Сезон дождей

Стивен ждал своей очереди, вертя талон в руке. Матовое стекло двери было шершавым, Стивену нравилось водить по стеклу пальцами. Он думал, что мог сказать дед сейчас, и был уверен: дед бы улыбался. Непременно улыбался и стучал костяшками пальцев по столу, а на столе – банка клубничного варенья, ведь дед его тоже так любил.

Было самое начало сезона дождей, и дождь за полуоткрытым окном шёл не переставая. Тёплый мокрый ветер вздымал бумаги на краю стола, капли неслись к стопке учебников. Стивен отодвинул учебники от края, с улыбкой узнал их: те самые, он точно помнил этот ярко-розовый внутри фиолетовой рамки.

«Единороги: факты и перспективы. Первый год обучения, шестой класс». Тогда Стивен испугался, читая про напиток единорога.

Стивен всегда знал, что дед работал единорогом, принося к началу сухого сезона пакетиков десять с полезными образцами. Стивен помнил белые усы деда и как дед однажды привёл его в сад, когда мама уехала к дяде на неделю, а папа болел.

Дед чесал спину и беспокойно смотрел на небо, медленно набирая воздух полной грудью и подолгу не выдыхая. По небу плыли тяжелые тучи, пахло дождём, Стивену было страшно.

– Деда, а если дождь пойдёт, ты станешь единорогом? – Стивен сжимал правой рукой завтрак в плотном пакете, левую ладонь держал дед. Стивен чувствовал, что ладонь деда дрожит и мечтал вырвать свою.

– Не сразу, Стив, ты не бойся. Уж до сада-то тебя точно доведу, – дед хитро подмигнул и Стивен совсем растерялся. – А потом заберу ещё. И мы с тобой в кафе сразу! Клубничный чай.

– Деда, не бывает клубничного.

– Бывает. Если в чае больше клубники, чем, собственно, чая, это и есть клубничный чай.

– Деда, а ты не боишься?

– Да нет. Наука – это лучшее, что может произойти с человеком. Ты подумай, единороги самые потрясающие существа не планете! Если нам удастся поймать хотя бы мелкого, моя жизнь не будет напрасной. Я в апреле подошел к одному, и тот даже не прыгнул. – Дед обильно жестикулировал свободной рукой, рукав пальто совсем задрался, и Стивен с восторгом смотрел, что у деда даже волосы на руке белые.

– … тебе могут говорить много всякого страшного, что это ничем не отличается от оборотней, добровольная болезнь, но! Мы же учёные, учёные не верят слухам. Я только жалею, что пошёл в наши единорожьи войска поздновато. Но, с другой стороны, не было бы ни тебя, ни твоего папы. Поэтому, – дед улыбался и пожимал плечами, – моя жертва обычной рутине не была напрасной.

Стивену не придётся жалеть, что он ушёл в науку слишком поздно. Дед бы точно оценил. Он редко заходил домой, только в сезон снега, волосы отрасли и стелились по спине, Стивену не было страшно. Страшно было только тогда, когда он читал про напиток единорога, как его пьют из специального белого стакана, и потом ты чувствуешь себя обессиленным.

Дед тогда уже исчез, незнакомый ученый из лаборатории вздыхал и разводил руками и зажатой бумагой, где ровным почерком было написано о пропаже. Родители даже не удивились, Стивен ждал, что дед вернётся.

И ему было стыдно за свой испуг, дед никогда не пугался, к тому же, это совсем не больно. Потом можно сезоны дождей, целых два раза в год убегать в облачные луга, где люди просто задыхаются.

Облачных лугов очень много, выделяются целых двадцать регионов, и есть теория, по которой все они как-то соединяются. Стивену всегда нравилась эта теория. Он поедет в десятый регион, не самый ближний, придётся полдня провести на поезде. Стивен был только рад: чемоданы собраны, и один с клубничным вареньем и с редкими сортами чая.

Знакомая картинка: стадо единорогов на лугу, вокруг туман и четко нарисованы только первые три единорога, остальные теряются, сливаясь с туманом.

«На облачных лугах – довольно сказочное название, мы считаем, но в этой сказочности есть особая поэтичность и красота – живут единороги. Мы до сих пор не знаем, как их шерсть может обладать столь разнообразными свойствами, и чем ещё они отличаются от обычных лошадей.

