Великий Зал Игры

Люди могли бы жить вечно. Или, вполне возможно, не вечно – но очень, очень долго. К великому моему сожалению, так или иначе, а люди смертны. Нету лекарства от это болезни, от бича бедных и богатых, и мне самому предстоит вскоре расплатиться за сделанный выбор, подставив свою спину этому бичу.

Осталось мне не долго. Скоро, очень скоро, меня найдут; а если и не найдут, то кислород, всё ещё столь нужный моим лёгким, закончиться, забрав мою душу раньше моих тюремщиков. Дорогой Друг, читающий это послание, знай: у меня есть при себе диктофон, но им я не воспользуюсь из принципа, ибо не хочу чтобы там, на Земле, кто-либо слышал и запоминал мой ломающийся, умирающий голос.

Дни, когда я был среди вас ушли безвозвратно, но в сердце моём я всё ещё человек – я всё ещё Землянин. И это мой долг, рассказать вам всю правду.

Не всегда человечество блистало просвящённостью, однако считать себя центром Вселенной люди начали ещё в те времена, когда лечение головной боли «изгнанием злых духов» через дыру в черепе считалось действенным и прогрессивным. Такими же слепыми были мы все, все живущие на планете Земля – такими же, с той только разницей, что изобрести таблетки от головной боли нам, скажем так, мешали. Мешали намеренно, систематически, и испокон веков.

Что же я помню о себе? Признаться, почти ничего. Я не помню дату своего рождения точно так же, как пятиклассник забывает дату взятия Бастилии примерно через месяц после бесполезного теста по истории. Даже древний старик, едва переставляющий свои усталые ноги шаг за шагом, порой не может припомнить точно, исполниться ли ему на этой неделе девяности восемь, или всё-таки девяносто девять лет – и на этой ли неделе вообще? Может быть, мне уже давно стукнуло семьсот с хвостиком. Может быть, я даже лет на двести моложе, чем предполагаю. Клянусь тебе, Друг, я не помню.... Учти только вот что: семьсот лет – это время, просвистевшее в умах людей, подобно стреле. В мире, где живу я, стрелы не летят прямо, вот что я скажу. Стрел тут не отыщешь. Я не знаю, сколько мне лет, Друг, я не знаю.

Откуда я? Об этом мне известно гораздо больше, ибо до сих пор, по ужасающе старой родной привычке, я хранил в ветхом дрожном мешке мои скромные, но такие ценные вещи: в том мешке лежит дырявая тряпка, цветом своим больше напоминающая кучу свалявшейся пыли, и металлическая палка, зазубринами своими больше похожая на пилу. Палка эта была, не побоюсь такого смелого предположения, славным мечом в своё время: рубила недругов на войне, защищала родные земли... чего?... Англии? Скандинавских берегов? Древней Руси?... Я много размышлял над этим вопросом, но потом вспомнил, как моя «тряпка», хранящаяся с мечом в комплекте, в своё время приводила врагов в трепет своими яркими красными клетками, полощась подобно флагу в море красных цветов на вольном ветру Шотландии. Да, я был Шотландцем. Но теперь я уже не уверен в этом.

Да, чёрт возьми, да! Мозг наш гораздо более мощная копировальная машина, нежели многие полагают. Наш разум живёт своей жизнью, в уме своём мы всегда те, кем должны быть. Ночами, мой разум показывал мне зелень холмов, мои закрытые глаза слепило яркое белое небо, а кожа ощущала капли холодного тумана даже в самой удобной спальной капсуле, даже с самой современной, с лучшей системой температурного контроля. Такие глубокие сны, по-правде сказать, выпадали мне не часто, но за то когда выпадали, картины из прошлого погружали меня в иную реальность гораздо лучше, нежели все театры «эмоции» моего нового мира вместе взятые.

