Кир сказал «мир»

– Папка один. Знакомство. Итак... Дети вбегают в адаптационную. Все вместе, гурьбой! На то они и дети. И тут же... так, так... равномерно рассредотачиваются, каждый к своему креслу, все по местам. На то они и тины, топологические интуиты. Чудо природы и наш ключик к бесконечным космическим пространствам, – улыбаясь, комментирует на камеру Диана.
Ей всегда нравились эти первые минуты, зеро, отправная точка. Ну и, если уж совсем откровенно, – мысль о том, что эти записи пригодятся далёким-далёким будущим поколениям. И, может быть, поколениям не только людей – найдутся же, рано или поздно, эти пресловутые инопланетяне! И какие-нибудь небывалые, совсем непохожие на нас существа будут смотреть на экран и видеть Диану, её улыбку, её настроение...
Её даже предупреждали уже насчёт этого излишне лирического настроя, но привычка – вторая натура, к тому же она была не согласна, не согласна по сути. Чем плоха «лирика»? Ничем. И красиво, и действительности вполне соответствует. Вполне. Действительно же тины – чудо. И ключик – действительно...
– Ну всё, заходили, сейчас носиться начнут... Дети, дети! Останавливаемся. Тихо. Послушайте меня. Ну – тишина. Слушаем... Меня зовут Диана Долгатова. Я ваш воспитатель и интуит-тренер. Что это значит? Я не обладаю вашими способностями, – как и любой взрослый, так? Зато я много, очень много о них знаю. Поэтому могу вам помочь, рассказать вам, объяснить, предостеречь. А главное – могу научить вас работать с ними, по-настоящему работать. Ваша топ-интуиция – большой дар, но нужно уметь им пользоваться. Кстати: запоминаем, прямо сейчас запоминаем правило №1. Больше не используем топы самостоятельно, только с моего разрешения. Сами – не используем, все запомнили?.. Так. Каков наш план на сегодня... Сейчас вы полчасика отдыхаете, потом обед... Что? Что такое?
– Я хочу сейчас.
– Что «сейчас»?
– Обед.
– Так уже скоро. Ты Денис, да? Послушай меня, Денис. Все послушали, быстренько. Сейчас вы немножко отдыхаете, привыкаете, адаптируетесь... Постарайтесь не бегать, а именно отдохнуть. Можно лечь. Или сесть поудобнее. А я включу – такая у нас сложилась традиция – включу вам рассказ о первом в истории человечества топологическом интуите...
– Буркове!
– Правильно, Буркове. Кирилле Буркове. Это художественный текст, не документалистика. Но сгенерирован он был по воспоминаниям и с учётом документальных свидетельств о начале деятельности Буркова. Послушайте кому интересно – а я думаю, всем интересно, вы же тины! Особое внимание обращаю лингвоориентированных – Денис, как раз ты, да? Ринат, Карла... Текст стилизован под художественные тексты того времени. Что это значит, кто нам скажет? Карла нам скажет.
– Похож.
– Правильно. Похож. Похож на те рассказы, которые создавали писатели начала века. Всё, всё. Тихо. Внимание. Слушаем. Называется рассказ
Кир сказал «мир»
Сколько Олег Николаевич Бурков, шестидесятитрёхлетний, но очень моложавый доктор физико-математических наук, возился с докладом, столько Кирилл, его пятилетний внук, носился по дому – минут сорок уже, бесцельно, бессмысленно. «Действительно кретин мальчишка», – вздохнул Олег Николаевич, но вслух сказал только «пум-бурум-бурум» и откинулся на спинку стула, потирая уставшие глаза.
Пацан в очередной раз пулей пролетел мимо. Обратно. Опять туда...
– Кирилл, постой... Стой-стой, говорю, не убегай. Иди-ка сюда. Давай-ка, сядь... Знаешь, какая это буква? – ткнул Олег Николаевич в экран.
Кирилл утвердительно замотал головой, гнездясь в пододвинутом кресле.
– Так какая?
– «Малогабаритные преобразовательно-усилительные модули, перспективные для многолучевых систем радиовидения, в частности Солнца», – протараторил Кирилл. – Со-лы-ны-ца! Вот, – добавил он.
– Это как... это кто ж тебя читать научил? Мама?
– Я и по-английски могу.
– По-английски... Кто научил-то?
Кирилл пожал плечами.
– Ясно...
