Клуб бездельников

Без четверти восемь утра, в понедельник, Саша шел вдоль ухабистой дороги и наблюдал как сонные, ленивые рязанцы туго набиваются в маршрутку. Недостоево. Район на отшибе город. Попасть сюда легко, но вот выбраться – целая проблема. Вася Приозерский, студенческий товарищ Саши, пять лет снимал здесь квартиру.

«Живу в попе мира!» - Сокрушался Вася. Но цена жилья в этой «попе» была самая, что ни на есть демократичная.

Квадратные, построенные, словно по трафарету, дворики утопали в пушистой зелени, а крикливые, взъерошенные воробьи барахтались в пыли.

- К дождю. Успеть за молоком сходить. – Сама с собой разговаривала полная неуклюжая женщина.

«Мне бы твои проблемы» - думал Саша. «Тебе за молоком, им на работу, а мне, мне много чего успеть надо».

Из-за кривоствольной обсыпной вишни показался деревянный двухэтажный домик, почти до подоконников ушедший под землю. Под покатой крышей висел длинный баннер, кричащий ярко-алыми буквами. «Клуб бездельников».

Всего год назад, прошлым летом, Саша гордо именовал себя фрилансером, вольнонаемным хореографом и танцором. Его беззаботная жизнь состояла из шумных корпоративов, мастер классов в Рязани и близлежащих городах. Случалось, какой-нибудь молодой коллектив заказывал у уже известного в танцевальной тусовке Саши Кононова, постановку. Было весело.

«Круто-круто! Классно-классно!» - Как любил выражаться сам молодой хореограф.

Но с первого января фрилансер неожиданно превратился в тунеядца, социального паразита, «БОРЗого». Стоило несколько месяцев официально нигде не работать и тебя тут же заносили в так называемый «оБОРЗевший» список, список людей без определенного рода занятий. Сначала предупреждение, судебное порицание так сказать, а если не исправишься – реальный срок или принудительные работы.

Дверь клуба выглядывала из сухой земли как из окопа. На самом пороге Сашу обогнал поджарый мужичок в майке-алкоголичке, замызганных шортах и резиновых сланцах. Это про него пел Шнуров: «Да, детка, я настоящий мужчина. Яйца, табак, перегар и щетина». Типичный представитель «недостоевского бомонда». Мужик нервно вздрогнул, когда заскрипела тугая пружина. Его желтая кожа, загорелая сверху, и обработанная изнутри избытком билирубина, покрылась колючими мурашками, то ли от мимолетного испуга, то ли от сырой прохлады, повеявшей из проема.

Сланцы стучали по грязным пяткам мужика, звонко отбивая каждый шаг. Чуть ссутулившись, из-за низких потолков, Саша шел за звуком по неосвещенному коридору.

Танцор с дипломом филолога.

-Кононов, тот ещё филолог. – Смеялся Приозерский. – Культуру речи сдавал на сцене студ клуба.

Любовь к хореографии зародилась в семилетнем Саше одновременно с любовью к своей первой партнерше по бальным танцам. Девочку звали Оксана, и её пушистая юбочка прекрасно кружилась во время джайва. Позже был кружок народных танцев, брейк данс, тектоник и поппинг в подростковом периоде и завораживающий, но малопонятный контемпорари в студенчестве.

Изысканные деепричастные обороты, пыльные архаизмы и блестящие неологизмы не будоражили сознание Кононова так, как это делали ребята из шоу «So, you think, you can dance?» Но дорога на большую сцену отныне закрылась. Только по специальности и никак иначе.

Коридор был сплошь утыкан дверьми, но лишь одна, в самом конце открыта настежь. Ледяной люминесцентный свет рассеянно падал на макушки бездельников. Сегодня собралось около тридцати человек. Они сидели на офисных стульях в несколько рядов, пока расслабленные, но беспокойные.

За импровизированной стойкой у входа, вновь прибывших встречал высокий и худой как фитиль администратор. Лицо его скрывала белоснежная маска театрального комедианта.

- Здесь укажите вашу специальность или предполагаемую должность, а здесь поставьте подпись.

Срочный трудовой договор на один месяц давал гарантию, что полицейские патрули не схватят тебя на улице. Можно шататься где угодно, мало ли какое задание получил от начальника. Главное документ в наличие, и в «Клубе» всегда подтвердят, что ты работаешь на них.

А где приложение номер один? – Саша бегло пролистал тоненький договор. – Там ведь перечень наказаний?

