Светлана Ледовская

​Глютен и порох

​Глютен и порох
Работа №41 Автор: Саморядов Владимир Анатольевич

– Ты Крысолов*? – Спросил бородатый здоровяк хриплым, прокуренным голосом.

– Ну, – промычал в ответ Крысолов.

– Крысолов – это что: кличка, фамилия, род деятельности?

– Был род деятельности, потом стало кличкой, а сейчас…. Сейчас я уже и забыл, как меня зовут на самом деле.

– Ладно, – махнул рукой здоровяк. – Хочешь быть крысоловом, будь им.

– А дальше что? Встань и иди*, иди и смотри*?

– Именно, – добродушно усмехнулся здоровяк. – Пошли.

Так получилось, что помыкавшись по городам и весям без пристанища и постоянного заработка, Крысолов подался в волонтеры.

«Не то, что разбогатеешь, – сообщил ему один знающий советчик, – но еда у тебя будет, какой-никакой кров. Да главное – всем до фени твой паспорт».

«А у меня и паспорта нет», – подумал тогда Крысолов.

У него и вправду ничего не было: ни паспорта, ни водительского свидетельства, ни справки об освобождении. Аз есмь Крысолов, – без всяких частей и частиц, единая единица, модус мироздания…. Но гол как сокол. А против крыс теперь разная химия имеется.

Бородатый провожатый привел Крысолова в огромный ангар, забитый ящиками и тюками. На ящиках и тюках лежали волонтеры, тоже бородатые. Крысолов осторожно погладил свой бритый подбородок, борода у него росла плохо, а если и вырастала, то была редкой, неопрятной и козлиной, посему приходилось иногда бриться. Волонтеры курили, а некоторые еще и прихлебывали дешевое баночное пиво.

«Непрезентабельный вид у этих волонтеров, – отметил про себя Крысолов. – А взгляд интересный, знакомый взгляд, взгляд бойцов и солдат». Наемники.

– Это новенький, – представил Крысолова провожатый. – Зовут Крысоловом.

– А почему не Волкодавом? – Спросил кто-то.

– Какой из меня волкодав? – Развел руками Крысолов. – Из меня даже кошкодав не получился.

– Это хорошо, – решил спросивший. – А то у нас был один, Волкодавом назывался, а когда до дела дошло, выяснилось: ни волкодав, ни кошкодав….

– …А курощуп, – закончил предводитель. – Меня можешь звать Бармоглотом*. Это Ванька-Каин*….

– Тот самый? – Вырвалось у Крысолова. Бармаглот утробно так усмехнулся:

– Ну что ты. Это прозвище такое. Тот Ванька уже давно того.

– Ну ходит же по земле Агасфер*, – возразил Крысолов. – Я его как-то встречал.

– Ну, мы его все встречали, – проворчал еще один волонтер.

– И все ему морду били, – вставил третий волонтер. – Он деньги назанимает, а потом не отдает. Приходится мозги вправлять.

– О, у нас есть общие интересы, – заключил Крысолов, – и общие знакомые.

Волонтеры дружно и одобрительно заржали.

– Садись с нами, – предложил Ванька-Каин. – Есть еда, выпивка.

– Но-но, с этим поаккуратнее, – предупредил Бармаглот.

– Шеф, все в меру. Мы уже давно замужем – свою меру знаем.

– Ну-ну, – пробурчал Бармаглот и ушел, а Крысолов с удовольствием плюхнулся на мягкий тюк и принял фривольную позу. Кто-то из волонтеров сунул ему в руки початую банку пива. Крысолов отхлебнул, поблагодарил и вернул банку назад.

– Ну что, господа добровольцы, кто-нибудь скажет, в качестве кого мы здесь волонтерить будем?

– В качестве волонтеров. Тебе что, не объяснили? Гуманитарку мы возить будем, по Муравскому шляху* через Дикое поле*.

– Понятно, – решил Крысолов и сразу посерьезнел.

Он ходил по Муравскому шляху и каждый раз чуть не отдал Богу душу….

Ночная тьма медленно, но неостановимо, перерождалась в серый рассветный полумрак. Мерно и баюкающе рокотал двигатель, из-под приборной панели вырывался поток теплого воздуха, приятно согревая ноги. Крысолов сидел на пассажирском сидении «КАМАЗа», полудремал- полуявствовал, стараясь поймать тот волшебный миг, когда рассвет превратиться в утро. Это было его давней, оставшейся с детства забавой: ловить миг рассвета и миг заката, попытаться выхватить глазами, заметить и осознать мгновение смены времен. Это ему никогда не удавалось. На многие жизненные вопросы он нашел ответы, сам нашел, не вычерпывая чужие мысли из чужих книг: что-то узнал на своей шкуре, что-то домыслил. Возможно, это были неправильные ответы, но это были его ответы. Он был мудр, он был уставшим. Он видел рождение, он прикасался к смерти, но волшебное перерождение ночи в утро он постичь не мог, потому и любил этот миг.

За рулем сидел Ванька–Каин, курил сигарету за сигаретой, молчал: о чем-то думал.

– Ты же тот самый Каин, – вслух решил Крысолов.

– А ты тот самый Крысолов, – ответил Каин. – И каково тебе быть вечным Крысоловом?

– Да так же, как и Каином. Так же, как и Агасфером.

– Агасферу проще, – возразил Каин. – Все знают, что Агасфер жив. А о том, что живы Ванька-Каин и Гамельнский Крысолов, никто и не догадывается. Вот скажи, тебе давали в долг, когда ты им представлялся Крысоловом?

– Нет.

– А Агасферу дают. Не то, чтобы его все знали, но имя на слуху и красиво звучит: кто-то где-то что-то слышал. Многие на это имя и ведутся. А этот старый с возвратом долгов тянет, надеется своих кредиторов пережить. Иногда переживает, если на таких, как мы с тобой, не нарвется. Тогда ему доходчиво так объясняют его неправоту.

Помолчали, покурили. Рассвет за окнами превратился в утро, серое и сырое. Вокруг расстилался неприглядный пейзаж: холмистая степь, перемежавшаяся заброшенными, заросшими бурьяном полями, ободранными лесополосами, сожженными поселками и городками. Осень окончательно вступила в свои права, выжелтила деревья, а теперь обдирала их со смачным удовлетворением. А война ободрала все остальное.

– Ты со своей стороны посматривай, – предупредил Ванька-Каин. – На обочине мины встречаются. Да и постреливают иногда.

– Вроде бы война кончилась перемирием, – проговорил Крысолов.

– Только не все об этом знают. Что делать в случае обстрела, знаешь?

– Из машины и под колеса, – ответил Крысолов.

– Да, из машины и под колеса, – тихо подтвердил Каин.

– Прежний конвой? – Спросил Крысолов, увидев на обочине сгоревшие остовы грузовиков.

– Ага, в засаду попали. Год назад здесь черт-те что творилось. Несколько гуманитарных конвоев сожгли. Потом устаканилось.

– Уже не грабят?

