Ничего, кроме правды

- Антон, вы поймите, я её не убивал. Мне это не нужно со всех точек зрения, я бы так не поступил в принципе. Аглая упрямая, мелочная, обидчивая, вспыльчивая, … т.е. была, конечно, … но за это не убивают.

- Но в состоянии аффекта? Ну так сгоряча, знаете? - Молодой журналист с модно подстриженной бородкой смотрел на него с другой стороны стола каким-то трудноуловимым взглядом. – Как это пишут в детективах – его глаза застлало красным туманом безумной ярости и потом он только ужасался жестокости рук своих.

- Знаете, Антон, если я скажу, что прическа у вас идиотская, вы же не полезете дубасить меня стулом? Или вот этим… осветительным прибором? В припадке безумной ярости? На всё есть свои обстоятельства и я давно приучил себя адекватно реагировать на глупые наезды. Иначе бы не заработал своих денег. И не пошел бы в политику.

- Но тем не менее, на эти полчаса алиби у вас нет.

- Да, алиби нет. Вот прям такого, чтобы начальник ОВД сидел и держал меня за руку с 23 до 24 часов мая 15 числа сего года… Такого нет. Время было позднее, да, мы поссорились и мне нужно было хорошо обдумать ситуацию. Мне хорошо думается, когда я бегаю – поэтому пошел бегать. И час провел за этим прекрасным занятием. В парке. Никого не встретил.

Повисла пауза. Кудрявцев вздохнул и спросил журналиста:

- Вы бегаете?

Тот замешкался, поправил волосы и пробормотал: - Нет, я в го играю.

- Тоже хорошее дело. – Кудрявцев отечески посмотрел на собеседника и внушительно добавил, - Но бег лучше. Позволяет привести в равновесие мысли и чувства.

- Но может быть, вас всё-таки кто-нибудь видел?

- Может быть.

Кудрявцев отпил остывшего чая из маленькой фарфоровой чашечки и аккуратно поставил её на блюдечко.

- Может быть. На самом деле всё это ерунда. Любое алиби может быть признано сомнительным, свидетели подкуплены или запуганы, камеры отключены или сломаны, информация стёрта. Даже полиграф ошибается. Для меня есть одна истина. Стопудовая, неопровержимая – я знаю, что я делал в это время и удушения знакомой в этом перечне нет. Теперь остается добиться, чтобы моя истина стала такой же очевидной для следователя, прокурора, судьи, вас в конце концов.

- Да я вам верю, Петр Архипович!

- Это хорошо, - согласился Кудрявцев. – Но у меня есть ещё избиратели. Пока нет доказательств вины, меня никто не посадит. Но и доказательств невиновности, железных, неопровержимых, тоже нет. И это для меня также представляет некоторую проблему, потому что неопределенность рождает сомнение в душах людей. А для политика самый ценный капитал – доверие избирателя. Если избиратель сомневается в честности политика – он за него не голосует.

- Честность политика, как это вы хорошо сказали, - ехидно ввернул ведущий.

- Конечно. – Кудрявцев переменил позу и откинулся на спинку кресла. – Любой человек, который занимается политической деятельностью – это такой двуликий Янус. Множество людей считают, что он говорит чистую правду и такое же множество людей уверены, что он безбожно врет. Вот абсолютно во всем. Спросите у него, что он ел на завтрак – и обязательно соврёт, каналья, чтобы выглядеть интереснее и сформировать «чуть более идеальный» образ себя любимого в глазах потребителя.

И тем не менее, да, этот образ диктует говорить правду, убежденную правду и ничего, кроме правды. И работа у него такая – с точки зрения избирателя – бороться с политикой вранья и увеличивать количество честных и достойных людей.

- Это всё довольно интересно, конечно, но у вас какой-то идеальный образ действительности получается, - ведущий показал рукой нечто неопределенно-абстрактное.

- Да, наших политиков трудно приучить говорить правду, - согласился Кудрявцев.

- Да это невозможно практически!

- Ну, если только постоянно поить их сывороткой правды. Ну, знаете – выпьешь и полчаса органически не способен врать.

- Интересная мысль! – оживился журналист.

- Я, кстати, узнавал – со времен КГБ эта работа не прекращалась, хотя, конечно, оставалась закрытой. Совершенствовалась форма препарата, снимались побочные эффекты и так далее… Конечно, это всё в аптеке не купишь… Но всё реально… да… реально.

