Контроль

Я - Уильям Ротфурд, врач одной из самых закрытых психиатрических клиник для преступников в штате Техас. Психиатрическая лечебница имени святого Матфея находится близ небольшого города Ориндж, на границе с Луизианой. Почему я это пишу? Потому что, возможно больше никогда не смогу рассказать пережитые мной события этой осени.

Больница, в которой я работал, имела 3 этажа на поверхности земли и 2 под ней. На третьем этаже находились помещения администрации, из – за чего проход туда был только по пропускам. На втором содержались полностью или почти полностью недееспособные пациенты, на первом воры рецидивисты, медвежатники и прочие преступники, свихнувшиеся в тюрьмах. Самое интересное начиналось под землёй. На минус первом этаже были «буйные». Это убийцы, маньяки и другие неуравновешенные люди, которым выход из стен этого заведения снился только в мечтах. А кто же тогда проживал на минус втором этаже? В глубинах этих тёмных помещений находились карцеры, в которых, заключенные почти пожизненно в смирительные рубашки, прозябают остатки своей ужасной жизни самые отпетые и умалишённые люди. Про одного заключённого с минус второго этажа и пойдёт речь. Но сначала, чтобы разъяснить читателю, кто же эти люди из подземелья и чем они заслужили такое наказание, нужно сказать пару слов и про других заключённых. В одной из камер находится организатор секты, которая приносила кровавые жертвы своему богу. Вы, может быть, помните случай сорок восьмого года? Когда некий Герберт Слоун основал секту, в которой приносили (и неоднократно) человеческие жертвы. Так вот, именно этот Герберт сейчас в камере 2.001 считает точки на бетоне. Он был осуждён по самым тяжким статьям (почему не смертная казнь, резонно спросите вы. Потому что его признали невменяемым и отправили к нам). В камере 2.017 сидит Дэвид Берковель. Этого парня прозвали «44 калибр» за то, что в 1976 он из своего револьвера совершил зверские убийства в Нью-Йорке. И таких в этом аду на Земле 115 человек.

Но, как я упомянул ранее, речь пойдёт не про религиозных фанатиков и не сумасшедших убийц. Речь пойдёт про заключённого 2.102. Его камера самая маленькая из всех, стены в ней достигают толщиной 2 метров, а в камере стоит 2 двери из стали. Зачем такие предосторожности, если он почти всегда в смирительной рубашке или сидит на двойной дозе диазепама? Потому что Оно (назвать человеком Это сложно) подчиняет тебя. Звучит неправдоподобно, знаю. Я бы и сам не поверил, если бы не произошла цепочка невероятных событий. Но обо всём по порядку.

Всё началось в сентябре, когда день был всё ещё тёплый, а ночи становились холодными, возвещая о приближении зимы. Моё дежурство было после обеда и, к сожалению, на минус втором. Я сам вызвался, хотя и понимал, что ничего хорошего это не принесёт, но после минус второго давали выходной, что меня и привлекло. Если вам кажется, что ничего плохого при свете дня произойти не может, то вы глубоко заблуждаетесь. Вы просто не были долгое время под землёй. Там нет никакого солнечного света, нет дня и ночи, нет дат, дней недели, всё превращается в одну тягучую массу под названием время. Проведя при свете приглушённых ламп час, вам может показаться, что вы здесь уже неделю. Настолько сильно время замедляется, уж поверьте мне.

Попасть на этот злополучный этаж можно только одним способом – через лестницу. На каждом пролёте стоит металлическая дверь, а пролётов там три. Ключи выдаются на третьем, так что, если вы их забыли, вам придётся хорошенько побегать! Но речь не об этом.