Исследования «обращённых» дали противоречивые результаты, с одной стороны мозг человека лишает ДНК «обращенных» каких бы ни было уникальных свойств, с другой стороны образцы шерсти именно с рога обращенных иногда светятся в течение нескольких секунд. Свет всегда серый, несмотря на белизну шерсти.

Дикие – мы называем их исконными – единороги обладают преимущественно серой шерстью, встречаются, правда, и коричневые особи, но очень редко. Белая шерсть только у «обращённых», поэтому их заметно издалека со специального поста».

Было бы заметно, если бы не вечные облака. В начале сезона дождей ещё ничего, но уже день на четвертый полный туман.

«Единороги прыгают по воздуху, в народе говорят: «по облакам». У «обращенных» данное свойство не обнаружено.

«Обращенные» приносят траву и образцы почвы, иногда даже шерсть настоящих единорогов, которая в процессе естественной линьки оказалась на земле».

И эта шерсть может давать свет!

Дома у Стивена было целые две лампы. Тонкая шерстинка никогда не перегорала, пять видов света: розовый, фиолетовый (поэтому в учебнике такая обложка, Стивен догадался только после нескольких занятий) обычный желтый, серый и красный.

Мальчишкам в школе нравился красный и фиолетовый, Стивен хотел быть выше этого. Серый вполне себе необычный, и на сезон дождей похож. А красный – на клубничное варенье, Стивен тайно любил красный, ему казалось, дед бы оценил.

«И ещё тысячи перспектив использования шерсти. Тысячи неизученных перспектив, которые возможно, откроет кто-то из вас. Удачных каникул, дорогие читатели».

Последняя страница изрисована единорогами, у единорогов большие глаза и грива густо раскрашена розовой ручкой с блестками. Забавно, хотя Стивен никогда бы такого не сделал. Блёстки остались на пальцах, он долго искал салфетку, но потом вытер о брюки. Блёстки пахли духами.

– Почему вы решили стать «единорогом»? – Рыжая женщина с морщинистыми губами не отрывала глаз от бумаг. Стивен смотрел на длинный стакан и чувствовал себя, как тогда по дороге в сад. Сыворотку только что налили, она перекатывалась в стакане, абсолютно бесцветная, похожая на воду.

– Мечта детства. Мой дед был «единорогом».

– Ваш дед, да, – Она водила пальцем по списку, – Сожалею.

– Я продолжу его дело. Я хочу посвятить жизнь науке. – «Потому что наука – это лучшее, что может произойти с человеком». Стивен не знал, почему он не смог продолжить. Это казалось слишком личным, и не дай Бог вышло бы пафосно. Но это прозвучало бы так красиво, ведь слова деда продолжают жить. Но…уже было поздно.

– Возьмите стакан. Спокойно, больно только первые две секунды. В течение часа ваши волосы начнут белеть.

«Не страшно, – подумал Стивен, – У меня всегда были светлые волосы».

***

Стивен чувствовал, как раздуваются ноздри; зеленая трава под копытами, неужели он будет её есть, неужели трава вкусная? И вообще съедобная?

Стивен не переставая бил хвостом, хвост разбивался на отдельные пряди, совершенно белый, как и вся шерсть. И белый рог, Стивен был единорогом с картинки, единорогом из сказок.

На спине десять пустых мешков, временный лагерь с ужасными скрипучими кроватями позади, там было нестерпимо холодно и на завтрак давали липкую кашу. Стивен подолгу смотрел в зеркало на белые волосы, трогал их: на ощупь такие же. Он трогал лоб и запомнил все пять прыщей.

За окном лагеря непрерывно хлестал дождь, Стивен пережидал эти несколько дней перед полным превращением. Втайне он надеялся, что рог вырастет раньше, и он проснётся утром с рогом, но ещё человеком. Вышло по-другому, как и говорили. Стивен проснулся на полу, стоя, ноги совсем не болели. Служитель выдал мешки и открыл ворота.

Прыгать по воздуху не получалось, но зато подпрыгивать высоко выходило. Стивен где-то около часа назад вошёл на облачные луга, и наконец-то было сухо. Шерсть подсохла и поднималась от ветра. Стивен присматривался к траве, но земля не показывалась.

«Ничего, дальше будет. За целый месяц найдутся обрывы, и да, ноги устали. Наконец-то, а то даже как-то странно». Стивен встал в небольшом углублении и ещё раз махнул хвостом. Хвост застрял в траве, это было больно и неожиданно.

