Я остаюсь

У вас когда-нибудь было такое чувство, что не стоит брать трубку? Такое мерзкое и пронзительное, как скрип ножа по стеклу. Хотя с чего бы это? Откуда взяться плохим предчувствиям, если ты ещё не взял трубку? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять что дело нечисто, когда остальные проходят мимо разрывающегося от пиликанья телефона. Неужели они не слышат? Отвечать на звонки с общего телефона не моя обязанность!

Но я встал со своего места, сделал пять шагов и снял трубку.

- Да!

- Здравствуйте! Я могу услышать Сковородина Дмитрия?

- Можете. Что вам нужно? – я не старался быть вежливым, потому что не знал с кем имею дело.

- Сковородина Дмитрия сбила машина и он уже три часа, как мёртв. Ждём вас дома, Дмитрий. Не опаздывайте.

- Что это значит? Я живой, - сказал я уверенно. Ответом стали короткие гудки. Ничего не понимаю.

Как я могу быть мёртвым, если я жив, чувствую своё тело, мыслю, двигаюсь, взаимодействую с объектами… С другой стороны, я ничего не смог поделать с офисной кофемашиной. Она словно умерла. Ни одна кнопка не откликалась на нажатие. Глупости! Я же не мог умереть и не заметить этого!

Почему тогда никто не ответил на звонок? Обычно на звонки отвечает Сонечка, милая девочка лет двадцати, которой на деле все двадцать семь. Либо, если Сонечки нет рядом, к телефону подскакивает Игорь, похожий на дикого кабана и склонный к таким же забегам по офису. Но телефон разрывался больше минуты и никто его не услышал. Как же так?

И почему компьютер не реагирует на нажатия клавиш? Я даже не могу его перезагрузить. И в моём телефоне только длинные гудки. Он не реагирует, как и кофемашина, как и клавиатура моего компьютера. И на мои «приветы» никто не обратил внимания, но я счёл ребят слишком занятыми. Слишком занятыми? В 9 утра?

Тогда я встал посреди офиса и обратился к ближайшему человеку:

- Соня!

Она даже голову не подняла.

- Соня, не притворяйся, что меня здесь нет!

- Соня, я предупреждаю. Ещё раз меня проигнорируешь и Фёдор Викентьевич получит о тебе не самую лестную характеристику! – повышал я голос.

И, о чудо, Соня подняла голову! Посмотрела сквозь меня ищущим взглядом, обернулась, осмотрелась и вернулась к бумажной волоките.

Этого не может быть. Этого не может быть! Я теперь долбаное привидение? Нет. Нет. Нет! Соня просто не надела очки! Всего-то! Она плохо видит. Слишком плохо, чтобы заметить меня вблизи. Для неё я был всего лишь размытым человекоподобным пятном. Может, даже не человекоподобным. Кто их знает этих дальнозорких? Нужно обратиться к кому-нибудь ещё.

Славик логист должен обратить на меня внимание. Его постоянно дёргают. Обращать внимание на других людей – его работа.

- Привет, Славик. Как дела с заказом «Сириус-Н»? – поинтересовался я. То был крупный поставщик лекарственных препаратов, с которым мы обозначили сделку на днях. Оставалось утрясти с документами и разобраться с логистикой грядущих поставок.

Славик, вопреки ожиданиям, даже ухом не повёл. Впервые в жизни захотелось в это самое ухо дать.

- Славик! Что с заказом? Даже не пытайся!

Он и не пытался. Вполне себе получалось.

- Слушай! – я положил руку логисту на плечо и Славик это почувствовал. Жаль, что он не почувствовал ничего кроме прикосновения к плечу.

Тогда я решил, что меня, возможно, заочно уволили и теперь, согласно приказу Фёдора Викентьевича, сознательно игнорируют. Хоть я и не припомню, чтобы кого-то увольняли в такой жёсткой форме, но кто его знает чем Федино руководство может обернуться. Чем бы дитя не тешилось…

Мне показалось, что распахнул дверь пинком, но я прошёл сквозь неё.

- Фёдор Викентьевич! – повысил голос я.

Но тот не заметил моего появления. Прочие слова застряли в горле – или что у меня теперь вместе него – да так там и остались. Я могу услышать Сковородина Дмитрия? Похоже, только ты и можешь меня слышать, сволочь. Я иду.

Спустя полчаса пути до дома, в течение которого на меня никто не обращал внимания, казалось, я уже был готов ко всему. Что меня погрузили в матрицу, инопланетяне украли моё тело или я стал невидимкой (и неслышимкой тоже), но признавать очевидное я не хотел, не мог. Глупо уходить, когда тебе есть ради кого жить. Глупо и всё же… Должно быть логическое объяснение.