Ведущий положил руки на стол, слегка покачнулся вперед и преувеличенно бодрым голосом сказал:

- Ну что ж, наше время подходит к концу. Пётр Архипович! Вы знаете, у нас прямой эфир…

Кудрявцев покивал головой.

- Я вот тут подумал – это была бы интересная тема. Скажите, вы согласны принять такой препарат и ответить на вопросы обо всей этой истории перед нашими зрителями и своими избирателями? В этой студии, в прямом эфире? Тогда ваша истина станет такой же истиной для тысяч других людей!

Кудрявцев помолчал, обдумывая какую-то мысль.

- Ну… почему бы и нет? Пуркуа па, как говорят французы.

- Отлично! – Ведущий широко улыбнуллся и посмотрел прямо в камеру. – Это была программа «Разговор на двоих», с вами был я, Антон Вертулин, и наш гость Пётр Кудрявцев – человек, говорящий правду.

На экране побежади финальные титры телепередачи и Илья остановил видео.

- Вы считаете, с этого стоит начать? – спросил он у библиотекаря, сухонького дедушки в старомодных очках.

- Нет, - библиотекарь внимательно посмотрел на мальчика. – Я считаю, что это стоит включить в твою работу. Как ты знаешь, у любой истории есть предыстория. А у нашей с тобой истории предыстория очень большая. Я бы начал с царя с ослиными ушами. Или это был эмир?

Старому библиотекарю нравилась его работа, бумажные книги, нескончаемые полки и люди, которые иногда повлялись в этом мире.

Как вот этот мальчик, слишком серьезный для своих лет. Семь из десяти его сверстников сделали бы это домашнее задание по современной истории России минут за 40, надергав несколько страниц текста из популярных онлайн-энциклопедий. Ещё двое из десяти остановились бы подробнее на особенно интересующих их аспектах - биохимии, истории или социологии – из тех же учебников или специальных статей на профессиональных сайтах. И только одному – вот такому, как это мальчик – обязательно нужно видеть всё своими глазами, слышать своими ушами, точно знать, как это было на самом деле. Ему нужна правда.

Библиотекарь улыбнулся.

- Зависит от рассказчика, - Илья немного подумал. – В русской традиции верховного правителя проще было бы назвать царем, но если автор хотел подчеркнуть национальный колорит истории, то вполне мог б назвать его эмиром. С точки зрения основной морали притчи, точное наименование его должности не имеет принципиального значения. Хотя, конечно, маловероятно, чтобы у эмира действительно выросли ослиные уши.

- Маловероятно… но всё-таки возможно?

Мальчик пожал плечами.

- Ничего нельзя исключать.

Библиотекарь поправил очки.

- Да. Так вот. По моему мнению, эта передача была тем самым камушком, который стронул лавину. Как правило, первый камушек остается неизвестным, по сравнению с последующими событиями он так мал и несущественен. И может быть даже я ошибаюсь в очередности событий, но их значимость очевидна.

Молодому Вертулину очень хотелось вырваться на центральное телевидение и в такое шоу он вцепился зубами, как породистый терьер. Прямой эфир, импозантный главный герой, громкое преступление, политика, большие деньги, личная драма – и над всем этим он, Антон Вертулин, как маг и чародей, режиссер человеческих судеб и их вершитель, из этого можно было сделать конфетку.

- А запись этого шоу у вас есть? – спросил Илья.

- Да, конечно. Я приготовил для тебя небольшую подборку материалов, там есть и эта программа и кое-что ещё.

Вертулину тогда действительно удалось выйти наверх … я бы сказал всплыть… но несколько другим путем, иначе, чем он себе представлял. Как говорится, он получил предложение, от которого нельзя отказаться. Местным было важно свалить Кудрявцева, не дать ему выйти на властный уровень в Н-ской области. А шансы у него были большие. И планы тоже… новаторские.

Поэтому Вертулин получил некий список вопросов. Поначалу всё шло очень зрелищно. Фантастическое вступление, таинственная жидкость из белого чемоданчика, эффектное появление ведущего. Выступают эксперты – юрист, медик. Вообще это довольно сложный вопрос – является ли сознание человека, принявшего дозу «сыворотки правды», в полной мере ясным и трезвым, отвечает ли он за свои слова.

Илья кивнул и библиотекарь с удовольствием отметил то, как мальчик занес его замечание во внутренний список вопросов, подлежащих уточнению в будущем.

- Тогда это был первый публичный опыт раскрытия личности, поэтому мужество Кудрявцева безусловно требует признания и уважения. По условиям шоу он мог отказаться отвечать на вопросы.