Из маски на парня смотрели темно-карие глаза. Они улыбались.

- Оно у меня. Всё по-честному. Просто так интересней, когда не знаешь.

- Первый раз, что ли? – Подал голос алкоголик в сланцах и размашисто подписал договор. – Вот, гляди, тройка трефовая.

И мужчина с вызовом продемонстрировал левую кисть. На среднем, указательном и безымянном пальцах вместо ногтей красовались бугристые рубцы.

- Плоскогубцами и без анестезии. – Почесал шею мужик. – Как в гестапо, живодеры хреновы. Вы в следующий раз на ногах дерите. У меня там грибок.

«А мог бы сейчас в школе преподавать» - вспоминал Саша советы Приозерского, глядя как «фитиль» вешает на кривой гвоздь в стене круглые, сантиметров сорок в диаметре часы. Секундная стрелка торопилась к верхней точке, часовая уже коснулась жирной восьмерки. По левую руку от танцора сидел патлатый металлист, от которого сногсшибательно разило потом. Справа – стена и окно с видом на заросший палисадник. Между помутневшими стеклами лежали желтые комья ваты, на которых мирно спали мертвые мухи. Щели деревянной рамы были заклеены «Рязанскими ведомостями» за октябрь 2020-го. Арендаторы оставили все как есть. Смотреть сквозь эти окна на сочную листву было всё равно, что слушать Моцарта через канализационную трубу.

- Ещё раз здравствуйте, уважаемые коллеги. – В голосе администратора поочередно царствовала то торжественность, то завуалированная насмешка. – Рад всех вас видеть. Через несколько секунд начнется ваш рабочий день. Единственный в этом месяце. Напоминаю, ваша задача – ничего не делать, ровным счетом ничего. Что может быть проще? За действие считается все, кроме дыхательных движений, морганий и проглатывания скопившихся слюней.

Раздался дребезжащий звонок. Как в школе. Ирония судьбы или знак свыше?

- Удачного дня.

Человек в маске скрылся, затворив дверь, и разношёрстная компания бездельников осталась под присмотром множества камер, россыпью закрепленных на потолке.

Восемь часов. Без движения. Совсем не большая плата за возможность целый месяц заниматься любимым делом. Главное выдержать. Дома Саша тренировался – прокручивал постановки Триши Браун или нового любимца, тайваньского хореографа Линь Хуай-миня и просиживал неподвижно по два-три часа. Тогда, как и сейчас, больше всего страдали икры. Движение как наркотик, без него их сводило противной ноющей судорогой.

- Недостаток кальция. – Умничал ушастый сосед Кононова по лестничной клетке, студент четвертого курса Павловского университета. – Ешь побольше молочки, яйца, творожок.

От творожка у Кононова разыгрывался метеоризм. Красивое слово с некрасивым значением. Многие, в том числе филологи, ошибочно улавливали его связь с космосом и огненными болидами. Ошибочно. Такие запахи есть только на Земле.

Первый час тело привыкало к сидячему положению, которое из удобного плавно перетекло в вынужденное, а затем и в невыносимое. Икры гудели, свинцовая спина беззвучно стонала, а руки сантиметр за сантиметром отнимались. Масла в огонь добавляли строчки из Интернационала, как назло замкнувшиеся в голове.

«Лишь мы, рабочие всемирной,

Великой армии труда,

Владеть землей имеем право,

Но паразиты никогда».

Теперь этот гимн в залихватском исполнении Баскова звучал на каждом углу.

Воробьи за окном настолько увлеклись своей забавой, что несколько раз стукнулись о пыльные окна. Кто-то вздрогнул. Патлатый металлист. Кажется, он уснул и теперь очнулся. Боковым зрением Саша уловил тень движения.

Вернулся администратор. На этот раз в сопровождении двух широкоплечих атлетов, ряженных под офисный планктон в трагичных масках. Белоснежные рубашки туго обтягивали раздутый бицепс и трещали при каждом движении.

- Если всё же решишься на клуб. – Зевал Приозерский в школьном коридоре. – То главное не сопротивляйся, если проиграешь.

Пятиклашки хаотично носились по холлу как частицы в Броуновском движении, но неизменно аккуратно огибали две филологические глыбы, шествующие равномерно и в одном направлении.

- Гальцова помнишь? Учился на курс младше. Потом в академ ещё уходил. Он сейчас у нас методистом работает. Так вот, вытащил он даму червовую. Не признается, но думаю, пострадали интимные места. Он сейчас как Маргариту Ивановну нашу видит, так сразу отворачивается. А когда его прямо спросил, хихикает и дырой вместо резцов светит. А это что, говорю? А это за попытку бегства.