Дежурство - термин, слабо характеризующий то, что обычно происходит «под землёй». Это больше похоже на приручение диких животных, каждый из которых норовит сожрать тебя, если у него хватит сил. Как только вы попадаете в этот Тартар, вас охватывает жуткое ощущение того, как вас буквально пронизывают десятки пар глаз. Это чувство обволакивает вас, оно липкой, мерзкой жижей стекает по вашей душе в самые потаённые её уголки. Вас охватывает паника, хочется бежать, бежать без оглядки из этого страшного места. Как только каким-то чудом (а в основном алкоголем и антидепрессантами) вы справляетесь с этой панической атакой, приходит ярость, которой буквально пропитаны эти стены. Хочется убивать, и убивать жестоко. Здесь может помочь только профессиональная выдержка (хотя говорят, несколько докторов, после дежурства здесь, поменяли квалификацию на пациентов этого же места). Всё это занимает около трёх минут, хотя, как я сказал раньше, время здесь понятие весьма относительное.

Дежурство занимает около двух с половиной часов, больше нормальный человек здесь выдержать просто не способен. Мне достались камеры с 2.095 по 2.105. Плановый обход, кормёжка, вода, таблетки. Именно таков список дел в этом месте. Пациенты здесь уже не буйные, но их взгляд способен испугать самых стойких и храбрых людей.

Именно в то дежурство я заметил что-то неладное в камере 2.102. Он (до некоторых событий Оно ещё напоминало человека) сильно ворочался, что было довольно странным. Огун (он был норвежец) ворочался настолько сильно, что расчесал до мяса себе пятки и череп. Я попытался взять его за ногу, дабы ввести укол успокоительного, но он отбрыкнуся, уполз в дальний угол и продолжал судорожно извиваться у стены. Тяжело вздохнув, я навалился на него всем своим весом, что дало результаты: успокоительное было введено. Через несколько минут лекарство подействовало, что дало мне возможность осмотреть раны и самого Огуна. Его физическое состояние было удручающим. Тело было покрыто язвами (которые нельзя было расчесать сквозь смирительную рубашку), кожа приобрела светло-серый оттенок, а ноги и голова были просто в ужасном состоянии. Срочно нужно было обработать раны и сделать перевязки, иначе был велик шанс нагноения и попадания инфекции в рану. Сделав эти необходимые процедуры, я поспешил оставить эту камеру и направился дальше. Дальше не было ничего интересного (если вообще мою работу можно назвать «интересной»).

Дежурство закончено – выходной получен. Я собирался провести его один и в своё удовольствие. Выспаться, почитать, посвятить себя себе. И всё было именно так до девяти часов вечера.

В девять часов вечера мне стало прохладно. Подумав, что, наверное, где-то открыто окно, я решил проверить, закрыты ли они. Одно всё-таки было открыто, оно находилось на кухне. Закрыв его, я решил заварить чай, чтобы согреться. Поставив чайник и кружку на стол, я ушёл обратно в зал, задумавшись о произошедшем в моё дежурство. Вдруг, услышав тихий стук, как будто кто-то постучал ногтями по столу, кружка упала и разбилась. Напугавшись, я выглянул из-за дверного косяка. На секунду мне показалось, что в свете падающего фонаря кто-то стоит у стола над осколками кружки. Ноги подкосились, а кровь стала пульсировать в теле, парадируя барабан. Собравшись с силами и заставив себя подняться, я снова выглянул. На этот раз кружка стояла, как ни в чём не бывало на столе, а никакой тёмной фигуры рядом не было. Почувствовав волну облегчения, я включил лампочку и сел за стол. Вдруг раздался свист. Чайник вскипел, напугав меня ничуть не меньше моих видений. Заварив чай, я понял, что мне снова холодно, и тут мой взгляд упал на окно. Оно было открыто, хотя я точно помнил, что закрыл его. Мурашки пробежали по всему телу, оставив на теле мелкие борозды. Осторожно посмотрев по сторонам, я закрыл окно и зашторил его. Сразу после этого я ушёл в зал, где решил посмотреть фильм.

Происшествие оставило неприятный осадок, особенно неприятно стало, когда я лёг спать. Закрыв дверь в спальню, и оставив в коридоре приглушённый свет, моё тело наконец-то оказалось во власти сна.

Спал в ту ночь я просто ужасно, если я вообще спал. Мне снился один и тот же кошмар всю ночь, каждый раз, как только я закрывал глаза. Это наваждение было таким же сумбурным, как и ужасающим.