То было время, прекрасное, словно протяжная чистая песнь волынки – во сне я всегда слышу волынку, и моё сердце замирает от любви, которую я – тогда смелый и глупый, славный воин короля Шотландии Иоанна – не способен был должным образом высказать. Я направлялся тогда с отрядом к славному замку Данбару, дать бой проклятым англичанам! Пела волынка, ей подпевал ветер, ей подпевали наши мечи, и мы сами ей подпевали тоже. Наш путь привёл нас в небольшую деревню, где наш немногочисленный отряд остановился на ночь, ожидая дальнейших приказаний. Веселясь провели мы эту ночь – деревня знала и любила своих защитников. До самой поздней поры мы резали мясо, распивали хмельные напитки; до самой поздней поры не умолкали крики и смех людей, и песнь волынки, сменившей на эту ночь своё тяжкое победоносное звучание на задорные мотивы. Весь наш небольшой отряд собрался в таверне, там же собрались и все местные жители, и вместе мы шумно праздновали неминуемое поражение англичан, ибо ничто не могло угнести и сразить дух истинны Шотландцев! И даже сейчас, это потаённое осознание греет мою душу, впервые за столько долгих лет....

Вдруг, сквозь людской гомон, острые уши воинов различили крики и звон оружия, доносившийся до нас с северной реки, из-за холма. Тот час же мы схватились за свои мечи, и выбежали на улицу, оглашая своим ответным боевым кличем звёздную темноту ночи! Я сам слышал эти крики, и, судил их по собственному немалому опыту: признаться, звучали крики так, словно проклятые английские псы уже вот-вот подойдут прямо к нашему крыльцу. Однако, опьянённые мужеством и хмелем, наш храбрый отряд, не думая ни о чём, бросился туда, откуда услышали мы голоса неизвестных врагов.

Будучи в пылу азарта, я сейчас плохо припоминаю, что было вокруг меня: тряслись тёмные земля и небо, покрытая росой трава холодила кожу ног, меч занесён над головой.... До реки мы не дошли. Хотя она и была так близко, так близко....

Яркая вспышка ослепила мои глаза – свет был ярче солнца, и боль пронзила мою голову насквозь, подобно английской стреле! Схватившись за обожённые глаза, я пошатнулся, крича, потерял равновесие, и упал – упал во что-то липкое, холодное, трясучее. «Это канава, канава с грязью» - подумал я, но, будучи не в силах отнять рук от глаз, будучи уже скованым болотной погибельной гущей, я осознал, что не выживу. Я хотел позвать на помощь, но захлебнулся грязью, едва открыв рот.

Я должен был умереть там. Должен был быть погребён в земле своей родной матери, своей родной Шотландии, но не такой была моя судьба. Нет, не такой. Мою судьбу за меня решила Программа: моё парализованое страхом смерти тело вытащило на земную твердь какой-то мощной силой. С трудом смог я отворить глаза, а когда отворил, увидел в ровном свете луны бледное круглое лицо человека. Спустя мгновенье, рядом появилось ещё одно лицо, и я было решил, что у меня двоиться перед глазами: оба лица были одинаково круглые, одинаково бледные, одинаково без единого волоска – ни бороды, ни бровей, ничего. Потом появилось и третье лицо, и четвёртое, но былого эффекта уже не было. Поверить не могу, что сам выгляжу точно так теперь, и никогда уже не отрастёт моя прекрасная устрашающая борода....

Эти четыре человека – а это были люди – безцеремонно подняли меня на ноги, и поставили лицом к пятому человеку... человеку?... нет это был уже не человек. Похоже оно было на человека очертаниями, но лишь в отдолении: очень длинное, очень худое, шеи почти нет, а пальцев по двадцать на каждой руке – толда со счётом у меня было плохо, но теперь уже совсем другое дело, конечно. Вот это создание подало четырём безволосым людям вокруг меня знак своей ужасной конечностью (ужасной потому, что глядя на неё, в уме человека рисуется удушающая петля виселицы), и люди последовали за ним, держа меня плотно, будто тисками.

