендриты мозга, приводя в возбужденное состояние разветвленную паутину. Ему не хватало меня.

Он был со мной уже долгий срок. С довольно частой периодичностью мы вторгались в жизни друг друга, размывая границы реальности. Казалось, наши сознания «квантово» запутаны. Мне недоступна его речь, он не рождает в моей голове картин, но становится незыблемой частью меня, и я могу думать его мозгом в такие моменты. Мне детально доступны глубины его эмоциональных переживаний. Это слияние напоминало мне, восполняющий необходимую целостность, паразитический союз червей шистосом, предназначенных друг другу строением самого тела. Натягивалась тугая оболочка единства, и я чувствовала, что я на своем месте. Когда он был во мне, я была вселенной. Все, что мне было нужно таилось в недрах моего бесконечного тела. Я была смыслом, определяла причину и рождала следствие. Чаша была наполнена до краев игристым нектаром жизни.

Сегодня он принес с собой тающее теплой негой смирение. Безмятежно парящая в облаках птица упоения мягко коснулась крылом моего лба. Сковавшее тело отчаяние ослабило свои путы. Я набрала полной грудью сладковатый прохладой воздух, и улыбка счастья отпечаталась на просветлевшем лице.

Улицы этого города всегда пусты. Нам не нужно выстраивать социальные связи, токсины парализуют в нас эту потребность. Мы — люди без прошлого и будущего, без холостого хода функционирующие биороботы. Из нас стерли все человеческое, оставив лишь неуемное тщеславие. Гордые собаки ретиво несущиеся за кроликом. Глаза, завешанные шорами, ведут к единственной обозримой цели. А я плетусь в самом конце, будто мне накануне разбили нос, и я не могу ощутить щекочущий поджилки манящий запах добычи.

Когда он ушел, я осталась пустой, словно пересохшее русло реки. За собой он оставил тревогу. Я не могла ее игнорировать, она заполняла все вокруг. Мутную кашу сознания то и дело прорезали острые разряды беспокойства. Я знала, что-то не так. Томление угнетало, вскрывало недавно подсохшие нарывы беспомощности. Но что я могла, кроме как направить ватные ноги в сторону ненавистного жилища.

Голубое бесконечное небо изредка прорезали взбитыми сливочными сгустками пряди облаков. Все вокруг дышало энергией жизни, утопало в безмятежности. Везде царил порядок. Стены дома были густо увиты зелеными листьями винограда, багровеющими изнутри. Словно скрывая за собой место жестокого убийства, листва неосторожно прикрывала румянец, едва колыхаясь в смятении.

Вокруг раскидистого куста можжевельника, как назойливый поклонник, увивался садовый дрон. Острые, как лезвия, секаторы мелькали в воздухе с такой скоростью, что виднелся лишь размытый белый шар корпуса. Неугодная куща шурша опадала наземь в последнем издыхании, где ее трудолюбиво подбирал неизменный напарник — дрон-дворник. Их тандем казался нерушимым. Они дополняли друг друг изъянами: вечно вьющийся в облаках мечтатель и приземленный усердный трудяга. Вот оно счастье, думалось, глядя на пару, не обременяющих себя этими вольностями, машин.

Поднимаясь по гудящему одиночеством коридору, я часто дышала в предвкушение бездарных мытарств над тяготеющим меня проектом. Мне лишь хотелось бежать. Бежать без оглядки в тот мир, суливший оправданность существования. Грезы о месте, где я нужна, где слияние с частью пазла, дополняющего картину моего естества, были пресечены возникшей перед глазами дверью, скрывающей за собой тяжелый груз абсурда, в котором я влачила свои мрачные дни.

Дверь закрылась, и вновь меня окружили невыполненные планы ненужной жизни, в которой я очевидно была не к месту. Пропущенные вызовы Линды, как безапелляционные предвестники надвигающихся проблем, принуждали к действиям. Какое-то время я безуспешно пыталась вгрызться в беспорядочно вибрирующую гору информации,когда его вкрадчивый зов утянул меня в мир пьянящих фантазий. Под плотно сомкнутыми веками я видела его. Он окружал меня, был всем, я тонула. Связывал липкими путами уставшие руки, забирая себе мою жизнь. Ведь я не личность, я лишь дополнение. Я окружаю плотной оболочкой упругий стержень, храню его в своих объятиях, возвышая над серой землей. И я нужна ему, только со мной он важен. Я его преданный поклонник, жадно вдыхающий источаемую им непереносимую вонь. Споры его вздымались густыми облаками, зарывались под кожу и прорастали нежным слоем вездесущей плесени внутри.

Утром чуткий сон прервал гулким откликом в свинцовой голове стук. Это была она, и мне некуда бежать. Полая коробка не имеет ходов для отступления. Я в тупике. Стук — это лишь фальшивая вежливость, украшающая натянутой улыбкой бесноватую физиономию чучела этого мира.

Сейчас она войдет, я если я позволю ей увлечь меня за собой, она сотрет его из моей головы. Система не приемлет бракованных изделий, а он — мой изъян. Вычеркнув его, они сотрут меня начисто. Я буду лишь тенью, пронесусь эхом всплеска, идущего на дно колодца, холодеющего камня.

Время тянулось упругой струной. Ее присутствие за дверью сдавило глотку медвежьей хваткой. Если я не открою, она заблокирует дверь и вернется не одна.