Дед встретил единорогов только спустя полмесяца.

– А до этого: свобода! Солнечные дни, трава до горизонта, там у вас дождь хлещет, а у нас тепло и сухо, солнечно. Бабочки летают, и красные стрекозы. Мелкие ручьи с холодной водой, к вечеру она совсем тёплая. А единороги всегда убегают. Даже тот, в апреле. Мне уже и не обидно. У них разные глаза, ни одних похожих. Шерсть с оттенками! Это мы как из конвейера, все белые. А они индивидуальности. – Дед выделял последнее слово с великим удовольствием.

Был вечер, когда они встретились. Вечер пасмурного дня, Стивен не помнил, пятого или шестого. Он уже собрал в два мешка земли и жалел, что поспешил: целый месяц впереди.

Из прошедших пяти или шести только два дня были солнечными, правда летали стрекозы, красные, как раки, и бабочки с переливающимися крыльями. В пасмурные дни их не было, Стивен шёл один с ветром и травой, долго вглядываясь вдаль. В этот день он просто обернулся.

Единорог стоял далеко – бежать несколько минут – серый, с темной гривой и рогом чуть темнее шерсти. Единорог не двигался вообще, ветер разметал гриву в стороны. Стивен сначала просто не верил, он стоял бесконечно долго, машинально махая хвостом, но единорог не двигался. Голубые неяркие глаза, он и не моргал тоже.

«Медленно, надо идти медленно. И не шуршать травой».

Единорог резко поднял передние лапы, Стивен заржал от испуга. А потом единорог побежал по ветру. Вверх, влево, над Стивеном, быстро. Единорог исчез в глубоких облаках, как будто никогда не появлялся.

Впоследствии были стада. С жеребятами, жеребята ржали и подходили чуть ближе, чем взрослые, Стивен пытался ржать в ответ, но они сразу убегали. Такой раскраски, как у первого, Стивен не встретил.

Дед был так прав, Стивена радовало это. Собирать почву в первый день и правда обернулось ошибкой, почва высохла, на один из мешков Стивен наступил, и всё раскрошилось. Пришлось зубами освобождать мешок, это было невыносимо.

К концу месяца дни пошли солнечные все подряд. Стрекозы и бабочки, Стивен прыгал по холмам и чувствовал, что он устал. Он хотел клубничного варенья с чаем, или просто клубничный чай. Трава была вкусной, как сочные свежие спагетти, но Стивен спагетти не любил никогда.

Его до сих пор пугало, как он может спать стоя, и от привычки махать хвостом отучиться не удавалась, а от махания начинала болеть голова, просто по-человечески. Стивен не знал, что думать.

Единороги делились на две категории: одни стояли неподвижно, как первый, и убегали при малейшем движении. Другие смотрели с интересом и даже подходили на несколько шагов, жеребята ближе. Но потом убегали, Стивену казалось, что с испугом. Ему повезло найти место с огромным количеством шерсти на траве, он долго собирал шерсть в пакет, благо, что был конец месяца. Несколько пучков травы Стивен съел, и шерсть никак не ощущалась.

«В конце месяца каждый «обращенный» обязательно находит дорогу обратно. К сожалению, спустя много лет бывают случаи, когда это не происходит. Мы говорим, что тогда «обращенный» потерян, причины этого не ясны. Возможно, нахождение в теле единорога каким-то образом влияет на мозг «обращенного» и его возможность ориентации. Такие случаи, к счастью, не часты».

Дед был потерян спустя двадцать лет после обращения. Стивен перечитывал отрывок несколько раз, всегда перечитывал, когда брал учебник, это было неправильно, и он даже не хотел.

Теперь он боялся, что не найдёт дорогу, что прошло больше месяца и он сбился со счёта, и он действительно сбился со счёта. Только пять набитых мешков, из них три с травой и шерстью и только два с землей, частично из-за того, что наполнил мешки слишком рано.

Стивен мучительно искал землю среди травы, трава не вырывалась с корнем. Тогда он увидел огни лагеря. Пора домой. Нельзя игнорировать огни, если стать человеком здесь, то задохнёшься. Стивен бежал к лагерю с травой во рту, солнечный день облачных лугов переходил в солнечный день человеческих окраин.

Пакеты болтались на спине и больно били по бокам, Стивен чувствовал, как дрожат ноги и что он сейчас упадёт. Он упал у самого лагеря и очнулся в постели человеком.

