Цена успеха

Мне осталось еще немного. Я в этом не уверен, но так сказал мой врач. Он во время очередного приёма, кажется, это было во вторник, пощупал пульс и внимательно посмотрел в глаза. Коснулся сначала одно руки, потому другой. Пожал пальцы, спросил, хорошо ли я чувствую. Кажется, я даже что-то ответил.

Но я не уверен. Как и во всех своих последних днях и неделях.

Сейчас голова прояснилась, я теперь всё чётко осознаю. Бывавшие [за гранью] говорили, что такое бывает перед самым концом. Некоторые верующие, которые лицезрели медленную кончину своих близких, утверждают, что они будто начинали кого-то видеть. Тянуть руки к кому-то, загадочно смотреть в пустое место. Туда, где никого не было. И на лице такая блаженная улыбка, словно встретили того, кого так долго ждали.

Интересно, а у меня на лице сейчас есть хоть что-то? Не просто омертвевшая кожа, неспособная к малейшему движению, а хоть подобие улыбки. Было бы зеркало, но его нет. Может быть, я уже готовлюсь к чему-то? Или кто-то уже позаботился, чтобы я не смог увидеть своего отражения. Как бывает, когда в доме завешивают все зеркала, чтобы блуждающий дух случайно не увидел своё отражение. Наверняка, картина та еще.

Но сегодня мне не до зеркал. На улице уже глубокая ночь, скоро начнёт светать, а я до сих пор еще не решил свою судьбу. Мой врач сказал, что только в моих силах изменить будущее. Буду ли я жить как обычный человек, скатившись в плоскую и невзрачную серость. Или же закончу звездой, сгорев в падении. Я опять-таки не уверен, что он сказал именно так, но я в последнее время [сколько?] начал мыслить образами, а слова позабыл начисто.

Пальцы еще помнят клавиши, но я плохо осознаю, что печатаю. Если бы меня попросили взять перо [гусиное], я бы наверняка не смог накорябать ничего, кроме автографа.

«Звездный синдром». Так иногда называют моё состояние. Стать настолько известным, что потерять себя. Я не уверен, что используются именно эти слова, но образы в голове подсказывают - «правильно».

Интересно, что ждёт меня с рассветом? Мой врач говорил мне, что будет плохо. Возможно, я отключусь, а еще возможно, что протяну до следующей ночи. Я не чувствую каких-то проблем со здоровьем, но он продолжал утверждать обратное. Хотя я в этом тоже не уверен.

Он [кажется] утверждал, что мне необходим здоровый сон. Я знаю об этом, но помню, что спать мне вредно. Если я высплюсь, то стану обычным человеком. Перестану «сиять», превращусь в ничто. Я так долго [да?] шёл к этому, чтобы вот так в один миг всё бросить. Кажется, я так не хочу [но я опять не уверен].

Потребности во сне я не вижу, глаза открыты, хотя и наверняка красные. Лёгкое жжение век сопровождает меня почти постоянно, но оно стало настолько привычным, что почти не беспокоит. Я иногда прикрываю их и сижу с закрытыми глазами. Кажется, что опустили какой-то тяжёлый занавес, ночные шторы, и теперь я изолирован от мира. Как будто оказался в домике.

Сколько это продолжается? Кажется, около года. Но я опять не уверен. Я сам хотел такого, сам пошёл на жертву. Мой врач объяснил мне, что так может случиться, и я его не послушал. Поступил по своему, и вот, пожалуйста. Получил.

Не могу вспомнить, сколько времени я уже не спал. Временами мне кажется [кажется ли?], что я засыпаю прямо сидя в кресле. Опускаю занавес и выключаюсь. А потом опять поднимаю веки и вновь пишу. Так же, как и сейчас, но почти всегда получается лучше. Врач говорил, что это тоже может быть.

А мой издатель говорит мне, чтобы я продолжал. Он не отрицает, что у меня «Звездный синдром», но ему нравится результат. Ему нравятся те обычные слова, которые я пишу. Он говорит, что если я буду продолжать так же, то стану слишком известным для этого мира. Но я не уверен, что понимаю его правильно.

