Из природы зла

Отвергните от себя все грехи ваши, которыми согрешали вы, и сотворите себе новое сердце и новый дух (Иез. 17:31)

Прочь сомнения, зритель, ты в безопасности. В театре жестокости сегодня аншлаг.

***

Внезапно я почувствовал себя преступником. Безо всякой причины.

Я проснулся утром и ощутил всю тяжесть своего преступления, она придавила мне грудь. Я совершил? Или наоборот, не совершил что-то важное, чтобы избежать вины? Я почувствовал себя плохо, как от преступления.

Первым делом, скрепя сердце, я вошёл в социальные сети и проверил: нет, ничего предосудительного обо мне там не зарегистрировано. Где ещё искать подвох, я не знал. Выключил компьютер и бездумно засмотрелся на обои в комнате. Внезапно паника сковала меня: казалось, из каждой загогулины выцветшего рисунка взирало на меня осуждающее око. Находиться дома в одиночестве в таком состоянии было мучительно.

И я решил пойти на обострение – выйти на улицу. Случайные встречи со случайными прохожими, особенно ненарочные глаза в глаза, развеют моё тревожное состояние, или добьют окончательно.

Делаю ставку на то, что я буду жить – песенка ещё не спета, а рука с жертвенным ножом хотя и занесена надо мной, но будет остановлена, – и выхожу на улицу...

Кутаюсь в тёплое не по погоде пальто, мне холодно. Боюсь смотреть прохожим в лица, но заставляю себя – делаю это украдкой.

Я сталкиваюсь только с плохими людьми, с настоящими негодяями: убийцами, грабителями, насильниками и совратителями, лжесвидетелями, бессердечными ростовщиками и равнодушными молчаливыми их пособниками. Я чувствую, как все эти люди пронизаны злом. Они, перехватывая мой взгляд, тут же в ужасе отводят свой, словно я настолько противен им своим преступлением.

Так, быстрым шагом, словно куда-то спешу, я гуляю, примерно, полчаса. Погода под стать моему состоянию тревожная – порывистый ветер и промозглая морось. Вскоре я замечаю, что прохожие начинают как будто выжигать меня взглядом. Они все смотрят на меня с осуждением, судят прямо на месте, хотя избегают смотреть в глаза, – ещё бы! – ведь моё преступление ужасно!

Я перехожу на бег. Нужно скрыться от этих взглядов, иначе я сгорю изнутри! Господи, но в чём же моя вина? Несомненно, она безгранична!

Я Каин – я понял! И моя вина безгранична! Я виновен во всех преступлениях мира, я положил им начало. Господи, прости меня! Но Господь смотрит с отвращением и говорит: «Делайте с ним, что хотите, это больше не моё дело».

А я же знал, чуял сердцем, что не смогу перебороть себя, свою преступную натуру! Почему я не пошёл в «Природу зла» раньше? Я бы мог избежать греха, если бы совершил его под контролем специалистов. Может быть, ещё не поздно?

Отдышавшись в переулке и кое-как успокоившись, я принимаю решение пойти туда. Вдруг мне ещё можно помочь?

В приёмной филиала «Природы зла» несколько коротких очередей к регистрационным окнам. Люди пялятся себе под ноги, все чувствуют себя немножко виновными (или скорее, пред-чувствуют?). От этого чуть легче. Но их спины, плечи, шляпы, капюшоны, их ауры – излучают ещё не совершённые и уже забытые преступления, от этого тоже трудно дышать. Нет, я не пуританин, не ортодоксальный моралист, но – трудно здесь дышать, словно воздух грязный.

Представительный мужчина на вид лет сорока, говорит менеджеру следующее: «Я хочу изнасиловать и разорвать на части своих детей». Я помню этого гражданина, мы с ним когда-то виделись по работе, я составлял для него этическую карту.

Молодая женщина слева от меня заказывает убийство своей матери медленным ядом с продолжительной агонией. И эта гражданка мне знакома, но не помню, откуда.