Я не звонил в дверь и не смог открыть её ключом. Пришлось пройти насквозь, будто делаю так каждый день. Валя был в школе, как и полагалось. Наташа сидела за столом на кухне, держась за голову, словно в оцепенении. Наверное, ей уже позвонили. Опознали меня по карточке социального страхования и... Стоп! Не вышли. Я же не умирал, верно?

- Наташ! Я дома. Ушёл с работы пораньше. Мечи харчи! – сказал я как можно бодрее, да только зря затрясал воздух. Или нет… Наташа что-то еле слышно бормотала. Пришлось подойти ближе, чтобы расслышать.

- Замолчи! Замолчи! Замолчи, прошу! – повторяла и повторяла Наташа. Только вот кому она это говорила?

Я молчал с самого момента, как оказался дома. Ни радио, ни телевизор, ни даже ноутбук не вещали. Гостей дома не было, но стоило мне подумать так и за столом напротив Наташи материализовался парнишка лет двадцати. Тоже призрак? Что значит тоже? Я живой. Живой ли? Если только это другая, менее материальная форма жизни.

- Ты что здесь делаешь? – спросил я с вежливостью свойственной хозяевам.

- Жду тебя, - ответил пацан, вильнув светлой чёлкой.

- Разве мы знакомы? Что-то я такого не припомню, - говорил я вкрадчиво, но угрожающе. Смутное чувство, что Наташа услышит и вот-вот вклинится в разговор, не давало мне покоя.

- А ты и смерть свою не помнишь, Дима. Как машина без сигнала рванула на красный прямо через «зебру». Как хрустнули твои кости при столкновении с бампером и капотом, а потом ты неудачно упал на асфальт и сломанную шею было уже не починить. Очевидцы ещё долго будут клясться, что видели человека очень похожего на тебя, который продолжил переход зебры и отправится по делам, будто ничего и не случилось.

- Да кто ты мать твою такой?! – едва не взревел я. Описанные пацаном картины вставали перед моими глазами слишком ярко и явно, как если бы я был там и прочувствовал на себе. Тогда почему я этого не помню?

- Человека должен очень сильно мучиться перед смертью, чтобы высвобождающаяся душа это запомнила. Проще говоря, быстрая смерть дарует забытье, - пояснил пацан.

- Тебе-то откуда знать? Что ты здесь вообще делаешь? – шипел я. Может, блондинчик и не был причастен к моей смерти, но и говорить о ней с таким цинизмом я не позволю.

- Потому что это часть моей работы. Не самая приятная её часть, - сказал пацан со скучающим видом. Похоже, он повторял лекцию далеко не в первый раз.

- Повторяю. Кто ты такой?! – взревел я то ли в ярости, то ли от обиды. Я подскочил к незнакомцу, схватил за плечи и рывком поднял со стула. Первый и, возможно, единственный, кого я смог сдвинуть с места после…

- Тот, кого лучше не трогать, - ответил блондинчик с полуулыбкой на губах. Он плавно поднял руки и нежно коснулся указательными пальцами внешней стороны ладоней, отчего их обожгло и пронзило болью сравнимой с прижиганием сигаретным окурком. Я закричал.

- Тише, - сказал пацан и кивнул в сторону Наташи, - Она тебя слышит.

Наташенька подняла голову и прислушалась. Помутнение, с которым она боролась, отступило на мгновение перед моим криком. Не самое лучшее, что я мог сказать и вовсе не то, что хотел бы сказать. Хоть я и не знал чем конкретно стоит поделиться с любимой.

- Скажи, что любишь. Не кричи. Скажи, как говорил раньше. Нежно, - посоветовал шёпотом пацан. Хотел бы я дать ему знать с кем имеет дело, но волновала меня только Наташа. Как приподнялись волоски на трепетной шее от моего приближения.

- Я люблю тебя, - сказал я с придыханием.

- И я тебя люблю, - ответила Наташа и сморгнула слезинку. Та покатилась по щеке, оставляя влажную дорожку.

- Ну вот. Легче? – спросил пацан.

- Легче? Кому легче? Ей? Я мёртв, придурок! – кипело возмущение внутри.

- Ещё пять минут назад ты убеждал себя, что жив. Да, видимо, не убедил, - развёл руками пацан.

- Заткнись! Заткнись-заткнись-заткнись! С меня хватит! – я обхватил голову, закрыл руками ладони и опустил веки. Чёрт с ним с гостем! Чёрт с ней со смертью! Я буду с Наташей любым способом, который доступен. Как голос, как ветер, как любящий дух, если нужно!

- Не будешь, - ответил блондинчик, прямо в моей голове.

- Хватит читать мои мысли!