- Не мог, - тихо сказал мальчик. – Потому что тогда бы он врал самому себе. Это невозможно.

- Да. Так оно и было. В первой части программы были вопросы проверочные, мелкие, потом была тема убийства, где Кудрявцев рассказал всё, как было. А потом ведущий сказал «ну, у нас есть ещё время, давайте просто поговорим» и «вытащил из кармана колоду краплёных карт», как было в той старой песне.

Вобщем за 10 минут Кудрявцев наговорил столько, что желтой прессе хватило на полгода перемывания костей. Избирательная кампания была с блеском проиграна, бизнес он продал и ушел из публичной сферы в благотворительную деятельность и социальные проекты.

- Хорошо, я понял. Опыт раскрытия личности. – Мальчик слегка склонил голову набок. – Но почему вы считаете это первым камушком последующих исторических событий? Ведь сыворотка правды была известна и до этого интервью, и тысячи людей стремились говорить правду и страдали за неё.

- Да, конечно. Вопрос не в сыворотке и не в стремлении людей лгать или, наоборот, быть честными, несмотря на обстоятельства их жизни. Но, если бы не подлость Вертулина, кто знает, что было бы потом.

Библиотекарь помолчал.

- Сколько вам лет, юноша?

- Четырнадцать.

- Значит…

- Восьмого апреля 20… года. Я появился на свет через 6 лет после Великого Поворота.

***

Кудрявцев задумчиво смотрел на женщину, сидевшую по другую сторону стола.

- А почему вы ко мне с этим обращаетесь?

- Ей больше некуда идти. И потом, это не она, это я к тебе обращаюсь, Пётр Архипович. Потому что одна голова хорошо, а три лучше, тем более, что для одной головы этой информации многовато.

- Да, Миш.

Кудрявцев взял со стола сигаретную пачку и машинально повертел её в руках. В коробочке был компактный блок постановки радиоэлектронных помех – аудиозапись разговора была невозможна и работа любых электронных приборов в радиусе пяти метров также была затруднена.

Михаил Гулий когда-то был его телохранителем, потом, после одного неудачного покушения, потерял свои оперативные возможности, но остался аналитиком и руководителем службы безопасности его фонда. Встреча эта была организована с максимальным уровнем секретности и, честно говоря, Кудрявцев удивлялся, как эта молодая женщина всё ещё ходит по земле.

- Говорят, первооткрыватель радия Мария Кюри была насквозь пропитана радиацией и даже постоянно носила с собой пузырек со своим любимым химическим элементом. Для любого другого такие дозы облучения довольно быстро закончились бы летальным исходом, а она … она благополучно дожила до преклонного возраста.

Мне не хочется выпускать вас отсюда, Ия. Вы набиты тайнами личности по самую макушку и … - он посмотрел на Михаила – у нас вообще есть варианты по защите свидетелей такого уровня?

Помощник пожал плечами.

- Придумаем.

Кудрявцев встал, подошел к столику и налил себе горячего напитка.

- Чаю хотите?

- Да, спасибо! – с достоинством ответила Ия. – На самом деле тут всё просто. Я знаю Михаила уже три года…

- Четыре, не? – шутливо возразил тот.

- Три с половиной. Мы очень много сил приложили к тому, чтобы он не только остался в живых, но и вернулся к своей работе.

- Я помню, - кивнул Кудрявцев. – Я просил профессора Понизовского сделать всё возможное. И невозможное тоже.

- Был один момент, после клинической смерти, когда мы боялись, что организм не выдержит, не сможет восстановиться. И тогда профессор принес ампулу с V16 и …

- … и я опять не попал в рай. – заключил Гулий.

- Хотя шансы были очень высоки. – Ия строго посмотрела на бывшего пациента. – Как потом выяснилось, V16 – это уникальный иммуностимулятор. Даже это не совсем точное слово. Он поддерживает здоровые клетки, регулирует гормоны, подавляет болезнетворные бактерии. Борется с вирусами. Мы ещё не знаем всех его особенностей. Иногда он работает, иногда нет. Иногда его применение только ухудшает состояние больного, хотя это редко. И он не сертифицирован.

Ия помолчала.

- Вообще профессор всегда применял его на свой страх и риск. Он говорил – во имя науки. И, конечно, это никогла не фиксировалось. В нашем центре о препарате знала только я, и то случайно. Я хорошо знаю Михаила, я проводила его регулярные обследования на протяжении этих трех лет, мы говорили … и мне действительно больше некуда пойти.