– Уже нет. Тут два полевых командира все под себя подмяли. Эту сторону Муравского шляха до Судьбища контролирует Ахрим Ариманов*, позывной – Мазда*. От Судьбища до самого Авалонска – Гавриил Михайлов*, позывной – Ангел. Дальше Авалонска я не ездил.

– Авалонск*?

– Ну пиво «Авалонское» пил? Отсюда. Неплохое пиво. Раньше город по-другому назывался: Майрановск*, кажется, до революции – Тофановск*. Сейчас Авалонск. Там штаб международных миротворцев располагается. По мне, Авалонск ничем не хуже, чем Майрановск.

«Сколько себя помню, всегда и везде происходит война, – подумал Крысолов. – Это только короткоживущим кажется, что мир на века, а война промежуточная стадия. Для нас, задрипанных агасферов, война кажется постоянной величиной. Это как для ребенка – основное время лето, но старики всегда существуют в осени. Так и я всегда существую в войне».

Первую остановку сделали в десять часов утра в каком-то брошенном селе. Колонна грузовиков остановилась прямо на дороге, на обочину не съезжая. По всей видимости, год назад село сожгли системой залпового огня, оставшиеся жители ушли. Осталась одна кошка серо-полосатого цвета. Увидев людей, кошка проворно бросилась навстречу.

– Привет, Воробьиди, – поприветствовал кошку Бармаглот, взял на руки, потрепал по холке, посадил на плечи. Кошка задрала хвост, распушила его, от чего на задней стороне хвоста получился четкий пробор, замурчала, стала тереться, прыгая по плечам и шее Бармаглота.

– Жива, каналья, – добродушно отметил Каин. – Эта сволочь нас здесь все время встречает.

Крысолов выпрыгнул из кабины, потянулся, осмотрелся. От села остались остовы кирпичных стен и деревянная рухлядь, бывшая некогда крышами. Вся земля была перекапана неглубокими, наполненными осенней водой, воронками. Волонтеры выбирались из кабин, доставали пакеты с едой. Кто-то из волонтеров вытащил из руин деревянную калитку, поставил на кирпичи, делая импровизированный стол. Калитку застлали газетами, на газетах разложили продукты. У них уже было все заготовлено заранее: калитка, деревянный ящики вместо стульев, старое ведро, чтобы развести костер из щепы. Они были здесь уже не в первый раз и, наверное, не в последний. «Грешные ангелы ада, – решил Крысолов, – матерщинники, местами подонки, перекати-поле без дома и родины, но у них есть цель – они идут через фронтир».

– Крысолов, не ерзай, иди к нам, – позвали Крысолова к столу. – Чего засмотрелся? Архитектурой любуешься или человеческой глупостью?

– И тем и другим, – ответил Крысолов. – Постоянно такую красоту вижу. Кажется, привыкнуть должен, но не привыкаю.

– И мы все никак не привыкнем, – усмехнулся один из волонтеров, кажется, его звали Сашкой. – До войны это был уютный городок. Там, чуть дальше был местный Дом культуры, настоящий шедевр архитектуры.

– Сожгли?

– Сожгли, к чертям взорвали, вместе с защитниками. Их там человек шесть было, молодые пацаны, старшему – всего лет двадцать. Несколько дней дрались. Сами погибли, штурмовавших тоже в изрядном количестве положили.

– Зачем?

– А фиг их знает. И те, и другие за свое правое дело сражались.

– Ну в таких делах левых дел не бывает, – заключил Крысолов. – Это в торговле и в политике есть левые дела, в любви…, от семьи налево ходят. А на войне все дела правые. Враг будет разбит, победа будет за нами….

Кошка с греческой фамилией Воробьиди, как чумная, носилась под ногами и в ультимативной форме требовала еды, и не просто еды, но колбасы и сыра. Кошку не обделяли, давали ей большие куски и нахваливали за расторопность.

– Изголодалась, каналья, – усмехался Каин. – Обрати внимание, Крысолов, хлеб не ест. Хотя здесь ее никто деликатесами не балует. И не худая – на мышах отъелась.

Кошка вдруг зашипела, выгнула спину и убежала в руины.

– О, гости пожаловали, эти не то, что хлеб, эти готовы и кошек есть. Боевики Ариманова-Мазды. – Предупредил Ванька-Каин, неспешно сунул правую руку за пазуху, поерзал под мышкой. Крысолов догадался, что Каин прилаживает спрятанный под одеждой пистолет. Остальные волонтеры напряглись, но никто не изменил позы, никто не показал виду.

Из-за руин показались два вооруженных автоматами оборванца, огляделись по сторонам, потом осторожно направились к волонтерам.

Оборванцы тоже боялись волонтеров – боялись спровоцировать, это был видно по их заискивающим улыбкам, по суетливым телодвижениям, по демонстративно сдвинутому за спины оружию.

– Здорово, Бармаглот, – поздоровался старший из оборванцев.

– Да и тебе не хворать, – пробурчал предводитель волонтеров.

– Привет всем остальным.

– Привет, инсургенты*, – поздоровался Крысолов.

«Инсургенты» удивленно вскинули брови.

– А что, разве не инсургенты? – Удивился Крысолов.

– Инсургенты, – вздохнул оборванец и досадливо покачал головой. – Но это пока.

Второй оборванец, помоложе, тихим шепотом спросил первого, что значит слово «инсургент», первый пообещал объяснить на досуге.

Тем временем Каин выволок из кузова большой брезентовый мешок, набитый чем–то, и тяжело уронил на землю.

– Это нам? – Спросил старший инсургент.

– Вам, – ответил Каин. – Крупы, масло, соль, спички, лекарства…. Патронов не положили, не надейтесь.

– Да помним, помним, – пробурчал инсургент. – От вас оружия не допросишься.

– Ну раз поняли, забирайте.

Вооруженные оборванцы взяли мешок за края и поволокли в руины. С уходом вояк вернулась кошка.

Кошка опять юлила между ног волонтеров, что-то активно требовала, скрипуче мяукала. Потом вдруг застыла. Крысолов взглянул кошке в глаза и застыл сам.

Такое с ним иногда случалось. Он называл это: Видение из кошачьих глаз. Взглянув в желтые и магически бездомные глаза полосатой кошки, Крысолов вдруг увидел странные изменяющиеся силуэты. Словно пляску теней, пляску аморфных, все время меняющих очертания, существ. Люди? Ангелы? Демоны? Нечто из другого мира?

Эти знаки явно что-то сулили. Его путь имел некое, и довольно важное значение в его бесконечной жизни, являлся какой-то отправной точкой, а может, просто очередным периодом, в дискретном потоке событий.

Кошка отвела взгляд. Видения исчезли.

– Сфинкс, – проговорил Крысолов. – Понятно, почему кошки похожи на сфинксов, а сфинксы на кошек. И те, и другие задают вопросы, но ответы на них получить нельзя.

– Какие вопросы, какие ответы? – Спросил волонтер Сашка.

– И какие сфинксы? – Угрюмо вопросил Каин, внимательно глядя в глаза Крысолову.

– Какие вежливые оказались инсургенты, – проговорил Крысолов, меняя тему.

– Ученые потому что. Пока не поучили, были как все прочие. Да, и где такое мудреное слово отыскал: инсургенты?

