Племя осьминога

Буря налетела ночью, на добрую половину суток погрузив весь мир в хаос перемешанной с небом воды. К середине следующего дня стихия умерила свое неистовство, но шторм все еще гнал миллион океанских валов от восточного горизонта к западному. В самом сердце торжественного танца волн ветер раздувал паруса многокорпусного судна, норовя сорвать их с наклонных мачт.

Лабген скорчился в кокпите мультимарана, такого крошечного в окружении величественных исполинов цвета бутылочного стекла. Живые стены, полные струящихся узоров призрачного свечения, нависали над утлым сооружением из перегородчатых стволов, связанных канатами из лиан и сыромятными ремнями. Узкие лодки основных корпусов и вынесенные на длинных штангах балансиры резали воду, вздымая вихри брызг. Ветер срывал с гребней волн шапки пены, швыряя их в лицо храбрецу-одиночке. Лабген давно промок бы до нитки, если бы не был совершенно нагим.

Пуакалуа, верный пес, резвился рядом. Лихо взлетал вместе с пенистыми гребнями к встрепанным облакам, волочащим растерзанные бурей животы над самыми волнами, и с радостным щебетом скользил вниз по склонам полупрозрачных водяных гор. Каждый раз, проносясь мимо мультилодки, пэйкс обдавал Лагбена солеными струями из дыхал, словно тому мало было сырости этим непогожим днем. Лагбен, страдая от приступов морского недуга, вяло грозил Пуакалуа кулаком, а тот скрипуче хохотал в ответ и пришлепывал плавниками по бледному брюху.

Время шло к полудню — в зените сквозь облачную пелену виднелось бледное пятно солнца. Лагбен, вооружившись секстантом, пружинным хронометром и совершенно бесполезными сейчас солнечными часами, как раз пытался определить свое местоположение на карте, когда из мельтешения волн прямо по курсу восстал первый великан.

Исполинская колонна черного камня поднялась из океана, касаясь заостренной макушкой несущихся на запад туч. Гигантская статуя равнодушно проводила взглядом миндалевидных светлых глаз промчавшийся среди бурунов у основания мультимаран с замершим в благоговейном ужасе Лагбеном. Унылое вытянутое лицо, длинный острый нос, оттянутые до покатых плеч мочки ушей. Бесчисленные изломанные руки, словно лишенные костей, скрывались в водоворотах... Искаженные, нечеловеческие пропорции при явной антропоморфности монумента пугали до ломоты в позвоночнике. От изваяния веяло чужеродной мощью, которая пугала куда сильнее буйства вод и ветра, способного закрутить половину великого Океана в огромную воронку циклонического вихря.

Фиссертити свалился едва ли не на голову, вынырнув прямо из туч, и возбужденно заметался перед самым лицом. Перья влажно блестели и курились паром, язычок вибрировал в клекочущем клюве, обдавая Лагбена волнами тепла.

- Земля! Земля совсем рядом! - просвиристел феникс. - Я видел!

Лагбен кивнул, подставил предплечье насестом, почесал ало-золотое горлышко, когда цепкие коготки укололи татуированную кожу. Ловко забросил в пламенеющий цветок клюва жемчужину. Феникс с благодарностью принял угощение, довольно зажмурился, успокаиваясь.

За первым исполином последовал второй, а потом третий. Потом они стали попадаться часто, как деревья в лесу, и Лагбен перестал удивляться, привыкнув к чуду. Вскоре за частоколом черных каменных тел проступили очертания острова.

Лагбен провел мультимаран среди кипени прибоя и причалил к обширному пляжу, сплошь уставленному статуями с длинными лицами и пустыми глазами. Статуи покосились и смотрели кто куда. За ними давно никто не ухаживал. За рядами истуканов обнаружилась хижина из гладких каменных плит, сопряженных под столь странными углами, что любой другой человек почувствовал бы дурноту от этой чужеродности.

Но буря закалила дух и желудок Лагбена. Поэтому он лишь сплюнул вязкую слюну и протрубил в большую раковину, оповещая хозяина острова о своем визите.

