Alisabet Argent

Вкус резины

Вкус резины
Работа №360

В центре Космической улицы на четвёртом этаже небольшого дома, окна которого выходили на высокое здание недавно отстроенного университета точных наук, жил учёный средних лет. Звали его Геннадий Дьядов. Это был высокоуважаемый в своих кругах профессор-изобретатель. Все его знали, но редко куда-то приглашали, потому что этот человек был сильно загружен работой, и никто даже не сомневался в том, насколько работа эта была важна. Неторопливость и блаженство домашнего времяпрепровождения очень быстро вошли в привычку профессора Дьядова, поэтому в последнее время он выбирался на улицу только в случаях крайней необходимости. Если это было возможно, он мог попросить соседа справа или соседку снизу сходить за чем-нибудь вместо него, и в большинстве случаев он не пренебрегал такой возможностью. В такие моменты профессор очень жалел, что в домах нового поколения отсутствовали балконы, и для того, чтобы озадачить одного из своих соседей, приходилось выходить на лестничную клетку и идти до нужной двери. «Эх, хорошие же были штуки эти — балконы, — частенько вздыхал он, стоя у закрытого пыльного окна. — Так облегчали людям жизнь».

Львиную долю времени доктор наук проводил за исследованием чего-то нового. Он много ел и мало спал, отдавая предпочтение работе в ночные часы. Иногда он давал лекции в университете напротив, но это было крайне редко. Это происходило не из-за пренебрежения профессора к юным аспирантам (хотя, признаться, этим он тоже грешил), а всё по той же самой причине бодрствования в ночные часы. Порой, продумав своё будущее изобретение, он ложился на рассвете и спал так крепко, что даже взлёт ракеты не смог бы его разбудить. Просыпался Дьядов всегда бодрым, готовым к работе.

Этот день не стал исключением. Провозившись полночи над проектировкой клавиатуры, питающейся тем, что человек на неё рассыплет или прольёт, профессор по обычаю лёг спать в своё привычное время и проспал до трёх часов дня. На тумбочке возле его кровати стояли два будильника, но ни один из них не прозвенел вовремя. Тот, что был поменьше, принадлежал к технике нового поколения, которую по-другому называли «умной» техникой, а «умная» техника на то и умная, чтобы помогать, а не мешать человеку. Вот «умный» будильник и выключил свой сигнал, а вдобавок заблокировал сигнал старой модели, чтобы не мешать человеку Геннадию спать.

Профессору обычно было всё равно, во сколько по времени он просыпался. Так и сейчас, не хмурясь и не ругаясь на технику, что его подвела, он блаженно потянулся в кровати и одним движением оторвал верхнюю часть своего внушительного туловища от матраса. Нащупав серые тапочки с помпонами и, накинув на себя заношенный полосатый халат ещё доисторических времен, он встал на ноги и зашагал в главную комнату, совмещающую в себе гостиную и кухню. Первым делом он подошёл к холодильнику и опустил рычаг, сконструированный самим ученым. На дверце холодильника был прикреплён лист предстоящих дел. Даже в темноте Дьядов мог без труда разобрать свой приблизительный план действий, в котором было изложено следующее:

«1. Прочитать лекцию А. Охлопниковича «Театр скучных изобретений» (не сделано);

2. Изобрести самоохлаждающуюся подушку (вычеркнуто, помечено, как «сделанное»);

3. Поздравить соседку снизу, Тимону Реклищенко, с профессиональным днём писателя (поставлена вчерашняя дата; не выполнено);

4. Проверить, влияет ли вкус еды на настроение человека (не сделано)».

В квартире царил полумрак благодаря чёрным жалюзи. Они поддерживали темноту в доме, чтобы даже в самый ясный день ни солнце, ни блеск мелькающих за окном металлических машин не будили Геннадия Дьядова. Подойдя к зашторенным окнам, учёный нащупал на стене пульт и нажал на небольшую круглую кнопку — жалюзи тут же стали прозрачными. Комнату залил яркий свет, заставивший Дьядова неприятно зажмуриться. Голограммные часы заметно потускнели, хотя все так же показывали на стене цифры: 15:12.

На свету мужчина заметил летающую по комнате пыль. Он громко чихнул. К этому времени в чайнике, автоматически включавшемся по утреннему переключению жалюзи, забулькала вода. Заварник был полон ещё со вчерашнего дня. В холодильнике синтезировался кусок жареного мяса: до его готовности к употреблению оставалось несколько минут. Для полной готовности пришлось бы ждать ещё несколько часов, но на это тратить время учёному не хотелось.