– В мудреных книгах.

– Че Гевара был инсургентом? – Быстро спросил Ванька–Каин.

– Ну, с определенной натяжкой…, был. Я тоже в своей жизни пару раз в инсургенты подавался.

– Я, наверное, тоже. Слышите, мужики, наш Крысолов хорошее слово для этих полудурков с ружьями нашел.

Волонтеры одобрительно загомонили.

– Пойдет имечко, – согласился Бармаглот. – Бандитами их не назовешь: как-никак за идею сражаются. Партизанами – слишком много чести.

– А если по правде их назвать? – Осторожно полюбопытствовал Крысолов.

– В смысле, мудаками? – Осклабился Бармаглот. – Могут на правду обидеться. А в обиженном состоянии они дюже опасными становятся. А инсургенты красиво так звучит, солидно. К тому же кое-кто из них с таким определением согласен.

На том и порешили.

Перекусив, волонтеры погрузились в машины и отправились дальше.

Опять привычная тряска, рокот двигателя, мягкий жар из-под панели, согревающий ноги. И руины вокруг, и безлюдье. Привычные последствия войны.

Дикое поле. Муравский шлях…. Дорога из хаоса в порядок или из порядка в хаос. Вечное, вселенское пограничье света и тьмы. Сожженные деревья, сожженные села. Сожженная земля. Сожженные души уцелевших в войне.

Ванька-Каин покрутил верньер настройки радио, из динамиков поплыла тягучая и прекрасная музыка Луиса Бонфы, переложенная для саксофона.

«Черный Орфей», – подумал Крысолов. – Старый и уже многими забытый бразильский фильм. Осталась только музыка. И воспоминания.

В этом было что-то символическое. Ведь Орфей* сумел спуститься в ад и вернуться назад. Орфей был таким же туристом в потустороннее, что и Крысолов. Но у Орфея была его Эвридика*, ради которой он творил подобные безумства. Ради чего творит свои безумства Крысолов? Уж точно не ради большой любви. Его эвридики и беатриче уже давно разбежались по заслуженным пристанищам, оставив только горькое послевкусие, и нырять за ними в ад или возноситься в рай Крысолов никогда не помышлял. Нафига?

Но тогда ради чего он болтается по границам мироздания, коптит воздух, повышает уровень энтропии, оставляя после себя обиженных и оскорбленных? Крысолов много размышлял над этим вопросом, лет четыреста размышлял, а потом нашел всеобъемлющий и все объясняющий ответ: Потому что! Ну так звезды сложились, карты упали. Главное, не искать каких-то скрытых причин и определений. Просто потому что….

– Я вот все хочу спросить тебя, Крысолов, – спросил Ванька-Каин, – у тебя и вправду есть волшебная дудочка?

– Дудочка? – Усмехнулся Крысолов. – Дудочка есть, – сунул руку в нагрудный карман и достал дудочку.

– И что, она и вправду крыс завораживает?

– Крыс? Да.

– А детей? Если молва не врет, ты и детей с собой уводил.

– Уводил, потому что шли, – пробурчал Крысолов.

– А почему шли? Ты не обижайся. Мне, например, угораздило стать вечным, как тот Жид, но я никаким волшебством не владею. Другое дело ты. Ну, во всяком случае, так люди говорят. Врут люди?

– Врут.

– Но дети за тобой шли.

– Они не за мной шли. Они после меня из городов уходили. На пару-тройку лет становились крысоловами, вагантами, землепроходцами и звездочетами, а потом взрослели и делались простыми, алкающими благ обывателями.

– Совращал свободой? – Догадался Ванька-Каин.

– Не свободой – волей…. Волюшка она такая, это не на печке лежание, это делание, стремление. Быть стремительным не стрёмно.

Спустя десять километров они подобрали автостопщика.

Это был старичок с маленькой шакалоподобной собачкой.

– С собакой возьмете? – Спросил старик.

– Возьмем, – благодушно ответил Каин.

– Ангубис*, запрыгивай, – сказал старик, подсаживая собачку в кабину. – Спасибо, волонтеры.

– Анубис…, – усмехнулся Крысолов.

– Ну да, – весело согласился старик. – Ты взгляни на него в профиль, чем не Анубис.

– Он как себя ведет, ваш Анубис?

– Порядочно. Гадить не будет, лаять тоже.

– Ну пускай. Далеко ехать собрались?

– До Злых Щелей*. Это станица перед Дитом*.

– Хорошо, остановимся, – пообещал Каин.

Каин нажал на газ, машина двинулась дальше.

– Далеко едете, волонтеры?

– В Авалонск, – ответил Крысолов. – Муку везем, сахар, лекарства.

– Ну, это дело нужное, – согласился старик. – Хотя…. Может быть, если бы не подкармливали, война бы раньше закончилась.

– Х-м…, – удивился Крысолов. – Интересная логика.

– Это не логика, – возразил старик. – Это форма отчаянья. Ну, разные варианты передумаешь, чтобы войну закончить.

– А ее можно закончить? – Спросил Каин, закуривая.

– Думаю, нет. Верно, Анубис?

Шакалоподобная собачонка коротко взлаяла.

– Анубис согласен. Меня Аскалабом* зовут. Странное имя? Родители постарались. Было время, когда в моде были бунтарские имена. Разные Марлены, Октябрины, а то и Иуды – противники Христа. Ну чем Аскалаб хуже Иуды?

– Да ладно, – махнул рукой Крысолов. – Меня вообще Крысоловом кличут.

– Как же, слышал-слышал, – усмехнулся старик.

– Осипов Иван, – представился Ванька–Каин. – Ну как вам здесь живется, Ас…, Аско…?

– Аскалаб, – вторично назвался старик. – Ну как, раньше было лучше. Ну так всегда говорят, что раньше было лучше. Наверное, по такой логике в каменный век был вообще не каменным, а золотым.

– А вы философ, – констатировал Каин.

– Имя заставляет быть философом, – пояснил старик. – Раньше все здесь жили как все: ни лучше и ни хуже. А потом в Авалонске открыли какой-то ценный минерал. Его начали добывать. Остальным стало завидно. Им тоже захотелось жить лучше. Тут же доброхоты подскочили, знающие, как сделать, чтобы стало лучше. Ну и стало хуже. Всем! Да, благими намерениями выстлана дорога в ад….

Спустя час старик и его собака сошли на своей остановке.

– Диалектика, твою ж мать! – Прорычал Ванька-Каин. – Стараешься, чтобы стало лучше, ерунда выходит. Интересно, а что будет, если вредить специально и целенаправленно? Из худших побуждений.

Гуманитарная колонна вновь двигалась по разбитой дороге, и уже привычный осенний пейзаж проплывал за окнами. Бесконечность, безотрадность, безысходность. Муравский шлях сквозь Дикое поле.

Дикое поле было всегда. Территория вечной войны, вечного хаоса. Иногда поле превращалось в поляну, скопище полянок, уменьшалось и распадалось, как иссякает и распадается на лужицы речка в засушливый год. Но все равно, все годы и века под дерном Дикого поля таились искры грядущих войн, и войны возгорались, пожирая людей, сжигая в угли отстроенные города….