- Расскажите о письме, - попросил Гулий.

- Полгода назад профессор передал мне конверт с указанием «вскрыть после моей смерти». Это только в книжках так мелодраматично, а вообще – не очень приятно. Как будто у тебя больше нет другого выбора. Степан Алексеевич скончался две недели назад. Вот это письмо. Я выучила наизусть, потому что профессор просил его уничтожить.

***

Ия, дорогая моя, драгоценная моя девочка! Мне не с кем больше говорить об этом, но я не могу унести эту тайну с собой в могилу. Прости меня, пожалуйста. Я надеюсь, что ты никогда не прочтешь эти строки, что, может быть… Но если нет, то ты найдешь достойный выход, я знаю, я верю в тебя.

Это началось в 1978 году. Тогда мы с Бэллой Бабаянц работали над секретным проектом в 6-й лаборатории КГБ. Был огромный спектр биохимических исследований и одно из направлений – так называемая сыворотка правды. Там было много всего, я постараюсь покороче. Мы искали препарат, который имел бы минимум побочных эффектов, максимальную длительность воздействия, удобную форму применения. Совершенно случайно Бэлла обнаружила, что одна из частей препарата сработала как чрезвычайно эффективный стимулятор жизненной активности испытуемого. Мы убрали из общей формулы травмирующий компонент и получили «живую воду». К сожалению, тогда препарат был нестабилен, его удавалось получить слишком мало и на полноценные клинические исследования мы не могли рассчитывать.

Но пять лет назад я и Бэлла Товмасовна вернулись к исследованиям. Фонд «Благоденствие мира» обеспечил нам финансирование, лабораторию. Считалось, что мы разрабатываем новые лекарства для фармацевтической империи Жулавского. Ну то есть мы на самом деле что-то делали, но в секретной части – Бэлла хотела найти «живую воду».

Препарат V16, который я иногда использовал – это один из вариантов «живой воды». Результаты ты сама видела. В нашей клинике, из двенадцати случаев применения, в семи это были действительно уникальные, фантастические улучшения, в трех случаях – резкий провал, организм шел вразнос и сгорал в считанные часы. В двух случаях, как насмешка, ни того, ни другого. Может быть, имело значение сочетание с другими лекарствами, может быть особенности организма больного, не знаю, мало данных. И тогда я решил пустить его в ход по-настоящему.

Ия, девочка моя. Ты представляешь, каково это, быть богом? Установка давала нам одну дозу препарата в два дня. Каждые два дня ты стоишь перед выбором – использовать эликсир или нет, спасти или убить человека. Каждые 48 часов ты перебираешь фотографии и истории болезни, и снова и снова решаешь, кто в этот раз получит шанс выжить…

У Бэллы нашлись связи в раковом корпусе на Каширке, в госпитале Бурденко. У нас было 312 лотерейных билетов, из них 198 оказались счастливыми. Из них 146 детей. Это безнадежные стадии заболеваний, травмы, ожоги. Мы пытались сделать невозможное и 198 раз нам это удалось. 114 раз мы проиграли. Самое тяжелое то, что мы только рука Бога, перчатка на этой руке… У нас, как у слепых котят, есть статистика, но нет никакой уверенности, никакого знания.

В лаборатории на здоровых мышах мы имели общее улучшение состояния. Витаминный коктейль, шерсть лучше блестит. На ослабленных мышах – то же самое. И только при критическом состоянии организма становится заметным эффект препарата – с результатом в пять процентов выживших. Мы спасаем пять мышек из ста и не знаем, почему это случается. Но, понимаешь, людям никто не колет витамины в реанимации. В лаборатории – это причуда профессора-маразматика, который почем зря издевается над сотней хвостатых, но в реальной больнице – мы не можем вести легальные эксперименты на умирающих.

Поскольку опыты с мышами были открыты, мы имеем теперь новый перспективный витаминный препарат. Пока ещё очень редкий, очень дорогой. И я, старый дурак, спрашиваю себя – какого джинна мы выпускаем наружу? Эти 114 человек – мы их не спасли или мы их убили? Хватит ли у меня сил глядеть в глаза людям, дети или родители которых попали в неудачную часть распределения данных?

Неделю назад у Бэллы произошел инсульт. Она до сих пор не может говорить, но я понимаю её без слов. Я перевез все документы по проекту Вавилон к нашему ушастому другу, он знает, что ты придёшь. Ты ведь придешь, правда? Не огорчай своего учителя, радость моя.

