Кир сказал «мир»

– Папка один. Знакомство. Итак... Дети вбегают в адаптационную. Все вместе, гурьбой! На то они и дети. И тут же... так, так... равномерно рассредотачиваются, каждый к своему креслу, все по местам. На то они и тины, топологические интуиты. Чудо природы и наш ключик к бесконечным космическим пространствам, – улыбаясь, комментирует на камеру Диана.

Ей всегда нравились эти первые минуты, зеро, отправная точка. Ну и, если уж совсем откровенно, – мысль о том, что эти записи пригодятся далёким-далёким будущим поколениям. И, может быть, поколениям не только людей – найдутся же, рано или поздно, эти пресловутые инопланетяне! И какие-нибудь небывалые, совсем непохожие на нас существа будут смотреть на экран и видеть Диану, её улыбку, её настроение...

Её даже предупреждали уже насчёт этого излишне лирического настроя, но привычка – вторая натура, к тому же она была не согласна, не согласна по сути. Чем плоха «лирика»? Ничем. И красиво, и действительности вполне соответствует. Вполне. Действительно же тины – чудо. И ключик – действительно...

– Ну всё, заходили, сейчас носиться начнут... Дети, дети! Останавливаемся. Тихо. Послушайте меня. Ну – тишина. Слушаем... Меня зовут Диана Долгатова. Я ваш воспитатель и интуит-тренер. Что это значит? Я не обладаю вашими способностями, – как и любой взрослый, так? Зато я много, очень много о них знаю. Поэтому могу вам помочь, рассказать вам, объяснить, предостеречь. А главное – могу научить вас работать с ними, по-настоящему работать. Ваша топ-интуиция – большой дар, но нужно уметь им пользоваться. Кстати: запоминаем, прямо сейчас запоминаем правило №1. Больше не используем топы самостоятельно, только с моего разрешения. Сами – не используем, все запомнили?.. Так. Каков наш план на сегодня... Сейчас вы полчасика отдыхаете, потом обед... Что? Что такое?

– Я хочу сейчас.

– Что «сейчас»?

– Обед.

– Так уже скоро. Ты Денис, да? Послушай меня, Денис. Все послушали, быстренько. Сейчас вы немножко отдыхаете, привыкаете, адаптируетесь... Постарайтесь не бегать, а именно отдохнуть. Можно лечь. Или сесть поудобнее. А я включу – такая у нас сложилась традиция – включу вам рассказ о первом в истории человечества топологическом интуите...

– Буркове!

– Правильно, Буркове. Кирилле Буркове. Это художественный текст, не документалистика. Но сгенерирован он был по воспоминаниям и с учётом документальных свидетельств о начале деятельности Буркова. Послушайте кому интересно – а я думаю, всем интересно, вы же тины! Особое внимание обращаю лингвоориентированных – Денис, как раз ты, да? Ринат, Карла... Текст стилизован под художественные тексты того времени. Что это значит, кто нам скажет? Карла нам скажет.

– Похож.

– Правильно. Похож. Похож на те рассказы, которые создавали писатели начала века. Всё, всё. Тихо. Внимание. Слушаем. Называется рассказ

Кир сказал «мир»

Сколько Олег Николаевич Бурков, шестидесятитрёхлетний, но очень моложавый доктор физико-математических наук, возился с докладом, столько Кирилл, его пятилетний внук, носился по дому – минут сорок уже, бесцельно, бессмысленно. «Действительно кретин мальчишка», – вздохнул Олег Николаевич, но вслух сказал только «пум-бурум-бурум» и откинулся на спинку стула, потирая уставшие глаза.

Пацан в очередной раз пулей пролетел мимо. Обратно. Опять туда...

– Кирилл, постой... Стой-стой, говорю, не убегай. Иди-ка сюда. Давай-ка, сядь... Знаешь, какая это буква? – ткнул Олег Николаевич в экран.

Кирилл утвердительно замотал головой, гнездясь в пододвинутом кресле.

– Так какая?

– «Малогабаритные преобразовательно-усилительные модули, перспективные для многолучевых систем радиовидения, в частности Солнца», – протараторил Кирилл. – Со-лы-ны-ца! Вот, – добавил он.

– Это как... это кто ж тебя читать научил? Мама?

– Я и по-английски могу.

– По-английски... Кто научил-то?

Кирилл пожал плечами.

– Ясно...

Ясно, что не мама, не стоило и спрашивать. Если та мама на что и способна, так это к родственникам ребёнка подкидывать – то к одним, то к другим, те выгуляют, эти покормят. И называется это «помогать Маришке». Полгода Олег Николаевич в этих помогульках не участвовал и дальше не собирался, но тут уж очень просили, прямо слёзно. Эти два дня нянчиться Татьяна обещала, но у неё, как она сама выразилась, пытаясь бодриться, «сюрприз – гипертонический криз!». А у Маришки-которой-всем-надо-помогать ведь хватит ума и вовсе без присмотра его оставить. Наедине, как говорится, с диагнозами. У пацана: гипервозбудимость, задержка развития, вегетативная дисфункция...