-Куда ведёте вы меня? Где мои братья-воины, где мой отряд?..- Хрипло произнёс я, однако в тот же момент ответ безволосых проводников стал уже мне не нужен. Собственными глазами увидал я небывалое зрелище: подобно статуям в чертоге короля, застывшие в беге мои боевые братья, с занесёнными мечами, со ртами, раскрытыми в славном боевом крике.... От ужаса мне было трудно дышать, я молил духов защитить меня от злого колдовства! Белые безволосые люди – точно такие, как мои сильные пленители – быстро шли к ним организованным строем, вышагивая нога в ногу, с какими-то прямоугольными увесистыми вещицами под мышками.

-Что с моими братьями?..

Но ответа мне не было; меня лишь вели дальше, я не мог более смотреть что стало с моими собратьями по оружию.

Следуя за страхолюдным длинным существом, безволосые люди провели меня через деревню, и ещё более чудные и ужасные картины предстали передо мной: статуями застыли не только лишь люди, мужчины, женщины, псы и кони – но даже и костры, даже и дым от жаровни, струившийся из оконца таверны! Всё моё тело содрогалось от страха, от холода, пробиравшего меня до самых костей, от кончиков пальцев до волос на макушке.

Возле каждого замершего моего земляка сновало четверо безволосых человека, и чуть в отдалении от каждой такой группы надзирал кошмарный длинный дух. На моих изумлённых глазах, тёмные предметы обращались в руках у людей сияющими плоскими прямоугольниками на тонких ногах: безволосые служители демонов подсоединяли к застывшим от их колдовства людям что-то в роде мягких кандалов на руки, и на ноги, и на шею, и вообще к каждой части их несчастных застывших тел. Один из безволосых при этом обязательно стоял у светящегося прямоугольника, водил руками, творя свою чёрную магию! От охватившего меня ужаса, я лишился дара речи. Меня уводили от деревни.

Взойдя на холм, намертво державшие меня безволосые люди и демон остановились. Я поднял глаза к звёздам, ожидая смерти, готовясь принять её, как истинный Шотландец!

Однако, нет, судьба не была благосклонна ко мне и здесь: неожиданно, под ногами у меня что-то задрожало, и я понял, что стою отнюдь не на траве – что стою на чём-то тёмном и твёрдом. Вокруг нас поднимались с четырёх сторон прозрачные стены, ростущие как бы из неоткуда, соединяясь в самом верху пирамидой. Пол под ногами затрясся, словно от землетрясения, и безжалостная платформа очень скоро подняла нас вверх, взмыла над землёй! У мня не оставалось никаких сомнений, что я пленён злыми демонами, вероятно, накликанными англичанами, и принялся громко заклинать их исчезнуть и оставить эти земли!

Я пытался вырываться, я напряг всю свою силу – всю силу истинного Шотландского воина – но безволосые люди были несгибаемы, словно камни. Пирамида поднимала нас всё выше; случайно я взглянул вниз и увидал там, далеко внизу, крошечную деревню, кучу крошечных снующих туда-сюда белых точек, освещённых замершими огнями костров.

В самом кошмарном ужасе, что я испытывал в жизни, я испустил такой вопль, что длинный демон – видимо, утомлённый моим поведением – коснулся моей шеи своей конечностью-плетью, и я обмер от прокатившегося по жилам холода, и ничего больше не видел.

***********

Звёзды... я видел их много раз, но никогда не видел их такими.... Проснувшись среди звёзд, заключённый в стеклянный шар, я кричал несколько минут подряд, я кричал до хрипоты, сжавшись в комок, как жук. Когда я немного смирился с мыслью, что я там, где я есть, за мной пришли четверо безволосых людей и длинный демон, и окружив меня со всех сторон, отвели меня впервые узреть Хозяина.

Они вывели меня из стеклянного шара, провели по ужасно длинному коридору; перед встречей с Хозяином, я впервые прошёл по пустующему Залу Игры – ужасно, безмерно, колоссально огромных стеклянный купол, растянувшийся на многие и многие мили. Мы пересекли его на несущейся по воздуху платформе (я, передвигаясь на ней впервые, лёг на пол), и я успевал увидеть тысячи, тысячи тысяч стеклянных полукоробок с экранами и сидениями, а под нами, под стеклянным полом, я видел много звёзд, и гигантский голубой шар с жёлтыми и зелёными пятнами, с белыми разводами на его повеохности....