Ясно, что не мама, не стоило и спрашивать. Если та мама на что и способна, так это к родственникам ребёнка подкидывать – то к одним, то к другим, те выгуляют, эти покормят. И называется это «помогать Маришке». Полгода Олег Николаевич в этих помогульках не участвовал и дальше не собирался, но тут уж очень просили, прямо слёзно. Эти два дня нянчиться Татьяна обещала, но у неё, как она сама выразилась, пытаясь бодриться, «сюрприз – гипертонический криз!». А у Маришки-которой-всем-надо-помогать ведь хватит ума и вовсе без присмотра его оставить. Наедине, как говорится, с диагнозами. У пацана: гипервозбудимость, задержка развития, вегетативная дисфункция...
Кирилл дотянулся до «Введения в теорию вероятностей» Феллера и поставил книжку домиком.
– Ну что ты делаешь? – нахмурился Олег Николаевич.
– Это гараж. Для моего лёта.
– Твоего чего?
– Вот – это мой лёт. – Кирилл раскрыл ладошку и продемонстрировал деду прозрачный шарик-попрыгунчик. – Он летает. – (Подкинул. Поймал.) Куда захочет может полететь – хоть до Солнца! И до звёзд.
– Так уж и до звёзд, – усмехнулся Олег Николаевич. – Звёзды отменяются, будь уверен.
– Почему?
– Далеко, вот почему.
– Да нет, не очень.
– Что значит «не очень»?
– Не очень далеко.
– Ты, как посмотрю, больше меня в этом понимаешь.
– Я умный. Я хитрый. Я всех обхитряю, – пыхтя сообщил Кирилл. Он определил шарик в «гараж» и теперь сосредоточенно туда заглядывал – то с одной стороны, то, вытягивая шею, с другой. Но с другой плохо получалось.
– Чего это ты хитрый?
– И умный. Мама так сказала. Я хорошо прячусь.
– А, ну да, тогда да. Интеллектуал... – исключительно для себя пробормотал Олег Николаевич, но пацан, похоже, расслышал. Он оторвался от своего вглядывания в «гаражное» нутро и вопросительно посмотрел на деда.
Олег Николаевич как-то стушевался. Сам от себя не ожидал, а – неудобно...
– Вот что... Смотри, – сказал он и захлопнул книжку, перехватывая двумя пальцами Кириллов «лёт». – Если представить, что это – Солнце, то Земля будет как точка. Меньше точки. А ближайшая звезда – всё равно в тысячах километров. В тысячах, понимаешь? Хоть мы и уменьшили, страшно уменьшили масштаб. Знаешь, что такое масштаб? Всё уменьшили... Теперь представь, чем в таком случае будет любой космический корабль. Атомом. Такой малюсенькой точкой, что мы и представить не можем. И вот этому «атому» надо пролететь эти тысячи километров. Долго это будет? Долго. Так долго, что... не пролетит.
– Ну ведь можно и не долго.
– Не понимаешь... – махнул рукой Олег Николаевич. – Как так «не долго»? Вот ты – можешь ты оказаться где-нибудь в Твери? И так чтоб быстро, «не долго»?
– На самолёте?
– Не на самолёте. Не понимаешь, говорю... Ладно. Иди, играй. Отдохнул уже наверно, хочешь так бегай, – совсем расстроился Олег Николаевич. К чему он про Тверь эту вспомнил? В Твери – Лида... Ну и бог с ней – с Тверью, с Лидой. С тварью-Лидой. Ушла так ушла. На старости-то лет... Как это назвать, если не дурью? Вот и Маринка вся в неё, такая же дура, не пацаном занимается, а женихами. Да и теми, если разобраться, без особых успехов. Иначе появился бы у Кирилла отец наконец-то, не родной, так хоть какой-нибудь...
Кирилл не уходил, опять принялся копошиться с книжкой. Олег Николаевич вдруг как-то очень отчётливо его увидел: какой он всё-таки маленький, худенький в этом огромном кресле!..
– Слушай, Кирилл... Тебя не обижают?
– Кто? – кажется, вполне искренне удивился мальчик.
– Ну, с кем-то же ты общаешься. Другие мальчишки. Делите вы там что-то...
– Что делим?
– Место под солнцем.
– Но места же много.
– Места, Кир, всегда мало. Вечная борьба. Вечная... Жизнь – это война. Но ты не понимаешь, потом поймёшь... («если не идиот», – добавил про себя Олег Николаевич).