- Это не мысли. Лишь метания духа. Ты сам и есть мысль. Самым большим вопросом для тебя должен быть кто же тогда я и откуда столько знаю о тебе, - подсказывал незнакомец.

Я молчал. Блондина так и тянуло на откровения, которые не было сил слушать, но приходилось.

- У смерти есть множество обличий. Я одно из них. Эгрегор. Часть Эгрегора. Егор, если угодно, - и пацан сделал реверанс, довольно ловкий, хоть и не слишком уместный.

- Смерть всегда является лично? – поморщился я в сомнении.

- Разумеется, нет. Во-первых, нет никакого «лично». Смерть не одна личность. Нас много и все мы «Смерть». Во-вторых, не всем делают предложение, которое я планирую сделать тебе, Дима. Чаще всего души просто падают далеко вниз, пока не станет слишком жарко и падать станет уже некуда, либо парят вверх по лучу. Харон, проводник или Смерть нужен только для заблудших душ. А ты, согласись, душа заблудшая, - Егор указал на меня пальцем и тогда только я заметил, что на его чёрной футболке есть принт. Смерть в капюшоне, указывающая прямо на меня в стиле плакатов «А ты записался в добровольцы?».

- Заблудшая душа. Что ты несёшь? Я дома. Здесь мой дом. В этом мире. Мне нечего делать на той стороне. Здесь все, кого я люблю и ради чего живу, - говорил я уверенно, а получалось жалостливо. Будто у смерти можно вызвать сочувствие. Наивный…

- Патологоанатом так не считает. Наташа уже ездила на опознание. Поинтересуйся. Она подтвердит, - кивнул блондинчик на мою жену.

- Хватит! Зачем ты делаешь это со мной?! – снова кричал я, но раздражала не правда, как таковая, но безразличие, с которым Егор доносит её.

- Чтобы ты понял, наконец, единственную и самую важную мысль, - блондинчик поднял вверх указательная палец, - Это конец. Конец одной главы и начало другой. Можно возвращаться к прошлой главе мысленно, но считать, что она ещё длится, просто глупо. Будущее наступило, Дима. И в этом будущем ты мёртв, - пожал плечами Егор.

- Завали! – крикнул я и ударил Егора изо всей силы. Кулак обдало жаром, а всё тело, начиная с костяшек, пронзило бритвенно острой болью.

- С тобой легко, Дима. Знаешь почему? Потому что твоё сознание ещё помнит что такое боль. Труднее с теми потеряшками, которые здесь больше сорока дней. Таких ничем не прошибёшь, - нагнетал блондинчик, хотя при этом благодушно улыбался.

- Чего ты хочешь? – цедил я сквозь боль, следя за Наташей.

- Не беспокойся. Она не слышит. Я об этом позаботился, - Егор сделал паузу, будто задумался, но быстро пришёл в себя, - Чего я хочу? Собственно, предложить тебе работу.

- Зарабатывать деньги на том свете? Зачем? – у меня невольно поднялась бровь.

- Чтобы покупать посмертные ништяки, глупыш! Пум! – блондинчик притронулся к кончику носа и тот прострелило жгучей болью, от которой я ощутил укол в затылке.

- У Смерти много обличий, но явно недостаточно. Нам нужны новые перспективные сотрудники, - излагал Егор складно и ладно, будто по написанному.

- Чего?

- Понимаешь, Дима, раньше умирать было как-то проще. Люди знали про Ад и про Рай, были знакомы со Смертью лично или по рассказам. Хотя даже тогда встречались неверующие. А теперь что? Слишком много потеряшек, которые не знают что случилось. Аааааа! Я каталась на крыше электрички и получила заряд в десять тысяч вольт! Что со мной?! – притворно вопил Егор, обхватив лицо ладонями, - Ты умерла, глупышка! Это же очевидно! Но не для потеряшек.

- Хочешь, чтобы я помогал им умереть окончательно? Даже видимость жизни лучше, чем смерть,- возразил я.

- Увы. Видимость жизни и есть Ад. Но я могу показать тебе самый настоящий Ад, если откажешься. Ну, или Рай, если будешь готов чем-то пожертвовать, - подмигнул Егор.

- Пожертвовать? – насторожился я.

- Да, Наташа или Валя. Кто тебе ближе? Заберёшь одного из них и билет в Рай обеспечен, но кто-то из них отправится в Ад, а кто-то останется жить с горечью в сердце, - блондинчик притронулся пальцами к месту, где у живых сердце, и презрительно закатил глаза.

- Пошёл ты! – кипел я, хотя решительно ничего не мог сделать.