Поставив на небольшой поднос белую тарелку, края которой не было видно из-за огромного наваленного на неё сверху куска бифштекса, и такую же белую чашку кофе со сколом на ручке, учёный аккуратно поднял его на руки и, покачивая бёдрами (в силу хорошего настроения), зашагал к вместительному подоконнику, на котором специально оставалось место, чтобы присесть — все столы и стулья были завалены книгами и различными бумагами, на которых не осталось чистого неисписанного места. По-обычному развалившись на окне, он принялся думать. Кусок мяса явно не был доведён до ума: по фактуре он оказался жёстким, а по вкусу пересоленным настолько, что глаза на лоб лезли. Профессора это не огорчило. Наоборот, кое-как отрезав тупым ножом краешек бифштекса, он отправил его в рот и, пережёвывая, сосредоточился на ощущениях. Кусок прилипал к зубам, чем напоминал резину, а избыточное количество соли заставляло морщиться. Учёный удивился подобной реакции организма, так как нечто похожее он чувствовал при поедании лимонного стейка: его тогда так перекосило, что он на всю жизнь запомнил этот вкус. Сегодняшняя проба, однако, оказалась менее эффектной, но тоже не могла не заинтересовать исследователя. Дьядов почувствовал жжение на языке. Рот наполнился слюной.

Под боком учёного лежала потрепанная толстая тетрадь, найденная им в магазине антиквариата. В неё он вносил результаты своих исследований. Наконец, проглотив не дожёванный кусок, мужчина взял в руки чашку чая, но, вспомнив о незаконченном опыте, поставил её на место.

— Отлично, так и запишем, — протянул профессор, вытащив из кармана угольную ручку, — ...ряда исследований... ага... — писал он размашистым почерком по пунктирной линии, — ...вкус вязкий. Соль придаёт жжение на языке и... повышенное слюноотделение. Энергия не чувствуется; на настроение не влияет. Завтра синтез будет происходить всю ночь. В качестве добавки...

Учёный задумался. Недолго думая, он подошёл к шкафу со специями: все они были разложены в раздельные герметичные контейнеры. Профессор пробежался по ним взглядом, после вернулся на своё место. За окном на сверхзвуковой скорости пролетела машина. Рёв её двигателя заставил профессора вздрогнуть. Тот нахмурился.

— ...будет использовано несколько зубчиков чеснока. Конец записи.

Он чувствовал, что был уже близок к своей цели. Глаза его горели, когда он возился с записками. В такие моменты он как никогда понимал важность своего дела.

Не успел он поставить точку, как весь дом зашатало. Громкий звон сирены поставил на уши половину соседей. «ВНИМАНИЕ, БЫЛ ПРОИЗВЕДЁН НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫЙ ВХОД. РЕКОМЕНДОВАНО НАДЕТЬ СКАФАНДРЫ И НЕ СНИМАТЬ ИХ ДО ПОЛНОГО ИСЧЕЗНОВЕНИЯ УГРОЗЫ», — завопила сигнализация. Следом за ней послышалось, как открылась входная дверь. Произошла разгерметизация квартиры.

— Мусик, закрой, закрой скорее эту чёртову дверь! — схватившись руками за голову, кричал учёный. — Ох, мамочки...

Он тут же вскочил с нагретого им подоконника и побежал в прихожую, где к тому времени уже стояло трое людей. Они походили на пришельцев в своих плотных, закрытых усовершенствованных защитных костюмах и со шлемами на головах. Лиц видно не было из-за затемнённого стекла на скафандрах, зато по оранжевым полоскам можно было определить, кем были эти люди, не вдаваясь в подробности.

Дверь захлопнулась сама, и комнату мгновенно обдало сильным потоком чистого воздуха. В громкоговоритель произнесли: «УГРОЗА ЛИКВИДИРОВАНА. МОЖЕТЕ СНЯТЬ СКАФАНДР».

— Во, дела! Уже полдня прошло, а ты до сих пор в халате.

Один из незваных гостей снял шлем и посмотрел на профессора. Это был довольно молодой, лет тридцати, ученый. Дьядов узнал его: Аджай Кокневский состоял в группе «глобального просвещения», где некогда числился и сам профессор. Главной целью этого сборища были открытия, и чем больше их было — тем лучше. Вслед за ним остальные тоже сняли шлемы и расстегнули куртки. Не сложно было догадаться, что они были коллегами и состояли в одной группе. Аджай представил их Дьядову. Одного из них, ровесника Кокневского, звали Александр Заюпитерский, а второго, самого молодого — Константин Декременко, по виду совсем недавно закончившего аспирантуру и только-только вступившего в круги уважаемых мастеров своего дела. «Зелень, — с каплей пренебрежения подумал про себя профессор, — да они ещё жизни не знают, а уже учёные». Таких «зелёных» выскочек он терпеть не мог, но уживаться с ними умел, если они относились к нему достаточно уважительно.

