Дары Страха

Опять, одно и то же.

И, так всякий раз, по кругу.

Темнота, вперемешку со странными всполохами, живая, осязаемая, обволакивающая — движется на тебя. А ты застываешь на месте с ватными, непослушными ногами.

От общей массы отделяются фрагменты. В них можно что-то различить. Очертания... чего-то...

Это что-то всё ближе и ближе...

Доктор ван Бонцен проснулся в холодном, липком, как сам страх, поту. Снова детский кошмар, и это не то что бы уже не смешно, но и опасно в том обществе, где бояться не принято, где над страхом смеются. Зацикленное и повторяющееся, жуткое сновидение снится с тех самых пор, как он столкнулся с чернотой в реальной жизни.

Доктор нехотя нацепил мягкие мохнатые тапочки, смотревшиеся невероятно мило из-за лилового цвета, и пошаркал в ванную. Пошаркал не потому, что был стар, а потому, что не хотелось ни вставать, ни собираться на очередные исследования. Ему надоело исследовать весь этот мрак в пробирках и контейнерах, и, ни бюджет исследований, ни престижность — ничего его более не привлекало. Ему хотелось лишь одного — покоя, избавления от страхов, что приходится постоянно в себе подавлять. Глушить, чем угодно, пусть даже каким омерзительным пойлом, но не проявлять, не показывать, ни в коем случае. Избавление от своих детских кошмаров он видел только в этом странном темном сгустке, что внезапно свалился на светлые ученые головы. Исследование собственного страха, одного и большого. Только знания дают чувство безопасности. Когда знаешь, с чем имеешь дело — уже, далеко не так страшно.

Ученый завис перед зеркалом, изучая свое отражение. «Если долго всматриваться, кажется, что меняются черты лица, что-то движется... Брр, лучше бросить все это. После кошмара, спросонья, лезет в голову всякая чушь...».

Чтобы изгнать дурацкие мысли, он рывком открыл краник холодной воды и стал плескаться, как утка. Кажется, немного помогло, освежило. Теперь, осталось почистить зубы, и пробуждение придет окончательно.

Нацепив простой коричневый классический костюм, доктор ван Бонцен, закрыв дверь электронным ключом, наконец выполз из каменного мешка на работу. Там ему вновь предстояло, надев белый халат, делать замеры неизвестно чего неизвестно как. Им удалось заточить часть темной энергии в контейнер, но, смогут ли они изучить многочисленные спектры ее свойств?.. Способны ли они придумать, как можно ей управлять?..

И, разве можно приручить сам Хаос?..

-Коллега, сколько можно ругаться на технику? Вы еще все приборы перематерите! — настрой ван Бонцена очень не нравился его коллеге, профессору Вессеру. С самого утра какой-то донельзя странный. Скоро рабочий день завершится, а на нем словно лица нет.

-Да... — обреченно вздохнул доктор, желая, но, не решаясь что-то сказать. Вместо слов он отошел к контейнеру размером со стол, где, под стеклом, бушевала черная материя.

-Ну вы, конечно, можете раздражаться, — уже менее уверенно, продолжал профессор, — Помните о том, что самое главное — страх не показывать. Поручившие нам эту работу, сами знаете...

-Они сами боятся... Хотя бы того, что темная энергия выйдет из-под контроля. Представьте, что тогда начнется.

Ван Бонцен пристально всматривался в подвижные сгустки. Черная масса никогда не находилась в покое. Но, самым ужасающим ее свойством было то, что, в свободном виде, вне контейнеров и других емкостей, она пробуждала в человеке самые потаенные и глубинные страхи. Она сама была ползучим страхом для ван Бонцена, но и, помимо этого, интересным объектом исследований. Она явилась к нему из снов не случайно.

-Что с вами?.. — профессор, обойдя заваленные приборами и бумагами столы, подошел к задумчивому коллеге и тоже начал всматриваться в переплетения темных сгустков.

-Пусть начнется, лишь бы не топтаться на месте, — в сердцах высказался ван Бонцен. — Надоело. Как день сурка. Все по кругу, бесконечная повторяемость... Пусть уже произойдет что-нибудь.

-Вы с ума сошли! Осторожнее с подобными суждениями... На месте стоим? — Вессер, отвлекшись от контейнера, всмотрелся в лицо Бонцена. Вопреки его ожиданиям, на этом лице не было ни тени злости, ни напряжения. Мышцы, напротив, расслабились, морщинки разгладились, а в глазах читались горечь и легкая грусть. Не дождавшись ответа, Вессер повторил, скорее, уже сам для себя, — Вы пишете очерки и статьи о темной энергии. И художественное, и научное, что вообще, по сути, не-сочетаемо.... Вам говорили, что вы плохо пишете и не открываете ничего нового, но вы, тем не менее, продолжаете писать!