Меня начинает мутить среди всех этих безгрешных людей. Неожиданная злость на то, что они невиновны, охватывает меня!

Я достаю топорик для мяса, который зачем-то прихватил, выходя из дома, и бросаюсь на женщину в очереди слева от меня.

Охранники сработали быстрее. Всё моё тело скручивает электрический разряд высокого напряжения, но недостаточной силы, чтобы убить. Жаль. Мне бы сейчас это показалось лучшим вариантом.

Я прихожу в себя в просторном помещении с высоким потолком. Широкое пятно света освещает только часть помещения, его границы спрятаны завесой тьмы. В освещённой зоне я пристёгнут к «позорному столбу», а передо мной несколько человек. Один из них – полицейский, его я узнаю по форме. Второй, наверно, психолог – больно доброжелательная у него морда, хотя он и кривит её от отвращения. Третий с глубокими не по возрасту мимическими морщинами и поджатыми губами, суровый вид и печать заострённого внимания на лице. Его функцию я не распознал, но тип неприятный, смотрит на меня презрительно, как на обречённого. Что же такого ужасного я совершил?!

– Как долго вы не посещали очистительный сервис «Природы зла»? – спрашивает меня елейная морда.

– Никогда, – отвечаю я.

– Почему? – спрашивает елейная морда. – Вы состоите в какой-нибудь секте, которая запрещает пользоваться подобными сервисами?

– Нет, – отвечаю я. – Я нерелигиозен. Более того я сам служащий корпорации.

– Вы совершали преступления вне «Природы зла»? – вставляет полицейский.

– Нет... – говорю. Потом медлю, задумавшись, и поясняю: – Я не помню, чтобы я совершал что-нибудь противозаконное, хотя, возможно – что-нибудь морально предосудительное, общественно порицаемое…

– Вы отщепенец? – мент демонстративно заглядывает в свой планшет.

– Нет, мой гражданский рейтинг в допустимых пределах, в соцсетях нет нарушений.

Потом мой голос срывается, и я начинаю лепетать сбивчиво, словно, оправдываясь:

– Я же говорю, я служащий, у меня есть работа, я служу Общему Делу...

– Но вы же виновны! – нервно взвизгивает внимательный тип с морщинами. Похоже, это судья, у них глаз на такое намётан.

– Вы же сочитесь виной, как кусок свежеразделанного мяса кровью! – брызжет слюной судья.

– Да, это правда… – признаю я. – Сегодня я почувствовал себя плохо…

– Наверное, очень плохо, – скалится чёртов полицай.

Меня тошнит и вместо ответа я блюю на себя. Голова моя пристёгнута, и я не могу хоть немного отвернуться, чтобы не испачкаться. Всё моё тело крепко пристёгнуто к «позорному столбу». Теперь, в блевотине, я выгляжу ещё более жалко и ничтожно. Господи, лучше бы они убили меня прямо сейчас!

– Страх перед грехом сам создаёт грех, – цитирует Кьеркегора седой краснолицый мужчина в чёрном облачении, плавно выплывая из тьмы на свет. Священник. Бархатистый голос, пухлые губы и бесцветные выпученные глаза.

«Господи, ещё священника не хватало! – думаю я. – Они выжмут меня до капли!»

– В преддверии становления Богочеловечества мы не можем позволить себе роскошь грешить, – наставительно говорит священник. В его глазах я вижу отражение своего разврата и сладострастия. Он явно вовлекает меня в теологический спор, хотя это и незаконно. Он получает садистическое наслаждение вне сервиса «Природы зла», а значит, память о неправедном удовольствии сохранится!

– Вы нарушаете, святой отец… – начинаю я через силу, потому что уличать кого-то, тем более священника, когда сам безгранично виновен, очень трудно. Полицай подходит и бьёт меня в живот. Я задыхаюсь и не могу проронить больше ни слова. Но понимаю, что они все за одно: грешат нелегально, без смывки памяти, и покрывают друг друга, пользуясь своим положением.

