​Формула привидения

Ночная гроза семь минут бушевала за стеклянной стеной. Такой подарок ежегодно заказывал себе на день рождения Уткин Л.Л., младший контролёр Института Планетарных Энергий. И каждый год наслаждался подарком в одиночестве, ибо младших контролёров даже роботы сторонятся.

Семь минут Уткин Л.Л. представлял себя громовержцем, испепеляющим сослуживцев. Особенно в его грёзах досталось андроиду Трише Бис, которая на его робкое предложение разделить с ним роскошь светопреставления, качнула своей хорошенькой биопластиковой головкой и надменно спросила:

— Скажите мне, Лермонт Лермонтович, программа я багованная или право имею?

— Какое право?

— Право на счастливую личную жизнь в свободное от работы время.

Минуту спустя после грозового буйства Уткин Л.Л. робко посмотрел на своё отражение в тёмном стекле, смело обозвал нечуткую андроидиху Тришкой, включил режим защиты помещения с дезинфекцией и покинул рабочее место. Он прошёл сквозь тёмный тренажёрный зал и по изломанным коридорам направился к скоростным прозрачным лифтам. За годы службы он научился передвигаться по лабиринтам Института Планетарных Энергий без подсветки. Но в свой день рождения от великой досады решил пойти другим путём и срезать пару коридорных поворотов через библиотеку. Там-то его и поджидал сюрприз: Лермонт Лермонтович споткнулся обо что-то мягкое, упал на преграду и выпал из опасной реальности.

Когда он очнулся, в библиотеке было уже не так темно: свет в секции иностранной периодики отчаянно пробивался сквозь стеллажи с толстыми томами. Симулируя на всякий случай беспамятство, Лермонт Лермонтович попытался рассмотреть препятствие, из-за которого едва не отдал богу свою унылую душу. К его смущению, препятствием оказалась приятная дама неопределённого возраста в чёрном облегающем комбинезоне. Она лежала рядышком и в упор смотрела на именинника. Заметив нервный тик, дама приложила палец к его губам и прошипела в ухо:

— Засохни.

Более решительный сотрудник вскочил бы и громко разобрался с коллегой, которая прилегла, где ей вздумалось. Но Лермонт Лермонтович, накануне мнивший себя громовержцем целых семь минут, исчерпал свой лимит на громкие вспышки. Вслед за странной особой он посмотрел на освещённый угол библиотеки. В её яростном шёпоте он боялся расслышать упрёк:

— Вы меня вожделели!

Но дама всего лишь призвала его развесить уши и с тщанием подслушивать.

Оказалось, что в неурочный час в библиотеке творилось престранное. Травмированный на голову Лермонт Лермонтович услышал нечто вовсе нездоровое:

— И там нашлись окаменелости кремниевой эры, включая деревья из самоцветов. Я же говорил, что на Земле все скалы — это обломки кремниевых пней. Можете снова проверить тысячи снимков, но кроме останков кремниевого мира ничего не обнаружите, — в менторской манере настаивал какой-то мужчина.

— Была жизнь кремниевой и, по-щучьему велению, превратилась в углеродную, — хохотнул его оппонент.

— Не по-щучьему, — вмешался ещё кто-то. — Гигантский выброс энергии из ядра планеты, которую мы сегодня называем планетарной магмаэнергией, привёл к перезагрузке жизнеспособных форм на Земле. Кремниевая жизнь слишком долгая. Углеродная куда быстрее. Это как перейти с кремниевых полупроводниковых компьютеров на биоквантовые.

— Вот именно, — подхватил первый. — В следующий раз давайте обсудим, чем грозит углеродному миру новый гигантский выброс магмаэнергии.

Заинтригованный Лермонт Лермонтович едва дышал, пытаясь по голосам угадать, кто из учёных глухой ночью довёл себя до такого маловразумительного состояния. Но, к своему контролёрскому удивлению, никого не узнал. В замешательстве он даже подумал, что это души почивших учёных никак не уймутся. Глупая мысль оказалась предтечей великих откровений, которые Лермонт Лермонтович позже на свою беду обнаружил.

Вдруг свет в углу библиотеки погас, и всё стихло.

— Ты как? — прошептала минут через пять дама. — Доползти до своей норы сможешь?

— До дома? — уточнил Лермонт Лермонтович.

— До рабочего места. Нам сейчас маячить перед камерами на выходе из Института не стоит. Особенно тебе в столь ярком жёлто-зелёном клетчатом костюмчике.