Пробудившись от желания выпить чего–нибудь, а желательно покрепче, я устремил свою мысль, а затем и ноги, прямиком на кухню. Мозг, ещё недоконца пробудившийся ото сна застилал глаза туманом, от чего всё напоминало смазанную фотографию. Налив себе немного виски со льдом, я сделал жадный глоток. Холодная жидкость обжигала горло и разносила «лёд и пламя» у меня в животе. Вдруг, краем глаза, я замечаю силуэт, похожий на кошку или огромную крысу. «Мяу, мяу, мяу», - позвал её я. Силуэт начал приближаться и разрастаться. Оцепенение завладело моим телом, а мысли покидали мою голову, как крысы тонущий корабль. Пальцы руки разжались, стакан с грохотом упал на плитку, издав предсмертный вопль и расплескав свою холодную кровь. Появилась лишь одна мысль: БЕЖАТЬ! Бежать, как можно скорее! Неважно куда, главное уйти, покинуть этот силуэт, приближавшийся ко мне. «Лестница! Я должен попасть к себе в спальню, там есть шокер!». Первая ступень, третья, пятая, седьмая, девятая, тринадцатая… Я прыгал через ступени, пытался убежать, но лестница как будто не давала мне этого сделать, она становилась с каждым шагом, с каждой ступенью всё длиннее и длиннее, а это Нечто приближалось ко мне. Я уже чувствовал, как оно находится у меня прямо за спиной. Паника, безумие застелили мне глаза тёмной пеленой, от чего я упал без чувств. «Как же болит голова… Где я? Почему так холодно? Что только что произошло?», - ответы на эти вопросы не заставили себя ждать, хотя лучше бы я не узнавал ответа на них.

Очнувшись в камере 2.102, я увидел Огуна. Он извивался и тёрся, как будто хотел вылезти из кожи. Глаза бегали по камере, явно не находя ничего достойного их внимания. Вдруг, взгляд падает на меня. На секунду его безудержные телодвижения прекращаются, а в расширенных зрачках читается страх, который нельзя передать словами и почувствовать нормальному человеку.

Тук. Тук. Тук.

«Шаги! Кто – то идёт сюда! Надеюсь, меня вытащат и объяснят, что здесь происходит». Ох, как же я тогда ошибся. Скрежет замка заставил Огуна оторвать взгляд от меня и завести тело снова, как безумную механическую игрушку. Дверь открывается, и я вижу самого себя в день дежурства. Ужас распространился по моей душе со скоростью солнечного света, парализовав конечности. Я чувствовал холод, который проник прямо в сердце, заставляющий его стучать с каждым ударом всё реже и реже. Сосредоточив все свои физические и моральные силы, я смог закрыть глаза, дабы не сойти с ума.

Звуки притихли, сердце восстановило свой ритм. Открыв глаза, ужас снова вернулся ко мне. Темнота. Я ничего не видел. Крик, сдерживать который больше не оставалось сил, вырвался наружу слабым хрипением, напоминающим звук разрывающейся кожи. Неожиданно скрипучий, как ржавое железо голос прошептал из пустоты «Проснись».

Меня разбудил мой собственный истошный вопль. Постель промокла насквозь от пота, тело трясло, а грудная клетка ходила ходуном. «Что это было? Какого дьявола здесь происходит?!», - эти вопросы были бессмысленны, но они дарили иллюзию уверенности, что всё это лишь кошмар.

Взглянув на часы, которые показывали 5:25, я встал и с радостью для себя отметил, что я чувствую пол под своими ногами. Свой родной паркет, немного холодный и чуть-чуть скрипучий. Нужно было собираться, хотя времени ещё оставалось предостаточно, но оно и к лучшему, ведь, уснуть снова я не смогу (и не хочу), да и нужно было собраться с мыслями после столь ужасной ночи. «Первым делом надо принять душ, потом заварю кофе, приготовлю завтрак, поглажу халат, рубашку. Боже, как же холодно!», - после этой мысли я заметил, что на оконной раме скопилась влага, а стекло до сих пор было холодным. «Оно что, замерзало? Что же, мать вашу, здесь произошло?!». Я решил поскорее начать приготовления, чтобы отвлечься от пугающих меня мыслей, заставляющих вспоминать события ночного кошмара.