Плита с полустертыми символами, закрывавшая вход в хижину, дрогнула. Толстое, как бревно, щупальце отвалило ее в сторону, выпустив наружу облако чудовищного зловония, способного отравить целый атолл.

Потом послышался надсадный кашель.

Лагбен ждал.

Бог-осьминог оказался немощен, хвор и стар. Больше всего он был похож на огромный морщинистый мешок с пучком дряблых щупалец вокруг источенного временем клюва. Плошки глаз смотрели подслеповато и обреченно.

- Я пришел, - сказал Лагбен богу-осьминогу. - Ты должен мне, и я тебя не боюсь.

Бог-осьминог потянулся к Лагбену своими бесчисленными руками, каждая — с тысячью присосок и крючьев. Лагбен расхохотался. Узоры татуировок, покрывавших его тело, замерцали вдруг призрачным светом, словно сам Океан проснулся в них и наделил человека своей мощью. Бог-осьминог отпрянул в ужасе, готовый спасаться бегством.

В прибрежных водах кружил Пуакалуа, вспарывая буруны у рифов острыми плавниками. В небе над островом носился, подобно пернатой молнии, Фиссертити, сея с высоты уголья и искры.

- Тебе некуда бежать, - сказал Лагбен богу-осьминогу.

Тот понуро обмяк. Щупальца безвольно расслабились.

- Чего ты хочешь, человечек? - спросил бог-осьминог.

- Ты знаешь, - ответил Лагбен. - Ты должен мне мой народ.

- О да, - глаза бога-осьминога затуманились. - Славная была охота. Я думал, что пожрал всех, до последнего человека.

- Ты ошибался, - усмехнулся Лагбен. - Я был в ту пору столь мал, что смог укрыться от тебя в домике рака-отшельника.

- Проклятый жулик солгал мне! - Бог-осьминог всплеснул щупальцами в гневе. - Он клялся, что не видел никого из вашего племени.

- Рак был прозорлив и расчетлив. Он опасался, что рано или поздно очередь может дойти и до его народа, и никакой панцирь тогда не спасет. Он воспитал меня воином, научив всей мудрости веков. Я в совершенстве овладел искусством войны. Он познакомил меня с народами Фиссертити и Пуакалуа, чтобы мне было, на кого опереться в моей борьбе. А потом он преподал мне главный урок.

- Какой же? - прохрипел бог-осьминог.

- Он умер, - ответил Лагбен. - И я понял, что если хочешь чего-то добиться, вовсе не обязательно драться. Достаточно просто подождать. Время безжалостно даже к богам.

- Ты долго ждал, человечек, - сказал бог-осьминог.

Лагбен пожал плечами.

- У меня была цель, и мне некуда было спешить. А теперь верни мне мой народ, бог-осьминог.

И бог-осьминог ответил:

- Хорошо.

В прибойной полосе бог-осьминог закопал кладку яиц, больших и кожистых. Это усилие оказалось чрезмерным для его истощенного вечностью тела, и бог-осьминог оставил этот пласт бытия, перейдя на иные уровни бытия. Когда бог-осьминог околел, Лагбен раскрутил его труп за щупальца и зашвырнул далеко в море.

- Я обещал тебе хороший обед, Пуакалуа! - крикнул он, и пэйкс ответил ему, пустив в небо высокий фонтан.

Феникс согрел песок теплом своего тела, и в положенный срок крошечные осьминожки прокопали себе путь на поверхность. Смешно ковыляя на коротких щупальцах, они устремились было по пляжу к воде, но Лагбен бережно собрал их в кошель из пальмового листа и пел им колыбельную до тех пор, пока они не превратились в людей и не уснули, улыбаясь во сне.

Когда звезды усеяли небосвод, Лагбен отчалил от острова бога-осьминога. Созвездия указывали ему путь, Фиссертити заботливо освещал океанскую гладь, а верный Пуакалуа оберегал его покой, плывя во мраке вод совсем рядом.

Им предстояла дальняя дорога. Тысячи островов по всему бескрайнему Океану ждали, когда люди вернутся на их берега.

Лагбен улыбался, держа курс на восток.