– Да нет, не война.
– А что?
– А мир.
«...Идиот. Какое там «если»!». Олегу Николаевичу вспомнилось, как в прошлый вторник чуть не пришлось подраться за парковку у Института, и он назидательно сказал:
– Земля – маленькая планета. Не хватает места, не хватает ресурсов. И будет только хуже. Это печально, но это – факт.
– Но планет ведь много! – улыбнулся Кирилл. Олегу Николаевичу даже показалось, снисходительно улыбнулся...
– Ладно, иди. Иди, иди. Ещё побегай. Мне тут доделать кое-что надо...
Олег Николаевич досадовал на себя за то, что подзабыл, какой пацан бывает непробиваемый, что разговорами его лучше не задевать. Когда он носится, работать, в принципе, можно. А вот когда начинает тупить...
Кирилл молча соскользнул с кресла, но бегать не стал. Он начал ходить, правда очень быстрым шагом – туда – сюда, туда – сюда – и всё по какой-то странной, запутанной траектории.
Олег Николаевич сначала поглядывал на эти «брожения», а потом полностью углубился в доклад. Когда он в очередной раз поднял глаза, Кирилла не было.
Разумеется, поначалу Олег Николаевич решил, что он просто где-то в другой комнате. Или в кухне. Прихожей. Ванной. Туалете. Под диваном. За шторой...
Кирилл был где-то в Твери. Олег Николаевич узнал об этом через два с половиной часа, когда ему позвонили...
Внук сидел совершенно один на пустынной в такую неприветливую погоду набережной, и это показалось странным какой-то проходящей мимо женщине. На её вопрос «Мальчик, а где твои взрослые?» он ответил, что где-то здесь живёт его бабушка Лида, которую он совсем не помнит, да и она его вряд ли, после чего и был отведён буквально за ручку в ближайшее отделение...
Весь переполох, который устроили родственники (СМИ еле отогнали, опеку еле усмирили), не был и бледной тенью того смятения, которое чувствовал Олег Николаевич, осознавая, что же всё-таки произошло. Пытаясь осознать... Он давно не решал задач. Никаких. Плыл по течению, всё с бОльшим трудом огибая гиблый островок под названием Пенсия. «Жизнь – война» пропахла болотом. А то, что случилось, было именно задачей, физической загадкой, большой и настоящей, может быть последней на его веку... Нет, не «может быть», а так и есть, последней.
От мысли оставлять Кирилла с дедом родня дружно, раз и навсегда отказалась – во всяком случае это «раз и навсегда» они повторяли как мантру. Теперь внука можно было видеть только под присмотром Маринки. Да, смешно – где Маринка и где присмотр. Олег Николаевич ни секунды не сомневался, что надолго её не хватит, но ждать не хотел, просто не мог себя заставить. Присмотр так присмотр, пусть смотрит...
– Кир, Кириллка... Отвлекись. Расскажи-ка мне вот что...
Кирилл рисовал, отвлекаться не желал, отвечал с неохотой.
– Папа, отстань от него, – процедила сквозь зубы Марина, замершая перед зеркалом. Она вглядывалась в какие-то невидимые дефекты на подбородке (видимых у неё отродясь не было).
– Разве я пристал?
– Я уже рассказывал...
– Можешь рассказать ещё раз?
– Не могу.
– Почему?
– Не хочу.
– А я волшебное слово знаю.
– Я тоже. Это «пожалуйста».
– Вот я и говорю тебе – пожалуйста. Расскажешь?
– Не буду.
Олег Николаевич нервно пропел своё «пум-бурум-бурум», вздохнул и совсем как-то поник.
– Я нарисую, – предложил Кирилл.
– Рисуй, – воспрял Олег Николаевич.
– Вот такая чёрточка, длиииииинная...
– Линия.
– Да, линия... – Дочертив до края листа, Кирилл перелистнул и продолжал чертить, потом ещё, и ещё, и ещё...
– Кирилл, так что это за линия?
– Длиииинная... – продолжал он. – Всё, кончилась, – поставил он жирную точку на последнем листе. – Это столько много километров дотуда.
– До Твери?
– Да. А вот тут... – Кирилл закрыл альбом, и принялся чёркать на обложке, на маленьком пятачке в самом углу, – так, так, так... и так, так... – Получалась какая-то измочаленная ломаная.