Где-то к 7:30 я закончил и решил поехать на работу пораньше. На улице было пасмурно, дул сильный ветер, из-за чего листья отрывались от ветвей и летели к земле. Настроив радио и заведя машину, я выехал, размышляя, что мне сегодня предстоит сделать. Мысли вяло перекатывались в моей голове, как огромные шары для боулинга, а сосредоточиться я категорически не мог. Как бы я ни старался, в итоге мысли о тёмном силуэте, Огуне и кошмаре вытесняли всё остальное, высасывая из меня спокойствие, как пиявки.

Когда до больницы оставалось всего пара миль, я увидел человека, стоявшего в чём-то белом посреди дороги. Будучи, как в тумане, я резко дёргаю руль вправо и улетаю в кювет. Что произошло дальше мне сложно вспомнить, но я попробую.

Из-за резкого вылета в кювет, я на полной скорости влетел в дерево, стоявшее в 10 футах от дороги. Подушка безопасности оглушила меня на некоторое время, поэтому сложно сказать, сколько времени прошло с момента удара, пока я не выбрался из покорёженной машины. Руки и лицо были в крови, штаны ободраны, впрочем, как и остальная одежда. Даже если я что-то сломал, боли я не чувствовал. «Нужно проверить, всё ли в порядке с тем человеком», - такова была моя первая мысль. Я не думал о том, что этот человек забыл на дороге, ведущей к психиатрической лечебнице, а зря.

Он всё так же стоял на месте, даже не дрожа от холода. Подойдя поближе, я увидел, что на нём белые штаны, как у нас в больнице, а вместо куртки на нём была надета смирительная рубашка. В момент, когда я это понял, ноги превратились в вату, а в висках запульсировала кровь. Я стоял и смотрел, не зная, что делать. То, что произошло дальше, могло бы свести меня с ума, если бы резкая боль в ноге не заставила меня отвести взгляд.

Увиденное мной, можно назвать галлюцинацией. Мне очень хотелось бы. Когда я подошёл достаточно, чтобы понять, кто же стоит передо мной, я остолбенел. Это был Огун. Цвет его кожи был мертвенно бледный, а сам он стоял не шелохнувшись. Вдруг, я увидел, что из его руки капает кровь. Рвотные позывы подступили к горлу, хотелось убежать, умереть, главное, чтобы не стоять рядом с ним. Но тут началось самое страшное, бывший заключённый начал поворачиваться ко мне лицом, миллиметр за миллиметром, открывая ужасающую картину его изуродованного крупными язвами тела. Вся левая часть была в крови, кисти на руке не было вовсе, вместо неё виднелась белеющая кость. Лицо было содрано в мясо, а в прожилках и складках виднелись кусочки бетона. Оно (назвать Живым человеком это я больше не находил возможным) бессмысленно открывало и закрывало рот, как будто рыба, выброшенная на берег. Тут я услышал, что рот почти мёртвого Огуна пытается произнести «Беги». «Беги… Беги… Беги… Беги…». Как только я понял значение этого слова, боль в ноге заставила меня взвыть и оторвать взгляд.

Нога начала ужасно болеть, но я ринулся прочь от этого злополучного места. Я бежал, даже не зная куда, зачем и отчего я бегу. Просто бежал. Бежал, как никогда в своей жизни не бегал. Через какое-то время я осмотрелся и понял, что прибежал прямиком к больнице. Ворота были покорёжены, свет почти нигде не горел, окна выбиты. Здание, и так не бывшее архитектурным украшением местности, теперь имело удручающий и холодящий кровь вид. Я решил зайти внутрь, чтобы найти телефон, людей и медикаменты.

