Анна Неделина №2

​Привычные вещи

​Привычные вещи
Работа №395

Анна нервно грызла ручку, щурилась и безуспешно пыталась отгородиться ладонью от бьющих в окно ярких лучей майского солнца. Свет раздражал и мешал сосредоточиться на лежащих на парте заданиях. Отвлекало сопение соседа, доносящийся отовсюду шорох переворачиваемых листов, мерные шаги учителя между рядами. Анна закусила губу в отчаянии, она готова была расплакаться от переполнявшей ее паники: день сегодня определенно не задался, и ей казалось, что уже не осталось ни единого шанса написать достойно эту работу. Вопросы расплывались перед глазами, и ни на один из них девушка не могла дать полного, исчерпывающего ответа. Последнее особенно расстраивало ее, так как, по сути, означало, что все предыдущие месяцы подготовки прошли впустую.

Все началось еще в конце февраля, когда откуда-то с юга подул теплый ветерок, на ветках вербы улеглись первые котики, а в сердце Анны пробились пока еще совсем тоненькие ростки паники. Осенью казалось, что впереди много времени и волноваться совсем не о чем, зима была полна мелких текущих проблем и даже как-то и не верилось, что этот год вообще отличается чем-либо от предыдущих, но с первой же оттепелью пришло запоздавшее осознание неизбежного. Экзамены. Друзья вокруг притворно вздыхали, с долей кокетства жалуясь на тяжелую жизнь и в тайне надеясь, что их история про злобного репетитора или невыносимо сложные курсы окажется самой душещипательной, а Анна отмалчивалась и корила себя за излишнюю самонадеянность. В начале года ей казалось, что он прекрасно сможет справиться со всем сама: нет ничего сложного в том, чтобы планомерно решать варианты прошлых лет, время от времени почитывая методические пособия, для этого не нужна посторонняя помощь. И Анна так и делала. Да, не так регулярно, как хотелось бы; да, без излишнего усердия; да, в щадящем режиме. Но она занималась и все-таки прикладывала какие-никакие усилия. Теперь же страшилки одноклассников сводили все это на нет: ей, чуждой миру дополнительных занятий, было трудно оценить, насколько приукрашены эти истории, поэтому каждую из них девушка воспринимала за чистую монету и ужасалась. Она почти совсем не готовилась по сравнению с «героями» этих рассказов!

Решение пришло мгновенно. Прочь, сериалы по вечерам! Прочь, бесцельные прогулки и блаженное безделье после обеда! Впереди только учеба, учеба и еще раз учеба. Анна всерьез взялась за учебники, задачники и методички, и сперва это ей действительно помогло, и дела пошли лучше. Апрельские результаты нельзя было назвать превосходными, но они не уступали большинству других. Тем не менее эта мелочь уязвила Аннино самолюбие, и она решила, что усилий приложено было все еще недостаточно. Просто высокие баллы ее не устроят, ей нужны наивысшие: сто из ста и никак не меньше. В конце концов, мама больше обрадуется, если ее дочь поступит в один из лучших вузов, чем какой-либо другой. А спать можно и поменьше, и перерыв на обед вовсе не нужен – достаточно и завтрака с ужином.

Поначалу казалось, будто принятые меры действительно давали результат. Поначалу. Пока Анна не начала валиться с ног от усталости, засыпать на уроках и допускать все больше и больше ошибок. Перенапряжение давало о себе знать, но Анна отмахивалась от него, как от надоедливой мухи, и только еще глубже погружалась в учебу. Друзья, заметив неладное, пытались вытащить девушку на свежий воздух, отдохнуть и развеяться, но все попытки оканчивались неудачей, и вскоре все махнули на это рукой. Мама, сначала довольная внезапно проснувшейся ответственностью дочери, взволнованно поглядывала и не раз начинала разговор издалека, но ей никак не удавалось довести его до конца: Анна извинялась и убегала дальше зубрить, решать, писать бесконечные шпаргалки. Маме оставалось только вздыхать и качать головой – очень трудно помочь тому, кто не хочет помочь себе сам.

И вот теперь, с глазами, полными слез, Анна бессмысленно и тупо смотрела на листы контрольной перед собой и почти физически ощущала пустоту внутри своего мозга. Нет, эту контрольную уже не спасти. Анна подхватила рюкзак и вышла, даже не сдав работы, Федор Борисович выскользнул следом.