– Вы подвергаете саботажу всечеловеческий проект. Ставите под удар благополучие общества, – продолжает священник, подходя ко мне.

«Как же! – думаю я со злостью. – А вы тут все безгрешные законники!»

Красное лицо священника становится почти фиолетовым от напряжения, и он, – уже не в силах сдерживаться, – смачно блюёт сплошным потоком. Почти всё попадает на меня. Следом за ним так же делает полицейский. Вонь дикая, на секунду я даже отвлекаюсь от пугающей мысли, что я преступник.

– Почему вы не обращались в «Природу зла»? – пользуясь паузой, меняет направление разговора елейный психолог.

– Потому что… – пытаясь перестать тошнить, говорю я, – что зло всё равно совершается… Там... в альтернативных версиях, созданных ради прихоти... страдают, умирают, испытывая боль и страх... горечь... живые... люди.

– Прихоти! – восклицает возмущённый судья. – Смирение и мужество, достойное мучеников – не так ли, святой отец? – признать и разделить духовные терзания страстей, которые присущи нам как наш крест, как наше горькое испытание, вы называете прихотью? Да как вы смеете!

Судья не выдерживает моей крамолы, или собственного пафоса и его тоже обильно тошнит мне в лицо.

– Альтернативные версии... хм. Интересная версия... – довольный своим каламбуром психолог поглаживает подбородок, и я делаю вывод, что он собирается мне врать.

– Вы считаете их реальными?

– А разве это не так? – отвечаю я.

– Но они не существуют сами по себе. Закон запрещает вторгаться в независимые континуумы. Миры, открытые для очистительных путешествий, существуют только, пока длится путешествие. Потом мы закрываем их. Навсегда. Полностью.

– Уничтожаете, – позволяю я себе этически некорректное замечание. Уж я-то знаю, что такое «этически некорректное», но из последних сил пытаюсь дерзить, мне хочется, чтобы и эту елейную морду стошнило.

– Можно и так сказать, – как ни в чём не бывало проглатывает мою дерзость психолог. Очевидно, он тут самый крепкий орешек из всех.

– Но и что с того? – продолжает он. – В бесконечном мультиверсе существуют мириады таких же веток, в которые мы не вторгаемся и не имеем к ним никакого отношения, но там происходит точно такое же зло. Настоящее, заметьте, зло, которое имеет последствия и историческое продолжение, копируя и множа себя фрактально, наращивая массу греха. Ветки, созданные нами, по сути копии – мнимая реальность, которой почти не существует.

– Но ведь они существуют! Хоть краткий ничтожный миг, они реальны для клиентов сервиса и их жертв там... Там происходит то, что здесь признано недопустимым! Зло всё равно есть и сидит в нас...

– Но это неизбежное зло, не так ли? Им пронизана вся история создания Бога. Печальная вереница преступлений и их жертв – из них когда-то складывалась и наша история, прежде чем появилась надежда. «Природа зла» объединила общество вокруг священного Общего Дела. Путь к свету всегда начинается из тьмы. Можем ли мы изменить это, изменить своё естество? В наших ли это силах? – задаёт мне коварные вопросы-ловушки психолог.

Он отрезает скальпелем свои веки и накладывает их на мои глаза. Я начинаю чувствовать, что моя точка зрения несостоятельна, а аргументы, сколь бы изощрённые доводы я не нашёл, не тяжелее царства Валтасара, уже узревшего приговор на стене и топящего в вине свои мелкие страхи. Я приготовился к краху.

– Догмат Общего Дела, Дела, ради которого живёт всё вразумлённое общество, гласит, что все мы едины в Боге, а значит, каждый преступен. Каждый совершает зло, которое когда-либо было совершено. Вы признаёте это? – утерев рвоту с пухлых губ, строго спрашивает священник.

– Да, – шепчу я.

– Тогда получается, что Я грешен. Я ответственен за всё зло, которым полно прошлое, настоящее и будущее человечества, – вкрадчиво шепчет Бог, выползая у меня из-за плеча. И в этот момент я хочу взвыть так, чтобы разлететься на субатомные частицы, лишь бы не ощущать на себе Его осуждающего взора.