- Другого пути нет. Либо Ад, либо в Рай через жертву, либо работай на меня и убивай ещё больше. Всего одна душа, одна любимая тобой душа. Что тебе стоит, в самом деле?! – всплеснул руками Егор, - Ты уже мёртв, чувак. Назад дороги нет. Зато я могу обеспечить тебе светлое будущее!

- Светлое будущее? Пока мои жена и сын горят в Аду и скорбят? – я не верил своим ушам. Как вообще можно говорить подобное?

- Верно. Ты очень правильно уловил посыл. Продолжай, - Егор сделал приглашающий жест.

Тогда я встал, выпрямился во весь рост и сказал:

- Пошёл. Ты. В задницу!

Егор даже не изменился в лице. Послышался несмелый хлопок, затем другой. Он начал аплодировать и даже шутить:

- Мо-ло-дец! Как стишок зачитал! Уверенно, с выражением! Умница. Пять Харонов из пяти!

- Может, ты просто оставишь меня в покое? Скажешь, что не нашёл и уберёшься куда подальше? – предложил я, устав от бессмысленной беседы.

- Извини. Не могу. Работа такая. Если я нашёл, то обязан вернуться с тобой и огласить решение, - пожал плечами Егор, словно извинялся.

- Так тебе нужно моё решение? – я ухватился за возможность.

- Очень, - Егор изобразил заинтересованность.

- Я не трону Наташу, - сказал я с комом в горле, будто сплюнул, - и не трону Валю, и не буду охотиться за другими такими же, как я. Мой ответ нет. Забери меня в Ад, если так уж хочется.

- Значит мой ответ «да». Поздравляю с прохождением собеседования, - улыбнулся Егор.

- Прохождением чего?!

- Собеседования в Рай, - пояснил блондинчик, но понятней не стало.

- Эээ…

- Думал тебя допросит апостол Пётр? У него нет на это времени. Представь какой на небесах траффик. Миллионы людей умирают и рождаются каждый день. Знаешь сколько людей умирает в младенчестве? И все они попадают в Рай. Станет Пётр разбирать кто там невкусно пукнул и обидел акушерку? Да брось. У него нет времени. Причём уже довольно давно. С тех пор, как население Земли исчисляется миллиардами.

- Я смогу вернуться? – спросил я, глядя на Наташу. Валю я хотел видеть не меньше, а, может, и больше. Ему без отца придётся куда тяжелее.

- Вернуться? Сколько угодно. В Раю не стоят турникеты. Хочешь стать ангелом-хранителем сына и подменить дедушку? Да пожалуйста! – говорил Егор ободряюще.

- Подменить дедушку? – смутился я.

- Ага.

- Так вот почему я так часто о нём вспоминал…

- Он о тебе тоже. Души живут в воспоминаниях и пока тебя помнят, можно заглянуть в гости. Уверен, твоим близким есть что вспомнить, - подмигнул Егор.

- Есть, - улыбнулся я и на глаза навернулись слёзы, которых, конечно, и быть не могло, но я их чувствовал.

И я уже представил, как с мягким скрипом распахиваются золотые створки Райских врат, как апостол Пётр, поддерживая тяжёлый том под мышкой, улыбается и приглашает войти, и откуда-то изнутри, вместе с радужными водопадами, каскадами, спускающимися с облаков, нисходит небесная музыка, такая плавная, заботливая, обволакивающая, напоминающая дом, истинный дом, а не те углы, в которых приходилось ютится в течение земной жизни.

Но что-то влекло меня назад подобно якорю. На нём даже была надпись: «ДОЛГ».

- Я не могу уйти на небеса.

- Боишься уходить не попрощавшись сыном? Если станешь ангелом-хранителем, то будешь видеться с Валей даже чаще, чем раньше. Учёба в школе дело рискованное, скажу я тебе, - шутил блондинчик.

- Не в этом дело. Ты говорил, что таких, как я, много. Насколько много?

- Каждый, кто умер и не осознал этого, либо умирал так долго, что граница между жизнью и смертью стёрлась, а страдание растянулось до бесконечности.

- И все они одиноки по-своему, каждый из них не может быть рядом с теми, кого любит, - подытожил я.

- Отчего же? Может. В виде бесплотного духа, полтергейста, баньши, всех названий не перечислишь. Так или иначе потеряшка не может сделать мир живых лучше. Он либо остаётся незамеченным, либо пугает и прогоняет смертных подальше.

- И остаётся несчастным, одиноким и непонятым, - дополнил я, - Я смогу совмещать должность ангела-хранителя и…

- Жнеца. Так нас обычно называют, - добавил Егор, - Думаю, сможешь. Ещё не встречал никого, кто взял бы на себя такую ответственность, но тебя ведь это не остановит, верно?

- Значит я остаюсь, - ответил я решительно, потому что был убеждён: здесь я нужнее.