— Анночка, куда же вы? – тихо начал он, все еще держа приоткрытой дверь и время от времени поглядывая внутрь аудитории. – Вы же понимаете, что вы не можете просто так уйти с контрольной. Мне ведь придется расценивать это как неудовлетворительно. Будьте благоразумны, вернитесь и допишите работу.

Анна стояла потупившись и молча сгорала от стыда. А что ей было ответить? Что она, некогда показывавшая стабильно хорошие результаты, она и на один вопрос ответить не может? Нет уж, лучше просто молчать. Анне вдруг подумалось, что школа отнимает слишком много времени, которое тоже можно было бы потратить на подготовку к экзаменам, а не на написание глупых контрольных, которые даже и не в нужном формате. Глаза слипались, ноги подкашивались, болела голова и очень хотелось домой. Федор Борисович, видимо, заметив все это, продолжил:

— Вот что, Анночка. Вы сейчас идите домой, отоспитесь, приведите себя в порядок, а в четверг придете, напишете еще раз эту работу и мы ее с вами вместе разберем. Я пока в журнал ничего ставить не буду. Совсем вас не узнаю, как будто подменили, право слово. Идите уже, идите, всего доброго.

Учитель нырнул обратно в аудиторию, плотно прикрыв за собой дверь, а Анна понуро поплелась домой. «Отоспитесь, Анночка, приведите себя в порядок, Анночка,» – какое там! У нее нет времени на подобные глупости, иначе она и к четвергу готова не будет.

Звенящая тишина квартиры давила и мешала думать. Анна уже минуть пять читала один и тот же абзац, но его смысл все никак не доходил до нее. Стоило ей добраться хотя бы до середины, как мысли оказывались где-то далеко-далеко и она с трудом вспоминала, о чем же было начало фразы. Девушка тоскливо прикрыла глаза. Сколько она сегодня спала? Часов пять? Слишком много! Так она не успеет прочитать все, что требуется. Совсем ничего не успеет.

— Какая же скукотень! – высокий девичий голос разрезал царящее безмолвие.

— Не удивлена, что она это никак не может прочитать. Я бы даже и не пыталась, – второй, чуть пониже, доносился откуда-то оттуда же, откуда и первый, с книжных полок с право от стола. Анна вздрогнула и подняла глаза. На самом краю, перед книгами, стояли две фарфоровые фигурки пастушек, дедушкин подарок, она уже и забыла про них. Но фарфоровые статуэтки на то и фарфоровые, чтобы молчать. На всякий случай девушка встала, по очереди осмотрела каждую, повертела в руках и поставила на место. Фигуры как фигуры, ничего особенного. Должно быть, те слова, одиноко повисшие в пустоте квартиры, Анне только подумались, а незанятый работой мозг остальное додумал сам. Анна села обратно, но отложила учебник прочь, все равно толку никакого. Хватит с нее на сегодня теории.

Но стоило Анне впредь взяться за учебники, как пастушки снова брались за свое, оживленно обсуждая содержимое книг и Аннин подход к учебе, каким бы он ни был. Девушка убирала статуэтки, но те снова возвращались на свое место, она просила их помолчать, она угрожала разбить их, но все было напрасно, и вскоре Анна научилась просто их игнорировать. Пусть болтают себе, ей-то что.

Спустя пару дней настольная лампа уже вовсю указывала Анне на ошибки в тестах, а плюшевые мишки на спинке кровати читали наизусть параграфы, даже когда девушка спала. Труднее всего было научиться не замечать фонари, которые следовали за ней каждый раз, когда она возвращалась домой по темноте с очередным конспектом в руках. Но, как выяснилось, ко всему можно привыкнуть, если это не мешает зубрить. Сначала, правда, Анна сторонилась оживших вещей, боялась, что сходит с ума, и думала даже поговорить об этом с кем-нибудь, но потом успокоилась и не предприняла ничего. Зачем? Вскоре Анна даже вошла во вкус: пересказывать прочитанное пастушкам было интереснее, чем самой себе, хотя глупые комментарии последних изрядно и раздражали. Дополнительный фонарный свет вечерами лишним никогда не бывал.