Кирилл дотянулся до «Введения в теорию вероятностей» Феллера и поставил книжку домиком.

– Ну что ты делаешь? – нахмурился Олег Николаевич.

– Это гараж. Для моего лёта.

– Твоего чего?

– Вот – это мой лёт. – Кирилл раскрыл ладошку и продемонстрировал деду прозрачный шарик-попрыгунчик. – Он летает. – (Подкинул. Поймал.) Куда захочет может полететь – хоть до Солнца! И до звёзд.

– Так уж и до звёзд, – усмехнулся Олег Николаевич. – Звёзды отменяются, будь уверен.

– Почему?

– Далеко, вот почему.

– Да нет, не очень.

– Что значит «не очень»?

– Не очень далеко.

– Ты, как посмотрю, больше меня в этом понимаешь.

– Я умный. Я хитрый. Я всех обхитряю, – пыхтя сообщил Кирилл. Он определил шарик в «гараж» и теперь сосредоточенно туда заглядывал – то с одной стороны, то, вытягивая шею, с другой. Но с другой плохо получалось.

– Чего это ты хитрый?

– И умный. Мама так сказала. Я хорошо прячусь.

– А, ну да, тогда да. Интеллектуал... – исключительно для себя пробормотал Олег Николаевич, но пацан, похоже, расслышал. Он оторвался от своего вглядывания в «гаражное» нутро и вопросительно посмотрел на деда.

Олег Николаевич как-то стушевался. Сам от себя не ожидал, а – неудобно...

– Вот что... Смотри, – сказал он и захлопнул книжку, перехватывая двумя пальцами Кириллов «лёт». – Если представить, что это – Солнце, то Земля будет как точка. Меньше точки. А ближайшая звезда – всё равно в тысячах километров. В тысячах, понимаешь? Хоть мы и уменьшили, страшно уменьшили масштаб. Знаешь, что такое масштаб? Всё уменьшили... Теперь представь, чем в таком случае будет любой космический корабль. Атомом. Такой малюсенькой точкой, что мы и представить не можем. И вот этому «атому» надо пролететь эти тысячи километров. Долго это будет? Долго. Так долго, что... не пролетит.

– Ну ведь можно и не долго.

– Не понимаешь... – махнул рукой Олег Николаевич. – Как так «не долго»? Вот ты – можешь ты оказаться где-нибудь в Твери? И так чтоб быстро, «не долго»?

– На самолёте?

– Не на самолёте. Не понимаешь, говорю... Ладно. Иди, играй. Отдохнул уже наверно, хочешь так бегай, – совсем расстроился Олег Николаевич. К чему он про Тверь эту вспомнил? В Твери – Лида... Ну и бог с ней – с Тверью, с Лидой. С тварью-Лидой. Ушла так ушла. На старости-то лет... Как это назвать, если не дурью? Вот и Маринка вся в неё, такая же дура, не пацаном занимается, а женихами. Да и теми, если разобраться, без особых успехов. Иначе появился бы у Кирилла отец наконец-то, не родной, так хоть какой-нибудь...

Кирилл не уходил, опять принялся копошиться с книжкой. Олег Николаевич вдруг как-то очень отчётливо его увидел: какой он всё-таки маленький, худенький в этом огромном кресле!..

– Слушай, Кирилл... Тебя не обижают?

– Кто? – кажется, вполне искренне удивился мальчик.

– Ну, с кем-то же ты общаешься. Другие мальчишки. Делите вы там что-то...

– Что делим?

– Место под солнцем.

– Но места же много.

– Места, Кир, всегда мало. Вечная борьба. Вечная... Жизнь – это война. Но ты не понимаешь, потом поймёшь... («если не идиот», – добавил про себя Олег Николаевич).

– Да нет, не война.

– А что?

– А мир.

«...Идиот. Какое там «если»!». Олегу Николаевичу вспомнилось, как в прошлый вторник чуть не пришлось подраться за парковку у Института, и он назидательно сказал:

– Земля – маленькая планета. Не хватает места, не хватает ресурсов. И будет только хуже. Это печально, но это – факт.

– Но планет ведь много! – улыбнулся Кирилл. Олегу Николаевичу даже показалось, снисходительно улыбнулся...

– Ладно, иди. Иди, иди. Ещё побегай. Мне тут доделать кое-что надо...

Олег Николаевич досадовал на себя за то, что подзабыл, какой пацан бывает непробиваемый, что разговорами его лучше не задевать. Когда он носится, работать, в принципе, можно. А вот когда начинает тупить...