Он знал темперамент этих «детей науки». Таких, как они, — амбициозных и нетребовательных, — отправляли в те экспедиции, в которые ни один нормальный учёный ни за что бы не согласился отправиться, как считал Дьядов. Но всё равно каждый год толпа любителей отравлялась в глушь вселенной (безусловно, это всегда была космическая экспедиция, так как на Земле больше нечего было исследовать). Дьядов всегда смотрел с усмешкой на тех, кто был готов отправиться чёрт знает куда за копейки, есть там чёрт знает что и спать на жёстких койках по двадцать человек в каюте. Он просто не мог понять, как окупается подобное издевательство над собой. Платили за эту масштабную работу даже меньше, чем в Земных забегаловках.

— Что ж вы делаете? — хозяин с упреком, но все же намного мягче добавил. — Вы мне весь воздух чуть не выветрили! Да вы хоть знаете, какой он сейчас дорогой?

— И тебе, Гена, добрый день.

Дьядов опешил от такой наглости. Никто и подумать не смел его так называть, а тут такое.

— Какой я тебе Гена?

Молодые коллеги нравились ему всё меньше и меньше.

— Ну как какой? Самый настоящий, — продолжал Кокневский, разведя руками в стороны. — Что-то ты недобрый какой-то. Не выспался?

— Так, — профессор заскрипел от злости зубами, — вы мне хоть и коллеги, господа, — выговаривая каждую букву, продолжил Дьядов, нахмурившись, — но прошу к учёному высшего звания и статуса обращаться на «Вы» и хотя бы не коверкать полное имя.

— Точно не выспался, — прошептал на ухо один мужчина другому, и второй кивком согласился.

— Ну так что, коллега, — чуть иронично произнёс Аджай, попытавшись остановить назревающий конфликт, - пригласишь в гости или как?

Ученый обреченно махнул рукой, понимая, что просто так от гостей он не отделается.

— Да заходите уже. Сейчас чайник поставлю.

Не дожидаясь гостей, Дьядов зашагал на кухню. Заварник был полон ещё со вчерашнего дня.

— Обычно я предпочитаю кофе. Сами понимаете...

— Понимаем.

Стоя у нагревающегося чайника, учёный достал ещё один пульт и начал поочерёдно нажимать на все кнопки. Книги тут же полетели на пол и благодаря сильным магнитным корешкам начали притягиваться к железке, прикреплённой на стене снизу, — это было одно из его запатентованных изобретений. Вычистив стол, он вытащил из закромов родины и расстелил чистую скатерть, а после принялся шарить по полкам. Очень скоро на всеобщее обозрение появились разные сладости: сахар в гранулах, пряники, печенье, коробка глазированных конфет с названием «Привет, соседи» и плошка маковых сушек.

Гости не заставили себя долго ждать. Очень скоро все четверо сидели за столом, передавая по кругу заварник.

— Так какими судьбами у меня? — поинтересовался профессор, уже давно успокоившись и приняв деловитый вид, подчеркивающий его социальный статус.

Заюпитерский заговорил с набитым ртом:

— Мы решили поучаствовать в митинге.

— Похвально, — состроив заинтересованное выражение лица, ответил профессор. — И по какому поводу митинг?

— Да, — начал Кокневский, сделав глоток крепкого чая, — инопланетяне в край обнаглели! Устроили массовую иммиграцию.

— И много вас таких, митингующих?

— Ага, даже плакаты подготовили.

Декременко вытащил из кармана маленький аппарат, напоминающий обычный диктофон, и нажал на кнопку посередине. На стене вылезла широкая белая полоса, на которой черным цветом было выделено: «ЩУПАЛЬЦА ПРОЧЬ ОТ НАШЕЙ ЖИЛПЛОЩАДИ!».

— Там ещё есть, — неуверенно сказал молодой учёный, заметив, как неодобрительно нахмурился его зритель.

Он снова нажал на кнопку. Теперь надпись звучала так: «И ТАК УЖЕ ДРУГ У ДРУГА НА ГОЛОВАХ СИДИМ». Следующим слайдом была фраза: «КОГДА НА ЗЕМЛЮ МИГРИРУЕТ ПРИШЕЛЕЦ, В МИРЕ ГРУСТИТ ОДИН КОТИК».