Но результаты как были весьма плачевными, так такими и оставались. Учителя хватались за голову и совсем не узнавали своей ученицы, одноклассники начали сторониться ее, но никакие увещевания не имели должного эффекта: Анна только все глубже и глубже погружалась в себя и мир своих вещей. Иногда, стоило ей задуматься, как ручка сама выводила в тетради, а иногда и на парте «Беги домой учить», «Ты делаешь не достаточно», «Здесь тебе не место».

Как-то вечером и пастушки завели разговор:

— Нет, все-таки я не понимаю: зачем ты уходишь из дома каждый день? – начала та, в голубом чепце, что стояла пониже. Ее сразу же подхватила вторая:

— Осталась бы здесь, что тебе, плохо что ли с нами?

Мишки согласно закивали, а стул сам собой пододвинулся поближе к столу, не давая Анне встать. В прочем, она и не собиралась. Идея оставаться дома как можно дольше нравилась ей: здесь не было плохих оценок, и чужих взглядов, и постоянных неодобрительных вздохов, и вообще ничего, что показывало бы, что она плохо готовится. Анна никак не могла понять, почему чем больше она старается, тем ниже ее результаты, но в конце концов начала думать, что проблема все-таки в школе, а не в ней. Если она сейчас никуда не будет ходить, а останется дома, чтобы заниматься день на пролет и не тратить время на дорогу и на саму школу, то наверняка сможет сдать экзамены лучше всех. И мама будет довольна. Реальный мир говорил об обратном, но Анна не хотела его слушать.

— Аня, с кем это ты там разговариваешь? – в комнату заглянула вернувшаяся пораньше домой мама. Анна дернулась от неожиданности и обернулась.

— Да так, ни с кем. Повторяю прочитанное.

Мама прошла в комнату и присела на краешек кровати.

— Кстати об этом. Я долго откладывала разговор все боясь тебя отвлекать, но мне кажется, что дальше уже нельзя.

Анна хотела прервать ее уже на этом месте, но мама мягко, но настойчиво не дала этого сделать:

— Да-да, я знаю, твои последние работы в школе, мягко скажем, не очень, и ты расстроена, и я волнуюсь из-за твоих экзаменов, но нельзя и дальше загонять себя подобным образом. Ты так мало спишь и почти не ешь, не мудрено, что у тебя ничего не получается! Посмотри в зеркало, хуже бледной поганки, ей-богу. Пойдем хоть поужинаем вместе, потом закончишь.

— Мам, мне правда надо заниматься. Как я иначе все сдам? Ты иди ешь, я потом сама себе что-нибудь подогрею.

— Но…

— Мне. Надо. Заниматься, – Анна произнесла настолько четко, насколько смогла, с ударением на каждом слоге. Ей сейчас не до этого. Мама сама сказала, что недовольна результатами, а значит, надо заниматься еще больше. Анна всегда слышала только то, что хотела слышать.

Дверь за мамой тихо закрылась, и девушка снова осталась наедине со своими мыслями, тетрадями и вещами.

— И правильно сделала, – заметила статуэтка повыше. – Тебе уже недолго осталось. И кожа почти как у меня белая! Еще чуть-чуть и будешь с нами, к чему отвлекаться.

Анна с недоумением посмотрела на нее. Что все это значило? На ее вопрошающий взгляд ответила вторая пастушка:

— А ты не этого хотела? Вечно бодрствовать, не отвлекаться ни на что, всегда быть занятой одним и тем же? Это проще всего устроить, если ты вещь.

Анна в ужасе дотронулась до щек – и вправду какие-то холодные. И пальцы тонкие, и кожа бледная. Стул придвинулся еще плотнее. Нет, это вовсе не то, чего Анна хотела. У нее были планы – поступление, бакалавриат, потом магистратура непременно, а еще желательно что-нибудь интересное и приятное одновременно с этим, помимо учебы – как раньше, прогулки, фильмы, увлечения на досуге; она не хочет становиться вещью! Анна вскочила, опрокинув стул, и опрометью бросилась вон из комнаты, а там и из квартиры.

