Маскарад

Напоминаем читателям: в этом рассказе, согласно правилам конкурса, что-то спрятано. Что это - философская идея, отсылки к литературным произведениям классиков, загадка, шифр - доподлинно неизвестно. Но оно тут есть, и вы можете попытаться это скрытое найти.

Свои разгадки помечайте словом РАЗГАДКА, иначе они не будут считаться. Авторы самых оригинальных (и самых правильных!) трактовок будут награждены.

Я одернул пиджак и хмуро посмотрел в зеркало. Лучше все равно не сделаешь. А ведь на заказ мастерили...

– Ладно. Я готов.

– Я тоже. Ну как?

Я обернулся.

– Неплохо. Мне кажется, что платье более удобно, чем этот... – Я оттянул полы пиджака вниз. – Почему мне в платье нельзя?

– Мужчины в них не ходили. Ты ведь знаешь.

– И напрасно. И ходить проще, и рукам свободнее.– Я прочитал имя на ее карточке, приколотой к вырезу длинного зеленого платья. – «Анна-Мария»... Сама придумала?

– Нет. – «Анна-Мария» прицепила на мой пиджак другую такую же карточку. – Взяла из хроник.

На моей было написано «Витольд». Кажется, что-то историческое... «Витолетова соль»... «Анна-Мария» критически оглядела меня, поправила узел галстука, потом всплеснула руками и расстегнула нижнюю пуговицу на пиджаке.

– Эй! Зачем?

– Ну, милый, ты ведь не хочешь выглядеть деревенщиной? – спросила она.

– А что это?..

– Неважно. – Она вдруг помрачнела и снова окинула меня взглядом. – Ты нервничаешь.

– Конечно... На их месте могли бы оказаться мы. Правда, я не стану устраивать такой маскарад. Надеюсь, что и ты не будешь настаивать.

Она помолчала, глядя в сторону.

– Пойдем. Пора.

С трудом – привыкнуть к костюму было непросто – выйдя из дома, я встал в дверях как дерево, глупо вытаращив глаза. На старом потрескавшемся асфальте подъездной дорожки стоял белый, несуразно длинный автомобиль. Водитель – бедолага был втиснут в угольно-черный костюм и прикрыт сверху неудобной шапочкой с козырьком – предупредительно распахнул перед нами заднюю дверь машины:

– Прошу! – И напомнил на всякий случай: – Госпожи вперед!

– Безумие какое-то! – не удержался я. – Послушайте, а эта штука... она... она в повороты вписывается вообще? Не застревает на углах?

– Ну что вы! – отозвался водитель.

– Хорошо, – пробормотал я полез в машину.

«Анна-Мария» уже расположилась на заднем сиденье, рассеянно стряхивая с рук дорожную пыль. Я вытянулся на боковом сиденье во весь рост. Водитель заглянул внутрь машины, спросил «Удобно?» и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.

– Могли бы автобусом доехать, – проворчал я.

– Нет уж! В приглашении четко сказано – экипаж!

– Подожди. – Я даже приподнялся. – Экипажи – они не такие. Я видел. И потом, в них запрягали лошадей...

– И как ты себе это представляешь? – с прохладцей спросила «Анна-Мария». – После такого экипажа нам только и останется что проследовать за ними...

Я поежился:

– Ты права. Не подумал...

– Нам еще рано выигрывать, – добавила она и положила руку мне на лоб.

Рука была прохладной. Рано... Интересно, а кому не «рано»? Проклятая Природа...

Наш автомобиль остановился у большого, недавно отреставрированного «с особым тщанием» трехэтажного здания. По его фасаду между вторым и третьим этажами тянулась надпись аляповатыми буквами «Дворец Сочетаний». Водитель выскочил наружу и со словами «Приехали!» распахнул дверцу. Я поблагодарил, выбрался первым и подал «Анне-Марии» руку. Взглянув на «дворец», моя спутница ощутимо вздрогнула и снова чуть помрачнела. Сначала я подумал, что она, как говорилось раньше, «вспомнила о смерти», но все оказалось прозаичнее.

– Ступеньки...

Их – ступенек – было не слишком много, но пока мы поднялись на крыльцо «дворца», я проклял реставраторов самыми страшными проклятиями. Неужели нельзя было обойтись без этого?! Ну не созданы мы для ступенек!

Наконец подъем закончился, мы вошли в предупредительно распахнутые двери и окунулись в приятную прохладу дворцовой залы. Она была уже полна. Господа в таких же, как у меня, темно-красных пиджаках и коричневых брюках, и госпожи в куда более разнообразных и платьях неловко прохаживались туда-сюда, как это было принято, по мягким ковровым дорожкам, раскланивались друг с другом и иногда останавливались перекинуться несколькими ничего не значащими словами. Среди гостей сновали юноши и девушки, с подносами в руках, одетые только в круглые шапочки. Видимо, такая уступка функциональности. Один из них остановился возле нас:

– Господин, госпожа...

Моя спутница ухватила сразу две небольшие емкости с торчащими из них трубочками и мило склонила голову. Юноша убежал.

– Не слишком ли он молод для?..

– Все перепутали! – вполголоса перебила она меня. – Ты видел?

– Что?

– Он же в шапочке!

– И что?

– Это же коридорный. Где ты видишь тут коридор?.. Ладно, держи.

Я взял свою емкость и снова поразился: ну зачем этот выпендреж? Что мне теперь с ней делать? Куда?..

