​Sarchiapone

Я знал Селивановского мальчишку с детства. Такой неразговорчивый парень, вечно себе на уме, все время выдумывал что-то. А еще бывало встанет у твоего забора, чисто тот столб, и стоит смотрит куда-то, вроде рассматривает что. А подойдешь встанешь рядом — так и не разберешь, куда он там смотрит и что видит.

В тот день я открыл свою лавку как всегда пораньше, да и чего ждать — мне уж который год спится плохо, это только молодежь спать любит, а как стукнет шестой десяток, так лежишь-лежишь в кровати часами и не знаешь, куда ее, ночь эту, девать.

Магазин мой совсем рядом со станцией, напротив почты. Тут, если помнит кто, раньше была булочная и продавали всякую бакалею, да как развалилась страна наша, так и пошло все прахом, ну я и держал тут лавку с мелочевкою разной. Ну, водки конечно, куда ж без этого, да всякие безделицы ежедневно нужные, кому чего уж подавай теперь, конечно, на всех не угодишь. Были тут у меня и шары воздушные, и сушки, и семечки подсолнечные, календари отрывные, конверты и открытки, даром что почта рядом - ко мне за этим делом народ захаживал. Карандаши всякие, булавки-нитки, лампочки в упаковках картонных, в общем, все, что хранится долго.

Хотя со времен старых остался тут холодильник, только опасался я все время заводить его — очень уж тарахтел, да и пожарник наш ругался на проводку, что, мол, больно старая она тут. А что ж говорить, этот магазин как построили еще в пятьдесят шестом, так только пару раз за это время перекрасили, так что был он весь такой желтоватый, в горчицу отдавал, да и штукатурка местами сыпала, а у входа справа заросли репейника были, уж как я с ним ни боролся.

А Максим тогда терся у меня с утра. Я еще у него спросил было, что, мол, не в школе ты, или каникулы уже начались, а он как всегда посмотрит куда-то мимо, да и не ответит ничего, или ответит что такое, что и разницы нет, что не спрашивал вовсе. А мне, конечно, все веселее, чем одному тут пыхтеть, да и день жаркий был, пылило с пескосушилки за переездом, трава уж вся пожухла, хотя и конец мая еще был только. То лето, помню, вообще жаркое было, у нас в городе три дома сгорело, да и все время дымило что-нибудь в лесу и вдоль дороги, а речка обмелела так, что в ней только дети и могли купаться.

Ну он засел, стало быть, в уголке, рассматривая вещицы разные, что валялись у меня уже долго, никак продать я не мог. Они у меня там сложены были в коробку на полке, так я для него поставил это добро на прилавок, что, думаю, пусть парень копошится, авось все толк будет — или возьмет чего, или так хоть мне слово будет кому сказать, если что.

Тут, помню, зашла соседка, мы с ней раньше вместе на молочном комбинате работали, теперь конечно и он уж развалился, так она сейчас промышляла огородом своим в основном. Так что поговорили мы о разном, про Вовку своего она жаловалась, а мне-то что, про это весь город наш знает. А Максим все сидел там в углу тихо и разглядывал что-то, как водится. Ну, потом подхожу я к нему и гляжу: вертит он пистолет игрушечный в руках. Вернее, что, вертит — сидит разглядывает, будто живой он, внимательно так и пристально, разве что не разговаривает он с пистолетом этим.

А я хоть всю жизнь на гражданке протрубил, но все-таки кое-какое соображение у меня на эту тему было. Ну и в армии служил в свое время недаром, да и как у всех мальчишек послевоенного детства столько всякого оружия у меня в руках перебывало, выкопанного по лесам и полям в округе, или просто найденного. Так что эту поделку браунинга я признал сразу же, как увидел, да и сделана она хорошо была. Только так никто не взял ее, может, очень уж она была похожа на настоящий, или я дорого за нее хотел, ну так и валялся у меня пистолет этот до того дня, в общем.

А пацан Селивановский все глядел на него и глядел, все глаза выглядел.

- Что это, дед? - спрашивает он у меня.

Ну а я уж не знаю, что нашло на меня, да и рассказы рассказывать всегда мое любимое было, так я ему и говорю:

- Вот те на! Что ж ты, такой большой уж вырос, а в оружии не разбираешься. Этож браунинг, самый известный в мире пистолет! Из него американцы уж сколько лет стреляли в армии своей, еще в войне первой мировой, да и нашей Великой отечественной.