После этого разговора, Кононова несколько ночей подряд преследовал один и тот же кошмар. Тестикулы хореографа зажаты между дверью и косяком, а беззубый Гальцов медленно и с чутким взглядом профессионала давит на дверное полотно. При этом треск стоит, как грецкие орехи колют. «Ничего, ничего. Танцевать ещё лучше будешь» - бормочет методист.

Металлист извлек червовую, но двойку.

– Такого у нас ещё не было. – Хлопнул в ладоши комедиант. – Давайте сверимся со списком. Вот, взгляните, пирсинг сосков.

С одной стороны слово пирсинг внушало оптимизм. У молодого неформала уже имелась пара дырок в мочке. Но вот соски. Звучало, как-то не по мужски.

С первого мученика сняли майку. Тощий и бледный, он был копией костлявой смерти, изображенной на этой самой футболке. Тело неформала трепетало, когда очередной атлет вынес поднос с реквизитом - изогнутая в полукольцо игла и моток грубой шершавой бечевки. Набор подходящий больше для кустарной швеи, нежели для косметолога.

Предчувствуя опасность, соски парня съежились. Они уменьшались буквально на глазах, стараясь сойти за бурые родинки, щедро рассыпанные по телу. Особо не церемонясь, администратор оттянул похолодевшую плоть и насадил сосок на иглу как червяка на крючок. Металлист заскулил как обиженный пес. Действо разворачивалось прямо под часами, так, что каждый бездельник мог наблюдать экзекуцию, не поворачивая головы.

Хоп! И второй сосок в деле. Администратор лихо вскинул руку, протащив около метра веревки через свежие раны. Саша наблюдал рождение нового направления в танцах – бледное тело извивалось, тряслось и спазмировало. Из посиневших губ повалил отборный мат. Клацнули ножницы, и игла с обрубком нитки вернулась на поднос, а бечевка осталась натянутой струной между двумя кровоточащими и припухшими пяточками.

Отстрелялся.

Широкоплечие ассистенты под руки поволокли парня на выход.

- Увидимся через месяц! – полетело вслед за ним.

Круто-круто! Классно-классно!

Победить Интернационал и на время отвлечься от муравьев в икрах помог Бродский. Саша ещё в институте полюбил его стихи.

«Мы здесь одни. И, кроме наших глаз,

Прикованных друг к другу в полутьме,

Ничто уже не связывает нас

В зарешеченной наискось тюрьме».

Эти строчки Иосиф Александрович писал в деревне Норинская Архангельской области, находясь в ссылке. Статья 209 УК РСФСР – «Систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством». Чисто творческая статья.

В газете «Вечерний Ленинград» Бродского охарактеризовали белее изящно – «окололитературный трутень». Саша, как и многие его современники, был склонен думать, что раньше было проще. Ссылка – аналог каникул у бабушки за Уралом. Холодно и нечего делать. Бродский мог сочинять и писать хоть на клочках бумаги. А что делать талантливому хореографу? Где взять просторный зал и зеркальные стены, музыку и удобную одежду? Если бы парню разрешили свободно отплясывать под бессмертного Джексона и тянуть поперечный по три раза в день, он с радостью отправился бы в любую даль. Но где уж там. Танцы это вам не жалобная лирика. Здесь нужно пространство и свобода. Настоящие, а не мнимые.

Вслед за Бродским маршировал кочегар Цой и сторож Шевчук. Для родившегося в четырнадцатом году Кононова, они были легенды. Легенды, чьи надрывные голоса сопровождали все пьянки-гулянки с первого по третий курс. Любимый «45» удалось воспроизвести в точности по порядку, а вот со «Свиньей на радуге» возникли проблемы – третий куплет «Инопланетянина» кружил рядом как назойливая муха, но не более того.

После четырех часов высиживания онемевших задниц бездельники посыпались. В какой-то момент Саша решил, что «коллеги» сдаются добровольно. Как будто вытерпеть сплит языка или поцелую с раскалённой чугунной сковородой было проще.

У женщины были красивые, хоть и не мытые каштановые волосы. Возможно, она только вчера покрасила их сильно концентрированной хной. Насыщенный цвет обжигал глаза как яркая вспышка.

Бубновый валет. На местном сленге он именовался парикмахером.