Кирилл молча соскользнул с кресла, но бегать не стал. Он начал ходить, правда очень быстрым шагом – туда – сюда, туда – сюда – и всё по какой-то странной, запутанной траектории.

Олег Николаевич сначала поглядывал на эти «брожения», а потом полностью углубился в доклад. Когда он в очередной раз поднял глаза, Кирилла не было.

Разумеется, поначалу Олег Николаевич решил, что он просто где-то в другой комнате. Или в кухне. Прихожей. Ванной. Туалете. Под диваном. За шторой...

Кирилл был где-то в Твери. Олег Николаевич узнал об этом через два с половиной часа, когда ему позвонили...

Внук сидел совершенно один на пустынной в такую неприветливую погоду набережной, и это показалось странным какой-то проходящей мимо женщине. На её вопрос «Мальчик, а где твои взрослые?» он ответил, что где-то здесь живёт его бабушка Лида, которую он совсем не помнит, да и она его вряд ли, после чего и был отведён буквально за ручку в ближайшее отделение...

Весь переполох, который устроили родственники (СМИ еле отогнали, опеку еле усмирили), не был и бледной тенью того смятения, которое чувствовал Олег Николаевич, осознавая, что же всё-таки произошло. Пытаясь осознать... Он давно не решал задач. Никаких. Плыл по течению, всё с бОльшим трудом огибая гиблый островок под названием Пенсия. «Жизнь – война» пропахла болотом. А то, что случилось, было именно задачей, физической загадкой, большой и настоящей, может быть последней на его веку... Нет, не «может быть», а так и есть, последней.

От мысли оставлять Кирилла с дедом родня дружно, раз и навсегда отказалась – во всяком случае это «раз и навсегда» они повторяли как мантру. Теперь внука можно было видеть только под присмотром Маринки. Да, смешно – где Маринка и где присмотр. Олег Николаевич ни секунды не сомневался, что надолго её не хватит, но ждать не хотел, просто не мог себя заставить. Присмотр так присмотр, пусть смотрит...

– Кир, Кириллка... Отвлекись. Расскажи-ка мне вот что...

Кирилл рисовал, отвлекаться не желал, отвечал с неохотой.

– Папа, отстань от него, – процедила сквозь зубы Марина, замершая перед зеркалом. Она вглядывалась в какие-то невидимые дефекты на подбородке (видимых у неё отродясь не было).

– Разве я пристал?

– Я уже рассказывал...

– Можешь рассказать ещё раз?

– Не могу.

– Почему?

– Не хочу.

– А я волшебное слово знаю.

– Я тоже. Это «пожалуйста».

– Вот я и говорю тебе – пожалуйста. Расскажешь?

– Не буду.

Олег Николаевич нервно пропел своё «пум-бурум-бурум», вздохнул и совсем как-то поник.

– Я нарисую, – предложил Кирилл.

– Рисуй, – воспрял Олег Николаевич.

– Вот такая чёрточка, длиииииинная...

– Линия.

– Да, линия... – Дочертив до края листа, Кирилл перелистнул и продолжал чертить, потом ещё, и ещё, и ещё...

– Кирилл, так что это за линия?

– Длиииинная... – продолжал он. – Всё, кончилась, – поставил он жирную точку на последнем листе. – Это столько много километров дотуда.

– До Твери?

– Да. А вот тут... – Кирилл закрыл альбом, и принялся чёркать на обложке, на маленьком пятачке в самом углу, – так, так, так... и так, так... – Получалась какая-то измочаленная ломаная.

– И что это?

– Это такая... штучка... – Кирилл продолжал чёркать, высунув от усердия язык. – Штучка... Всё, тоже кончилась, – поставил он точку, но видно её не было – бумага истрепалась. – Если пойдёшь вот так – показал он на ломаную, – то это одинаково, как по той чёрточке... по той линии, вот. По вот этой, – решил он уточнить и продемонстрировал деду свою первую, «длииииную» линию, пролистывая альбом.

– Ясно, ясно... Ничего не ясно! Погоди... То есть: ты ходишь по короткой и кривой, а получается, как по прямой и длинной?

– Ага.

– Но это же абсурд. Погоди, погоди... А я так – могу?

– Нет, – покачал головой Кирилл.

– Это почему же?

– Не знаю. Никто не может. Надо чтобы точно – сначала туда, потом сюда, и... Вот.

– О господи... Господи... – повторил Олег Николаевич. – А как ты... как ты вообще узнал, в какой стороне эта Тверь?

– Я слушал. Там, – махнул Кирилл в сторону окошка, – как будто облако, и оно шумит... как будто мурчит: тверрррь, тверрррь...

– А почему назад не вернулся? Сам – почему?

– Я не всегда могу. Иногда не могу. Обратно не получалось...