-И не говорите, что у меня нет ничего нового... У меня новое расположение материала... — отстраненно отметил Бонцен, высказав одну из любимых фразочек-вместо-эпилогов на публичных выступлениях.

-Именно! Вам плевать на подмену понятий, ведь это, ну то, что мы изучаем, — профессор, поправив сползшие на нос аккуратные очки с тонкой оправой, вновь перевел взгляд на доктора. — Это ведь не имеет ничего общего с космосом, с тем, о чем говорят астрономы и выдающиеся физики... Вы называете это то темной энергией, то материей и, как сами не запутались?.. И вам все равно, что подростки, на просторах рунета, называют ваш фантастический рассказ похожим на вторую часть фильма по комиксам, про скандинавских божков, спасающих землю и воюющих со злобными исчадиями других миров...

-Бог с ними, с подростками, и с некоторыми взрослыми тоже, — перебив коллегу, махнул рукой ван Бонцен и отошел к окну. Из него открывался превосходный вид на более низкие, чем их небоскреб, стеклянные строения, на пестрые ленты автомобилей и скверы, полосами зеленеющие среди каменных и стеклянных трущоб. — И с философией, кстати, тоже — она еще никого счастливым не сделала. Мы имеем дело с тем, что пробуждает страхи, с чем-то ... мистическим. Это недоступно науке, недоступно нашему пониманию. Неизвестно, отчего так происходит.

Профессор Вессер открыл было рот, как с улицы раздался голос, усиленный во много крат благодаря громкоговорителю.

-Трус, идет трус! Трус!

Доктор ван Бонцен не сразу обратил внимание на медленно шествующую по улице процессию. Впереди шел человек в форме, с рупором, позади него двое, тоже в униформе стражей порядка, вели невысокого мужчину в мешкообразной одежде грязного цвета. «Должно быть, это и есть трус», — подумал доктор, сморщившись от частого, назойливого повторения слова «трус». Будто заело.

Даже показательно интеллигентный и спокойный Вессер, поморщившись, высказался:

-Да заткнулись бы они уже... Сколько можно, как им самим не надоело эти спектакли разыгрывать... Говорили же, предупреждали, что утечки не избежать...

Только стоило ему договорить, как зазвучал другой громкоговоритель, не с улицы, а в здании, где они находились.

-Внимание, произошла утечка с объекта Т-42. В городе возможна паника. Глава Управления по делам страха просит ван Бонцена и Вессера, немедленно явиться в его кабинет, — монотонно отчеканил автоматический женский голос.

Природа страха непостоянна. Страхов слишком много, и все они поразительно разные.

Люди живут в своих каменных ульях, суетятся; кто-то торопится по своим делам, кто-то едва волочит свое существование. У каждого свои страхи, все боятся, в той или иной степени, но никто не смеет подавать виду. Бояться не принято, и любое видимое проявление страха, любое робкое неловкое движение, испуганные глаза — считались позором, человека нарекали трусом и публично осмеивали. Не правительство такое, и не закон — это общество стало таким. Какой народ, такой и правитель.

Ван Бонцену показалось, что он видит страхи всех людей, проходивших мимо него. Кто-то боялся идти на первое собеседование, кого-то крайне страшило и угнетало одиночество. «Это маленькие страхи, — подумал он. — Совсем несущественные».

Он бросил быстрый взгляд на одну из молоденьких сотрудниц, находящуюся в положении. Вот у нее страх, куда серьезней. Она боится потерять еще одного ребенка...

Один из инженеров средних лет, что пробежал мимо с кипой папок разных цветов, боится заболеть раком. Всех его родных, по мужской линии, постигла эта участь.

Ван Бонцен обрел удивительную способность видеть страхи всех, кто его окружает. Такое происходило с ним впервые. Неужели, это из-за того, что он слишком долго работал с загадочной темной энергией?.. Или, все-таки, все дело в утечке, скоро всех накроет, и у него проявился такой эффект, своего рода, паранормальная способность?..