Лермонт Лермонтович осторожно поднялся, ощупал себя и, не обнаружив кровоточащих переломов, вернулся с дамой в свой продезинфицированный кабинет. Прикрыв дверь и включив тусклое напольное освещение, он плюхнулся в кресло.

— Кто это был, и по какому поводу у них банкет? — с фальшивым равнодушием спросил Лермонт Лермонтович.

Дама устроилась напротив именинника. Несмотря на получасовое валяние на полу в библиотеке, выглядела она довольно ухоженно и уверенно.

— Это была внеочередная вечеринка магистров. Вряд ли ты поймёшь, какой шанс мелькнул перед тобой, и уж точно не сумеешь правильно разыграть этот козырь, — трезво оценила подельника красавица-шпионка.

Так Лермонт Лермонтович впервые услышал о магистрах и их вечеринках.

— Вы их знаете?

— Разумеется. Там были Хазар Хазарович Хазаров, Игвас Литау и андроид Триша Бис.

— Отец Отечества Хазар? — подпрыгнул в кресле Лермонт Лермонтович. — А каким боком там Триша Бис? Она-то никто и звать её Тришка.

Дама устало вздохнула и поделилась бесценной информацией:

— Она-то как раз кто. Без её санкции в Институте никто и мухи не завалит.

Дама обернулась к окну. Осеннее небо было полно звёзд. От семиминутной бури не осталось и облачка.

— Весь личный запас магмаэнергии на грозу выложил? — спросила она.

— Ага, — кивнул именинник и слегка прихвастнул: — Запасец получился ого-го какой. Год копил и экономил на нормативах. Если узнают — отправят меня на пожизненную каторжную добычу в рудники.

— Магистров такие пустяки не волнуют. У них самих гигантские магма-хищения. Подстать их благородным порывам мирового масштаба.

— Каким-каким порывам? — удивился Лермонт Лермонтович.

— Они не о хорошей погоде, а о глобальной перезагрузке мечтают.

— Не понял.

— Что ж тут непонятного — в скором будущем нас ждут оригинальные рецепты тирамису, — саркастически проворчала дама. — Впрочем, забудь. Не твоего ума эта заварушка.

И, подмигнув поочередно каждым глазом, вышла из кабинета.

— Кимма? Кимма Снежкина? — крикнул ей вслед именинник.

Только минуту спустя, заметив своё отражение в тёмном окне, Лермонт Лермонтович догадался поднять отвалившуюся нижнюю челюсть.

Это случилось много лет назад на фуршете, посвящённом защите дипломов. Юный Лермонт сидел в дальнем углу за столиком, куда направляли тех, кто не вызывал интереса даже у комаров. Гвоздём вечера была ясновидица, которая сулила лучшим выпускникам златые горы до небес и счастье в семейной и личной жизни. Обделённый даже ложными предсказаниями, Лермонт предался напиткам. Но и это счастье оказалось недолгим. Интересная по меркам юноши девица в полупрозрачном прикиде села напротив, кивнула для знакомства, забрала лучшую бутылку и под хрустальное бульканье спросила, где Лермонт собирается трудоголить.

— Да кто ж меня наймёт, — рубанул правду-матку захмелевший от счастья общения дипломник.

— В Институт Планетарных Энергий пойдёшь? — спросила девица.

Вопрос для Лермонта, светлого образчика тёмных слоёв населения, прозвучал как предложение жениться на дочери отца Отечества, то бишь Хазара Хазаровича Хазарова. Он решил, что это шутка, и скромно хохотнул. Но девица была настроена по-деловому:

— Зайди завтра в отдел кадров Института. Скажи, что от Киммы Снежкиной.

Она протянула Лермонту пластик с координатами отдела, подмигнула поочередно каждым глазом, жадно отхлебнула из хрустального бокала, встала и ровным шагом направилась к толпе с ясновидицей. Больше Лермонт её никогда не видел, хотя пару лет страдал по ней нещадно и даже пробовал отыскать. И вот снова-здорово: Кимма валяется с ним ночью на полу в библиотеке и склоняет к подслушке каких-то загулявших «магистров».

От избытка нахлынувших чувств Лермонт Лермонтович рывком подъехал в кресле к прозрачной стене. За толстым стеклом из предрассветного тумана медленно проявлялся дремотный город. Тут и там в окнах вспыхивали разноцветные огни. Будто гигантская рандомная гирлянда подмигивала на новогодней ёлке. В пароксизме мгновенно возродившейся страсти Лермонт Лермонтович робко затянул старую песню о главном:

— «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит...»