- Что же это, самый настоящий? - шепотом спрашивает.

- Конечно! - гляжу я, мальчишка чуть рот не раскрыл, ну и я тут уж удержаться не мог, стал ему рассказывать небылицу всякую, про то, что дед мой еще в восемнадцатом году принес его с австрийского фронта, когда ногу потерял, и с тех пор вот хранится он в семье нашей.

- Дед его у итальянца какого-то убитого забрал, а тот пока помирал у деда моего на руках, все повторял, как же дед говорил... Sarchiapone, мол. Фамилия это его была, наверное, семья его, стало быть, так вся называлась.

Максим мой сидит уже почти не дышит, ну а и мне самому уж история нравится, я тут еще добавил про отца своего, как он во время войны Отечественной с этим пистолетом партизанил. А потом уж после того, как мирно стало везде и открыто, пытался я отыскать семейство итальянца этого, чтобы вернуть пистолет, да только концов не нашлось никаких.

- Что же ты, деда, и в Италии самой был?

- А как же, - не унимался я, хорошо что телевизора много смотрел про страны разные, - ездил. На колизей смотрел, Лувр видел, да только, знаешь, Sarchiapone оказалась фамилия распространенная больно итальянская, много где живут. Да и с тех пор-то уж почти сто лет прошло, что и говорить, пораскидало всех людей кого куда, не нашел никого.

Подустал я немного от болтовни и замолчал тогда, газетой обмахивался и смотрел в дверь открытую, сам себе размышляя обо всей истории этой. Вообще не знаю, откуда взял я все это тогда. Конечно, дед мой, которого я и в глаза не видел, так как рано он помер, и правда на войне мировой воевал, и отец потом по лесам нашим в свое время партизанил. Да и много разных историй слышал я и в детстве еще про войну, и потом уж много разного. А еще помню по телевизору показывали передачу про семью иностранную, которой много-много лет спустя наш какой-то нашел и вернул вещи убитого их родственника в войну давно. Так в общем и получилось у меня история.

Потом еще люди разные заходили, я и забыл про Максимку Селиванова, а он, значит, так и сидел там половину всего дня. Ну а когда уж обеденное время стало, говорю ему, мол, чего сидишь, беги домой, мамка небось заждалась суп есть. А мальчишка мой держится все за пистолет этот и молчит. И тут говорю ему я:

- Бери себе на память, пусть у тебя хранится теперь.

Я такого счастья никогда больше уж не видел у человека, скажу. Так уж он был рад, так рад, ускакал по дороге нашей домой к себе, только пыль вдоль обочины.

Так бы и забыл я тот день как другие многие, но случилась скоро странная вещь в городе у нас. Максимку Селиванова убили вроде бы прямо тут, в поле за железной дорогой. Причем милиция тогда разбиралась долго, потому как оружия не нашли, а внешне похоже было на то, что парень случайно сам застрелился.

Но и этому я бы может не придал такого значения, хоть и жаль мальчишку было. Да только спустя какое-то время стало мне известно случайно, что убился он из старого браунинга еще дореволюционного, поэтому вот такие розыски и разбирательства милиция наша городская и учинила, но так пистолета этого нигде и не нашли. Я как услышал это, сразу вспомнил и день тот, и рассказ свой цветистый длинный. Долго-долго думал я про это, и так страшно мне в конце концов все стало, уж неужто я мальчишку, стало быть, случайно загубил. Пистолет-то ненастоящий был, как могло получиться, да парень-то серьезно все слушал.

Пошел я тогда домой к ним, но семья Селивановская после случая этого уехала из города нашего, даже и поговорить не с кем было обо всем. Только участковый наш говорил, что когда нашли Максима, он еще чуть живой был, и сказал что-то неразборчивое, вроде как «саранча» и «пони».

Так вот случилась история такая со мной. Я с тех пор закрыл свою лавку, скажу. Совсем не было мочи уж приходить туда больше каждый день. Да и вообще так как дети мои уж давно в большой город уехали, продал я все, что оставалось тут, и уехал тоже. И все равно не идет у меня тот случай из головы, хоть и много уже времени прошло.

Странный он был такой, Максимка-то Селиванов, совсем не похож на других мальчишек. Поверил, значит.