Вскоре впереди они увидели густые клубы черного дыма, поднимающегося над деревьями. Впереди идущий КАМАЗ сбавил скорость. Сбавил скорость и Ванька-Каин.

– Не нравится мне это, – проворчал он.

– Дым? – Спросил Крысолов.

– Дым. Здесь должен быть блокпост миротворческих войск…. Твою ж мать!

Ванька-Каин резко крутанул руль влево, и Крысолов увидел справа на обочине догорающий белый броневичок с эмблемой объединенных наций.

– Это не хорошо, – проворчал Каин. – Это очень не хорошо. Все воюющие стороны на миротворцев обычно не нападают.

Колонна вошла в город Дит и остановилась на центральной улице. Волонтеры ожидали, что навстречу вывалит толпа горожан, помчится к фурам с тачками, тележками, велосипедами, на старых бричках и разбитых автомашинах. Но навстречу никто не вышел. Город был пуст.

– Это что–то новое, – прокомментировал обстановку Бармаглот. – Что-то нехорошее здесь происходит, товарищи волонтеры.

Товарищи волонтеры своего предводителя опровергать не стали.

Когда заглохли двигатели КАМАЗов, на волонтеров обрушилась жуткая ватная тишина. Тишина ирреальная. Такую тишину природа породить была не в силах. Не шумел ветер, не скрипели деревья. Ладно, птицы – птицы осенью обычно не поют, но не каркали даже вороны. Не лаяли собаки, молчали кошки. Шумов, издаваемых технологической цивилизацией, тоже не было слышно. От всего этого становилось жутко, даже привыкшим к разнообразной жути волонтерам.

– Нужно осмотреться, – решил Бармаглот.

Услышал это предложение, Ванька-Каин подошел к своему КАМАЗу, засунул руки куда-то под днище, рывком вытянул хитро замаскированный железный ящик, из которого извлек два небольших автомата футуристического и крайне брутального вида и пару магазинов к ним.

– Пойдешь, Крысолов? – Спросил Каин.

– Пойду.

– С такой штукой когда-нибудь обращался?

– Конкретно с такой – нет. Но я научусь, – пообещал Крысолов. – Я быстро учусь.

– Тогда держи, – Каин вручил Крысолову один автомат.

Крысолов покрутил оружие, посмотрел, где находится предохранитель, где затвор. Отстегнул магазин. Оттянул затвор, заглянул в патронник, отпустил, щелкнул пусковым крючком. Вернул магазин на место. Поглядел в коллиматорный прицел, прикинул вес, центровку. Каин посматривал на эти манипуляции одобрительно.

– Импортная машинка? – Полюбопытствовал Крысолов.

– Отечественная. Выставочный образец.

– Умеете вы выставка выставлять, – усмехнулся Крысолов. – Пошли.

Город выглядел запущенным, как завшивленный бомж: обшарпанные стены, немытые, кое-где выбитые, окна, вытоптанные газоны; но, в общем-то, каких-то следов сражений или перестрелок не наблюдалось. Не было только людей. Собак, кошек, голубей, ворон и крыс тоже не было.

– Все очень и очень подозрительно, – пробормотал Каин. – Я с таким впервые встречаюсь.

– Даже моровое поветрие по-другому выглядит, – согласился Крысолов.

А потом Крысолов и Каин вышли к городскому парку. Жители города были здесь, наверное, все-все, не живые – мертвые и застывшие. Какой-то извращенный художник предал обнаженным телам извитые позы, закрепив скотчем на деревьях, столбах, подвесив между деревьями и столбами. Крови не было, не было расчлененки или разбросанных внутренностей. Только тела, белые и закоченевшие: мужчины, женщины, старики и старушки, мальчики и девочки, младенцы. Словно какой-то всемогущий маг мановением волшебной палочки собрал горожан в этом парке, заставил их раздеться донага, заставил танцевать нелепый ломаный танец, а засим последовал новый взмах палочки и все застыли.

Одним телам были приданы позы танцовщиков, другие летели, подвешенные между деревьями на тросах. Некоторые предавались любви, а кто-то убивал себе подобных. Из трупов была сложена целая летопись человеческих дел, повествование о радостях и скорбях, о чести и бесчестьях. Это можно было бы назвать эстетически красивым, это относилось к произведениям изящного искусства.

На телах не было ран. Трудно было определить причину смерти. Возможно, людей отравили каким-то молниеносным ядом, а потом изощренно надругались над телами.

– Босх, – проговорил Крысолов.

– Что? – Переспросил Ванька-Каин.

– Босх. Картины Босха помнишь? Сотворивший это был эстетом. Это не просто глумление над телами, это художественная инсталляция, акт творческого осмысления смерти. Художественное творение, нетленка. Посмотри, здесь все наполнено эстетизмом: никакой грязи, никакого дерьма. Застывший танец, скульптура. Только скульптура из некогда живых людей. Живая, одухотворенная смерть и застывшая бездуховная жизнь одновременно. Мы с тобой в аду, Каин. Ниже упасть уже нельзя или подняться выше в искусстве смерти.

Подошли остальные волонтеры. Подошел Бармаглот.

– Здесь труп Мазды, – сообщил он, разглядывая тела.

– Ангел тоже здесь, – сказал другой волонтер, – вон, на дереве враскорячку весит.

– Выходит, все полевые командиры сложили головы, – подвел итог Бармаглот. – Тогда чья это работа?

– Третья сила, – решил Каин. – Когда в войне присутствуют несколько сил, они иногда замысловато складываются.

– Да, – горько усмехнулся Крысолов. – У войны есть свои законы Ньютона.

– Поехали, – решил Бармаглот. – Мертвым не нужна гуманитарная помощь.

Город покидали в абсолютном молчании.

На полдороге к Авалонску автоколонна вдруг остановилась. Сначала резко затормозил грузовик во главе колонны. Потом другой съехал на обочину. Волонтеры выбирались из кабин, не говоря ни слова; в напряженном молчании доставали из тайников всевозможное оружие, вешали на плечи рюкзаки.

– Уходите? – Без удивления спросил Бармаглот.

– Уходим, – за всех ответил Ванька-Каин. – Если здесь появилась третья сила, то нужен кто-то третий, чтобы ее обуздать.

– Значит, все-таки определились, – решил Бармаглот. – Нашли сторону в этой войне, нашли свою линию фронта и решили воевать.

– Не в первый раз. И здесь не фронт, здесь фронтир.

– А ты, Крысолов? – Бармаглот взглянул на Крысолова.

– Я не воин, я Крысолов.

– Это чему-то мешает?

– Я истребляю крыс, но не людей.

– Тот скульптор не является человеком, – возразил Каин.

– Увы, это все же человек. Может, в нем есть что-то демоническое, что-то от абсолютного зла, но абсолютное зло – порождение человечества. Нет, – подумав, решил Крысолов. – Не пойду. Война за справедливость приносит так мало справедливости и так много боли….

– Ну как хочешь, – беззлобно произнес Бармаглот. – Вам, сударь, теперь в Авалонск. Там тепло, там яблоки. Можешь забрать грузовик Каина, оставишь его там на стоянке, когда-нибудь мы его заберем.