И пока город неспешно просыпался, Лермонт Лермонтович от избытка душевного напряжения заснул.

Разбудила его загадочный андроид Триша Бис. Взглянув на её надменное биопластиковое личико, Лермонт Лермонтович вдруг спросил у самого себя: «Почему дура Тришка хороводится с ректором Игвасом Литау и отцом Отечества Хазаром Хазаровичем, а я, непризнанный гений магма-контроля, можно сказать, Тришкин начальник, позабыт-позаброшен даже в свой день рождения?»

Его единственный собеседник, то бишь внутренний голос, немедленно напомнил, что «без её санкции в Институте никто и мухи не завалит», и в тысячный раз с бабушкиной интонацией проворчал:

— Наступив на грабли, сломай их лицом и топай дальше.

Однако Лермонт Лермонтович впервые воспротивился доброму бабушкиному совету. Он решил погрузиться в тайну библиотечных высокопоставленных вечеринок; там же, пусть и на полу, сблизиться со своей единственной любовью Киммой Снежкиной и унизить как только возможно наглую дуру Тришку Бис. Воистину, любовь зла!

С тех пор полусонные ночи Лермонт Лермонтович коротал на старом тюфяке за стеллажами иностранной периодики, подстерегая новый магистерский шабаш. А днём буквально землю рыл в поисках информации о своей подчинённой Трише Бис. И только счастливый случай помог ему на минус пятнадцатом архивном этаже нарыть кое-что на неё. Подчинённая Лермонта Лермонтовича оказалась андроидом не прямой, а обратной конфигурации. То есть она свою премиальную магмаэнергию тратила не на минутные погодные катаклизмы, а на личное биопластиковое переформатирование. А потому в свои прапрабабушкины лета выглядела человекорождённая Труффальдина Бисамовна Грушина круче самых крутых.

— Какого лешего она в моих подчинённых забыла? — удивился Лермонт Лермонтович.

И внутренний голос с дедушкиной интонацией объяснил ему, что с Тришиными возможностями лучше прикинуться ветошью и делать, что вздумается, чем быть на виду под постоянным общественным наблюдением.

— Кукловоды куловодят за ширмой, — добавил внутренний голос с маминой аллегоричностью.

Время шло, а ни магистры, ни дивная Кимма Снежкина не появлялись в ночной библиотеке. Чтобы повысить эффективность расследования, Лермонт Лермонтович решил шпионить за Тришей Бис. Однако её биопластиковые способности к скрытности многократно превышали мощь подглядывательно-подслушивательного усердия шпиона-самоучки. А её ирония в ответ на нетактичные прямые расспросы номинального начальника уронила и без того низкую самооценку Лермонта Лермонтовича в бездну самоедства.

Новый год непризнанный гений магма-контроля встречал в той же обстановке, что и день рождения — сидел в одиночестве перед стеной-окном, потягивал сладкое шампанское и следил за тем, как снежные вихри, проплаченные магма-бонусами неизвестного мизантропа, гасили ослепительные салюты альтруистов. Каждый раз, когда неистовый снежный смерч сбивал рукотворные разноцветные звёздочки, несчастный влюблённый громко загадывал единственное желание — ещё хотя бы раз увидеть бесподобную Кимму Снежкину.

Видимо, у причастных к магма-технологиям людей особые связи с фортуной. Не прошло и часа, как в кабинет младшего контролёра влетела Снегурочка и, подмигнув поочередно каждым глазом, бросила Лермонту Лермонтовичу костюм Деда Мороза.

— Киммулечка, лапушка... — забормотал безумно влюблённый, полагая, что сладкое шампанское закинуло в бедовую головушку глюк счастья.

Снегурочка трезво оценила его состояние, натянула на полувменяемого красный бархатный халат с белой ватной оторочкой, нахлобучила на голову белую флисовую ушанку, сунула в руки большие золотистые пакеты и потащила к двери.

— Хватай мешки, паром отходит, — строго прикрикнула она на несуразного подельника.

— Какой паром? — удивился Лермонт Лермонтович, но Кимма Снежкина уже мчалась сквозь призрачный свет новогодних гирлянд к опечатанной библиотеке.

Внутренний голос тоже ничего не объяснил недотёпе. Напротив, он грубо велел не тупить и с маминой твёрдостью посоветовал беспрекословно подчиняться Кимме.