Голос Ии дрожал. Михаил принёс ей стакан воды.

- Дальше написано карандашом, наверно, спустя какое-то время.

Бэллы больше нет, фонд закрывается, я не могу удержать это направление. Помилуй нас, Господи…

Кудрявцев задумчиво прошелся по комнате.

- Что в этих документах?

- Всё. Формулы, дневники, описание технологии. Истории болезней. Имена, фамилии.

Ия прерывисто вздохнула.

- Вы не врач. Но, я знаю, вы поддерживаете Н-ский хоспис. Вы представляете, что это такое. И … я могу попробовать восстановить производство препарата. Если получится.

- Вы хотите этого?

Ия поставила стакан на стол и посмотрела Кудрявцеву в глаза.

- Да. Хочу.

***

В 20... году Президент Российской Федерации неожиданно выступил с речью, коренным образом изменившей жизнь страны. Декларируемые в обращении принципы общественного устройства одни называли нереалистичными, безумными, противоречащими самой природе человека, другие же говорили, что это единственный путь, по которому и должно идти развитие современной цивилизации. Дальнейшие события историки назвали Великим Поворотом.

***

Директор ФСБ генерал Лопатин перехватил его на выходе из туалета. Президент недовольно поморщился.

- Ну что такое? Нормального места найти не мог?

- Дело уж такое, Георгий Константинович… не терпящее отлагательств.

- Тьфу на тебя, - буркнул Президент и исподлобья глянул на старого сослуживца. – Вечно у тебя… дела с недержанием… ну, давай, рассказывай.

- Час назад наши ребята взломали один интересный архив. Я тут сделал выборку…

- А если коротко? – Президент взял протянутую папку и с сомнением замер, медля её открывать.

- Ты посмотри, Георгий Константинович. Если коротко, то я даже не знаю, что с этим делать.

В коридоре показался пресс-секретарь.

- Георгий Константинович! У нас через сорок минут торжественная церемония… открытия музея…

Президент глянул на Лопатина и тот едва заметно покачал головой.

- Нет меня, Серёж. На унитазе я сижу, с поносом. Уж ты придумай что-нибудь, - бросил глава государства, засунул папку подмышку, развернулся и пошёл в кабинет.

Помощник в приемной встретил возвращавшихся вопросительным взглядом.

- Чаю нам сделай, Пётр Спиридоныч.

Войдя в кабинет, Президент бросил папку на стол и слегка распустил узел галстука.

- Душно что-то сегодня. Ты как, сушки грызешь? Не все ещё зубы сточил на врагах нашей капиталистической Родины, а, Семён Василич?

Генерал усмехнулся.

- Ну тогда объясни мне, почему начальник моей Службы Безопасности понятия не имеет, что с этим делать? – показал подбородком на папку. – Расписываешься в своей профнепригодности?

- Масштабы не те, Георгий Константинович. Много больших людей затронуто. А также их жены, дети, дочери … - со значением проговорил Лопатин и вздохнул. – Надо обсуждать.

Постучав в дверь, вошел помощник с подносом, аккуратно и быстро расставил чайные приборы и замер в ожидании.

- Меня ни для кого нет, - сказал Президент, глядя в глаза генералу. – Полчаса.

Помощник кивнул и безмолвно удалился.

Президент сел, подвинул любимую кружку с надписью «100 лет ВЧК-КГБ-ФСБ» и произнес:

- Докладывай. Только не тяни.

Генерал подобрался.

- Впервые мы с этим столкнулись год назад, когда погибла семья олигарха Абязова – молодая жена и двое ребятишек. Серьезное дело, сам понимаешь, если кто на детей руку подымает, таких отморозков надо давить в зародыше. Долго копали, пока Абязов не признался, что сам жену застрелил, когда она детей порешила. С чего – неизвестно, не спрашивал. Ну, мало ли сумасшедших, закрыли дело, успокоились. Потом была ещё пара странных случаев и, наконец, убийство журналиста Абальченко.

- Но он утонул, - возразил Президент, звякнув ложечкой.

- Помогли, - кивнул генерал. – И архив его пропал. Выяснили, что в последнее время он работал над махинацими в сфере фармацевтики.

- Наркотики?

- Если бы. Мы полгода искали этот архив и, когда нашли и расшифровали … тогда всё встало на свои места. Тот самый недостающий пазл, который прояснил всю картину.

Президент открыл папку и начал проглядывать документы.

- Ты продолжай, я слушаю.