– И что это?
– Это такая... штучка... – Кирилл продолжал чёркать, высунув от усердия язык. – Штучка... Всё, тоже кончилась, – поставил он точку, но видно её не было – бумага истрепалась. – Если пойдёшь вот так – показал он на ломаную, – то это одинаково, как по той чёрточке... по той линии, вот. По вот этой, – решил он уточнить и продемонстрировал деду свою первую, «длииииную» линию, пролистывая альбом.
– Ясно, ясно... Ничего не ясно! Погоди... То есть: ты ходишь по короткой и кривой, а получается, как по прямой и длинной?
– Ага.
– Но это же абсурд. Погоди, погоди... А я так – могу?
– Нет, – покачал головой Кирилл.
– Это почему же?
– Не знаю. Никто не может. Надо чтобы точно – сначала туда, потом сюда, и... Вот.
– О господи... Господи... – повторил Олег Николаевич. – А как ты... как ты вообще узнал, в какой стороне эта Тверь?
– Я слушал. Там, – махнул Кирилл в сторону окошка, – как будто облако, и оно шумит... как будто мурчит: тверрррь, тверрррь...
– А почему назад не вернулся? Сам – почему?
– Я не всегда могу. Иногда не могу. Обратно не получалось...
...Через две недели работы с мальчиком Олег Николаевич (а он твёрдо уяснил для себя, что это именно работа и только так теперь к этому и относился) знал одну хорошую, одну пожалуй хорошую и одну не то чтобы плохую, но... сомнительную, непростую для оценивания на «хорошесть» вещь:
1. Хорошо. Пространство буквально нашпиговано некими «маячками». Олег Николаевич решил называть их топы, обозначив таким нехитрым образом весьма вероятную «причастность» к топологии. Прохождение этих топов в определённой последовательности раскрывает спрятанные, сложенные в пространстве сложнейшие фигуры, которые обесценивают, буквально съедают расстояние, да и всю классическую геометрию, да и... не только её. Вершина такой фигуры, находясь у Олега Николаевича в зале, находится и в Твери; и – как показали дальнейшие эксперименты – эта «тверская фигура» отнюдь не самая сложная.
2. Пожалуй хорошо. Пространство семанточувствительно. Повторяемые и длительно осуществляемые в пределах какой-либо территории смыслы – такие как «город», «деревня», «страна» – каким-то образом изменяют его качественные характеристики. Возможна и конкретизация – «город такой-то». В итоге нужные географические точки отыскиваются практически вслепую – как выразился Кирилл, я слушал. Удобно. Но несколько смущала Олега Николавеича такая пространственная «нежность и отзывчивость». Как-то реагирует оно на негатив?..
3. Сомнительно или плохо (во всяком случае не удобно, несподручно для дальнейшего изучения явления). Топы не заметны для обычного глаза, равно как и для глаза «усиленного». Приборы их не берут, «берёт» только Кирилл. Так что... Безусловно, Кирилл обладает уникальными способностями. Уникальнейшими. Но жаль, что этими способностями – ни в какой мере – не обладает сам Олег Николаевич. Не обладает и не будет обладать – всё было за то, что способности врождённые. А деду, увы, трудно даже понимать, даже представлять, о чём говорит – не то что делает! – внук...
Ещё через неделю Олег Николаевич полетел представлять свой доклад. Туда, куда и собирался, на «Физику Солнца» – что было проще всего, туда были выписаны все документы, – но совсем не по усилительным модулям, конечно. Теперь доклад назывался «Мы и наши способности. Шаг первый», хотя логичнее было бы – «Кирилл и его способности. Шагаем дальше». Полетел с Кириллом, разумеется. Родственники свою «мантру» забыли при первом упоминании о Москве...
Доклад принимали плохо. Ничего не помогало, никакие «всё это подтверждается экспериментально», никакие собственно демонстрашки («цирк!»). Но кому-то этот «цирк» и приглянулся. Уже на следующий день позвонили из КБ Серебрякова, где в скором времени и была организована отдельная научно-практическая лаборатория «Мир», давшая впоследствии начало Международному Агентству Сверхдальних Перелётов. Пробный перелёт на сверхдальние расстояния с применением топологической навигации был осуществлён двадцатого июля две тысячи...
– Две тысячи какого года? – Диана выключила транслятор. Двое тин-детишек уснули, остальные притихли, и видно было, что не просто притихли, а слушали.