— Достаточно, — снисходительно ответил Дьядов и задумался.

— Мы, собственно, по какому поводу зашли, — начал Аджай после недолгой паузы, — не хочешь с нами?

— Что «с вами»?

— Ну, на митинг, — Дьядов подметил, как загорелись глаза коллеги.

Учёный отмахнулся.

— Не вижу в этом никакого смысла.

— Ну как же? — удивился собеседник. — Не остановим их сейчас, так они здесь свои колонии понастроят. И ходи потом...

— И так уже весь кислород продышали, и серу продышать хотят?! - поддержал второй.

— Ну, так как, — спросил Аджай, — ты с нами?

А Геннадию страшно не хотелось идти. Он был против любой подобной активности, но просьбам отказывать не умел, от чего и страдал.

— Я не люблю улицу, — сказал он расслаблено. — Сами знаете, какое там всё ненастоящее — голограммное. Люди перестали быть живыми. Идёшь, скажем, по тротуару, видишь девушку, которая явно спешит. Уступаешь ей дорогу, а она проносится сквозь тебя этой розовой пылью. Всюду фальшивки, всюду.

— Да уж, такого добра хватает, — начал Кокневский, повернувшись к окну, — но сегодня все будет по-другому. Нам нужны именно живые люди, а не интерактивные, вот мы и ищем тех, кому не всё равно, с кем жить.

— Видите ли, сегодня я очень занят, — начал Дьядов, смутившись пристального взгляда молодого учёного. — Кстати, не хотите ли попробовать полностью синтетический бифштекс, который синтезируется в холодильнике — моё последнее изобретение?

Все косо посмотрели в сторону холодильника.

— Нет, спасибо. И всё же, почему ты не хочешь пойти с нами? Уверяю, это не займёт много времени.

— Да я бы с радостью, поймите, — неуверенно потянул профессор.

— Тогда что тебе мешает?

Исследователь устало прикрыл глаза.

— По прогнозам сегодня обещали мощный выброс серы в атмосферу, а я как назло свой костюм постирал! Вот пришли бы вы пораньше, я бы сначала в нём прогулялся с вами, а потом уже бросил в чистку.

— Да эти прогнозы! — на эмоциях молодой учёный подскочил так, что чай в чашке задрожал. — Им верить никогда нельзя — мало ли, что скажут. Хочешь, докажу? Давай я сейчас открою окно и простою там без скафандра, сколько угодно?

Разгоряченный Декременко подбежал к окну и потянулся к ручке.

— Стой! — Дьядов вовремя остановил авантюриста и жестом пригласил его сесть обратно за стол. — Муся потом замучается очищать воздух. К тому же, от смога с улицы можно заразиться галактической чумой, а от неё, если вспомнишь, лекарства пока не изобрели.

— Да уж, это тебе не рак, — с горечью согласился Заюпитерский, поджав губы.

— Вот мы и хотим прогнать этих пришельцев, потому что от них вся зараза и идёт. Поселятся здесь, а нам потом выводи их паразитов, — нахмурившись, сказал Кокневский, будто бы такое уже когда-то происходило.

— Вы что, собираетесь их трогать?! — в голосе профессора послышалось отвращение. Он отставил чашку в сторону. — Трогать их склизкие тела своими руками?!

Коллеги вовремя поняли, что это заявление только отпугнёт профессора, поэтому решили ответить уклончиво.

— Да не так, чтобы очень.

— Совсем чуть-чуть. Чисто символически, так сказать.

Константин подавил в себе нервный смешок. Гости притихли, заметив враждебный взгляд их коллеги. Только теперь они поняли, что сболтнули лишнего.

— Это дело не для меня, — послышался суровый ответ. — Ваши методы нецелесообразны.

— Но если мы им не покажем, где раки зимуют, Гена, то скоро некому будет показывать, понимаешь?

Повисло недолгое молчание. Держа осанку, на стуле с грозным видом сидел всем известный профессор и исподлобья поглядывал на гостей. Он был уже не то, что не рад их видеть, ему хотелось быстрее прогнать их, и только учёная этика и мягкотелость не позволяли ему этого сделать. Тогда он решил действовать обратным путём, а потому невозмутимо продолжил, спустя какое-то время:

— Я против рукоприкладства, коллеги. Да и вообще я ко всем расам нейтрально отношусь. Толерантность в наше время, знаете, очень ценится.

— Хватит, — раздражённо повысил голос Кокневский, резко поднявшись со своего места. — Тебя не уговоришь. Не хочешь — не надо. Мы сами пойдём.