– А ты, Бармаглот, с нами? – Спросил один из волонтеров.

– С вами, – коротко ответил предводитель волонтеров….

Авалонск встретил Крысолова неласково. Нет, сам город: его дома, улицы, бульвары и площади, выглядел в высшей степени презентабельно, словно сошедший с ведут* талантливых мастеров. Все в этом городе было живописно, все по-эстетски утонченно. Старина здесь гармонично сочеталась с модерном и постмодерном, клинкерный кирпич со стеклянными панелями. Люди тоже оказались жизнерадостными и улыбчивыми. Не улыбчивыми здесь были таможенники.

– Так, что везете, господин волонтер? – Спросили Крысолова таможенники

– Гуманитарную помощь: муку, сахар, соль, лекарства.

– Дайте сюда документы на груз. Так…. Эти продукты запрещены в нашем городе.

– Причина? – Удивился Крысолов.

– Пшеничная мука содержит вредный для здоровья глютен*. На соли и сахаре не указан способ безопасного применения, а лекарства не имеют соответствующего сертификата.

– А что вы едите в вашем Авалонске?

Таможенники смилостивились и показали разрешенные законом продукты питания, привезенные другими гуманитарными конвоями. Крысолов зачерпнул из мешка белые невесомые гранулы, заменяющие муку, крупу и макаронные изделия, попробовал на вкус приготовленные из этих гранул белые брикеты и пришел к неожиданному выводу:

– Так ведь это пенопласт!

– Нет, это разрешенный продукт питания, которые не содержит генетически модифицированные организмы, глютен, аллергены, канцерогены и вредные микроорганизмы.

– По-моему, питательных веществ он тоже не содержит, – заключил Крысолов.

Машину определили в отстойник, но Крысолова не арестовали, особенно допрашивать не стали, выдали временный пропуск и отпустили в город.

– Ну, крыс здесь не будет, – решил Крысолов вслух. – С гигиеной здесь все в порядке, а от безглютенового продукта крысы просто околеют.

К его великому разочарованию в городе действовал и сухой закон, а за курение в общественном месте можно было схлопотать нешуточный штраф.

– А какое место не является общественным? – Крысолов набрался наглости и спросил первого подвернувшегося патрульного постового.

– Где нет никого, – ответил постовой. – Но ваше присутствие сразу же делает это место общественным.

– Значит, необщественных мест в этом городе нет, – заключил Крысолов. – Некуда антиобщественному элементу податься.

Но потом – вот чудо! – Крысолов увидел свой портрет на вывеске.

– Культурно-досуговый центр «Гамельнский крысолов», – прочитал он. – Чудны дела твои, Господи.

Это открытие вызвало двойственные ощущения. Вроде бы и приятно видеть свой портрет на фреске в три этажа, написанный в стиле мурализма*. Но с другой – и ты на портрете сам на себя не похож: выпучен и перекошен, словно страдаешь многодневным запором, да и что-то имени тебя так похоже на посмертный саркофаг.

«А вдруг здесь наливают бродячим крысоловам», – подумал Крысолов и вошел в культурно-досуговый центр имени себя.

Нет, здесь не наливали. Здесь в просторном фойе собралась внушительная толпа молодого люда с транспарантами, вымпелами и флажками. Толпа галдела, скандировала какие-то рэповские речевки, смеялась и веселилась.

– А чо вы тут делаете? – Выбирая наидебильнейшую интонацию, спросил Крысолов.

– Как что, дядя? – Крысолову повернулась смазливая, но чрезмерно накрашенная девчонка. – Мы наш нравственный ориентир встречаем.

– Нравственный ориентир? – Удивился Крысолов.

– Ну да, ну да. Сейчас придет и направление укажет.

– Так это человек?

– Конечно. Сейчас!!! – И девчонка пронзительно завизжала. Заверещали и остальные, размахивая флагами, транспарантами, вымпелами.

В помещение вошла длинноногая блондинка в черном брючном костюме. Блондинку сопровождали дюжие амбалы в серых костюмах и темных очках. Толпа неистовствовала, толпа верещала. Некоторые наиболее экзальтированные люди от перевозбуждения теряли сознания и валились под ноги.

Крысолов гадал, пытаясь распознать в этой девице одну из современных «звезд», на короткий миг вспыхивающих на медийном небосводе и быстро гаснущих, но ничего у него не получалось.

– Это известная певица? – Спросил он свою юную соседку.

– Нет, это нравственный ориентир, – ответила девушка и посмотрела на Крысолова как на полоумного.

– И не звезда ток-шоу?

– В ток-шоу она участвует, но прежде всего она наш нравственный ориентир.

– Она ведет целомудренный образ жизни, исцеляет возложением рук?

– Да чего вы, дядя, издеваетесь? Она наш нравственный ориентир. Для этого не нужно вести целомудренный образ жизни и исцелять.

Нравственный ориентир между тем раздавала автографы и улыбки, протягивала ручку для истовых лобызаний, в ответ принимала цветы и маленьких плюшевых кроликов.

– А как я определю, что именно она ваш нравственный ориентир? – Не отставал Крысолов.

– Смотри, дядя, – девушка начала терять терпение. – У нашего нравственного ориентира на лацкане значок нравственного ориентира, а на спине большой знак….

В это время нравственный ориентир повернулась к Крысолову спиной, и он увидел желтый мальтийский крест, выполненный светоотражающими красками, начинающийся от воротника нравственного ориентира и заканчивающийся на упругих ягодицах.

– …Вот по этому знаку мы ориентируемся на наш нравственный ориентир.

– И все?!

– А разве этого мало?

– А если я себе такой крест прицеплю?

– Ты откуда такой взялся, дядя? – Возмутилась девушка. – Для начала тебе нужно поступить на факультет нравственного ориентирования, чтобы ориентироваться в нравственности. А учеба огромные деньги стоит. Потом сдать сложнейшие экзамены. Бакалавриат, магистратура, аспирантура и нравственная ординатура.

– И потом кем ты работаешь?

– Ты не работаешь, ты служишь нравственным ориентиром.

Крысолов задумался, сильно задумался. Новая ценностная система как-то не вписывалась в его собственную систему ценностей.

– То есть, если я закончу все эти учебные заведения, я могу стать нравственным ориентиром?

Теперь настала очередь задуматься девушке.

– Наверное, так можно, – решила она. – Но это очень дорого.

– Ладно, – махнул рукой Крысолов. – А как у вас обстоят дела с прочими ориентирами? Как вы ориентируетесь в вечно меняющемся мире?

– Есть духовные ориентиры. На духовные ориентиры учиться дешевле. Есть вариант высокодуховный гражданин города, там можно просто дистанционные курсы пройти. У нас все такие курсы прошли.

– Даже он? – Крысолов указал на молодого человека, неопрятно одетого, явно пьяного или укуренного. Молодой человек тряс головой, смеялся, пускал слюни и портил воздух.

– Вы чего? – Шепотом возмутилась девушка. – Это наш жизненный эталон!

– Эталон чего?

– Эталон всего в этой жизни. По статусу он только слегка отстает от нравственного ориентира.