Анна бежала по ночному городу, не разбирая пути. Ее пугало все: бегущие следом фонарные столбы, хватающие за ноги длинные тени, пустые глазницы темных окон. Жаркий июньский ветер растрепал волосы, тапочки то и дело норовили упасть с ног, а в легких отчаянно не хватало воздуха, но Анна не останавливалась. Ее догонят, нельзя позволить себя поймать, она не хочет становиться вещью. Девушка споткнулась и растянулась на горячем асфальте. И ничего не произошло. Также шелестели кроны деревьев, легко покачивались воды Невы, разбиваясь о гранит набережной, по проезжей части проносились редкие машины, было тихо и спокойно, как обычно и бывает июньскими ночами – весь мир вокруг Анны будто остановил свою безумную погоню, и ничего не произошло. Она встала и отряхнулась. Коленки саднило, одежда была вся мокрая после бега, да и джинсы порвались, но в остальном девушка чувствовала себя абсолютно нормально и даже может получше, чем дома. Впервые за последние несколько недель у нее совсем не болела голова.

— Нет, ну не дуреха ли? А, Мара, что думаешь? Неужели их теперь совсем не учат смотреть под ноги?

Анна только сейчас заметила, что там, где ступеньки набережной спускались к воде, сидели два грифона. Первый, заговоривший, с любопытством рассматривал ее, то пригибаясь к земле, как игривый котенок, то снова выпрямляясь в полный рост, второй же оставался неподвижным и лишь лениво водил львиным хвостом из стороны в сторону.

— Оставь ее, Мава, сдалась тебе эта девчонка, – наконец ответил он и широко зевнул.

Анна слишком устала, чтобы снова бежать. Она устала даже, чтобы бояться, так что просто подошла и села на ступеньки между существами.

— Смотри, смотри, – не унимался Мава, – она нас даже не боится! Молодежь совсем обнаглела! Что, каждый день с грифонами болтаешь, девочка?

— А вам-то что, дяденька? – Анна неожиданно даже для самой себя передразнила грифона и сразу же замолкла, удивляясь собственной наглости. Раньше бы она себе такого не позволила даже со статуями, но теперь уже было все равно.

— Совсем никакого уважения к старшим, – Мава вздохнул, спустился по ступенькам и уселся прямо напротив Анны. – Если я спрошу, что ты забыла одна так поздно, ты ведь мне все равно не ответишь?

Анна задумалась и помолчала, а потом рассказала все с самого начала. Где-то в середине рассказа ей стало так жалко саму себя, что она разрыдалась и дальше продолжала уже с трудом сдерживая слезы и дрожащие губы. Мава явно растерялся и только подобрался поближе, чтобы приобнять девушку за плечи хвостом. Мара слушал безучастно и только в самом конце, когда Анна уже замолчала и только всхлипывала время от времени, вытирая слезы кисточкой Мавиного хвоста, спросил:

— А сама-то что ты думаешь делать?

—Не знаю, – честно созналась Анна, но подумав добавила, – но сейчас я хочу только спать.

— Вот видишь, знаешь ты все. Что хочешь, то и делай.

— А как же все те вещи? Вдруг я все-таки стану одной из них? Что мне с ними делать?

Мара молчал, и Анне начало казаться, что тот вообще не намерен отвечать. Мава тоже притих, и так они и сидели втроем. Ветер гнал облака по темному небу, гребешки волн с тихим шелестом разбивались пеной о гранит, а на другой стороне Невы поблескивал купол Исаакия. Наконец Мара прервал молчание очередным вопросом:

— А сама-то как думаешь?

И Анна ничего не ответила. Погладив на прощание медную голову Мавы, она встала и уже собралась уходить, как не удержалась и все-таки обняла Мару, шепнула «спасибо» и зашагала обратно в сторону дома.

— Ну вот, уже ушла, – с досадой протянул вслед уходящей девушке Мава. – А такая тепленькая, осталась бы на подольше. Все веселее, чем с тобой.

— Ушла и хорошо, на что она тебе сдалась? Спи давай, – не вытерпел Мара и демонстративно закрыл глаза, не намереваясь продолжать разговор.

Дома Анну встретили мамины слезы и объятия, а потом и хороший подзатыльник от нее же, когда улеглась первая радость. После они сидели вдвоем на кухне и пили чай, и это было так уютно и правильно, так что Анна никак не понимала, как она могла отказываться от этого месяцы. Позже, не без опаски зайдя в свою комнату, девушка огляделась – все безмолвствовало. Анна почувствовала себя уверенней, громко сказала всем «цыц!» и завалилась спать. Плюшевые мишки молчали.