Когда они не носятся, а вот так затихают, останавливаются, то напоминают какой-то цветник. Разные, но чем-то неуловимо похожие – как цветы с разноцветными головками. Денис вот беленький совсем, а у Карлы волосы иссиня-чёрные... Все тин-центры – интернациональные, тины изучают языки как орешки щёлкают, сами изучают, – между делом, путешествуя. Да они, собственно, всё сами. Их скорее ограничивать нужно, чем развивать. Но в то же время и ленивые, этого не отнять. Даты вот не хотят запоминать, ну никак!
– Дети! Я спрашиваю: двухтысячно какого года? Ринат, ну хоть ты давай вспомни, у тебя по тестам не память, а... сказка. Ты же фокусы можешь показывать – на запоминание!
– А можно фокус? Не на запоминание.
– С топами?
– Да.
– Ох... Ну хорошо. Давай. Только один...
Ринат заметался по адаптационной – один угол, другой, центр, левее, опять угол, другой, центр... Резко остановился и, секунду так простояв, словно к чему-то прислушиваясь, рывком выкинул руку вперёд. Рука на мгновение исчезла, пропала из поля видимости, а когда он также, рывком, «вернул» её, в руке была беленькая звёздочка – эдельвейс.
– Это мне? Спасибо, – улыбнулась Диана.
– Это не Вам. Это... с гор, – смутился Ринат.
– Хм... Дети! Всё. Обед. Собираемся. А после обеда...
– Космос?
– Ну, не так сразу. Но очень скоро и обязательно... Папка один, знакомство – закрываю... – Ещё одна улыбка на камеру. Шум. Гам. Беготня. Обед. Не сразу, но очень скоро и обязательно – космос.
Сюжет
Будущее. Не объясняют какой именно год. Действие происходит в каком-то центре для тинов — детей топологических интуитов. Сразу вспоминаю, что такое «топология». Это раздел математики, изучающий явление непрерывности и свойства пространств, которые остаются неизменными при непрерывных деформациях.
Не совсем понятно, почему автор назвал так этих детей. Они могут интуитивно искать маячки, позволяющие перемещаться в пространстве. В рассказе показано, как ребенок неожиданно оказался в Твери, а ученые будущего хотят таким образом перемещаться по вселенной. Получается, ребенок является непрерывностью, которая не деформируется от перемещений в пространстве? У меня уже заболела голова (http://litclubbs.ru/articles/8300-golovnaja-bol.html)
Экшена и развития в данной истории нет вообще. Просто ретроспектива в прошлое некого Кира, первого такого ребенка и все. Как-то маловато на мой взгляд. Автор мог хотя бы подумать о том, что в мире есть не только математики, но и простые смертные, и добавить в рассказ какой-нибудь момент из будущего, где эти самые тины разворачиваются во всей красе, а то нет, оставайтесь вы, читатели со своей головной болью…
Повествование
Написано ровно, грамотно, если считать «был»ья, которое у автора местами отсутствует, а местами взрывается, словно я, читатель, наступил на мину. Возможно это такой секретный математический ход, но я его не понял.
Итог: развей автор тему и дополни ее моментами из будущего, где выросшие дети покоряют вселенную, получился бы шедевр, а так, очередной повод принять цитромон. 7 из 10, не больше. Плюс не ставлю, минус тоже…
Это художественный текст, не документалистика. Но сгенерирован он был по воспоминаниям и с учётом документальных свидетельств о начале деятельности Буркова. Послушайте кому интересно – а я думаю, всем интересно, вы же тины! Особое внимание обращаю лингвоориентированных – Денис, как раз ты, да? Ринат, Карла… Текст стилизован под художественные тексты тавтология
Длиииинная… – продолжал он. – Всё, кончилась, – поставил
онжирную точку на последнем листе. – Это столько много километров дотуда.– Это такая… штучка… – Кирилл продолжал чёркать, высунув от усердия язык. – Штучка… Всё, тоже кончилась, – поставил
онточку, но видно её не было – бумага истрепалась. – Если пойдёшь вот так – показалонна ломаную, – то это одинаково, как по той чёрточке… по той линии, вот. По вот этой, – решилонуточнить и продемонстрировал деду свою первую, «длииииную» линию, пролистывая альбом.скучно, все эти «дети индиго» уже давно затерты до дыр