Стивен лежал в темноте и думал, что лежать странно и приятно. Следующий сезон только через полгода, через две недели можно будет спокойно ходить. И он вернётся домой, дни на местном пляже в сухой сезон, когда рабочие подают воду в разноцветных шлангах.

Он будет опускать ноги в песок, песок – застревать между пальцами, дурацкое чувство, но сейчас оно казалось сложным и милым. Мама, папа, Сьюзен идёт в последний класс, и уж она точно не пойдёт по стопам деда.

А после второго сезона дождей Стивен сразу вернётся к снежному сезону. Снеговики и теплые шапки, Новый год и с горки на санках. Стивен может делать, что хочет.

Служители хлопали его по плечу и давали сливовое варенье вместо клубничного, потому что клубничное кончилось – Стивен мечтал, как снова его купит – и нового не завезут пока. Они не сердились, что Стивен принёс так мало мешков: «В первый раз, вполне нормально. Потом будете, как дед». Было бы здорово, если бы они знали деда, но дед работал в совсем другом регионе, гораздо дальше.

Стивен пообещал, что во второй раз принесет не меньше восьми. А потом по десять. Каждый раз по десять.

***

Обычные дождливые дни между сухим сезоном и сезоном дождей Стивен проводил дома. Раз он оказался на улице, когда начинался дождь, хорошо, что рядом было полно магазинов. Воздух стал тяжелым, Стивен с трудом вдыхал и не мог выдохнуть. Волосы дергались на ветру, как грива. Он наконец-то понял деда.

Стать единорогом в такие дни можно, только если стоять под дождём больше пяти минут. Стивен начал бояться дождя. И это была такая профессиональная боязнь, что он обрадовался.

Весело в облачных лугах было только в первую половину месяца. После Стивен уставал, скучал и пытался подойти к стадам, шумно и ожидаемо безуспешно. Мешки он набивал в последние дни. На шестой сезон дождей Стивен перестал сбиваться в подсчётах, перед восьмым волосы на руках стали белеть, начиная от основания. К десятому они побелели полностью.

Сьюзен вышла замуж и работала с матерью в одном и том же магазине, отец переехал в другой город, теперь они были «матерью» и «отцом», Стивен медленно понимал, как он от них отдалился.

Люди смотрели на его белые волосы по-разному, школьники больше с восхищением, потому что «круто», взрослые терялись.

Стивен общался с тремя «обращенными»: Виталом, веселым и вечно в разъездах: он путешествовал поездами вместе с Мэгги, кудрявой улыбчивой девушкой, она носила длинные косы и глотала копченые сосиски в два захода.

«Обращенным» не рекомендуется заводить семью и уж тем более детей, неизвестно, как единорожья сыворотка отразиться на потомстве и смогут ли такие дети выжить, когда идёт дождь. К счастью, у «обращенных», как правило, не бывает детей.

Джордж ходил хмурым и всё время говорил о работе, от него Стивен уставал сразу же, как будто включались эти последние дни перед возвращением. Джордж был одержим идеей вступить в стадо единорогов: «Ты подумай, если здесь у нас нет семьи, она может быть там!»

Джордж тоже работал в районе Стивена, но Стивен – слава Богу – его никогда не встречал в образе единорога. А если бы встретил, то точно бы не узнал, что это Джордж. «Это мы как из конвейера, все белые».

Фридрих не хотел был «обращенным». Настояла семья: мать приняла сыворотку сразу после рождение Фридриха. Фридрих в принципе и не жалел. Он увлекался книгами и фильмами, собирал марки и подкалывал всех тем, что в первый же раз принёс десять мешков. «Главное с умом их набивать. И хранить у ручьев. Я меньше девяти никогда не приношу».

Стивену надоедали все трое, они были коллегами, они проводили жизнь в перерывах между «скачками» – сезонами дождей – неделями отдыха и отпуском перед новыми «скачками». Они посвятили жизнь науки, так же как и Стивен, успешно – он приносил стабильно восемь мешков с образцами – и бесповоротно. Стивен кроме них ни с кем не дружил подолгу, после каждого сезона новые друзья с трудом выходили на контакт.

Он хотел думать, что ему нравилась Джейн – танцовщица с красными яркими волосами. Стивен знал, что раньше они были светлыми, а Джейн любит яркие краски, Джейн любит, когда во время танца волосы сливаются в красную ленту. Как хвост во время махания, Стивен так и не избавился от привычки.