«Анна-Мария», видя мое сомнение, заметила:

– Радуйся, что соломинку оставили. А ведь могли бы и в бокалах это подать.

– Что такое «бокал»? – спросил я.

– Такая же штука, только стекло потоньше и с ножкой как у цветка.

– Это что, стекло?

Она кивнула. Я огляделся и увидел, что кое-кто из господ приспустили брюки. Ну, раз так можно...

У тех, кто конструировал эти костюмы, таких проблем точно не было.

В голове зашумело, но оказалось, что это не выпитое так подействовало, а просто в небольшом углублении в дальнем конце залы несколько музыкантов взялись за музыкальные – и, как ехидно заметила «Анна-Мария», неаутентичные – инструменты. Рядом с ними суетился здешний распорядитель, выряженный в белом с золотом.

Гости подтянулись поближе, поглядывая на задрапированное черным занавесом возвышение, к которому вели ступеней двадцать, не меньше. Форменное безумие!..

Снаружи, с улицы, раздался громкий гудок. Распорядитель остановил музыкантов. Через секунду гости тоже приумолкли и расступились, оставив в центре залы широкий проход для Вот-Вот-Сочетающихся.

Они поднялись на крыльцо, вступили в залу – и музыканты снова принялись шуметь. Ума не приложу, что в этом приятного.

Вот-Вот-Сочетающиеся – победители Родительской Лотереи – были одеты в одинаковые ярко-белые одежды. Я подумал, что в этом есть что-то возвышенное и правильное. Вместо нелепых костюмов и бессмысленных платьев – обычные длинные накидки, чуть волочащиеся по полу...

«Анна-Мария» прижалась ко мне и вцепилась в мою руку своими двумя. Мне оставалось лишь следить, чтобы мои присоски не впились в ее кожу.

Под непрекращающийся шум Вот-Вот-Сочетающиеся медленно прошли мимо нас и принялись подниматься по лестнице. Я прикрыл глаза.

Что-то в этом недостойное... Неужели за столько лет, что наш народ проживает на суше...

Шум прекратился.

– Госпожи и господа! – вскричал распорядитель. – Мы благодарим всех вас за то, что вы в этот теплый, радостный, – тут его голос дрогнул, – день пришли сюда, в наш Дворец Сочетаний, недавно отремонтированный на ваши скромные пожертвования! Сегодня мы станем свидетелями того, как двое наших близких рука об руку шагнут в новую жизнь! Давайте же поддержим их, поможем, если придется, сделать этот непростой шаг!..

– Варварство... – негромко, но отчетливо проворчал кто-то.

Распорядитель, конечно, не услышал. Оно и к лучшему. Не хватает только скандала. И так всем сейчас непросто... Я украдкой огляделся. Интересно, кто? Вон тот сильно покрасневший господин? Или другой, что стоит у стены, чуть ли не в узел сплетя руки?..

Неважно. Важно, что многие здесь были втайне согласны с этим ворчуном. Да, Родительская Лотерея не давала нашему народу исчезнуть, ведь не для того мы выбрались на из океана тысячи лет назад, чтобы покончить жизнь коллективным самоубийством. Но – какой ценой нам это дается? Превращением простого, ясного, честного Долга в, противно сказать, зрелище! В подвиг! В пытку!..

– ...Давайте же начнем! – сказал распорядитель.

– Милый, ты как? – тихонько спросила моя спутница.

– Нормально.

Она погладила меня по руке:

– Пожалуйста...

Я промолчал. Я сейчас тоже был красен. И кое-кто вполне мог бы подумать, что это я не сдержался. Но сейчас все – или почти все – смотрели на возвышение, где двое бледных решительных победителей стояли, оглядывая зал.

В зале стало темнее, и мне показалось, что их тела, совершенно белые, белее накидок, испускают слабое свечение.

Музыканты наконец умолкли, и голос распорядителя в наступившей тишине прозвучал неожиданно громко:

– Да произойдет Сочетание!

И двое на возвышении одновременно сорвали с себя накидки и – Сочетались.

– Остановитесь! – вскричал кто-то.

Я оглянулся. К кричавшему уже устремились невесть откуда взявшиеся служители.

Нет, мне не показалось.

– Глупость какая-то, – сказал я.

Моя спутница настояла, чтобы обратно мы пошли пешком. Мы брели, стараясь не встречаться взглядами с шедшими рядом.

Словно преступники.

– Зачем все это было? И имена...

– Все растерялись, – отозвалась она печально. – Почему Природа не сделала так, чтобы все можно было забыть?

Еще бы... Поди тут не растеряйся. Мораль против инстинкта. Каждый из находившихся в зале – я знал это – в тот самый момент вспомнил своих родителей, которых видел раз в жизни... Отдавших свои жизни за то, чтобы род мог продолжиться.

– Первородный грех, – отозвался я. – Ты ведь знаешь. Первая кровь. Только первые двое были избавлены от него...

– Так говорят... Но ведь теперь можно обойтись без этого! Можно же разорвать это кольцо рождения в смерти! Можем прекратить это... варварство!

– Наверное. Только тогда уже наши потомки будут презирать нас за то, что мы не смогли остановиться раньше.

– Ну и что? – Она всплеснула руками.

– А сможешь ты с этим жить?

– А придется? – Она невесело рассмеялась.

Я промолчал. Да, скорее всего, не придется. Но вдруг...