Опечатанные двери библиотеки Лермонт Лермонтович по требованию Киммы распечатал ногой с десятого прыжка. Тут же взвыла охранная сирена, и её вой бэк-вокалом удачно влился в новогодне-дискотечный грохот. Сейф Кимма нашла за производственным календарём, который висел между стеллажами с иностранной периодикой. Она уверенно застучала пальчиком по кнопкам и дверка открылась.

— Ты знаешь код? — с нарастающим беспокойством спросил Лермонт Лермонтович.

— Конечно. Отец везде ставит пароль «Кимма Хазаровна».

— Отец Отечества твой отец? — остолбенел младший контролёр и больно ущипнул себя за мягкое место.

Кимма Хазаровна кивнула, схватила золотистый мешок и приказала:

— Сыпь всё без разбору.

Новогоднее безрассудство добило остатки контролёрского здравомыслия, и он с азартом принялся забивать большие подарочные золотистые пакеты сейфовыми бумагами.

Полчаса спустя Дед Мороз и Снегурочка, каждый с двумя мешками на хрупких плечах, покинули Институт Планетарных Энергий и растворились в густых снежных вихрях, оплаченных для новогодней ночи неизвестным мизантропом.

Бегство от прелестей цивилизации в первобытную жуть было долгим и почти сказочным. На последнем этапе Лермонт Лермонтович сидел на заднем сиденье допотопного снегохода, крепко обняв водителя Кимму Хазаровну за талию. Они лихо неслись по новогодней заповедной тайге, подпрыгивая над сугробами и буреломом. Лермонт Лермонтович едва не дал дуба от запредельного восторга и боковых столкновений с вековыми кедрами.

Охотничий домик снаружи ничем не отличался от большой берлоги. Лермонт Лермонтович напрягся и обратился за советом к своему внутреннему голосу, но тот от стужи и кедровых столкновений был в полном раздрае. Пришлось последовать за беспечной Киммой Хазаровной в потенциальную пасть дьявола. Однако внутри всё было более чем прекрасно. Лермонт Лермонтович в жизни не видел столь великолепной магма-лаборатории. Его мечта предаться роскоши и комфорту прямо на рабочем месте едва не сбылась, но Кимма Хазаровна вытрясла бумаги из мешков на большую малахитовую столешницу и велела быстро всё разобрать.

— Каким образом? — уточнил Лермонт Лермонтович.

— Справа всё по энергетическим формам бытия, то есть всё про привидения. Слева остальное.

Демонстрируя энтузиазм, младший контролёр приступил к ответственному заданию. Чтобы ни делать, лишь бы рядом с Киммой, даже если она относится к нему хуже, чем он к Трише Бис.

— А почему магистры не пользуются компьютерами, — вдруг спросил оттаявший внутренний голос, и Лермонт Лермонтович озвучил его вопрос.

— Наверное, бояться хакеров, — предположила Кимма Хазаровна.

Чтобы не ошибиться с сортировкой бумаг, Лермонт Лермонтович стал внимательнее вчитываться в записи: «Многие скалы имеют пластинчатую или губчатую структуру, как грибные шляпки. В углеродном организме структура печени отличается от структуры почек, так и кремниевая жизнь была настолько многообразна, что большинство из её видов сегодня трудно обнаружить и классифицировать».

От таких сумасшедших гипотез Лермонт Лермонтович в унисон со своим внутренним голосом бубнил под нос разные грубости:

— Этакие идеи могут повредить не только кору головного мозга, но и его древесину.

Однако когда дело дошло до формул привидения, оба быстро заткнулись.

«Опыты над криминальными элементами убедительно показали, что при правильном облучении магма-генераторами человек может переформатировать свою углеродную структуру в плазмоидную, обретя тем самым практически бессмертие. И хотя ныне успешная трансформация не превышает десяти процентов, в штате Института достаточно криминально настроенных сотрудников, чтобы довести эффект формулы привидения до пятидесяти процентов. И тогда половину человечества ждёт новый сияющий мир».

Почувствовав себя кроликом, Лермонт Лермонтович задрожал и робко спросил у прекрасной подельницы:

— Значит, наша любовь — это ловушка? Ты заманила меня сюда, чтобы подвергнуть магма-облучению по украденной у отца методике?

— Конечно. Но, в случае успеха, ты будешь моим любимым привидением. А когда методика будет давать стопроцентный результат, я тоже переформатируюсь в новую энергоформу, и мы, возможно, будем любить друг друга вечно, — заверила доверчивого влюблённого несравненная Кимма Хазаровна, строптивая дочь отца Отечества.