Тремор пальцев невозможно было унять, когда я тянулась к кнопке. Отъезжающая дверь и ее взволнованный взгляд, небольшая складочка между бровей выдавала волнительность момента. Ее безупречный стан облегала безупречно сидящая форма. Казалось, если потереть ее салфеткой, она забликует на свету.

Мой плотно сжатый кулачок извлекает хруст ореховой скорлупы при столкновении с ее аккуратным носиком. Округлые от страха и недоумения глаза, стремительно набухающий смятый нос и алая кровь, рекой стекающая по губам. Крупные капли падающие с подбородка на пульсирующую толчками частых вдохов грудь.

Линда сжалась, как маленький запуганный зверек. Мне было жаль ее. Я ощущала силу растекающуюся по телу от зудящей кисти, унося с собой сомнения и страх.

Через несколько секунд я уже бежала по улице, босые стопы касались зернистой прохладной земли. Рассекая ментоловые воздушные массы, я неслась мимо безликих зданий. Я не имела абсолютно никакого представления о том, что делать дальше. Возможно это он вел меня или это было безумие безысходности.

Жадными глотками я хватала воздух, хлеставший мое разгоряченное паникой лицо. С усердием переставляя вялые от изнеможения ноги, я ступила на упругую зелень газона вожделенного парка. Легкие сжались и я начала задыхаться. Смятая трава мягко пружинила под бьющимся в лихорадке телом. Я словно выкинутая на сушу рыба часто хлопала губами, восстанавливая удовлетворительный режим работы организма. Тело перестало быть ощутимым, оно будто растворилось в карусели мелькающих вокруг огоньков.

Они идут за мной, я знаю. Они схватят и переделают в удобоварибельную модель. Система имеет свои стандарты, жесткие рамки, соответствуя которым легко встроиться в механизм. Винтику с сорванной резьбой нарежут новую, и будут безжалостно снимать слой за слоем, пока не останется ничего. Ты неважен, ты — расходный материал. Чрезвычайно сложно добываемое, крайне ценное, но все же сырье. Не грусти, все ради партии. И даже если у этой бесноватой машины оторвет голову, она, как курица, понесется в агонии испуская дух.

Я чувствовала, что отключаюсь, словно внутри медленно гаснет свет, когда он уверенно зашел, как к себе домой. Волевым принуждением заставил подняться, медленно вдохнуть, оглянуться и оценить ситуацию. На подходе никого нет, они еще не успели найти меня. Его присутствие успокаивает суматошный ход жизни, я возвращаюсь к лучшей версии себя, вечно таящейся в глубинах нутра. Я должна найти его, но члены беспомощно повисли, истощенные грузной паникой. Словно поняв мою немощность, он ведет меня сквозь деревья к самому старому величественному толстому стволу. Небольшая заминка управления моим телом погружает меня в пучину сомнений.

Абсурд царящий вокруг меня густеет, я поглощенная пучиной апатии, начинаю осознавать этот шизофренический приход. Вся эта беспорядочная каша мироздания воронкой засасывает остатки адекватности моего восприятия. Я перестаю отслеживать логические цепочки, это уже лента Мёбиуса.

Материя коры дерева медленно расплывается вибрирующими волнами. Я уже не отличаю реальность от сна. Бурый резко сменяется пурпурным, который затем начинает переливаться всеми цветами, доступными моему визуальному восприятию. Впервые я наблюдала столь причудливое состояние вещества. Бурлящий суп неведомой плазмы, волнистый энергетический кипяток.

Он ждет меня там, я чувствовала.

Скованная диким ужасом, я с закрытыми глазами ступила за стену расплавленного пространства. Легкая вибрация прощекотила мое тело изнутри, словно каждый атом был пересчитан чьей-то властной рукой.

Здесь была грязно-синего цвета ворсистая растительность, желтое небо трех солнц и черная зыбкая земля. В алых лучах местных звезд чешуйки покрывающие его, выражающее обескураживающее умиление, лицо отливали серым металликом. Он словно статуя возвышался громадой лика передо мной. Толстые иссиня-черные нити более грубой чешуи были собраны в пучок на затылке. Его желтые глаза, источающие необходимую мне заботу, смотрели, как я умираю. Смесь газов их атмосферы обожгла мои легкие с первого вдоха. Я была дома, мой дом был рядом с ним, но и здесь мое существование не представлялось невозможным. Но этот покой, исступленный восторг присутствием жизненно важного: все я нашла в обращенном на меня, переполненном грустью взоре. Он любил меня, приветствовал и прощался. И ему было несомненно тяжелее.

Нам не нужно было слов, его глаза выражали все яснее всяческих вербальных формальностей. Пустота внутри сжалась и наполнилась тоскливым космосом, рожденных слиянием двух дополняющих друг друга реальностей. Порожденный взрыв предвещал зарождение новой формы смысла. Смысла жизни доступного каждому. Эта влажная, согревающая,седативная часть меня закрывала все мои бреши, рихтовала неровности, делала меня совершенной.

Утопая в его разделяющем, проросшую между нами, печаль взгляде, я на последнем издыхании пропадала. Эта, ставшая в одночасье родной, явь плыла вокруг океаном несбывшихся надежд. Я старалась сфокусировать зрение - не могла отказать себе в удовольствии созерцания существа,заменяющего мне целый мир. Больше мне не было нужно, я умерла спокойно.