В Великом Зале первым, что я увидел, были полчища безволосых одинаковых людей в белом, выстроившимся в ровнейшие ряды, точно армия. Полчище устрашающих вытянутых демонов – полчище их было, слава всем добрым духам, меньше армии людей в разы – окружало высокое стеклянное кресло, в котором восседал один такой демон: самый длинный, самый ужасный, в мантии из тысячи стеклянных осколков, сияющих в свете звёзд.

Хозяин не говорил со мной. Он лишь подал знак, и один из стоящих у его трона демонов подошёл ко мне вплотную. Безволосые люди держали меня очень крепко, чтобы я не шелохнулся, когда демон притронется к моим вискам своими ледяными плетьми-руками. И, стоило этим гадким щупальцам притронуться к моей голове, мне больше не нужно было слов, я понял всё. В одночасье, я понял, кто я теперь; понял, что мне предстоит делать; понял, что отсюда не сбежать.

Из Великого Зала я ушёл уже сам, следуя за моими проводниками добровольно. Мне дали белую одежду, мне дали вязкий безвкусных напиток, заменявший мне еду все эти долгие годы. И когда солнце вышло из-за голубого шара – а я уже знал, что это моя Земля, моя планета под моими ногами – миллиарды стеклянных пирамид появились на горизонте, стали швартоваться к Кораблю Игры, и тысячи тысяч безволосых людей в белом, одинаковых людей, были уже готовы обслуживать посетителей Зала Игры. Длинные демоны в одеждах из осколков стекла прибывали и рассаживались в полукоробках Зала, дабы начать играть. Игра началась, началась, как обычно, как начиналась до того дня, как начиналась каждый день после этого. И чем больше праздных демонов занимало свои места, тем больше на Земле просыпалось людей, ибо я знал: играют демоны в людей.

Время в Зале Игры протекало по-иному. Пока я убирал, разносил стаканы, растирал спины, на Земле проходили дни, недели, месяцы.... Демоны играли с людьми, как хотели, управляли ими, управляли их судьбами. Я видел, как с глухими звуками, похожими на смех, тысяча демонов, игравших за англичан, взяли славных замок Данбар, пленили и убили множество сынов Шотландии. Я не мог показать своих эмоций, но душа моя плакала горькими слезами, скорбела; я всё ещё не был частью тысяч безволосых людей, я всё ещё отличался, мои волосы, мои черты – всё ещё были при мне.

Так я очутился там, в другом мире. Так потекла моя бесконечная жизнь. Каждый день – каждый день этого мира – я и другие, похожие на меня судьбою безволосых люди, служили Хозяину и играющим демонам. Они сидели, глухо смеялись, обсуждали ходы, обсуждали людей, «за которых они играли», распивали трескучие блестящие напитки, чевствовали Хозяина, платя ему каждый раз перед уходом стеклянными карточками. Я научился не смотреть им в глаза. Я не хотел. Мне было запрещено.

Очень скоро, мне перестали быть нужными проводники, и я был определён в отдельную четвёрку людей, обязательно сопровождаемых везде и всюду длинным демоном-надзирателем.

Когда праздные демоны покидали Зал, когда всё пустело, армия безволосых людей – и я среди них – становилась к конвееру. Каждый брал себе тёмный чемоданчик. Мир Игры – Земля – ставился на «паузу», и группы безволосых людей спускалась в стеклянных пирамидах вниз, на планету. Работы, которые мы были обязаны были делать там, внизу, были разными: одни группы появлялись в домах, где появились недавно новорождённые дети, раскладывали чемоданчики-компьютеры, подсоединяли микроскопические механизмы к нервной системе и мозгу младенцев, чтобы на следующий День Игры предложить посетитлям новых добавленных в Программу персонажей взамен их прошлых, умерших игроков; другие отправлялись к застывшим взрослым, и корректировали с помощью компьютеров их совместимость с Программой. Порой, один из людей выходил из-под контроля, как я когда-то, как любой из безволосых людей когда-то, и тогда его забирали наверх, в Зал Игры, чтобы сделать его одним из нас. Навеки. Множество раз случалось так, что слишком большое количество людей выходило из-под контроля одновременно: тогда отряд безволосых людей приходил во время «паузы», и стирал их мысли о восстании – о революционной идее, заставляя их медленно умирать без вдохновения, ибо вохновение и страсть творить или изобретать – было всем, чем жили такие люди.