- Пять лет назад фармацевтический магнат Штефан Жулавский выпустил новый препарат. В свободную продажу он не пошел, потому как производился ограниченными партиями и вообще имел чудодейственные свойства. Это пренатальный витамин, волшебное средство для облегчения течения беременности, поддержки организма матери и плода. Как говорят, действует чуть ли не на генетическом уровне.

Президент исподлобья глянул, не спятил ли его генерал на ниве государственной службы. Нет, непохоже.

- У 95% пациенток рождаются ангелочки во плоти – крепкие, здоровые, красивые, спокойные…

- А у пяти процентов? – проронил Президент, вчитываясь в строчки последней статьи Абальченко.

- Выкидыши, осложнения, … ничего хорошего. Но это старались замять.

Президент перевернул страницу.

Начать с того, что этот препарат просто не имели права выпускать, не выяснив всех побочных эффектов. К сожалению, бизнес-империя Жулавского дышала на ладан и поправить положение можно было только крупными государственными контрактами. Но как подойти к нужным людям, как получить огромный административный ресурс? Оказалось, очень просто – через жён, любовниц, сестёр, дочерей, племянниц. Бабское сарафанное радио работает и в элитных кругах, причем иногда даже эффективнее, чем в нищей провинции. И вот покатились по рукам чудо-таблеточки, дающие такой желанный, такой удивительный результат. Разумеется, стоят недешево. Только для вас, под большим секретом. И, вы же понимаете, на всех не хватит, желающих много, а препарата мало. Но, если очень попросить… Тайный, мифический рейтинг Жулавского в узких дамских кругах взлетел до небес.

И да, конечно, все нужные сертификаты у препарата нашлись как по волшебству. Ну что такое взятка в пару миллионов евро нужным людям в соответствующей инстанции, по сравнению с миллиардными контрактами для армии или минздрава, с эксклюзивными условиями по производству редких лекарств в рамках импортозамещения. В общем, всё хорошо.

- Так в чём проблема-то?

- В побочных эффектах, Георгий Константинович. – Генерал осторожно взял свою чашку и отхлебнул чаю.

- Вместе с архивом Абальченко мы нашли ещё один ящик Пандоры. Жулавский свой препарат не сам придумал, а, как обычно, присвоил. А прототип его используется в Н-ской области уже на протяжении десяти лет. И до этого … тоже были случаи. Поэтому … - Лопатин аккуратно поставил чашку на стол и сказал, обращаясь в пространство – мы имеем возможность проследить, чем эти чудо-таблеточки могут аукнуться через несколько лет.

Понимаешь, Георгий Константинович, нелепость какая-то. Основа препарата одна и та же. В Н-ском хосписе его используют для особо тяжелых случаев. У них там потрясающие случаи выздоровления бывают. Местные верующие говорят, что благодать на больницу снисходит. Только вот у выживших детей и у взрослых в следующем поколении…

- Что, рога растут?

- Да нет, - Лопатин посмотрел на собеседника. – Понимаешь, у них появляется стремление к правде.

- К правде? – глупо переспросил Президент.

- Угу. Нетерпимость ко лжи и стремление к правде становится их основной психологической доминантой. Развивается интуиция, в некотором роде способность предвидения. И, соответственно, у тех, кто пытается с этим в нашем мире жить, появляются огромные психологические проблемы. Потому что они интуитивно чувствуют правду и малейшая ложь царапает их по сердцу. А вылечить их уже нельзя, нет обратной таблеточки.

Люди, которые занимались самодеятельностью в Н-ской области были вынуждены организовать детские центры и спецшколу, потому что такие дети не уживаются в обычной среде. Они умные, чуткие, независимые – и в ста процентах случаев идут на конфликт с неправильным, лживым обществом. А заканчивается это всё … по-разному.

А теперь представь себе, Георгий Константинович, что всё это творится в наших семьях. Там списочек есть, на трех страницах…

Президент давно не чувствовал себя таким постаревшим, опустошённым. Сердце в груди трепыхалось маленьким комочком. Он всё сидел и смотрел на фотографию на столе, в простой деревянной рамочке. «Любимому дедушке от будущих поколений», улыбающаяся дочка со своими двойняшками, мальчиком и девочкой. Белобрысые, кудрявые ангелочки, Алёшка и Сонечка.

Генерал, задумавшись, сидел молча. Президент подошёл к окну. Холодный ветер гнал над крышами серые московские облака. В темнеющем небе разгорались рубиновые звёзды.