Он с каждым разом всё больше доволен результатом. Это тоже началось примерно год назад [разве?]. Да, пожалуй. Я решил попробовать, и получилось. Он говорит так каждый раз, когда я отдаю ему очередную рукопись. А после, через пару недель, звонит и утверждает, что тестовая группа читателей оценила роман «на УРА». Что это значит, я перестал понимать уже давно. Знаю, что это очень хорошо, но всё-таки не уверен.

А врач продолжает говорить, что хорошо это не закончится. Мой эксперимент приведёт меня или в психушку, или в могилу. Человек не может долго существовать в подобном состоянии и остаться нормальным. Что значит это слово, я не совсем осознаю.

Нормальные люди пишут по семь-восемь бестселлеров в год? Говорят, что нет, но я опять не уверен. Мой издатель говорит, что я единственный в своём роде, кто может так работать. Он просит никому не раскрывать секрета, чтобы оставаться «на волне». Кажется, я его понимаю, но почему-то меня это не беспокоит.

Раньше - да, это было очень важно. Быть «на волне», попасть «в струю», пробиться к вершине. Это очень важно и очень сложно. Так говорил мне издатель. А после добавлял, что именно для меня - это «раз плюнуть». Или он говорил не так, и я опять мыслю образами?

А врач продолжает удивляться, что мой рассудок за это время не помутился. Прошёл целый год, а я продолжаю сохранять [относительную] трезвость мысли и могу функционировать.

Он говорил мне раньше, что «длительная депривация сна может привести к помрачению сознания, галлюцинациям и эпилепсии». Такие эксперименты проводились во время Второй мировой над военнопленными, и они становились какими-то необычными людьми. Могли видеть умерших людей, или иногда - будущее. А некоторые «обильно галлюцинировали». Так тоже говорил мой врач, но я опять не уверен, что понял его правильно.

А издатель продолжает говорить, что такой яркости событий, как в моих книгах, не было нигде больше. Все читатели в восторге, продажи «взлетели до небес», что бы это ни значило, а литературные издания бьются над вопросом - «В чём его секрет?»

А секрета нет [мне кажется]. Нужно было просто захотеть. Я знаю, что когда человек долго не спит, он видит мир иначе. Он начинает ощущать мир всеми порами своего тела, а не только стандартными пятью чувствами. Он сливается с окружающим, и перестаёт существовать как единое целое. Он растворяется в нём и исчезает.

Врач говорит мне то же самое. Если я хочу остаться на этом свете, мне следует подумать о сне. Я не уверен, что он [именно это] имел в виду, но баночка со снотворным на столе упорно убеждает меня в этом. Она напоминает о себе яркой надписью поперёк флакона. Рядом с моей фамилией и кратностью приёма.

Но экран компьютера напоминает, что мне нужно продолжать. Я не спал уже много дней, и теперь передо мной открываются новые картины мира. И я не уверен, что это тот мир, в котором я родился.

Я вижу другие места, где никогда не бывал, и пытаюсь их описать. Я вижу созданий, которые никогда не появятся на свете, и пытаюсь кормить их с руки. А рука превращается в невидимый глазу луч света, проникающий сквозь дальние уголки вселенной, пронизывая пространство и время, и я следую за ней, весь превращаясь в поток энергии.

Об этом говорил мне и мой врач, и мой издатель. «Звёздный синдром». Я превращаюсь в кусочек мира, слившись с ним воедино.

А всё, чего я хотел - просто стать известным. Я хотел славы и богатства, я хотел уметь писать. И только поэтому решил попробовать не спать. Это случилось примерно год назад, но я опять-таки не уверен.

И понял, что мир изменился. Я заразил его своими видениями, и теперь он уже никогда не будет прежним. Я заболел «Звёздными синдромом» в его тяжелейшей форме, так говорит мне мой врач.

Донёс до окружающих ярчайшие видения иных миров. Картины, которые невозможно передать словами - но я пытаюсь. И [кажется], у меня получается. Так говорим мой издатель.

А нетронутая баночка со снотворным на столе продолжает утверждать, что я могу не пережить этот день, если не посплю хотя бы несколько часов.

Я слышу в голове свой голос. Я говорю себе, что готов рискнуть дальше и попробовать еще. Что лучше заплатить высшую цену и достичь цели, чем сдаться и отступить назад.

И в этом я уверен!