– И мы решили создать невиновного Бога, – сурово говорит судья.

– Всё зло мы оставим в параллельных вселенных, – говорит священник и раздевается.

– Когда создадим Бога, мы не будем помнить про зло. Он не будет помнить про зло, – говорит полицейский и стреляется из табельного оружия.

– Или ты предпочёл бы меня убить – своего Творца? – ехидно интересуется Бог.

В этот момент фиксационные ремни, удерживающие меня у «позорного столба», отстёгиваются, а в моих руках оказывается топорик для мяса, который я взял из дома утром.

Первым я убиваю священника, который сладострастно мастурбировал. Вторым – судью, который насупил брови и оброс бородавками. Третьим – психолога. Он молил о пощаде с дежурной доверительной улыбкой на лице, и мне было особенно противно его убивать. Потом я наотмашь отсекаю голову Богу. Но зло ещё беснуется во мне, поэтому я подхожу к телу застрелившегося полицая и долго и яростно разделываю труп…

Что они мне ввели, сволочи? Они выжимают меня, как губку! Они доят меня! Внезапно я понимаю, что нахожусь в сервисе. Я путешественник. Это моё очищение. Чёртова «Природа зла», я попался на их удочку!

Моё возмущение сменяется страстью и предвкушением удовольствия. Я отпускаю себя полностью, свои страхи и сомнения и – оказываюсь на бойне. Кругом всё заляпано кровью. Застарелые бурые и свежие алые потёки и пятна. Женщины и мужчины, старики и дети – связанные на ленте конвейера. Их туши ползут ко мне. Не слишком медленно, но и не слишком быстро, чтобы процесс не утратил красок и оттенков из-за спешки. Вся прелесть в оттенках, нюансах чувств. Я возвышаюсь над конвейером и связанными людьми – технотронный монстр из кошмарного сна в мире, где такой сон может быть реальным. У меня огромные клыки как циркулярные пилы. Вместо ногтей у меня крючья…

На самом деле, убивать сильных взрослых мужчин ничуть не менее весело, чем женщин и детей. Им больно точно так же. А всё остальное – домыслы о социально-биологической значимости тех или иных. Но какая разница, если всё почти виртуально? Мне не нужно сейчас об этом думать, моё дело – моё счастье – кромсать.

До меня доносятся голоса:

– Этот – настоящий боров, вон с него сколько натекло…

– Сколько же он зла накопил…

– А скольких он прикончил?

– Он даже Бога прикончил!

– Ценный материал, эксклюзивный…

– Но Бога же – противозаконно…

– Зато и дорого! Для особых клиентов…

Я открываю глаза. Пахнет новыми простынями и солнцем. Дневной свет заливает палату, я лежу в удобной кровати. Мне подают свежий томатный сок. Белоснежный доктор склоняется надо мной:

– Ты как, парень?

– Великолепно! – отвечаю я бодро.

– Чувство вины мучает за что-нибудь? Ну, какой-нибудь дискомфорт душевный есть?

– Не-а! – отвечаю я.

– Тогда выписываемся, и на работу с чистой совестью? Строить Общее Дело! – подмигивает мне врач. – А вы, кстати, кем служите?

– Я специалист по этике, – отвечаю. Доктор озорно подмигивает мне:

– Профдеформация, значит. Ну ничего, бывает. Всех на ноги поставим. Однажды – даже покойников!

Доктор благодушно улыбается.

Когда я вышел на улицу, я задохнулся от восторга жизни. Господи, как хорошо, как нежно светит солнышко в безоблачном небе! Держись, Господи, скоро мы грядём к тебе, и ты настанешь, сущий как мы!

Бог благодушно улыбается и корректирует небо так, что оно становится ещё нежнее, ещё лучезарнее.

Ребята из «Природы зла» – молодцы. Как тонко они поправили моё душевное здоровье, что я даже этого не заметил!