Снова обретенное спокойствие помогло Анне собраться, и экзамены она сдала легко и уверенно. Прошедшая весна казалась теперь дурным сном, и девушка с трудом вспоминала, в чем же именно заключалась тогда ее проблема; вещи вокруг больше не подавали признаков жизни, и, в целом, все вернулось на круги своя. И лишь когда Анна уже выходила из здания университета, отдав последние документы и направляясь в сторону дома, она была готова поклясться, что один из грифонов, сидящих на набережной подмигнул ей и вильнул хвостом.

***

Просматривая списки рекомендуемых к поступлению, руководитель программы одобрительно кивал. В конце, отложив документы в сторону, он с удовлетворением отметил, обращаясь куда-то в пустоту кабинета:

— Новый первый курс обещает быть интересным, не правда ли?

Фарфоровая кошка, сидящая на столе рядом с карандашницей, заурчала, изогнулась и опрокинула последнюю, требуя ласки; ручки и карандаши со звонким стуком покатились по столешнице, парочка упала на пол. Руководитель программы вздохнул и задумчиво почесал за холодным фарфоровым ушком кошки. Та лишь блаженно зажмурилась и мурлыкнула в ответ – первокурсники ее совсем не интересовали.

+1
20:35
783
01:02
Милая сказка.
НО!
Маленькое логическое несоответствие — девочка в выпускном классе продолжает посещать (вернее, не хочет посещать) занятия в июне.
Плюс несколько странно смотрится, что когда с ней заговорили вещи, девочка не обратила внимания, но испугалась только когда её пообещали саму превратить в вещь.
23:37
Итак… это не фантастика. Это шизофрения обыкновенная. Прям все симптомы налицо. Галлюцинации на почве стресса, шизоидное расстройство личности. Однако это не отменяет того, что рассказ в принципе очень хороший. Но обо всем по порядку.

1. Персонажи
Очень глубокая личность ваша главная героиня, мне очень и очень понравилось. Внешность как всегда опустили, сосредоточились на внутреннем, а зря. Все же минимальное описание внешности не помешало бы. Второстепенные персонажи-люди не имеют внешности да и особого характера тоже и быстро из головы улетучиваются. Зато герои галлюцинаций очень яркие, мне понравилось.

2. Идея и сюжет
Тут мне сказать нечего. Идея «девушка зацикливается на идее сдать экзамен и сходит с ума» очень хорошая. Во-первых, она поучительная, во-вторых, она просто свежая. НО! Идея эта не фантастическая. Все же подать это нужно было иначе чтобы показать именно фантастику. Вот если бы ее напугали происходящие изменения и она начала разбираться, а потом оказалось что это не галлюцинации а реальные явления — была бы фантастика. А так… добавленный в конце отрывочек про руководителя только вызвал удивление: «Неужели и у него тоже шизофрения!?». В остальном сюжет целостный и интересный, кульминация дотянута, развязка жизнеутверждающая. По поводу дырочек — на них уже указала Ангел. Да, есть немного нелогичностей.

3. Язык
Сбалансированный. Только людей вы явно описывать не любите. В остальном годно, легко читается. Текст перевешивает в сторону рассуждения и повествования, описаний маловато. Изысков каких-либо нет, средства выразительности почти на нуле, а уж фраза про котиков, повисших на ветках вербы… честно, я это представила буквально. Больше сказать особенно нечего, написано чистенько. Глаголы не скачут, повторов не заметила, прочитала легко и быстро, проглотила можно сказать.

ВЫВОД — если бы тут пахло фантастикой вместо шизофрении — было бы ближе к конкурсу. А так, как бы не была хороша работа, оценку бы я ей пониже поставила. Кстати вот вам ролик о шизофрении, если вы не знали. Посмотрите — поймете, что ну очень похоже. Всех благ.
12:29
Да нет, не шизофрения, просто художественное допущение) Вот, кстати, сцена: девочка уходит от грифонов, они уже не в поле ее зрения (сбой повествовательной позиции), но грифоны продолжают друг с другом разговаривать. В этой истории все «неодушевленные» имеют душу)
00:36
Ну ладно, сошлем таки на то, что я все же пересмотрела про шизофрению… тогда я перед автором смиренно извиняюсь…
Загрузка...
Светлана Ледовская

Достойные внимания