– Выучился на соответствующем факультете? – Догадался Крысолов.

– Да. Факультет жизненного эталонирования.

– Откуда ты взялся такой непонятливый? – На Крысолова наехал один из парней. – Почему ничего не знаешь и с вопросами пристаешь?

Нравственный ориентир тем временем пошла по лестнице на второй этаж. Толпа молодых людей, весело распевая песенки, устремилась следом. Крысолову вдруг вспомнилось, что подобное он видел. Так весело поют, стучат в барабаны и стремятся за своим гуру разудалые кришнаиты.

– Так откуда ты взялся, дядя? – Продолжал наезжать на Крысолова молодой человек.

– Я волонтер. Приехал с гуманитарной помощью.

– И чего такие вопросы задаешь?

– Любопытно.

– Много любопытствующих к нам в последнее время лезет.

– А мне ваше лицо почему-то знакомо, – решила девушка. – Откуда я вас знаю?

– Это Крысолов, – прошептал кто-то.

Это слово вдруг пошло по толпе девятым валом: Крысолов, Крысолов, Крысолов….

Толпа заколыхалась, замерла. Несколько сотен лиц повернулись к Крысолову и устремили внимательные и испуганные взгляды. Даже нравственный ориентир вдруг потеряла все ориентиры, утратила шик и блеск, потускнела. Растерялись и телохранители нравственного ориентира.

По правде, растерялся и Крысолов. Ну вот чего они вдруг утратили свой кришнаитский экстаз, чего замерли, чего смотрят? Игра в гляделки продолжалась несколько минут. Первым сдался Крысолов. Из своего богатого жизненного опыта он знал, что игры взглядов не сулят ничего хорошего, особенно ему, Крысолову.

– Да ну вас, нафиг! – Махнул рукой и покинул культурно-досуговый центр имени себя….

В Авалонске было неплохо. Крысолов за свою длинную жизнь побывал во многих городах, причем по несколько раз в разные исторические этапы, так что мог видеть и развитие и угасание. Развитие иногда сопровождалось резней, угасание не меньшей резней. В этом плане Авалонск был достаточно комфортен. Резня в нем не намечалась, и если бы ни некоторые нюансы, здесь можно было поселиться и остаться доживать свои бесконечные дни.

Один из некоторых нюансов Крысолов встретил на улице среди частных подворий.

Большая группа бальзаковских и постбальзаковских женщин, численностью в полтора десятка человек, заполнила улицу, что-то наблюдая, обсуждая и жестикулируя. Крысолов вынужденно вклинился в эту толпу и увидел, что являлось центром всеобщего внимания. Женщины обступили песочницу, в которой копошились три малыша. Головы малышей защищали шлемы, торсы – оранжевые спас-жилеты, на ногах были тяжелые ортопедические ботиночки. На одного ребеночка был надет еще и противогаз. Над детьми стояли четыре женщины в белых халатах и внимательно наблюдали за действиями детей. А дети лепили куличики при помощи совочков и пластиковых ведерок.

– Неправильно делаешь, Артемчик, – произнесла одна из женщин в халате, обращаясь к ребеночку в противогазе. – Куличики лепят слева направо, а уж потом справа налево.

– Какая разница? – Удивился Крысолов, чем привлек внимание женщин без халатов.

– Как какая разница?! – Возмутилась одна из женщин без халата. – Здесь все по науке. Это раньше мы детей выращивали бессистемно, а сейчас кругом нужна система.

– А это тетка кто, доктор? – Наивно спросил Крысолов.

– Нет, это дипломированный специалист по строительству детских куличиков слева направо.

– А справа налево?

– Это другая женщина.

– А две другие?

– Педагог-психолог. Она учит правильно психовать. А вторая – реаниматолог, на всякий пожарный.

Ребенок в противогазе вдруг пошевелился и встал на ноги.

– Он встал на ноги! – Дружно восхитились и умилились бальзаковские и постбальзаковские женщины и зааплодировали.

Тяжелый шлем перевесил ребеночка, он упал и встал на голову. Тут же в дело вступили психологи и реаниматолог.

– Ой, ой, ой! – запричитали бальзаковские тетки.

– Все в порядке, – осмотрев ребенка, заключила реаниматолог. – Нужно только грузики на ножки прикрепить, или специальные ортопедические костылики.

– Ну вы, дамы, и даете! – Восхитился Крысолов.

– А вы, собственно говоря, кто такой? – С подозрением вопросила одна из дам и уставилась на Крысолова, поблескивая толстыми стеклами очков.

– Я, собственно говоря, прохожий?

– И что вы здесь делаете, прохожий? Надобно полицию вызвать проверить.

– Это Крысолов, – вдруг пискнула одна из женщин.

Крысолов ожидал, конечно, какой-то реакции на это открытие, но, что она будет такой бурной, предположить не мог. Бальзаковские и постбальзаковские женщины, а также дамы в белых халатах и даже младенцы вдруг дружно завопили, заверещали и разбежались. Кто-то убежал по улице, некоторые заскочили во дворы, а пара наиболее бойких старушек перелезли во дворы через заборы.

– Бабы, вы чего? – Запоздало спросил Крысолов. – Бабы, ребенка забыли.

В песочнице остался лежать позабытый всеми ребеночек. Ребеночек катался, пытаясь встать на ноги, но тяжелый шлем и спас-жилет не позволяли это сделать.

– Твою ж мать! – Отчетливо выругался ребенок, снимая с головы шлем и противогаз.

Удивленный Крысолов повторил реплику слово в слово.

Ребенок освободился от шлема, от жилета, стал расшнуровывать ботинки. Из-под тяжелого облачения показался остролицый пацаненок, далеко не младенческого возраста.

– Сколько тебе лет, деточка? – Спросил Крысолов.

– Зимой четырнадцать будет.

– И как же ты докатился до жизни такой?

– Да кто меня спрашивал? Видите, я как-то ростом не вышел. Не карлик, просто родители у меня маленькие. Ну вот все соседи, тети-дяди, учителя, воспитатели и руководители хоровых кружков решили обо мне заботиться, и вырастить из меня по-настоящему духовную личность.

– Куличики учат лепить?

– Куличики, – подтвердил мальчик. – У вас закурить есть?

Крысолов вначале заколебался, но посмотрев на вспотевшую и разозленную жертву благодетельства, сжалился и угостил мальчика сигаретой.

– А вы Крысолов? – Спросил мальчик.

– Крысолов.

– А я Артем.

– Приятно познакомиться.

Они пожали друг другу руки.

– Знаешь, Крысолов, – посоветовал юный Артем. – Вали ты из Авалонска. А то и тебя заставят куличики лепить….

Мерно гудел двигатель КАМАЗа, который Крысолов просто угнал со стоянки миротворческих сил, наплевав на закон и нормы морали. Таможенники фуру разгружать не стали, так она и простояла никому не нужная и никем не охраняемая. Груз тоже никому не понадобился – зачем нужна эта насыщенная вредным глютеном мука. А жителям Дикого поля плевать на вредность или безвредность того или иного продукта. Они просто хотят есть, к тому же из насыщенной глютеном муки получается отличный и ароматный хлеб.