«Не хотел бы я видеть страхи психически больных. Такого зрелища, того, что происходит у них в головах и то дикое, жуткое, что является им... Такого бы я не выдержал», — параллельно картинкам из жизни других людей, пришла в голову странная мысль. Через несколько мгновений способность утратилась, и ван Бонцен снова видел перед собой стеклянные глаза, неестественные, неискренние улыбки и гладкие лица-маски.

Разные люди с разными страхами. Мучаются и мечутся, часто думая о них. Будто, ожидают, что они вот-вот оправдаются, сбудутся. И они сбываются, если слишком много о них думать.

Страхи отрицают, боятся признать и показать их. Вместо принятия — подавляют. Иначе, обсмеют, раскритикуют. Так важно ведь, что думают о тебе другие.

Между тем темные сгустки, непостижимым ученым умам образом выскользнувшие из контейнера на базе Т-42, медленно плыли по улицам, как спустившиеся с неба тучки. Они сливались с вечерними тенями, поэтому никто их не заметил. Но все люди в этом квартале ощущали беспричинный страх и, оглядываясь, чтобы их никто не застал такими запыхавшимися и с испуганными большими глазами, прятались по домам.

Однако, это длилось недолго. Сгустки, оказывается, вели себя вполне осмысленно и, добравшись до приоткрытого колодца одного из дворов, один за другим, устремились под землю. Хватает страхов на сегодня.

Главное, чтобы эти мыслящие темные субстанции не просочились когда-нибудь в водопровод...

Коллеги, миновав множество запутанных коридоров и ответвлений, наконец, добрались до кабинета главы Управления.

Перед самой дверью они резко затормозили. Она оказалась заблокирована — наверху, почти под потолком, горела красная лампочка.

-И, чего мы так торопились, — переводя дыхание, высказался как всегда разговорчивый Вессер.

Бонцен, немного подумав, выдал еще одну нелепую и странную за день вещь:

-Наверное, потому, что боялись.

-Тсссс — зашипел профессор и замахал руками на коллегу. — Что вы с самого утра сегодня ахинею несете...

-Потому. Что. Мне. Надоело, — раздельно и твердо ответил Бонцен. — Довольно, я буду настоящим. И да, мне страшно. За то, что произошло с объектом Т-42... Не может не быть тревожно.

-Не путайте страх и тревогу. Вы всего лишь тревожитесь, — нарочито громче сказал Вессер, и над дверью загорелась зеленая лампочка.

-Всего-то два объекта, и с этим разобраться не могут! Ничего важного нельзя поручить! — прокричал им директор Управления вместо традиционного «добрый вечер, коллеги». Оно-то очевидно, что он совсем не добрый сегодня. Ни вечер, ни директор.

-На нашем объекте все под контролем, — выдержав паузу, заверил главу ван Бонцен.

-А на Т-42, абсолютный бардак, — директор, встретивший ученых стоя, наконец-то соизволил сесть за типичный офисный стол. Его кабинет не выделялся ничем особенным — разве что бумаг на столе, как ни странно, было значительно меньше, чем у остальных работников. — В новостях, конечно, и в средствах массовой информации — событие не зафиксировано, благодаря нашему неусыпному контролю. Однако, по городу гуляет темная масса неизвестного происхождения. И люди чувствуют, что что-то происходит. И даже воздух другой, будто стремительно пропитывается ... чем-то... тревожным, — директор зачем-то шумно втянул тонким носом воздух, хотя никаких необычных запахов не слышалось.

Ван Бонцен пожал плечами. Вессер достал из кармана шариковую ручку и начал ее вертеть. Он явно намеревался высказаться, но, тем не менее, сдерживался.

Директор, смерив и сверив взглядом обоих, резко крутанулся на вертящемся стуле и обратился к ван Бонцену:

-Доктор, вы чувствуете эту материю, то есть энергию... Вы тонко писали о ней... Найдите то, что сбежало с объекта, и заключите в контейнер, — говорил он настолько неуверенно, будто сам понимал, насколько бредовое на этот раз он дает поручение.

-Идти туда, не знаю куда, и принести то... В общем, как в той самой сказке, — скептически выгнул бровь доктор ван Бонцен.

-Я понимаю, — глава Управления, стараясь говорить мягко и вкрадчиво, перевел взгляд на окно. — Но, только вам под силу с этим разобраться. Не дайте мне в вас усомниться. Адрес вы ... сами знаете... У меня всё, свободны, — необычно и скомканно закончил он.

Избранность настораживала доктора ван Бонцена. Почему именно он, для чего он?..

Директор от него что-то хочет, и темная энергия влияет особым образом. Быть может, это всего лишь нелепое сновидение, царство парадоксов и сюрреализма?..