Хромая, я добрался до первого этажа и увидел, что все стены и пол были измазаны кровью. «На первом этаже в конце правого крыла склад медикаментов, нужно срочно идти туда, по дороге загляну в кабинет доктора Мэдсона, у него должен быть телефон». Описать мой путь до кабинета моего (теперь уже бывшего) коллеги сложно, а представить ужас, который я испытывал невозможно, не побывав там. Стены превратились в полотна безумного импрессиониста, у которого вместо краски под рукой была только кровь. Пол превратился в месиво из битой плитки, кусков бетона и людей. Лампы горели через две, а в некоторых промежутках не горели вообще. Дойдя наконец до кабинета, и сняв трубку, я услышал ровным счётом ничего. Провод был оборван. «Где все? Почему я вижу трупы? Чья кровь а стенах? Теракт? Побег? Кто – нибудь может мне это объяснить?!», но никто не мог. Просто некому было объяснять. Поняв это, моей следующей целью стал склад. Вооружившись по дороге куском трубы, я побрёл дальше по истерзанному зданию бывшей психиатрической лечебницы святого Матфея. Проходя мимо лестничного пролёта, ведущего вниз, я встал, как вкопанный. Снизу шёл холод подвалов, темнота пыталась захватить оставшийся в помещении свет. «Оно здесь. Оно точно здесь. Это сраное нечто там, внизу. Оно сделало с больницей это. Я Должен остановить это безумие. Кроме меня никто не сможет».

Боль в ноге утихла, идти стало легче, хотя ступеньки давались мне с некоторым трудом, отдавая глухими ударами в коленную чашечку. Все местные «блокпосты» превратились в груду обломков, так что спуститься было легче, чем когда всё функционировало. Добравшись до минус второго этажа, в нос ударил затхлый запах. Такой запах возникает иногда в морге, когда трупы лежат больше чем положено не в холодильнике. Преодолевая тошноту и страх, я двинулся вперёд, к камере 2.102. Чем ближе я подходил, тем сильнее гудела голова. Как только я встал у входа в камеру, гудение превратилось в едва разборчивое шипение: «Это ты… Ты виноват во всём… Ты убил их, ты хотел этого… Зачем ты это сделал? Зачем…». Я схватился за голову, пытаясь достучаться до мозга. «Нет! Это не я! Это ты! Ты их убил! Ты это сделал!», я кричал в своей собственной голове, понимая, насколько я слаб против воли этого голоса.

Собравшись с последними силами, я забежал в камеру и потерял ориентацию в пространстве. Я попал в пустоту. Ноги не ощущали опоры под собой, рук как будто никогда и не было. Остался только Я. Моё сознание. Вдруг прямо передо мной я увидел открывшийся глаз. Он смотрел мне прямо в душу, пожирая её изнутри. Затем ещё один глаз. И ещё, и ещё. Все они смотрели на меня, а голос продолжал шептать: «Ты… Ты виноват во всём… Это ты их убил…». Неожиданно я почувствовал, что меня схватили за плечи и понесли вверх, сквозь стены и потолки, сквозь минус первый этаж, первый этаж, второй, третий. Я кричал, пытался вырваться, но всё было бесполезно. Я был в полной власти этого нечто с глазами, напиханными по всему лицу. И снова фраза: «Проснись…»

Я очнулся в одиночной камере, ничего не понимая. На мне была смирительная рубашка, сдавливавшая всё моё нутро внутрь. Заскрипела дверь, вошёл человек в форме и посмотрел на меня с презрением и страхом.

- Подъём - сказал он.

- Что? Куда меня ведут? Как я здесь оказался? Где я?

- Вставай! – рявкнул он, - Ты идёшь со мной, на допрос!

- Нет! Я никуда не пойду, оставьте меня в покое! Я единственный выживший! Оно убило всех! Дайте мне всё объяснить!

Меня вели по узким слабо освещённым коридорам. Наконец мы пришли в небольшую комнату. Стены – голый бетон, из обстановки только металлический стол и два стула. Вскоре за мной и моим конвоиром зашёл мужчина 40 лет с сединой. Он приказал посадить меня и привязать к стулу, после чего он сам сел напротив меня.