Время изменило свой ход для меня – я разучился считать дни, недели, свой возраст. Постепенно, отсутствие другой пищи, кроме как блестящего безвкусного напитка, заставило мои волосы выпадать, кожу белеть, острые черты лица сглаживаться: постепенно, я стал похожим на всех остальных, других слуг. С каждым выпавшим волосом, я медленно терял возможность удивляться, радоваться, рассуждать. Задумываться по-долгу о чем-то становилось всё труднее, да и не о чем было, в общем-то, задумываться. Сострадание к кричащим новичкам, являвшимся к Хозяину почти каждую вторую Ночь, постепенно перешла в безразличие. Я становился одним из безволосых людей в белом... но, в то же время, не совсем.

Я должен был потерять себя. И за тысячу лет, помниться, много-много раз я был почти-что на грани. Но что-то было не так: система не сработала со мной столь удачно. Когда снаружи не была моя вахта, и я спускался в свой стеклянный шар спать, я видел свой старый килт, свой старый меч, и сознание моё, притуплённое за день, возвращалось ко мне, даря сны про перие волынки и смех храбрых воинов Шотландии. У многих были вещи: одежда, которую они носили, или какие-либо случайные предметы, что они держали в руках. Однако, спустя время, когда Программа пожирала их рассудок, они сами выбрасывали их. А если не выбрасывали, то забывали о них навсегда. Я не забыл. Я не выбросил. Я остался собой.

Столетия смешались со столетиями, слепились в огромную кашу, а я всё обслуживал Игру. Тоска и жалость к людям внизу накатывались на меня перед сном, я не мог найти себе места, но ничего не предпринимал. И вот, неожиданно, весь Зал Игр сотрясла весть: люди Земли, «персонажи» их прекрасной игры, запустили в космос Спутник, сбивший несколько стеклянных пирамид! Хозяин был в бешенстве, Хозяин глухо рокотал, Хозяин приказал умерщвить персонажей, которые смогли выйти из-под контроля Программы, которые смогли переодолеть их сети, которые смогли одержать эту маленькую, но такую важную победу!

Тогда я решился. Я больше не мог сдерживать себя. Я устал. Я не мог допустить, чтобы эти люди приняли смерть. Я выбрался ночью в пустой Зал Игры – тогда, когда половина армии безволосых людей спала, а другая половина направлялась на Землю, вершить расправу. Я бежал вперёд, сам, без платформы, и мой меч был при мне: мы собирались дать нашим врагам последний бой!

Попав в Великий Зал, где пустовало кресло Хозяина, я размахнулся мечом, и разбил трон Хозяина вдребезги – разбил трон, сидя в котором, он силою своей мысли управлял Программой! Я сделал это, и когда грохочущий Хозяин со своею свитой прибыли на место моей расплаты, было уже слишком поздно что-либо предпринимать!...

Когда меня отыщут, пощады мне не будет. Смерть моя будет долгой и мучительной, но я знаю, она не будет напрасной. Прости меня за промедление, за столь ужасное промедление, мой неизветсный Друг, и прими мою горячую благодарность за прощение. Кричи во всё горло, Друг мой, кричи всем и каждому! Кричи: «Бегите, люди, боритесь с Программой!». Кричи, что я, разбивший трон Хозяина, передаю им это! Я вижу сквозь стеклянный пол, как от голубого шара отделяется, и летит к звёздам ракета со свободным от Программы человеком на борту. И я счастлив, клянусь, я счастлив.