В реальности происходящего, ученого убедил резкий толчок в спину. Вессер в буквальном смысле вытолкал остолбеневшего ван Бонцена за пределы директорского кабинета. Разговор, однако, между ними не состоялся — буркнув что-то вроде «удачи», Вессер отправился домой. Рабочий день подошел к концу, все собирались домой. Кроме одного сотрудника, никогда не желавшего выделиться, никогда не выбивавшего повышения и не пресмыкавшегося перед начальством.

Двигаясь по направлению к блестящим стальным створкам лифта, ван Бонцен не замечал всего того, что его окружало. Физические облики предметов и людей расплывались, пол и стены казались неровными и шаткими. Но значительно обострились внутренние переживания — доктор чувствовал энергийные сгустки, то, что невидимо, но исходит от бездушных предметов и тем более, от людей. Он фиксировал все так в своем сознании, как тепловизор фиксирует малейшие проявления жизни.

Лифт домчал работников на первый этаж, и ван Бонцен наконец-то хлебнул глоток свежего воздуха. Выход из помещения на улицу хоть как-то его ободрил.

В унисон настроениям многих шел мелкий моросящий дождь. Газовый свет неоновой рекламы искусно и своеобразно подсвечивал мокрые тротуары. Гаммы ароматов проходившего мимо витрин ван Бонцена разом ударили в нос, освобождая от тягостных дум. Запах аппетитной выпечки с корицей доносился из уютной кофейни, ароматы благовоний — сандала, ванили и лаванды, струились из индийского магазина, весьма популярного в этом городе. Двери беспрестанно открывались и закрывались, вынуждая громко звенеть музыку ветра. Со звоном погремушки приходили и деньги.

Доктор наслаждался всем, что его окружало. Зрение, к счастью, вернулось; но он решил пройти пешком еще одну остановку, чтобы окончательно прийти в себя и подготовиться к встрече... с самым неизвестным.

Через каких-то шесть остановок битком набитый автобус домчит его до квартала, где произошла утечка.

Ничего.

«Ничего особенного», — подумал ван Бонцен, ступая по освещенной янтарным светом фонарей улице. «Хотя, нет. Как-то подозрительно пусто...». Для перенаселенного города, где обычно кипела ночная жизнь, звенящая тишина была очень непривычна. Будто вымер целый квартал. Только свет, теплившийся в зашторенных окнах, утверждал об обратном.

Дождь между тем прекратился. В лужах разных форм и размеров отражались и покачивались фонари. Однако, ощущение того, что здесь что-то не так, уже не покидало доктора.

Здесь кто-то есть. Или, что-то.

Что-то пристально наблюдало за доктором с высоты фонарных столбов, путалось в проводах, таилось под влажно поблескивающими решетками ливневок, пряталось под огромными деревянными лавочками с резными ножками и перилами, свешивалось с густых крон деревьев. Нечто пребывало в воздухе, выдавая себя шелестом листьев, скрипом детских качелей в ближайшем сквере, миганием и подрагиванием света. Прав был директор, описывая ситуацию... Если такое случится с городом — то все население погрузится в тревожный, липкий и мрачный сон. Все жители будут жаться друг к другу, как никогда — в поисках опоры и определенности. Общая беда и неизвестность сближают людей, заставляя позабыть как смехотворные недоразумения, так и серьезные конфликты.

Шаги. Будто кто-то шлепает по лужам.

«Хоть кто живой!» — промелькнула надежда у доктора, и он обернулся. Шаги слышались позади.

Но, там никого не было. Незримый неизвестный будто бы остановился — из мира исчезли все звуки. Ван Бонцен долго всматривался в черноту, сливающуюся с темным беззвездным небом. Всматривался до тех пор, пока не стало невыносимо, необъяснимо страшно, и он бросился наутек — не в сторону объекта Т-42, а в противоположном направлении, сам не зная, куда.

Доктор мчался по пустынным улицам, вилял узкими бетонными дорожками между высоких многоэтажных домов, несколько раз, чуть не спотыкнувшись о бордюр. Вскоре он настолько запыхался, что, несмотря на дикий беспочвенный страх, остановился.

Несколько минут ван Бонцен переводил дыхание, прислонившись спиной к холодной стене одного из домов. Беготня его привела к арке, месту не столь освещенному искусственным светом.