Профессор провожал коллег взглядом. Он не спешил вставать с нагретого места. Без явного интереса он наблюдал, как те надевали шлемы и выравнивали давление в скафандрах. В комнате было настолько тихо, что даже Дьядов слышал, как забавно захлопывались крепежи на их костюмах. Исследователь в душе ликовал: план спровадить знакомых сработал на отлично. Заметив готовность коллег выйти, мужчина лениво пробурчал:

— Мусик, открывай!

Замок на двери тут же щёлкнул, дав возможность собравшимся выйти. Как только за учёными захлопнулась входная дверь, генератор тут же загудел, наполняя комнату свежим воздухом. Вместе с ним облегченно выдохнул и профессор. Он бегло оглядел свои владения, но не нашёл ничего, что бы случайно могли забыть гости, и за чем решили бы вернуться. Нахмуренные брови приняли свой обычный вид, и выражение лица тут же с серьёзного, горделивого сменилось на озадаченное и тоскующее.

На столе все ещё стояли чашки с недопитым чаем и сладости, предложенные гостям. Теперь только это напоминало профессору о внезапно нагрянувших знакомых. Лениво потянувшись к плошке, стоявшей посередине стола, изобретатель выудил оттуда свежее овсяное печенье и макнул его в чай.

— Вот учёные пошли, — проговорил он уставшим голосом, глядя на то, как набухает в воде печенье. — Что за люди? На митинг какой-то собрались. Нет, чтобы заняться чем-нибудь полезным, а они пришельцев по углам гоняют.

В этот момент от печенья отвалился размоченный кусок и начал медленно опускаться ко дну чашки. Профессор замолк, и всё это время наблюдал за тонущим куском не в силах что-либо сделать. Он, было, потянулся за ложкой, но так её и не нашёл. Ударившись о донышко, печенье «выстрелило» кверху своими мелкими кусочками, говоря тем самым лишь об одном: пить это теперь никто бы не стал.

— Точно! — воскликнул профессор, откинувшись на спинку стула. — Аппарат, показывающий, когда нужно доставать печеньку из чая! Гениально!

И довольный своей новой задумкой, Дьядов побежал искать чистый лист бумаги.

Другие работы:
0
00:00
811
23:38
Прям рассказ про британских учёных почти что, которые вечно придумывают и изучают всякий бред. Написано хорошо, читается легко, но вот сюжет скучноват. Нет никакого развития, действия. Скорее это зарисовка про типажи людей.
09:50
Все его знали, но редко куда-то приглашали, потому что этот человек был сильно загружен работой, и никто даже не сомневался в том, насколько работа эта была важна. трудноперевариваемая конструкция. а дальше Неторопливость и блаженство домашнего времяпрепровождения очень быстро вошли в привычку профессора Дьядова, поэтому в последнее время он выбирался на улицу только в случаях крайней необходимости. так он был работой загружен по самое небалуйся или блаженствовал?
В такие моменты профессор очень жалел, что в домах нового поколения отсутствовали балконы, и для того, чтобы озадачить одного из своих соседей, приходилось выходить на лестничную клетку и идти до нужной двери. телефоны тоже отсутствовали?
Он много ел и мало спал, отдавая предпочтение работе в ночные часы. соседи замахались таскать ему харчи
Иногда он давал лекции в университете напротив, но это было крайне редко. двойная тавтология
Провозившись полночи над проектировкой клавиатуры, питающейся тем, что человек на неё рассыплет или прольёт клавиатуры еще и кушают?
куча канцеляризмов, вроде оторвал верхнюю часть своего внушительного туловища от матраса. , неуклюжие описания
Даже в темноте Дьядов мог без труда разобрать свой приблизительный план действий в три дня темнота?
В холодильнике синтезировался кусок жареного мяса: до его готовности к употреблению оставалось несколько минут. Для полной готовности пришлось бы ждать ещё несколько часов непонятно как-то
покачивая бёдрами профессор гей?
а избыточное количество соли заставляло морщиться. Учёный удивился подобной реакции организма дебил какой-то…
и такую же белую чашку кофе со сколом на ручке а в следующем абзаце Наконец, проглотив не дожёванный кусок, мужчина взял в руки чашку чая, но, вспомнив о незаконченном опыте, поставил её на место. внимательнее нужно быть
в раздельные герметичные контейнеры раздельные не нужно
В такие моменты он как никогда понимал важность своего дела. в какие? пожрав?
Главной целью этого сборища сборища?
скучная интерпретация гибрида книжек Носова и фильма «Чокнутый профессор» (или как он там назывался?), мысли никакой нет
Загрузка...
Светлана Ледовская

Достойные внимания