Крысолов гнал машину обратно, надеясь найти Бармаглота и его банду.

«Ну и ладно, что откажусь от своеобычного нейтралитета, – были же в моей бесконечной жизни моменты, когда приходилось выбирать ту или иную сторону».

На обочине дороги стояла одинокая женщина. Она подняла руку при виде КАМАЗа Крысолова. «Храбрая, однако, – подумал Крысолов, – тормозить попутные машины на Муравском шляхе может только безумец».

– Вам куда, мадам? – Спросил Крысолов, останавливая фуру перед женщиной.

– Куда-нибудь.

– Нам по пути, я тоже еду куда-нибудь. Садитесь.

Блондинка. Хорошенькая и почему-то знакомая.

– Мадам….

– Мадемуазель.

– Хорошо, мадемуазель. Где я мог я вас видеть?

– В Авалонске. Вы тогда, господин Гамельнский Крысолов, такого шуму наделали в культурном центре вашего имени.

– Нравственный ориентир!

– Мне не нравится эта должность.

– Сбежала из Авалонска, – констатировал Крысолов, переходя на «ты». – Устала от ответственности?

– Устала от тупости.

– А теперь куда?

– Лишь бы куда. Туда в Дикое поле.

– Не лучший вариант.

– Сам-то тоже из Авалонска сбежал, – усмехнулась нравственный ориентир.

– Мне привычно.

– Я тоже привыкну.

– Как зовут бывшего нравственного ориентира.

– Эвридика, – представилась блондинка.

– Смешно, – грустно усмехнулся Крысолов. – В этой сказке все идет как-то наоборот, как-то не так…. Да, а когда в жизни шло как-то так…?

Они замолчали. За окном проплывал осенний пейзаж: пожелтевшие деревья, бурые поля неубранных стеблей кукурузы. Иногда из-за деревьев проглядывали остовы сожженных строений. «Война почему-то гармонирует с осенью, хотя умирать мерзко в любые сезоны».

– У вас что-то стучит в кузове, – вдруг сообщила попутчица.

Крысолов прислушался. Действительно, сквозь мерный рокот двигателя откуда-то сзади раздавался стук.

Он остановил машину, выбрался из кабины. Прислушался. Стук повторился, с работой двигателя он никак не соотносился.

Гамельнский Крысолов отстегнул тент крытого кузова, заглянул туда и отшатнулся в сторону. Из полумрака на него смотрели человеческие глаза, много глаз, а потом из недр кузова на свет полезли молодые люди. Много молодых людей. Молодые мужчины, юноши, мальчики.

Эвридика зашлась веселым смехом:

– Да, Крысолов, ты верен себе!

– Вы что здесь делаете?

– Здрасти, дядя Крысолов, – поздоровался с Крысоловом малорослый Артем.

– И ты здесь, – разозлился Крысолов. – Куда вы собрались?

– Главное, не куда, – ответил кто-то из молодых людей. – Главное, откуда.

Крысолов устало махнул рукой, и отошел от грузовика. За свою продолжительную жизнь он пришел к одному, опровергающему традиции выводу: времени нет, есть только циклы – череда бесконечных повторений. Это уже было и в очередной раз повторилось. Не его вина, что он стал крысоловом, а уж тем более не его вина, что все повторяется раз за разом.

– Здесь вы можете найти смерть, – пробормотал Крысолов.

– Тлен без смерти ничуть не лучше, – возразила Эвридика. – Вези нас, Крысолов. А что с нами будет решат судьба и времяю

Вечером, съехав с дорожной насыпи в осыпающуюся рощу, они разбили лагерь. Развели костер. Среди мешков с мукой и сахаром нашлись коробки с консервами. Так что сытный ужин был им обеспечен.

Крысолов приготовлением ужина не занимался, его юные и неожиданные пассажиры сделали все сами. Он только молчал, смотрел, курил, размышлял. Мысли в голове скакали от темы к теме, не приводя к конкретным выводам. Просто бессмысленный сумбур, обрывки вековечных воспоминаний и потерянных решений.

Небо прояснилось, и на небе вдруг засияли огромные осенние звезды, складывающиеся в созвездия – в эти фигуры древних, богов, царей и героев.

Под боком у Крысолова кто-то зашевелился. Крысолов оторвался от созерцания звезд и посмотрел вниз. К его боку пристроился юный малорослый Артем:

– Дядя Крысолов, сыграй нам на своей дудочке, – попросил мальчик….


Приложение (аллюзии и аллегории):

Крысолов* – Гамельнский крысолов, герой средневековых легенд, обещавший жителям Гамельна избавить их от крыс, обманутый и с помощью волшебной дудочки зачаровавший и похитивший детей.

«Встань и иди»* – слова, которые произносил Иисус Христос, исцеляя обездвиженных людей.

«Иди и смотри»* – цитата из Откровений, эту фразу произносят кони всадников Апокалипсиса.

Бармаглот* – персонаж стихотворения Льюиса Кэролла, состоящего из несуществующих слов.

Ванька–Каин* – Иван Осипов, знаменитый вор, разбойник и одновременно московский сыщик первой половины восемнадцатого века.

Агасфер* – он же Вечный жид, легендарный персонаж, обреченный века скитаться по земле до второго пришествия.

Муравский шлях* – древняя дорога, соединяющая средневековое Московское княжество с Полем.

Дикое поле* – слабозаселенная территория между Доном и Хопром, в данном случае территория хаоса.

Ахрим Ариманов – Мазда* – аллюзия на древнеперсидских богов маздаизма и зороастризма, между которыми идет вечная и непримиримая борьба.

Гавриил Михайлов* – аллюзия на архангелов Михаила и Гавриила.

Авалонск* – Авалон, мифический остров блаженных.

Майрановск* – Григорий Майрановский, врач, руководитель токсикологической лаборатории НКВД, где создавались яды и проводились опыты на людях.

Тофановск* – мадам Тофана, Тофания ди Адамо, известная отравительница, торговка ядами семнадцатого века

Инсургенты – вооружённые отряды гражданского населения, противостоящие властям.

Орфей и Эвридика – герои древнегреческого мифа и многочисленных произведений. Орфей – певец, спустившийся в Аид за своей женой Эвридикой, но в последний момент ее потерявший.

Анубис – древнеегипетский бог, покровитель царства мертвых, изображается в виде человека с головой шакала.

Злые щели* – участок ада в «Божественной комедии» Данте.

Дит* – городу в аду Данте.

Аскалаб* – Аскалаф, садовник царства мертвых.

Ведута* – картина с изображением городского пейзажа.

Глютен* – клейковина в муке, в последнее время развелось людей, ее не переносящую. На безглютеновую диету вдруг возникла мода.

Мурализм* – мексиканская монументальная живопись на зданиях.