Ученый медленно, двигаясь вдоль стены, выглянул во двор сначала с одного конца арки, затем — с другого. Было совершенно пусто; ничего необычного не наблюдалось. Лишь изредка ветер покачивал ветви редких деревьев. Освещение работало исправно и, даже света в окошках домов стало как будто бы больше.

«Зачем я смотрю туда, изучаю местность?.. Вдруг ЭТО еще там?» — задавал себе вопросы ван Бонцен, понимая, что ему интересно и страшно одновременно.

«Страх у меня в голове. Неужели там... Совсем ничего не было, все показалось, почудилось?.. А может, материя, что мы изучаем... Нисколько не хотела пугать, а хотела понять человека. И, она выбрала меня... С моими детскими кошмарами, творческой душой и научной одержимостью...»

В такт мыслям, прямо перед доктором, из воздуха, непостижимым уму образом, образовалось НЕЧТО. Маленький черный сгусток медленно, но верно разрастался, грозя заполнить собой всю арку и поглотить прилипшего к стене ван Бонцена.

Однако тот, не сопротивляясь никаким образом и не желая больше бегать от страха, представил, что этот черный шар энергии обернулся воздушным шариком и начал сдуваться. Представил он это настолько сильно, что даже засмеялся от своей же фантазии, от мысленно воспроизведенного звука стремительно сдувающегося шарика.

Он смеялся, а масса росла...

«Я нисколько не боюсь, я этого хочу», — мысль пришла внезапно и молниеносно. Ван Бонцена вдруг осенило, что все страхи могут быть скомканными потребностями. Не надо быть парализованным под влиянием страха — нужно, просто, взглянуть на него под другим углом.

Он боялся темноты, таящей в себе сплошную неизвестность.

Но он страстно желал погрузиться в неё, основательно изучить и понять.

Он не боялся, он хотел.

И, глядя прямо в черноту перед собой, распахнул руки.

Ведь он ждал её, как старого друга.

И темная энергия сама явилась к нему, позволив себя познать. Более того, она проникла в его сознание, переплела свои представления с его представлениями, таким образом, поняв, что люди — не просто сгустки страхов, не все беспомощны и слабовольны, не все податливы. Есть в них, определенно, что-то еще — сильное и волевое, критичное, ценностное и смысловое.

Человечество в лице ученого прикоснулось к неизвестному, и неизвестное узнало людей посредством ван Бонцена. Боялся бы он, если б знал, что эти сгустки тоже могут быть пугливы и любознательны? Что у них тоже могут свои слабости, что они часто подвергаются сомнениям и могут топтаться на месте, совсем как люди?.. Тогда бы он не боялся так сильно, а если б не боялся, то не познал. Сейчас доктор обозревал глазами этого НЕЧТО, узнав о его подлинном происхождении. Сегодня он узнал всё, над чем бился столько лет.

Масса не упала из космоса вместе с метеоритом, не всплыла из океанических глубин, не опустилась на город вместе с тучами. Все гипотезы, существовавшие ранее, разом опроверглись, все предположения — отсеклись. Материя зародилась тогда, когда людям запретили бояться.

Страдали тысячи, не имея возможности высказать свои страхи. Страдания тысяч породили темную энергию, материализовавшуюся и, к тому же, способную мыслить. Не нужно искать иные формы разума на других планетах — вот, они зародились здесь...

Тёмная энергийная масса говорила за многих людей. И, ван Бонцену удалось всех услышать, однако, перед этим разобравшись с собой.

Больше его не мучили детские кошмары. Похожие сны, иногда, давали о себе знать — но доктор более не просыпался в холодном поту и с ужасом. Сны бывали все те же, но он стал другой. Он изменил свое отношение.

Подобные сны теперь всего лишь напоминали ему о том, что он способен указать путь остальным. Ван Бонцен стал куда больше писать — и, что удивительно, в его трудах становилось все меньше воды и все больше сути. Он ушел из Управления и теперь принимает людей у себя на дому — со всеми их страхами и несовершенствами. Вессер перестал подтрунивать над коллегой и стал заметно меньше говорить, и больше — делать. Он занялся другими исследованиями, оставшись в Управлении.

Правительство, кажется, тоже кое-что осознало и отменило гонения, ослабив контроль над населением. Ван Бонцену оно работать тоже не мешало, и не воспрепятствовало его увольнению из Управления. Более того, власть имущие одобрили его уход и, кажется, обстановка в городе стабилизировалась после хорошей встряски.

Улучшилась ли она во всех отношениях — неизвестно.

Так или иначе, время покажет.