- Вас зовут Уильям Ротфурд? Отвечайте только «да» или «нет».

- Да, я хочу узнать…

- Молчать! Отвечайте только «да» или «нет», вам понятно?

- Но! Да…

- Вы убили 500 человек в ночь с 29 на 30 сентября?

- Нет, я не…

- Отвечай только да и нет! Ты, ничтожество! Ты убил их всех?!

- Нет.

- Ты знаешь, кто это сделал?!

- Да.

- Кто же?

- Вы мне не поверите, но это был не человек! Это нечто, я знаю, оно убило всех! Вы не верите мне, но так оно и есть, прошу! Это нужно остановить! – Моё дыхание сбивалось, я торопился рассказать всё, что знаю.

- Заткнись! Хватит нести бред! Не существует ничего паранормального! Не существует! А вот записи с камер наблюдения существуют! И на них это сделал ты! Хочешь узнать?! Хочешь, я освежу тебе память?! – кричал, срывая голос, на меня человек в штатском.

- Подождите, но я…

- Заткнись, кому сказал! -, после чего я получил смачную пощёчину, от которой потемнело в глазах, - Так вот слушай! Я прочту тебе то, что ты сделал! «В ночь с 29 сентября на 30 сентября машина Уильяма Ротфурда подъехала к психиатрической больнице особого режима. Протаранив ворота, он ворвался внутрь главного корпуса, после чего застрелил из пистолета ColtM1911 охрану. Так же он обошёлся с мед. персоналом, пытавшимся помешать ему. Методично расстреливая всех на своём пути, Уильям прошёлся по верхним трём этажам больницы. После чего достал из машины взрывчатку и взорвал проход на нижние этажи. Достав топор из багажника машины, Ротфурд спустился вниз, после чего расправился с особой жестокостью с каждым заключённым. Такая же ситуация сложилась и с заключёнными на минус втором этаже. Динственный, кому удалось сбежать, был заключённый камеры 2.102. Огун Юхансен. Его тело было найдено в 4 милях от больнице. Левая кисть отсутствовала, лицо было изуродовано побоями. Рядом обнаружена надпись «Бегите», сделанная кровью (по результатам экспертизы, самого бывшего заключенного). Особо жестоко Ротфурд обошёлся с доктором Мэдсоном, которому отрубил все конечности, а затем задушил разорванным телефонным проводом. Полиция подъехала к больнице в районе десяти часов утра, после чего Уильям был обезврежен. Общее число убитых: 517. Из них заключённых и больных: 220. Работников больницы: 297. Никто не выжил». Что на это скажешь?! А?! Ты в одиночку положил 500 человек, и даже глазом не моргнул! А сейчас ты отрицаешь это?! Я убью тебя, убью тебя прямо здесь, в этой долбанной камере! Ты не заслуживаешь жить! Ты чудовище! Не человек!

- Я… Я не делал этого! Это всё оно! Я был дома, у меня был выходной!

- Увести, пока я его не придушил собственными руками!

- Постойте! Подождите! Я! Я не делал этого! Это не я! Это всё оно! – я кричал, но меня никто не хотел слушать.

Оказавшись снова в камере, я зарыдал, как маленький ребёнок. Все убиты. Все. И это сделал я. Но нет, не мог я этого сделать, не мог! Это всё оно! Оно заставило меня! Управляло мной!

Через два дня состоялся закрытое заседание суда, и меня в срочном порядке приговорили к смертной казни. В тюрьме, куда меня перевели, мне разрешили записать это. Каждую ночь, я пытался убедить себя, что это я, но не мог. Каждую ночь я видел россыпь глаз по чёрному овалу лица этого. Оно шептало мне «проснись, проснись». Я хотел бы проснуться, но я больше не спал.

Это мои последние записи, и последние слова. Надеюсь только, что никому не представиться возможность испытать то, что испытал я. Никто больше не увидит и не услышит в голове голос, ломающий твою волю напрочь, голос, подчиняющий тебя, голос, который берёт полный контроль над тобой.