+5
23:10
1364
12:14
Сильная работа. Сложная сюжетная тема. Есть небольшие шероховатости в стилистике, но по сравнению со многими другими конкурсными рассказами, смотрится, как прожектор в ночи.
Удачи на конкурсе.
14:23
Неоднозначное ощущение оставляет после себя рассказ: читать приятно, но мне не хватило сюжета, не хватило морали. Не хватило не в том плане, что я их не нашла, а потому что осталось много недомолвок, особенно тех, что связаны с персонажами рассказа. Возможно, автору просто не хватило объема, чтобы развернуть свою мысль, возможно, я просто чего-то не уловила.
По опечаткам, грамматике и прочему занудствовать не буду.))) Поставлю плюсик и пожелаю удачи.
21:12
Ты Крысолов* типа любая сноска-звездочка подходит под любое из 22 толкований? явное неуважение к читателям
а сейчас…., модус мироздания…., кошкодав…. точка лишняя
«Не то, что БЫ разбогатеешь
и принял фривольную позу надеясь соблазнить?
каждый раз чуть не отдаВАл Богу душу
демонстративно сдвинутому за спины оружию. откуда тогда известно, что это автоматы? а дальше, мужики, наш Крысолов хорошее слово для этих полудурков с ружьями нашел. автоматы превратились в ружья?
…, зпт тут зачем?
тент крытого кузова тавтология
в общем, редкостный винегрет, больше притча, чем фантастика
скучновато
в последнее время развелось людей, ее не переносящую. давайте угадаем, какое слово тут пропущено?
16:10
+1
Боевое фэнтези с ангелами и демонами внезапно заканчивается посередине. Все сюжетные линии нелепо обрываются, теперь у нас вдруг притча для молодёжи в стиле «Трасса 60». Дальше следуют выдумки, одна дерзновеннее другой. Порой это уже напоминает сумасхождение или сон: хочется ущипнуть себя. Казалось бы, вот веселуха, но при этом большую часть произведения неумолимо клонит в сон от громоздких избыточных и бессмысленных фраз, от надуманных диалогов. С большим трудом я дочитал.
Краем ума понимаешь, что здесь должно было быть богатое многоплановое произведение с замысловатыми аллегориями. Но нет, не потянул автор. Всё разваливается, работа по созданию эпической истории сделана процентов на 30. :(
22:30
+2
Начало прямо таки понравилось. Затеплилась ощутимая надежда прочесть что-то стоящее, значимое, не просто интересное, но и глубокое. Но потом посыпались аллюзии на все на свете — автор как будто решил включить в свой рассказ все, что он успел за свою жизнь прочесть и узнать — из мифологии, библии, кинематографа, мировой литературы. Все эти библейские имена, египетские анубисы, иуды, орфеи и эвридики — зачем они все? Автор хотел, чтобы герои были связаны невидимой нитью с этими персонажами — но не нашел другого способа совместить их во времени и пространстве, кроме как дать им такие же имена. И тогда уже об именах не стоит много говорить, и расшифровывать их (так же как и инсургентов: ). О том, что рассказ во 2 части вдруг стремительно начинает превращаться в Шоссе 60 тут уже написали. Ну очень похоже! И совсем не смонтировалось с 1 частью. И еще маленький гвоздик в рецензию)) — фраза о герое «он был мудр» — это лишнее. Читатели сами должны это понять о герое, автору не следует подсказывать или наделять мудростью героя самому. Это должно стать очевидным из его поступков. В общем, начало отличное, напоминает такого Безумного Макса в антураже войны на Донбассе… А Трасса 60 как из другого рассказа. Автор, подумайте, может стоит развить 1 часть и героя сделать более зримым. А вторую оставить для другогорассказа.
Ve
22:30
Про текст:

Будет много комментариев, но, автор, вы не пугайтесь. Это потому, что мне понравился рассказ.
Что могу сказать? Написано неплохо. Читается бодро (на фоне других рассказов особенно), но имеет смысл поработать еще. Иногда проваливаешься в дрему за однообразностью описаний. Диалоги — прекрасны! Живые и реалистичные. Местами встречаются опечатки и ошибки, прочитайте и причешите. А еще рекомендую взвесить каждое слово: нужно ли оно или его можно выкинуть.

– Ты Крысолов*? – Сcпросил бородатый здоровяк хриплым, прокуренным голосом.
— здесь и далее в аналогичных ситуациях (спросил, сказал, удивился, развел руками, вырвалось и т.д.) слова автора с маленькой буквы. Рекомендую почитать, как правильно оформляется прямая речь.

Мерно и баюкающе рокотал двигатель...
— эта фраза режет глаза. Два наречия подряд выглядит ужасно.

– Ты же тот самый Каин, – вслух решил Крысолов.
— это уже третий раз, когда встречается слово «решил», а я читаю только вторую страницу. Попробуйте разнообразить пояснения к диалогам. Их можно использовать не только для того, чтобы дать знать читателю, чьи это слова, но еще и описать действие. Например:
«Крысолов присмотрелся к своему попутчику:
– Ты же тот самый Каин! — Он стукнул себя по лбу.»

Кстати, в в этом случае слова автора начинаются с заглавной буквы."

Первую остановку сделали в десять часов утра в каком-то брошенном селе.
— вы же автор, вы должны знать в каком селе. Даже если бы повествование велось от первого лица, не лучше ли использовать слово «незнакомый» или вообще опустить это «каком-то»?

По всей видимости, год назад село сожгли системой залпового огня, оставшиеся жители ушли.
— возможно, это вкусовщина, но мне кажется, если повествование идет от третьего лица, лучше вообще не создавать неопределенности. ИМХО, может возникнуть вопрос: а сам автор-то в курсе?

Кошка задрала хвост, распушила его, от чего на задней стороне хвоста получился четкий пробор, замурчала, стала тереться, прыгая по плечам и шее Бармаглота.
— у вас есть кошка? Если нет, то поспрашивайте у друзей. Сколько наблюдал за кошками и котами, они пушат хвост только в состоянии стресса/агрессии/игривой охоты, т.е. мурчать при этом они вряд ли будут. Но я могу ошибаться…

От села остались остовы кирпичных стен
— ИМХО, масло масленное. Остов — это каркас дома, т.е. про стены уже можно опустить, слово и так достаточно емкое. Но это уже скорее субъективное мнение.

Из-за руин показались два вооруженных автоматами оборванца, огляделисьпо сторонам, потом осторожно направились к волонтерам.
Оборванцы тоже боялись волонтеров – боялись спровоцировать, это был видно по их заискивающим улыбкам, по суетливым телодвижениям, по демонстративно сдвинутому за спины оружию.
— повторы, которые можно избежать. «по сторонам» можно выкинуть, т.к. оглядываются и так «по сторонам». Никто же не скажет: «он огляделся налево» wink

– Умеете вы выставка выставлять
— поясните?

– Все очень и очень подозрительно, – пробормотал Каин.
— спасибо, кэп rofl Извините, но забавно выглядит на фоне взорванных грузовиков и руин опустевшего города.

Про идею и сюжет:

Довольно забавная сатира. С удовольствием прочитал. А еще понравились отсылки. Главное, чтобы Крысолов не оглянулся назад)
Возможно, кто-нибудь сможет дать рекомендации по сюжету, но у меня таковых нет. Либо не хватает навыка, либо все хорошо. Одно из двух.
Успеха и плодотворной работы!
Загрузка...
Алексей Ханыкин

Достойные внимания