Женщина умоляла дать ей второй шанс, лепетала что-то о декретном отпуске и тройняшках. Разжалобить маски ей не удалось. Саша подозревал, что под личиной комедианта скрывается улыбка куда шире, которая только и растягивается от слезливой мольбы. Женщину привязали к стулу. До этого дело всегда обходилось ручными тисками в исполнении верзил. Сейчас же ребята в трагичных масках расступились, облепив стену. Администратор щедро облил каштановую голову прозрачной жидкостью. Бездельники полной грудью вдохнули удушливый аромат спирта. Чиркнула зажигалка, и голова огненного цвета стала огненной по-настоящему. Экзекуция длилась всего несколько секунд, но крики женщины ещё долгое время гуляли по комнате, эхом отражаясь от пожелтевших ломких обоев. «Весельчак» небрежно накинул на объятую пламенем голову мокрое полотенце.

На макушке и темени волосы сплавились вместе с кожей в сочащиеся раны непонятного цвета. Россыпью вскочили тонкостенные пузыри. Часть их лопалась, выпуская наружу мутное содержимое. Оно стекало по красному обожжённому лбу, перепрыгивало через обгорелые брови и на щеках смешивалось со слезами. От былой роскоши остались две опаленные пряди на висках и плешивый ощетинившийся затылок.

Крепкие парни взяли стул за ножки и как на паланкине вынесли исполняющую новый «танец боли» женщину к заслуженной свободе.

Комната наполнилась стоячим и терпким запахом паленых волос и жареного мяса, который щекотал ноздри бездельников.

Громкое «аааапчхииииии» обильно сдобренное слюной, прозвучало как приговор.

Комедиант, словно приветствуя старого друга, широко развел руки, и слегка пританцовывая, направился к хореографу. Отнимая руки от лица, Саша осознавал, что произошло нечто ужасное и непоправимое.

***

Последний звонок прозвенел. Уроки на сегодня закончились. Дети с пухлыми рюкзаками спешили по домам. Одиннадцатиклассники с фиолетовыми кругами вместо глаз сосредоточенно курили за углом школы. Ветер раздувал их сигареты и гонял умирающие листья по грязному асфальту.

Мед или Пед?

Радик или Политех?

Железнодорожный или сразу армия?

Наставала пора решений.

Кононов и Гальцов сидели за широким столом в учительской и проставляли время в пустографке. Покачиваясь в скрипучем кресле, Приозерский размешивал рафинад в кофе. Ложка звонко, как язычок маленького колокольчика ударялась о стенки чашки.

Распахнулась дверь и вошла Маргарита Ивановна. «Историчка» выглядела как всегда превосходно. Белая легкая как паутина блузка отнюдь не скрывала строгий лифчик, наполненный до краев пышной сдобой. По бокам от ключиц томились изящные ямочки, а с левого плеча подмигивала родинка в виде запятой. Смуглые колени выглядывали из-под трикотажной юбки-карандаша, а в меру широкие бедра раскачивались как маятник Фуко.

Как всегда это бывает, когда кто-то входит, все трое подняли головы. Приозерский похотливо облизнул чайную ложку, а методисты поспешили уткнуться в разлинованный ватман.

- Мальчики, до завтра.

Маргарита подхватила свою сумочку и, развернувшись на каблуках, выпорхнула на волю, оставив, как напоминание о себе приторный запах цитрусовых духов.

- Хороша. – Приговаривал Приозерский, отхлебывая кофе. – Кстати, Саша. Я тут закинул удочку Тарасенко на счет кружка по хореографии. Тебе интересно?

Саша отложил ручку и пристально посмотрел на бывшего однокурсника. Приозерский не в первый раз заметил, что у Кононова поменялась не только походка, но и глаза чуть подкатились вперед, как при Базедовой болезни.

- Интересно тебе?

- Нет.

Ещё несколько часов два методиста старательно выводили цифры и буквы на мягкой бумаге.

8.00 – Иностранный язык

8.45 – Литература

Тусклое пепельное солнце за окном нырнуло в овраг на окраине города. За свет на улицах теперь отвечали покосившиеся фонари.

9.40 – Алгебра

10.30 – Алгебра

Они писали молча. Лишь изредка Гальцов шепелявил себе под нос.

11.20 – Физика

Оба старались сосредоточиться на работе. Ибо как только сознание освобождалось от рутинной монотонности, в голове возникала картинка. Одинаковая у обоих. Широкоплечий бугай в маске выносит на гладком подносе прибор, сильно смахивающий на пресс для чеснока.

12.15 – Русский язык