...Через две недели работы с мальчиком Олег Николаевич (а он твёрдо уяснил для себя, что это именно работа и только так теперь к этому и относился) знал одну хорошую, одну пожалуй хорошую и одну не то чтобы плохую, но... сомнительную, непростую для оценивания на «хорошесть» вещь:

1. Хорошо. Пространство буквально нашпиговано некими «маячками». Олег Николаевич решил называть их топы, обозначив таким нехитрым образом весьма вероятную «причастность» к топологии. Прохождение этих топов в определённой последовательности раскрывает спрятанные, сложенные в пространстве сложнейшие фигуры, которые обесценивают, буквально съедают расстояние, да и всю классическую геометрию, да и... не только её. Вершина такой фигуры, находясь у Олега Николаевича в зале, находится и в Твери; и – как показали дальнейшие эксперименты – эта «тверская фигура» отнюдь не самая сложная.

2. Пожалуй хорошо. Пространство семанточувствительно. Повторяемые и длительно осуществляемые в пределах какой-либо территории смыслы – такие как «город», «деревня», «страна» – каким-то образом изменяют его качественные характеристики. Возможна и конкретизация – «город такой-то». В итоге нужные географические точки отыскиваются практически вслепую – как выразился Кирилл, я слушал. Удобно. Но несколько смущала Олега Николавеича такая пространственная «нежность и отзывчивость». Как-то реагирует оно на негатив?..

3. Сомнительно или плохо (во всяком случае не удобно, несподручно для дальнейшего изучения явления). Топы не заметны для обычного глаза, равно как и для глаза «усиленного». Приборы их не берут, «берёт» только Кирилл. Так что... Безусловно, Кирилл обладает уникальными способностями. Уникальнейшими. Но жаль, что этими способностями – ни в какой мере – не обладает сам Олег Николаевич. Не обладает и не будет обладать – всё было за то, что способности врождённые. А деду, увы, трудно даже понимать, даже представлять, о чём говорит – не то что делает! – внук...

Ещё через неделю Олег Николаевич полетел представлять свой доклад. Туда, куда и собирался, на «Физику Солнца» – что было проще всего, туда были выписаны все документы, – но совсем не по усилительным модулям, конечно. Теперь доклад назывался «Мы и наши способности. Шаг первый», хотя логичнее было бы – «Кирилл и его способности. Шагаем дальше». Полетел с Кириллом, разумеется. Родственники свою «мантру» забыли при первом упоминании о Москве...

Доклад принимали плохо. Ничего не помогало, никакие «всё это подтверждается экспериментально», никакие собственно демонстрашки («цирк!»). Но кому-то этот «цирк» и приглянулся. Уже на следующий день позвонили из КБ Серебрякова, где в скором времени и была организована отдельная научно-практическая лаборатория «Мир», давшая впоследствии начало Международному Агентству Сверхдальних Перелётов. Пробный перелёт на сверхдальние расстояния с применением топологической навигации был осуществлён двадцатого июля две тысячи...

– Две тысячи какого года? – Диана выключила транслятор. Двое тин-детишек уснули, остальные притихли, и видно было, что не просто притихли, а слушали.

Когда они не носятся, а вот так затихают, останавливаются, то напоминают какой-то цветник. Разные, но чем-то неуловимо похожие – как цветы с разноцветными головками. Денис вот беленький совсем, а у Карлы волосы иссиня-чёрные... Все тин-центры – интернациональные, тины изучают языки как орешки щёлкают, сами изучают, – между делом, путешествуя. Да они, собственно, всё сами. Их скорее ограничивать нужно, чем развивать. Но в то же время и ленивые, этого не отнять. Даты вот не хотят запоминать, ну никак!

– Дети! Я спрашиваю: двухтысячно какого года? Ринат, ну хоть ты давай вспомни, у тебя по тестам не память, а... сказка. Ты же фокусы можешь показывать – на запоминание!

– А можно фокус? Не на запоминание.

– С топами?

– Да.

– Ох... Ну хорошо. Давай. Только один...

Ринат заметался по адаптационной – один угол, другой, центр, левее, опять угол, другой, центр... Резко остановился и, секунду так простояв, словно к чему-то прислушиваясь, рывком выкинул руку вперёд. Рука на мгновение исчезла, пропала из поля видимости, а когда он также, рывком, «вернул» её, в руке была беленькая звёздочка – эдельвейс.

– Это мне? Спасибо, – улыбнулась Диана.

– Это не Вам. Это... с гор, – смутился Ринат.

– Хм... Дети! Всё. Обед. Собираемся. А после обеда...

– Космос?

– Ну, не так сразу. Но очень скоро и обязательно... Папка один, знакомство – закрываю... – Ещё одна улыбка на камеру. Шум. Гам. Беготня. Обед. Не сразу, но очень скоро и обязательно – космос.