Красное и белое, идеальное сочетание цветов, белые сливки в клубничном чае. Джейн не любила клубничный чай, она прекрасно готовила раков и мороженое, которое никогда не ела: «Я не могу растолстеть».

Она создала семью с темноволосым Биллом, вечно думающем о политике и устройстве парков– он был ландшафтным дизайном. Джейн очень хотела детей и объясняла Стивену, когда ускользала от Билла (это было совсем нетрудно):

– Ты потерян для общества, понимаешь? Хорошо, что у тебя сестра, а то бы род прервался. Так бы, может, может мы могли бы жить вместе, звонить друг другу во время перерыва, у тебя бы была нормальная работа, банкиром или бизнесменом, мы бы встречались вечером, гуляли под дождём, и волосы на руках у тебя бы нормальные были, это же кошмар: белые волоски! Ну и дети бы у нас были, конечно. Прости, но ты на своей работе женился.

Она приносила на свидание лошадиный корм, и оба смеялись. Когда Стивен рассказывал об этом коллегам, Джордж с раздражением выплёвывал, что «в этом нет ничего смешного!», а Витал пожимал плечами. Только Фридрих прыскал от смеха, потом махал рукой и рассказывал про редкие марки.

Стивен думал, какие у него могли быть дети, дочь с его глазами и настоящими светлыми волосами Джейн, сын с глазами Джейн и его настоящими светлыми волосами. Он бы водил их в школу, в парки с аттракционами, в магазины игрушек. И они бы звали его папой, вместе катались с горки, на Новый год ждали подарки и прыгали на кроватях.

После двенадцатого сезона Стивен встречал Новый год либо один, либо с Фридрихом и Джорджем – Витал был вечно в разъездах – либо с родителями и семьёй Сьюзен. Но они смотрели растерянно и были так зажаты; казалось, после «как на работе? Всё как обычно?» и коротких рассказах о себе, они не знали, о чём ещё говорить и хотели уйти.

Сьюзен планировала детей позже, Стивен думал, когда его назовут «дядей», единственная возможная роль для него. Ещё можно усыновить. Но тогда кто будет следить за ребенком в сезоны? Точно не Джейн.

Это была «обычная рутина», которой дед пожертвовал большую часть жизни. Дед успешно сбежал от неё. Стивен не мог избегать рутины, потому что не мог с ней слиться. Рутина стекала с него, как вода с жира, жир никогда не истощался.

На четырнадцатый сезон Стивен заметил тот оттенок глаз единорога, который тут же стал любимым. Смесь изумрудного с насыщенно голубым, это был тот тип единорога, который стоит, и стоял единорог посреди стада. Светло-серая шерсть, рог такого же цвета, грива светлее. Единорог ускакал прямо, не поднимаясь высоко в воздух, едва не задев Стивена гривой. Как резкий ветер.

Стадо бежало в разные стороны, некоторые так же, но никто не пробежал слишком рядом. Стивену хотелось думать, что единорог был самкой.

Он так и не дотронулся до единорогов, они по-прежнему его избегали, Стивену было всё равно, но этого бы он догнал. Впрочем, Стивен принёс целых десять мешков в этот раз, второй раз за все сезоны: другой раз был на третий сезон. «Пакетиков десять» оказалось таким обобщением.

Привычка махать хвостом приросла к Стивену и головной боли в последние несколько лет не вызывала. В конце пятнадцатого сезона Стивен с изумлением увидел: хвост стал чуть коричневым у основания. Служители это никак не объяснили.

По темно-зеленой равнине, переходящей в кочевые облака, бежал коричневый единорог с курчавой шерстью. Казалось, он грустил, постоянно выкрикивая что-то с опущенной головой. Грива – светлее, чем шерсть – дергалась на ветру.

Ноздри шумно вдыхали ветер, единорог думал, что когда-то в городах с душным воздухом жил человек. Человек был молод и хотел посвятить науке. Что такое наука?

Человек любил красный сладкий чай и гулял по пыльному песку городских озер. Песок забивался между мягкими копытами, и человек долго не мог его вытряхнуть.

Человек знал других людей, и больше всего одного старого человека, вроде бы отца? Отец человека тоже любил красный сладкий чай.

Человек сожалел о чём-то, о чём-то очень сильно сожалел.

Единорог мотал головой и пытался понять, почему это всё для него так важно.