***

Месяц после исцеления прошёл, чувствую себя отлично. Днём сижу в конторе и сочиняю «отмазки» для крутых воротил и депрессивных социопатов среднего эшелона, чтобы они могли продолжать свои делишки и выполнять функции без страха и упрёка.

Мир большой, и не всем в нём везёт одинаково. Те, кому повезло, должны смело и безоглядно шагать в будущее. Шагать в будущее семимильными шагами, чтобы осуществлять его. Догмат Общего Дела. Богочеловечество. Из них, из этих людей, из их ценностей и устремлений, полоти и крови их духа, будет однажды соткан воплощённый Господь. Не виртуальные модели, а сам предвечный сущий оригинал. Поэтому можно сказать, что я сочиняю «отмазки» для Бога. Он будет таким, каким будет цвет общества к Нему пришедшего. Но пути к Господу неисповедимы и запутаны. Они завязаны многомерными узлами в безвыходный этический лабиринт. Работа таких как я – находить, прорубать в нём проходы, морально непротиворечивые тропинки и магистрали. Я инженер этической топологии. Нас миллионы, и мы трудимся усердно, не оставляя без внимания ни одну мелочь, ни одну слезинку ребёнка или взрослого закалённого гражданина. Если вам плохо, если вам больно, мы объясним вам, почему так должно быть.

Вечерами я посещаю театр жестокости. Отдел очистительного сервиса «Природы зла» откачивает самые впечатляющие фрагменты параллельных путешествий, а театральный цех монтирует из них замечательные зрелища, от которых захватывает дух и наступает священный катарсис, врачующий душу. Там всё настолько реально и жутко, что временами одолевают сомнения: насколько это реально? Не постановка ли это всё? Неужели обычные граждане на такое способны? Вот это фантазия, вот это страсть! Может ли существовать столько бесчисленных миров, где подобные вещи могут происходить? И если это так, то эти миры уж точно сущий ад. Что же тогда получается – что в мультиверсе царит в основном ад? Но – прочь, прочь сомнения!

Конечно, наш универсум тоже не идеален, в нём хватает страданий и несправедливости. Но у нас есть священная цель. Мы выправляем несправедливость. Я занимаюсь этим целыми днями в этическом бюро «Природы зла».

***

Сегодня в театре жестокости аншлаг. Премьера нового зрелища. На сцене сжигают людей. Они вопят и корчатся. Всё по-настоящему. Пламя перекидывается на зрительный зал. Паника и ужас в театре. Но мы отсекаем грани зла. Мы в безопасности.

Насилие над актёрами и насилие над зрителем. Нелегко, бывает, на это смотреть и неизменно сладко. Но отринь сомнения, зритель, ты в безопасности! Сопереживай и участвуй.

– Человек становится виновным в страхе не перед тем, что он виновен, но перед тем, что его считают виновным, – говорит мне, ухмыляясь, какой-то панк на выходе из театра. Это слова Кьеркегора, я узнаю их, я же спец по этике!

Панк одет не по погоде тепло. По виду – настоящий маргинал, осознанный отщепенец, игнорирующий принципы и цели Общего Дела. Я хочу ему ответить что-нибудь гневное, но меня начинает подташнивать и знобить. А он достаёт ржавый топор из-под пальто.

– Вторую неделю я чувствую себя выродком, преступником, каких свет не видывал! – говорит он. – Я сгораю от стыда, и теперь хочу знать, за что!

Почему-то когда он разбивает мне голову, я чувствую радость узнавания, затмившую страх. «Да он же в сервисе!» – осеняет меня догадкой. И хотя я понимаю, что через мгновенье эта моя ветка реальности прервётся навсегда, и меня живого, чувствующего, настоящего, – какой я есть здесь и сейчас, – не станет буквально, как и всего мира, в реальность которого я верил, – мне хочется обнять незнакомого убийцу и воскликнуть: «Брат мой, брат мой, ты тоже здесь!»